"Историк Марксист", №2, 1926 год, стр. 84-114
25 июня 1916 года русским царским правительством был подписан указ о наборе населения окраин, до сих пор не служившего в армии, в ocoбыe тыловые дружины для окопных и других работ в помощь действующей армии. По одному Туркестану предполагалось набрать до 200 тыс. человек молодежи из коренного населения. В начале июля 1916 года этот указ был опубликован всеми местными властями. В ответ на него население Туркестана и Степного Края ответило единодушным и бурным протестом. Местами движение проявилось в форме демонстраций, подачи заявлений об отмене набора, об его отстрочке и т. д. Но в ряде районов оно вылилось в стычки с полицией, с войсками, в выступления против сельских властей и, наконец, в вооруженные выступления против полиции и воинских отрядов, в нападения на железную дорогу, телеграф, почту и другие правительственные учреждения. В других местах движение вылилось в форму нападения на поселки русских переселенцев, которые громились и сжигались, население убивалось или уводилось в плен в качестве заложников.
Это крупнейшее из массовых выступлений в Средней Азии охватило район от Красноводска до Бийского уезда, т.-е. нынешние Туркменистан, Узбекистан, Казакстан и часть Сибири.
Отклики движения наблюдались среди калмыков Астраханской губ. и среди отдельных народностей Сев. Кавказа.
Наиболее острые формы движение приняло в сельских местностях, и его ликвидация затянулась до февральской революции 1917 года.
Такова общая картина событий. Почему мы останавливаем на них внимание читателя, какой урок мы считаем возможным извлечь из их изучения?
Прежде всего, мы считаем необходимым подвергнуть критическому разбору некоторые взгляды ряда авторов, исследовавших вопрос о восстании в Средней Азии в 1916 году. Эта критика поможет также установить и социальную значимость данного исторического явления.
Начнем с разбора статей Г. И. Бройдо 1) и Т. Рыскулова в № 6 «Нового Востока» за 1924 год. В этих статьях авторы держатся того мнения, что восстание туземного населения было спровоцировано представителями царского правительства в целях физического уничтожения «туземцев» и захвата земель в пользу переселенцев русских и казаков. Эту же мысль подчеркивает Т. Рыскулов и в позднейшей своей работе «Восстание Туземцев Туркестана в 1916 году», вышедшей в 1926 г. 2). Кроме того, Рыскулов в статье 1924 г. указывал еще, что восстание было спровоцировано царизмом для того, «чтобы на основе подавления захватить еще большие земельные площади» в приграничных районах и с них начать продвижение в Персию, Афганистан и Китай.
Так ли это? Нам кажется, что оба почтенных знатока истории Средней Азии в данном вопросе ошибаются.
Начнем с теории «провокации». Какова была общая обстановка в метрополии и можно ли было царскому правительству в условиях военной разрухи и назревающей революции продолжать свою политику сгона коренного населения с лучших земель в пользу переселенцев-крестьян, в интересах русских помещиков, как об этом заявляет Г. И. Бройдо?
Mы должны определенно заявить, что положение дел в метрополии было таково, что правительство Николая II не могло и думать о такой «провокации». Статистика переселения в годы войны указывает, что оно в этот период времени совершенно сошло на-нет. Каждая пара рабочих рук в метрополии была на учете, и за нее цеплялись и помещики, и фабриканты. К середине 1916 г. всякого рода хозяйственные, военные и политические кризисы в метрополии так осложнили всю политику правящих классов, что вызывать восстание в Ср. Азии для них было бы безумием. Противоположные утверждения Г. И. Бройдо и Т. Рыскулова упираются в ряд возражений: 1) в истории классовых катаклизм не было случаев подобных провокаций в колониях в период военного разгрома и полнейшего хозяйственного и политического развала метрополий, 2) против восстания были «ситцевые империалисты» с московской биржи, требовавшие скорейших мер к обеспечению нормального хода жизни в хлопковых районах, так как Туркестан в то время являлся единственным поставщиком хлопка. Разрушение хлопкового хозяйства вело к раздеванию и без того плохо одетой армии, 3) помещики в поисках за рабочими руками выписывали «желтых» рабочих из Китая, Монголии, требовали обеспечения за ними военнопленных и беженцев... Они могли быть заинтересованы не в провокации восстания, а в выводе из Ср. Азии рабочих для их имений, но для этого были другие пути, чем провокация восстания; 4) восстание произошло не только в Киргизии с преобладающим скотоводческим хозяйством, где больше всего практиковались захваты земель, но и в оседлых земледельческих районах с высокими техническими культурами, где всякого poдa передвижка населения могла бы погубить эти культуры; 5) думать, что хорошо знающий Туркестан ген.-губ. Куропаткин не учтет этого обстоятельства, было бы такой же ошибкой, как предполагать, что Куропаткин не предвидел размаха восстания.
По вопросу о колониальных захватах в Афганистане, Персии и т. д., нам кажется, что Т. Рыскулов неправильно приписывает Куропаткину такого рода широкую завоевательскую политику. О захватах в Китае, Персии и пр. Kypoпаткин стал говорить не до, а после подавления восстания. Переброска войск в Туркестан была сравнительно невелика, так как заниматься в момент военного краха на глaвнoм фронте завоеваниями новых земель было бы такой же глупостью, как и провоцировать восстание.
