Интерес к истории революционного движения во Франции у нас всегда был очень велик, но он, в силу многих причин, о которых распространиться здесь не место, был направлен почти исключительно на изучение великого социального кризиса конца XVIII века. Благодаря этому мы располагаем наиболее обширной — после французской — оригинальной и переводной, научной и популярной литературой этого вопроса. Известно, что даже во Франции очень ценят «русскую школу» историков В. Французской Революции. Гораздо меньше повезло у нас истории другого событии величайшего значения — Парижской Коммуне 1871 г. Если судить по обилию появившихся после Октября трудов в этой области, то и с этим дело обстоит как будто вполне благополучно. Каждый год, особенно к 18 марта, появляется несколько новых книг, брошюр, статей, посвященных пролетарской революции 1871 г. Однако говорить на этом основании об успехах научною изучения Коммуны у нас совершенно не приходится. За очень редкими исключениями, это — пересказ, более или менее удачный, одних и тех же фактов, без привлечения новых материалов, без критического отношения к давно установленным взглядам. Авторы таких работ, впрочем, и не ставят себе других целей, помимо популяризаторских — вещь очень серьезная и нужная для широкого распространения знакомства с Коммуной, но ни на шаг не подвигающая нас в разрешении множества еще невыясненных вопросов. Даже работа Лукина, серьезно задуманная и хорошо выполненная, не дает в этом отношении картины деятельности Коммуны, окончательно установленной, так как она опирается нa слишком неполный материал. Исторический синтез столь сложного и широкого революционного движения каким была Коммуна, требует еще долгой и тщательной подготовительной работы, наподобие излюбленных немцами Forschungen, с привлечением, сопоставлением и критическим анализом всех доступных источников. Необходима также исчерпывающая научная библиография вопроса, которую французам, конечно, гораздо легче выполнить, чем нам, но которую, на первых порах, мог бы заменить просто сводный каталог всех источников по 1871 году, хранящихся в различных библиотеках нашего Союза. Почин в этом деле должен принадлежать Институту Маркса и Энгельса, располагающему, к слову сказать, наиболее полным собранием материалов по истории Коммуны в пределах СССР.
За границей, особенно во Франции, для научной разработки истории Коммуны имеются несравненно более широкие возможности. Однако и там до последнего времени почти ничего не делалось в этом направлении. Позднейший обширный труд Эдмонда Лепелетье (Histoire de la Commune de 1871 t. I-III. 1911-13) имеет очень невысокую научную ценность, хотя и дает наиболее детальный из существующих рассказов о событиях 1871 г.
Судьба интересующего нас вопроса в зап.-европейской исторической литературе, вообще говоря, чрезвычайно любопытна. После поражения парижского пролетариата, книжный рынок был буквально наводнен «литературой» о Коммуне, в подавляющем большинстве случаев архи-реакционного и буржуазного происхождения. Известно, что в Национальной Библиотеке, главным образом, от того времени, сохранилось до десяти тысяч названий, относящихся к истории Коммуны. Цена почти всей этой литературе, в которой восторжествовавшая буржуазия обливала грязью и кровью побежденного врага, достаточно хорошо известна. Но затем этот поток внезапно прекращается и наступает долгое молчание, прерванное только выходом книги Дюбрейля в известной серии Жореса. Те же статьи, нередко высоко интересные, которые помещались в «Humanité» и других рабочих органах, даже и не претендуют на научность. Элемент личных воспоминаний и переживании играет в них преобладающую роль и, в соответствии с публицистическими и агитационными целями, которые ставили себе их авторы, строгие методы исторического анализа здесь совершенно не применялись.
Не менее любопытна и судьба оставленных павшей Коммуной документов, без которых oeuvre definitive по ее истории никогда не станет возможным. Мы знаем, что в Архиве Военного Министерства в Париже хранятся исключительно ценные материалы, которые могли бы пролить свет на ряд еще невыясненных моментов в жизни революционного Парижа, но они до сих пор ревниво оберегаются от взоров «посторонней» публики. Согласно существующему во Франции общему правилу, архивы официальных учреждений становятся доступны историкам по истечении пятидесятилетней давности. Но на бумаги Коммуны общие правила, по вполне понятной причине, не распространяются, и на них доныне лежит своеобразное табу. Правда, для одного, «своего» человека, сделано было исключение из общего правила, и именно тогда, когда эти бумаги принадлежали не архиву, а были еще куском живой и трагической действительности: в 1871 г. к их разработке был допущен Dauban, и о том, что он сделал с этим высокоценным материалом, свидетельствует его книга «Le Fond de la Société sous la Commune, dêcrit d'après les documents constituent les archives de la justice militaire. Paris, 1873». Тенденциозность подбора материала и его освещения, нарушение самых элементарных правил исторической благопристойности и воспроизведении документов обнаруживаются здесь настолько откровенно, насколько этого можно было ожидать от реакционного историка, поставившего своей задачей изобразить деятелей Коммуны отребьями человеческого рода. Кусочки писем, выхваченные из контекста, апокрифические приказы, найденные в карманах убитых «коммуналистов», чередуются здесь с очень важными документами. В таком же духе и все издания документов, вышедшие в 1871 и последующих годах1).