Таким образом, на этом примере мы видим, как неправильно отвлекать внимание от «общих дел» в метрополии и не считаться с изменениями ее колониальной политики в связи с этими «общими делами».
Следует подчеркнуть еще один неправильный методологический уклон критикуемых авторов. При изучении такого исторического явления, как массовое движение, мы должны определенно ограничить его рамками времени и территории. Мы имеем далее право на некоторого рода статистический метод «наложения» для сравнений и сопоставлений с более или менее одновременными или однотипичными явлениями. Но мы должны быть крайне осторожны в перенесении выводов из небольшого числа фактов на все явления. Между тем, некоторые из авторов по истории восстания в Средней Азии в 1916 г. проделывали такую операцию. Выводы на основании наблюдаемых ими фактов в период упадка движения или его начала и в очень ограниченных территориально условиях они распространяли на всю страну, где хозяйственная, и социальная структура была совсем иная, чем в том месте, где наблюдение производилось. Такой способ анализа событий применен Г. И. Бройдо 3) и не может быть признан правильным. Отсюда в значительной мере проистекает и его ошибка в оценке движения, как провокации царского правительства. Наблюдая отдельные моменты расправы с мирными киргизами в Семиречье, Г. И. Бройдо, «ничтоже сумняшеся», заявил, что все восстание киргиз — «провокация».
При изучении массовых выступлений, кроме экономических и социальных, так сказать, причин и поводов движения, приходится учитывать и идеологические надстройки — организованность, сознательность в постановке целей, отражение этих явлений в программах, требованиях и т. д. К сожалению, с этой стороны восстание в 1916 г. в Средней Азии освещено слабее всего, и здесь необходима еще дальнейшая проработка архивов.
Попытка осветить восстание со стороны его «идеологии» сделана А. Миклашевским в его статье «Социальные движения 1916 г. в Туркестане» («Былое», № 27—28, 1924 г.). Но автор увлекся «идеологией», признав роль движущего и чуть ли не решающего фактора в движении за «панисламизмом», чего по существу не было. Не дав более или менее четкого анализа хозяйственных различий в отдельных районах Туркестана, А. Миклашевский не выявил особенностей движения по каждому из них. Затем им не разработан вопрос о методах проникновения и эксплоатации колоний той или иной формой «империалистического» капитала, не освещен вопрос о трансформации отсталых общественных форм в том же Туркестане в их историческом развитии под влиянием капиталистического воздействия со стороны метрополии. В результате работа А. Миклашевского нуждается в ряде коррективов.
В нашем дальнейшем изложении и освещении событий 1916 г. в Средней Азии мы решительно отвергаем выводы упомянутых авторов и, забегая несколько вперед, утверждаем, что в данном случае мы скорее всего имеем пример восстания колониальных народов против ига империалистов, восстания против той дани кровью, которую требовала русская буржуазия в Государственной Думе от народностей Средней Азии.
Мы считаем необходимым изучение этого движения именно под этим углом зрения. Это важно для изучения не только русского империализма. Это имеет прямое отношение к империализму и других стран. Нельзя забывать, что «колонизаторы» не только грабят население колоний, что эти колонии для них не только рынки cбыта товаров и рынки сырья, дешевой рабочей силы и пр. Этого им мало. Колонии для них, кроме того, являются поставщиками пушечного мяса.
Колониальные войска для империалистов — одно из средств обуздания колоний. Эти же войска употребляются ими и в таких случаях, как массовые бойни, вроде войны 1914—1918 г.г., ими же они «оккупируют» те или иные «зоны», эти же войска из туземцев колоний являются орудием империалистов для подавления классовой борьбы пролетариата и крестьянства. Проблема о колониальных армиях в руках империалистов еще ждет своего исследователя.
На примере событий 1916 г., когда в рядах русской армии уже были колониальные войска («дикая дивизия», «Текинский полк» и др.), мы видим, как реагируют мaccы колониальных народов на эти призывы дани кровью, как осторожно вынуждены были действовать империалистические хищники России в своeй погоне за «человеческим мясом».
В заседании от 13 декабря 1916 года русская буржуазия в лице прогрессистов, выдвинувших запрос о событиях в Туркестане, заявила: «Гос. Дума неоднократно указывала правительству на ненормальность того положения, при котором инородцы Средней Азии и Кавказа не несут воинской повинности... Государственная Дума требовала, чтобы в эту войну и инородцы, наравне со всеми гражданами русского государства, несли тяжелую и почетную повинность крови»... Гос. Дума выразила свое неудовольствие издыхающему царизму по поводу того, что он не справился с мобилизацией в Средней Азии даже в такой форме, как набор в тыловые дружины. Думские заправилы из «прогрессивного блока», однако, не учитывали сложности обстановки военного набора среди мусульманского населения, все симпатии которого были на стороне Турции, вся ненависть которого была сосредоточена на хищной своре эксплоататоров края. Начиная с переселенческих учреждений, отбиравших землю и у оседлых землевладельцев-киргиз, и у кочевников-скотоводов, и кончая целой системой кабальных отношений в хлопководном хозяйстве Ср. Азии, где росли нищета и разорение, с одной стороны, где вырастали богатейшие банки и конторы по скупке хлопка — с другой, — во всей обстановке разлагающихся родовых и феодальных отношений под воздействием торгового и финансового капитала царские власти считали возможным проводить «набор» лишь постепенно. Население, выступая против набора в тыловые дружины, прекрасно понимало, что это лишь первый шаг для мобилизации в боевые части. Конфликт и разгорелся именно на этой почве. Туземное население к нему было подготовлено, конечно, всей системой эксплоатации края. Набор же был тем трагическим моментом, когда восстание прорвалось огромным стихийным взрывом и выявило огромное напряжение ненависти угнетенных народов.