Помимо архива Военного Министерства, ценнейшие материалы хранятся также в Исторической Библиотеке г. Парижа (Bibliothèque de l'Institut d'histoire de Geographic et d'Economie de la ville de Paris). В 1894 г. она обогатилась документом первостепенной важности — тремя тетрадями подлинных протоколов Парижской Коммуны. Любопытная история этого документа сообщена была недавно архивистом Национального Архива Жоржем Бурженом.
В течение почти всего времени функционирования Коммуны, ее секретариат находился в ведении Амуру, рабочего, шляпочника по профессии, одного из самых молодых и популярных революционных деятелей. Неутомимый и добросовестный работник, Амуру поставил секретариат образцово, выполняя одновременно функции секретаря, делопроизводителя и архивариуса Коммуны. Уже в середине мая, в связи с сильными трениями между Центральным Комитетом и Коммуной, Амуру решил перенести архив последней в место более безопасное, чем городская Ратуша. Однако, 20 в город неожиданно проникают версальцы, и он отправляется на передовые позиции, не успев сделать никаких распоряжений о бумагах секретариата. 22 мая один из его друзей, служащий Коммуны, Mayer пользуясь правом доступа в секретариат, пробрался туда и унес с собой ряд бумаг, показавшихся ему наиболее ценными. Эти бумаги он хранил у себя до возвращения Амуру из ссылки, когда, по соглашению с последним, он передал Исторической Библиотеке протоколы Коммуны. Остальные же документы поступили туда через его сына уже в 1911 г.
Мы имеем теперь первый том этих протоколов, приготовленный к печати Бурженом и Анрио и изданный упомянутой Библиотекой Историко-ГеографоЭкономического Института г. Парижа в 1924 г.
Таким образом, тридцать лет лежал этот важнейший исторический памятник в архивах Библиотеки, прежде чем он поступил в научный оборот, — замечательный факт, свидетельствующий о своеобразном «заговоре молчания» буржуазной исторической науки по отношению к героическому прошлому французского пролетариата.
С выходом первого тома «Протоколов», этот заговор молчания теперь нарушен, при чем сам издатель памятника, Буржен, поспешил об'яснить на страницах Revue historigue CL septembre-octobre 1925 г. почему в настоящий момент можно снять запрет с истории Коммуны. «Кажется, — пишет он, — уже настало время приложить к истории Коммуны 1871 г. критические методы, применяемые к истории других великих революционных периодов французского прошлого. Истек уже достаточный срок, который, сглаживая, а подчас и совсем стирая личные воспоминания, позволяет зато обозревать движение в его целом, действия — в массе, и дает возможность наследникам, менее заботящимся, чем отцы, об известном благоразумии, об известных предосторожностях, публиковать документы, полезные для познания полной и об'ективной истины».
Итак, в течение пятидесяти слишком лет «познание полной и об'ективной истины» о пролетарской революции для исторической науки не являлось необходимостью, потому что раскрытие такой истины было бы неосторожностью и неблагоразумием... Будем благодарны автору за его ценное признание, так хорошо иллюстрирующее классовый характер современной исторической науки...
Нужно отдать справедливость Буржену и его ученому сотруднику: хотя и с маленьким опозданием, они сами для выяснения этой об'ективной истины сделали очень много. Они отнеслись к предпринятой ими работе с исключительной заботливостью и издали протоколы Коммуны — это было отмечено уже Оларом2) — так, как если бы речь шла не о памятнике недавнего прошлого, а о какой-нибудь античной или средневековой рукописи.
Согласно требованиям строгого научного издания, они дают в обстоятельном введении тщательное описание рукописи, знакомят нас с условиями ее возникновения и с ее судьбою после гибели Коммуны. Не довольствуясь изданием оригинального текста, они дополняют его и сопоставляют с другими вариантами протоколов, известными из печатных источников. Вслед за протоколом каждого заседания, они помещают: 1) «Акты» Коммуны, т.-е. декреты, постановления и резолюции, выносившиеся на этих заседаниях, и 2) «Приложения», в которых нашли себе место всякого рода документы, поступавшие в Коммуну и служившие материалом для обсуждений, основаниями для постановлении и т. п. Они снабдили, наконец, текст безукоризненно сделанными примечаниями, позволяющими историку ориентироваться среди множества фактов, вещей и лиц, прямо или косвенно упоминаемых в протоколах. Ценность этой работы увеличивается еще благодаря тому, что издатели нигде не воспользовались случаем навязать свою точку зрения, дать какую-нибудь оценку или одностороннее освещение того или иного вопроса. Иx примечания — это реальный комментарий и ничего больше.
В первом вышедшем томе даются протоколы только за период 28 марта—30 апреля. Но именно этот период является наиболее существенным, и вот по какой причине.