Все это должно быть учтено и взвешено. Подобные конфликты с угнетателями всегда возможны в тех или иных местах земного шара, особенно теперь, при быстро растущем сознании масс колониальных народов. Изучение событий 1916 г. в Средней Азии имеет, таким образом, помимо всего прочего, еще и специфический интерес «использования опыта». При дальнейшем изучении фактического материала мы будем все время иметь в виду и эту «целевую установку». Она связывает нашу работу с задачами современности, она в значительной степени «осмысливает» труд историка-ленинца.
А теперь мы переходим к самому исследованию событий, при чем необходимо отметить, что наша работа в значительной мере основана на материалах департамента полиции и некоторых документах из архивных фондов г. Tашкента.
К 1916 г. области, входившие в состав теперешнего Узбекистана, значительно отличались от всех других районов Туркестана по быстрому развитию в них технических культур и в первую очередь посевов хлопка. На первом месте — Ферганская область — один из главных центров восстания 1916 года. Из других районов восстания следует отметить Ташкент и Чимкентский у., бывшей Сыр-Дарьинской области. В соседней Самаркандской обл. движение наблюдалось опять-таки сильнее всего в районах интенсивного сельского хозяйства — Котта, Курган (хлопок), Самарканд, Джизак (виноградарство, садоводство и др. посевы на поливных землях). Таким образом, здесь движение в своей экономике упиралось в те общественные отношения, которые создались в 1916 г., главным образом, на почве развития хлопкового хозяйства. В развитии хлопководства в Туркестане был в первую очередь заинтересован «ситцевый империализм» текстильных фабрикантов. По его настоянию всеми мерами форсировалось pacширение площади посевов хлопка даже в ущерб производству хлеба, которого часто нехватало на этой окраине из-за занятия земель под культуру хлопка. В годы войны плошаль посевов хлопка возросла с 567 тыс. десятин в 1914 г. до 714 тыс. дес. в 1916 г. 4). В рекордный год хлопководства Туркестана — 1915 — текстильщикам удалось получить с этой окраины до 20½ млн. пудов хлопка. В 1916 году из-за плохого урожая сбор волокна понизился, несмотря на расширение площади посевов, до 15 млн. пудов. Параллельно с этим площадь посевов хлебов естественно сокращалась, несмотря на явно обнаруживавшийся недостаток из-за неурожая и из-за слабого подвоза хлеба из России и Сибири. Над хлопководами-декханамн властвовал банковский капитал метрополии, который создал целую сеть эксплоатации в виде тучи агентов, раздававших декханам задатки под будущий урожай хлопка и на почве этой задолженности державших хлопководов в кабале и зависимости. В крае происходила быстрая дифференциация населения, осложнявшаяся системой испольщины и других феодальных пережитков. Свыше 60% хозяйств велось наемными рабочими с натуральной оплатой их труда, частью из ⅓—¼ доли урожая. Кулаческие элементы деревни, по мере роста хлопковых площадей, всеми мерами обезземеливали бедноту. Огромная масса декханства попадала в безвыходное положение и преврашалась в кабальных «каранда» и «чайрикеров». Интересы баев тесно увязывались с хищнической эксплоатацией края русским капиталом и его агентом — русской администрацией.
Число рабочих в фабрично-заводских заведениях в указанных трех областях едва превышало 20 тыс., при чем большая половина из них была занята на хлопкоочистительных заводах, раскиданных по разным районам и с общим числом рабочих на каждом около 40 чел. Большинство рабочих вербовалось из местных бедняков-декхан, тесно связанных с общей массой кишлачного населения, задавленного баями и духовенством. Среди них к 1916 г. еще не успели созреть ни классовое сознание, ни политическое понимание событий. Но все же эти небольшие группы рабочих вместе с батрачеством и кишлачной беднотой явились в хлопковых центрах наиболее активной силой в восстании.
Участие состоятельных групп населения в восстании 1916 года в областях теперешнего Узбекистана, по имевшимся в нашем распоряжении материалам, выявляется очень слабо.
Заинтересованные в своевременной уборке урожая хлопка и других культур ростовщики-баи и купцы в ряде случаев просили администрацию об отсрочке набора в тыловые дружины. Многие из них возбуждали ходатайства о замене повинности «крови» денежной повинностью, так как набор угрожал им потерей возможности получения долгов с мобилизованных и доли урожая, которая с них причиталась. Кроме того, такая замена освобождала бы и их сыновей от мобилизации. Администрация в этом последнем шла им навстречу, и в конце июля 1916 г. было издано распоряжение о праве призываемого откупаться от мобилизации, нанимая за себя другого, который должен итти, как мобилизованный. Этим возрождалась система старой русской рекрутчины.
Чтобы полнее выявить отношение социальных групп населения хлопковых районов к восстанию 1916 г., дадим краткую справку о ходе событий и отметим в них некоторые наиболее характерные моменты.
Но прежде два слова о предшествовавших событиям 1916 г. явлениях социального брожения в массах.
Т. И. Хидыралиев в «Правде» (от 30/VII 1924 г.) красочно описывает нарастание событий.
«От кишлака к кишлаку, меж хлопчатниками и рисовыми полями, тряслись на таратайках, метались верхами на бойких степных лошадях царcкие пристава и полицейские, присматривались, прислушивались, искали крамолу и измену, — не находили, поэтому что глубоко, в тайниках сердец схоронили темные, забитые, обворовываемые и ограбляемые массы смутную надежду:
— А ведь, может быть, освобождение несет гермон 5) нашей земле. Может быть, станет свободной наша в конец измученная долина!..».
Далее описывается мобилизация лошадей, всякого рода поборы под видом «добровольных пожертвований», сопровождаемые арестами, избиениями. Били и арестовывали по подозрению в сочувствии Турции, за старое, сдаваемое в порядке реквизиции седло, на котором, будто бы, «не будет сидеть pуccкий солдат и офицер, потому что на нем ездил поганый мусульманин», били за вопрос: «Когда кончится война?».
«К шестнадцатому году, — рассказывает тов. И. Хидыралиев, — цены на хлопок были «нормированы» 6), цены на предметы первой необходимости выросли неимоверно; мобилизации лошадей следовали одна за другой; в горах находили трупы декхан, умерших от голода; по ночам на кишлаки налетали банды кулацких сыновей, грабежи и насилия творились открыто и безнаказанно... Число декхан, разорившихся от поборов, мобилизации, кабальной зависимости, достигает нескольких сот тысяч. По краю бродят, выпрашивая милостыню, погибая от голода и эпидемий, толпы нищих. Над родиной хлопка носится призрак кровавых восстаний...».
Хлеба вследствие засухи дали пониженный сбор, в особенности в Сыр-Дарьинской области, зачинщице восстания.
По материалам бывш. департамента полиции, на основании которых дается дальнейшее изложение, видно, что в некоторых хлопковых районах еще в 1915 году туркестанским охранным отделением были обнаружены следы революционной агитации. Экономический развал края вызывал и соответствующие политические отклики. Так, в сентябре 1915 года в Андижанском уезде были обнаружены гектографированные прокламации, написанные на туземном языке, в которых указывалось на своевременность освобождения от русской власти, и население призывалось к поддержке Турции путем вступления в ряды ее армии и сбора пожертвований на нужды войны с Россией.
О такой же помощи Турции говорилось и в другом таком же воззвании, обнаруженном полицией в Фергане в 1915 году.
Но такого рода призывы были сравнительно немногочисленны. Охранное отделение в своих донесениях подчеркивает, что в общем местная интеллигенция: прогрессивисты, новометодники и учащиеся стоят на сторонe России. Широкая масса населения не смогла выдвинуть из своей срелы нужных ей руководителей, которые помогли бы разобраться в создавшемся положении, дать нужные лозунги, организовать движение. Нужен был внешний толчок, который и явился в виде царского указа от 25 июня 1916 года о мобилизации на тыловые paбoты в действующих армиях.
По «краткому обозрению событий» исполняющего должность ген. квартирмейстера подполковника Маккавеева 7), «первые дни по всеобщем оповещении туземцев (о мобилизации) протекли при наружном спокойствии населения, но все же среди них было заметно глухое брожение: опустели базары, сборища для вечерних увеселений во время бывшего тогда мусульманского поста почти прекратились, масса народа собиралась лишь нa молитвы в мечети...; появились признаки общей согласованности между главными центрами мусульманства в крае, и возникли даже слухи о предстоящем будто бы 18 июля 8) общем восстании мусульман в первый день праздника Айди-Фитр. Должностные и почетныe лица из туземцев хотя и признавали необходимость приступить к наряду рабочих, но не скрывали, что население волнуется и относится враждебно к требованиям о наряде; было заявлено несколько ходатайств о замене натуральной повинности денежной... Состоятельные туземцы Ташкента и Самарканда стали на случай беспорядков вывозить свои семьи из города и прятать наиболее ценные вещи в садах и окрестностях. По сведениям политического агента в Бухаре, 7 июля из Самарканда выехали в Афганистан посланцы с просьбой о помощи...».
Первое выступление, по данным Маккавеева, произошло 4 июля 9) в Хидженте, где большая толпа напала на караульную команду, пытаясь отобрать у нее оружие. В толпу было произведено 15 выстрелов, и она «рассеялась»
7 июля отмечено убийство толпой в селении Дагбит, Самаркандского уезда, волостного управителя, писаря и джигита, с уничтожением волостных списков лиц, намеченных к мобилизации. 9 июля выступили г. Коканд, где движение продолжалось 3 дня, и г. Андижан. В андижанскую молодежь — учеников медрессе — устроивших демонстрацию против набора, войска стреляли и 10 человек тяжело ранили. Это вызвало всеобщее возмущение, и толпа вступила в схватку с полицией и казаками, бросая в них камни и палки. 1 казак и несколько чинов полиции были ранены. «Огнем казачьей команды ранено также 12 туземцев», сообщает официальный документ. Движение разрасталось и захватило и уезды. В ряде селений были убиты волостные управители, писаря, джигиты, сожжены дoмa старшин. В кишлаке Гази-Яглы войсками было арестовано 328 чел. 11 июля движение захватило Ташкент и ряд других городов и уездов Ферганской области.