Вопрос о публичности заседаний Коммуны был сразу решен в отрицательном смысле. «Коммуна, заявил на одном заседании Паскаль Груссе, не парламент, а военный совет». Но в вопросе об отчетности мнения сильно расходились. Публикация отчетов о прениях в Коммуне казалась многим, особенно якобинско-бланкистскому большинству, довольно рискованным шагом; ведь это значило бы посвящать всех в интимную жизнь, во внутренние нелады в Коммуне. Однако, когда оказалось, что в одном из органов буржуазной враждебном прессы — Paris Journal — начали печататься ежедневно подробные протоколы Коммуны, при чем источник этой нескромной информации не удавалось обнаружить, а также в связи с несколько поздно сознанной необходимостью установить более тесную связь с парижским населением, путем широкого оповещения его обо всех дебатах, — было решено составлять на основании протоколов детальные отчеты каждого заседания и публиковать их в Journal Officiel de la République Française. Но это решение было вынесено 11 марта, и, следовательно, официальные отчеты мы имеем лишь с 15 марта. Издание Буржена и Анрио теперь восполняет образовавшийся таким образом пробел. С другой стороны, между публиковавшимися отчетами и протоколами существуют иногда значительные расхождения, которые делают необходимым их сопоставление. Мы упоминали уже, что эта работа чрезвычайно облегчена издателями «Протоколов».
Таково это во всех отношениях замечательное издание, кладущее прочное основание научной разработке истории Парижской Коммуны и могущее послужить образцом для издания любых первоклассных исторических памятников.
Начало такой научной разработке, основанной на строго проверенных текстах и на анализе всего доступного материала, положено тем же Бурженом в его статье «La Commune de Paris, et le Comité Central», помещенной в октябрьской книжке Revue historique. Автор ставит себе узкую задачу выяснения тех фактов, на которых может базироваться то или иное представление, та или иная оценка деятельности Центрального Комитета Национальной Гвардии. В самую оценку он не входит, выводов по существу не делает; он только подвергает как бы перекрестному допросу различные источники, и, путем тщательной критической проверки данных, устанавливает фактическое содержание деятельности Комитета и других связанных с ним организации. Он дает сначала историю возникновения Ц. К. 20 округов, строго разграничивая его деятельность от деятельности Ц. К. Нац. гвардии, выясняет, когда и при каких условиях появляется последний, знакомит с теми распоряжениями и воззваниями, которые действительно oт него исходили. На ряду с материалом, давно известным, Буржон опирается в своем изложении и на документы, которые доныне не опубликованы и которые иногда в состоянии изменить все наше представление о действиях Ц. К. Нац. гвардии. Так, напр., многие историки склонны были отрицать за Ц. К. сколько-нибудь заметную роль в решающий день 18 марта. Указывали, — и как будто не без оснований, — что парижский пролетариат действовал в этот день без всякого руководства, что только ночью, когда выяснилось бегство правительства и отказ его от защиты Ратуши, последняя была занята Ц. Комитетом, внезапно всплывшим на поверхность, в то время, как в течение всего дня он не подавал и признаков жизни. Этот взгляд был выдвинут, между прочим, еще некоторыми из современников и участников революции 1871 г., особенно представителями анархистски настроенной мелкобуржуазной радикальной интеллигенции (Флуранс, Вермерш). Так вот, один коротенький документ, приводимый Бурженом, совершенно разбивает такое представление. «Приказываем, гласит этот документ, незанятым (disponible) батальонам 17 округа немедленно спуститься к Париж и захватить Вандомскую площадь (т.-е. генеральный штаб Парижского военного округа), действуя в контакте с незанятыми батальонами 18 округа. По уполномочию Ц. К., Гролар, Фабр, Руссо. 18 марта 1871 г. 2½ часа».
Итак, не может быть речи о «самопроизвольном захвате народом» власти: Ц. К. действовал, распоряжался революционными военными силами, руководил операцией захвата Парижа вооруженным пролетариатом 17 и 18 округов.
Мы ограничимся уже сказанным в нашей попытке ознакомить русского читателя с интересной статьей Буржена. Любопытная деталь: автор отмечает наличие черт несомненного сходства между руководящими органами Парижской Нац. Гвардии 1871 г. и нашими, а также германскими советами солдатских депутатов. Эта мысль кажется ему настолько плодотворной, что он обещает развить ее в специальной статье. Здесь же он, как было указано, избегает всяких преждевременных выводов. Его статья — это черновая работа, очистка места для возведения стройного здания научной истории Парижской Коммуны 1871 г.
Будем надеяться, что путь, намеченный французским историком для изучения великой пролетарской революции 1871 г., будет расширен усилиями советской исторической науки.
О. Л. Вайнштейн
1) Livre noire de la Commune de Paris, Bruxelles, 1871. — Documents pour servir â l'histoire de la Commune (Anon) 1871 — Pièces justificatives de l'Enquete Parlementaire sur l'insurrection de dix-huit Mars, 1872, и др. (назад)
2) См. его рецензию в Revue historique de la Révolution Française. Neuv. Serie. № 27 (1925). (назад)