В старом городе Ташкенте толпа напала на полицейское управление, произошла стычка с полицией, в результате которой 4 человека было убито и 6 ранено. В помощь полиции пришлось вызвать ташкентский гарнизон, который и «рассеял бунтовщиков». На другой день к генерал-губернатору явились должностные и почетные лица от туземцев с из'явлением «полной покорности». В тот же день произошла кровавая расправа с толпой в гор. Намангане, где было убито 12 и ранено 38 туземцев. В соседнем г. Старом Маргелане во время беспорядков, продолжавшихся 2 дня, «толпою убиты 1 русский стражник, 1 туземец-полицейский, 2 аксакала и 4 туземца». В Скобелевском уезде толпа убила народного судью, жену волостного управителя, «дом которого был разграблен», и т. д. Движение всюду сопровождалось вызовом воинских частей, арестами и избиениями вплоть до расстрелов безоружных толп.
К 13 июля движение охватило всю Фергану. Власти перетрусили. Военный губернатор Ферганы ген. Гиппиус 13 июля переоделся в халат и чалму и в Намангане выступил перед толпою с кораном в руках, вычитывая из него соответствующие случаю изречения и целуя «священную» книгу. Ссылаясь на коран, он говорил, что в «этой святой книге сказано о необходимости помогать белому царю в войне с немцами». По документам охранного отделения этот маскарад губернатора будто бы произвел на население сильное впечатление.
Ген. Гиппиус, однако, видел, что на одном коране, пожалуй, далеко не уедешь и 16 июля об'явил отсрочку исполнения указа до 15 сентября с тем, чтобы население могло управиться с полевыми работами. Он вынуждался к этому еще и давлением со стороны московского биржевого комитета, указывавшего на необходимость принятия мер к спасению урожая хлопка. Ген. Гиппиус послал биржевому комитету телеграмму следующего содержания:
«Вследствие об'явления Туркестанского военного округа на военном положении, прошу успокоить торговопромышленный класс oтнocитeльно состояния Ферганской области; вспышка беспорядков, вызванная превратным толкованием высочайшего повеления о наборе рабочих, быстро, под влиянием моих устных и печатных раз’ясненнй, потухает, жизнь входит в обычную норму, и я вскоре войду с ходатайством о снятии с Ферганской обл. военного положения».
Но военное положение, введенное во всех областях Туркестана по распоряжению ген.-губернатора Куропаткина, снять оказалось не так просто. Положение с хлопковыми операциями затруднялось добавочными распоряжениями о введении ocoбого контроля над передвижением по железным дорогам грузов и людей. Boенные власти перевернули всю хозяйственную систему района вверх ногами. Банки и фирмы прекратили в Фергане выдачу задатков, обычную перед очередной окучкой хлопка. Это угрожало не только реализации урожая хлопка текущего года, но срывало кампанию и для последующего.
Ген. Гиппиус в контакте с московским биржевым комитетом 3 раза возбуждал ходатайства об отмене военного положения на железных дорогах, о зачислении хлопкового района Ферганы в последнюю очередь при наборе рабочих. Но так как восстание не падало, а развертывалось, его заявления успеха не имели, и дело кончилось тем, что ген. Гиппиусу было предложено подать в отставку, как не сумевшему проявить «твердости власти».
Впрочем попутно нажимались и другие кнопки, что видно из следующей секретной телеграммы дипломатического чиновника при Туркестанском генерал-губернаторе:
«Ген.-губернатор вполне одобряет мысль использовать Ишана-Сияха путем обращения им воззвания к мюридам Ферганы и прочих областей края. Можно дать понять Ишану, что лойяльное его отношение к нашим государственным интересам не останется неотмеченным».
Подкуп духовного главы мусульман также был пущен в ход.
Это приходилось делать, так как от демонстраций и мелких стычек с полицией и войсками движение переходило в более резкие формы.
Подполковник Маккавеев особо выделяет события в г. Джизаке и его уезде, называя их формой «открытого восстания». Вот как он их описывает в своем обзоре:
«Джизакское восстание началось 13 июля. Накануне в туземную часть города Джизака были вызваны выборные от общества для составления списков рабочих. На это собрание явился только что прибывший из Taшкента влиятельный ишан Назыр Ходжа и сообщил присутствовавшим о беспорядках в Ташкенте, уверяя что Ташкент решил восстать и не давать рабочих. 13 июля уездный начальник и пристав с джигитами отправились в туземный Джизак, где толпа набросилась на приехавших и зверски всех убила, после чего направилась в русский город, но, встреченная залпами караульной команды, бежала к железнодорожному пути. Здесь под руководcтвом примкнувших к толпе ремонтных рабочих-туземцев стала разрушать путь, мосты и телеграфные провода по направлению к ст. Ломакино. Был испорчен весь путь на перегоне Джиза-Обручево, на протяжении 65 верст. Бунтовщиками были убиты 13 железнодорожников-служащих и совершено нападение на поезд. Русское население Джизака укрылось в крепость».
По получении известия о происшедшем в Джизаке, восстали узбеки долины р. Санзара, Зааминского и Богданского районов. В последнем был провозглашен ханом туземец Абдурахман Дживачи, призывавший население, судя по найденным впоследствии его письмам, к об’явлению священной войны. Образовались значительные, хотя и плохо вооруженные, шайки, об'единенные желанием открытой силой воспротивиться набору рабочих, а при удаче и совсем освободиться от подчинения русской власти. Как вскоре выяснилось, бунтовщики, под влиянием агитаторов, надеялись на помощь Афганистана и Германии. В Зааминском участке во главе движения стал ишан Kacым Ходжа, об’явивший «газават».
Жертвами этого восстания, кроме убитых в Джизаке и его окрестностях, явились 3aaминский пристав, русское население Заамина, лесная стража Зааминского лесничества и партия статистиков министерства seмлeделия. Всего по Джизакскому уезду погибло от рук мятежников 83 человека, 20 человек оказались ранеными, и, сверх того, было захвачено и уведено в неволю до 70 человек.
По получении известия о Джизакском восстании, из Ташкента и Самарканда были немедленно высланы в Джизакский уезд войска в составе 13 рот, 6 орудий, 3 сотен казаков и ¾ роты саперов, из которых был сформирован особый карательно-охранительный отряд. При пехотных частях образованы были большие конные команды, для которых лошади с седлами добывались путем реквизиции.
Часть этого отряда заняла для охраны участок вдоль пути от ст. Малютино до ст. Урсатьевской, оставив небольшой гарнизон в Джизаке, а другая часть образовала пять подвижных колонн для рассеивания и наказания бунтовщиков. К 16 июля железнодорожный путь и телеграфное сообшение во всем Джизакском уезде были восстановлены, а с 16 июля началось сообщение между Джизаком и Ташкентом, хотя утром того же числа на перегоне между Ломакино—Джизак при следовании почтового поезда была перестрелка с шайками туземцев, и поезд два раза останавливался. Близ ст. Урсатьевской одновременно было произведено покушение нa порчу полотна железной дороги. Ближaйшee к железнодорожному пути мятежное селение Заамин было занято нашим отрядом, а скопившаяся в окрестностях Джизака, в горах Балыкты, тысячная шайка мятежников рассеяна высланными из Джизака казаками. Для преследования укрывшихся в горах бунтовщиков были высланы три колонны, которые рассеяли их скопища и привели к покорности население, выдавшее главарей и согласившееся выставить рабочих. 26 и 27 июля мятеж был окончательно подавлен.
Из всего отряда полк. Иванова 10) мятежниками были захвачены и убиты 1 казак и один ратник, 1 казак был ранен.
Надежды, возлагавшиеся на помощь Афганистана, сочувствие и поддержку единоверной Бухары, не оправдались. Как Бухарское правительство, так и крупное купечество Бухары, всеми мерами препятствовали развитию восстания. Быстрая перегруппировка войск, принявших под охрану русские поселения и железные дороги, решительный отпор, данный отдельным бунтовщическим выступлениям, и сильное впечатление от разгрома активно выступивших скопищ джизакских мятежников отрезвили население края и внесли «успокоение».
Восстание одновременно с Джизакским перекинулось в Катта-Курганский район, где были убиты волостные управители, народные судьи, являвшиеся сторонниками сдачи рабочих в набор. В г. Катта-Курган 21 июля пятидесятники отказались составлять списки рабочих. Военные власти приказали арестовать наиболее влиятельных туземцев. Всего было взято заложниками 91 чел., при чем при аресте произошла перестрелка с войсками, после которой оказались убитые и раненые со стороны восставших.
К концу июля почти во всех крупных центрах хлопководства теперешнего Узбекистана восстание было подавлено, и начался набор рабочих.
Как видно из краткого описания событий, действующими лицами в них оказалась широкая масса как городского, так и сельского населения. За небольшими исключениями, верхи туземной буржуазии вели политику подчинения правительству, и мы видим их в первых рядах исполнителей распоряжений власти, на ряду с волостными управителями, крупными земельными владельцами и эксплоататорами масс декханства, которых население убивало без всякой пощады. Городская торговая буржуазия и духовенство, выступая перед властями от имени масс, дают торжественные клятвы подчиняться приказам властей, устраивают торжественные патриотические богослужения и т. п. вплоть до целования сапог местных сатрапов.
Отмеченные выше случаи вовлечения в восстание Джизакского ишана и одного из влиятельных землевладельцев Богданского района свидетельствуют, что восстание поднималось так высоко, что эти представители остатков феодализма, примыкая к движению, видели в нем возможность возврата к старым формам общественности и, боясь потерять влияние на массы, спешили стать во главе их. Но таких случаев, как мы видели, в хлопководных центрах района было очень мало. По свидетельству андижанского уездного начальника, наблюдался явственный отход масс от состоятельных слоев, резко подчеркивавших в период восстания свое «патриотическое» настроение. А. Миклашевский приводит следующую выдержку из одного доклада ферганскому губернатору: «Почтенные туземцы, которые когда-то пользовались большим влиянием на народ, теперь это влияние утратили настолько, что открыто боятся даже говорить с народом на темы о призыве рабочих...» 11). Эту политику верхов массы учли в дальнейшем ходе революции 1917 г., и для классового сознания масс это обстоятельство имело немаловажное значение. «Измена верхов», их продажность в событиях 1916 г. стала очевидной для всякого декхана и городского ремесленника.
Затем следует отметить факт активного участия в востании туземцев железнодорожных рабочих, разрушавших пути сообщения (Джизакское восстание).
Если рассмотреть карту пунктов, где произошли наиболее крупные и длительные выступление киргизского населения в 1916 г., то прежде всего бросается в глаза, что эти выступления связываются с железнодорожной линией от Чикмента до Семипалатинска 12). Это не случайно и об’ясняется тем, что в полосе влияния железной дороги на прилегающие к ней районы шла наиболее интенсивная борьба оседлого земледелия с кочевым. Реально эта борьба выражалась в зaхвате киргизских земель в пользу переселенцев, главным образом, русских и украинцев. Земли отнимались у киргиз-кочевников также и в пользу казаков, этого оплота колонизаторов в Средней Азии. Экспроприация киргизских земель, не только служивших, как пастбище для скота, но и земель, где вводилось самими киргизами земледелие, велась царской властью самым беззастенчивым образом. По данным депутата I Гос. Думы Т. Седельникова 13) «за 14 лет существования временных партий по образованию переселенческих участков в степных областях у киргиз фактически было изято около 3½ млн. дес.»
«Колонизационной политикой, — говорит тов. Сафаров, — русский царизм задержал переход киргиз в оседлое состояние. Он буквально выбросил их в пустыню, устроил для них из пустынных пространств и гор «черту киргизской оседлости» и создал из их разорения выгодную статью дохода для русских переселенцев и казаков 14). Из 31 млн. дес. пригодной для сельского хозяйства земли в одной только Семиреченской обл. к 1913 г. было захвачено у киргиз 4.193.520 дес., при чем «это земли по преимуществу культурные или пригодные для культуры без особо дорогих мелиораций, в пользовании же киргиз остались преимущественно полупустынные степные пространства и горы» 15).
«Русское переселенческое крестьянство, — рассказывает тов. Т. Рыскулов 16), — к 1916 г. обладало большей частью поливной земли и являлось господствовавшей частью населения. Вода, захваченная переселенцами, также служила в их руках орудием закабаления. Бедняк-киргиз превращался в вечно задолженного батрака у казака, переселенца, крестьянина или же у своего же богатого киргиза.
Беднота росла очень быстро. К 1910 г., по данным А. Букейханова 17), бедняцкий слой киргизского населения исчислялся в 60,52%, а число богатеев определялось в 21,95%.
Киргизы, как могли, протестовали против этой политики царизма. В 1906 г. в Петропавловском уезде произошли памятные вооруженные столкновения киргиз с переселенцами. С обеих сторон оказались убитые и раненые. Киргизы боролись за свою землю. В том же 1906 г. их верхушечные слои внесли к программе конституционно-демократической партии, к которой они примыкали, следующее весьма характерное добавление: «В основном законе должно быть написано, что киргизские земли принадлежат на праве вечной собственности киргизскому народу без всяких других совладельцев. Законы о признании киргизских земель государственной собственностью по переселению на них русских, мужиков должны быть отменены, уничтожены. Без позволения самих киргиз русские не должны отбирать землю ни во временное пользование, ни на вечность» 18).
Но такого рода заявления, как и выступления киргизских депутатов в Государственной Думе, протестовавших против захватнической политики царизма, были «гласом вопиющего в пустыне». По закону 3/Vl 1907 г. 4½ млн. киргиз были лишены права посылки депутата в Государственную Думу как «неблагонадежные». Годы войны очень тяжело отразились на сельском хозяйстве киргиз как скотоводов, так и земледельцев. Так, по официальным данным «в Среднеазиатских областях площадь посева озимых хлебов еще в 1915 г. подверглась весьма сильному сокращению, в отдельных нередких случаях определяемому в ⅓, ½, и даже до ⅔ ее обычных размеров» 19). Несколько лучше обстояло дело с посевами яровых хлебов, но неурожай 1915 г. для всего этого района в значительной степени ухудшил положение населения. Огромный недород 1916 г. в Оренбургской, Тургайской и Уральской областях также обострил вопрос о продовольствии в крае, тем более, что и в Акмолинской и Семипалатинской губ. урожай был ниже cpеднего.
Выкачка киргизского скота для нужд армии чрезвычайно усилилась с 1915 г. и в 1916 г.; с этой стороны положение населения значительно ухудшилось. Таким образом на общем фоне разорения киргизских масс происходило дальнейшее ухудшение, обусловливаемое войной. Все это было связано, как и в других районах Средней Азии, с постоянно увеличивающимися вымогательствами «пожертвований» для армии, разного рода поборами и налогами, шедшими в карманы администрации русской и туземной. Набор в тыловые дружины рабочих явился искрой, брошенной в пороховой погреб недовольства широких масс. Восстание 1916 г. среди киргизских масс началось в различных пунктах Киргизии в начале и в середине июля, т.-е. почти одновременно с начавшимся движением в Узбекистане. Так, еще 8 июля киргизами был избит волостной управитель в Уральском уезде. Затем в Лбищенском уезде произошло столкновение киргиз с казаками из-за избиения одного из туземцев.
Кроме этих случаев, отдельные вспышки волнений против набора в тыловые дружины за 14 июля отмечены в официальных донесениях по Тургайскому и Петропавловскому уездам и Зайсанскому району. Во второй половине июля события участились и охватили ряд пунктов той же Тургайской области, в районе Уральского уезда и Темира и некоторых селений Акмолинской области, где между прочим агентами полиции был отобран красный флаг с полумесяцем, который несла толпа восставших киргиз. В конце июля началось крупное движение в районе Баян-аул и, наконец, в Семиреченской (Джетысуйской) области в районе Верного, при чем последнее движение приняло весьма резкие формы.
Некоторые детали о движении в Степном крае заимствуем из данных департамента полиции.
Так, в Короболинской волости, Тургайской области, 14 июля восставшие киргизы убили управителя, сожгли все канцелярии управителя и аульных старшин. В Актюбинском уезде 300 вооруженных туземцев ограбили почту и пассажирский автомобиль. По Typгайской области отмечены за 28 июля огромное скопление киргиз (ло 15 тыс.) вблизи Ташкентской ж. д., высылка войск для их «рассеяния» и «пассивное» неподчинение властям по всем уезлам (телеграмма директору департамента полиции от 30 июля); 13 же августа пpoизoшло столкновение киргиз с отрядом войск в Дамбарской волости, где был убит один из киргиз.
Из Петропавловского уезда за 14 июля доносили, что киргизы грозят русским поселенцам сжечь их села и посевы. Были случаи нападения на полях на женщин, которых якобы раздевали догола, рвали одежду и голыми отпускали домой. Особенно возмущались киргизы тем, что «у них взяли массу лошадей на войну, а кроме того хотят еще и людей забирать».
Местные власти Акмолинской области сообщали в Петроград: «21/VIII — киргизы ведут себя крайне вызываюше, ездят только большими партиями, угрожают населению русских поселков выжечь и вырезать отовсюду и в особенности из крайних новых поселков. Защищаться русские не могут, так как мужчины взяты на войну. На работавших в поле русских киргизы нападали и отнимали весь рабочий скот, машины, брички, упряжь... Вместо обычных 25—40 кибиток киргизы стали группироваться по 300—400 кибиток. Около озера Кургаладжина киргиз скопилось до 15 тыс.».
Несомненно, что движение очень быстро разросталось в связи с вызывающим поведением русских властей. В этом отношении характерна телеграмма одного интеллигентного киргиза военному министру.
«26/VII 1916 г. в Баяне были собраны киргизы уездным начальником Каменьщиковым для об’яснения и раз’яснения высочайшего повеления. При раз'яснении население избито казаками по приказанию Каменьщикова, есаула Шестакова, пристава Лоскутова; есть аресты. Дамы в обмороке, население 10 волостей в ужасе — от раз’яснения, перепугано. Прошу расследовать. Киргиз Карамолинец Нурджанов».
В эти же дни впервые в Степном крае поднимается восстание киргиз против русского населения.
Один из старост доносил: «В окружности нашего поселка собралась масса киргиз, которые сторожей разогнали, собак поубивали, бахчи и хлеб травят и предлагают примкнуть к их восстанию, угрожая, что иначе мы вас всех разобьем и истребим».
Священник М. Угнивенко доносил Атбасарскому уездному начальнику о готовящемся восстании киргиз и предлагал доставить в Атбасар побольше оружия и вооружения или казаков. «Мобилизацию, — писал он, — задержите дня на два для того, чтобы за это время секретно уведомить жителей отдаленных поселков».
Губернатор Mасальский распорядился не пропускать «бунтовщикам» караванов с мукой до полного усмирения.
Степной генерал-губернатор Сухомлинов одобрил предложение Масальского — заморить киргиз голодом. Требования последних были: «отсрочить набор в лружины до апреля 1917 г., иначе и мы, и скот наш погибнут».
Отсрочка набора до 15/IХ для уборки покосов и посевов подействовали блaготворно, движение как будто стало затихать, но к концу сентября оно опять приняло угрожающие размеры. Начались карательные экспедиции и кровавые усмирения.
25 октября в Акмолинском уезде произошла массовая порубка в Кендерлинской лесной даче, где киргизы «беспощадно» вырубили лес. Вооруженные самодельными пиками, киргизы, увидав казаков, вскочив на лошадей, бросились на них, но встреченные ружейным огнем отступили врассыпную. Убито киргиз 42 чел., число раненых неизвестно. Преследуя убегавших, казачий раз’езд наткнулся в ауле Акийракульской вол. на скопище вооруженных киргиз и перерубил здесь eщe до 20 чел. «бунтовщиков».
О том же факте военные власти сообщали — «в Омском военном округе у с. Алексеевского при разгоне киргиз из леса убито более 100 чел. киргиз. В верховьях Терсакана отряд сжег 20 аулов и 30 чел. убил, ниже сжег 18 зимовок и убил 10 киргиз.
Атбасарский отряд 29 октября убил еще 50 киргиз, кроме того много убитых и раненых увезено восставшими. Сожжено 20 зимовок и становище в 70 кошей».
17 ноября продолжался разгром Атбасарского района. Из Омска диpeктору департатмента полиции сообщали, что снова убито 50 киргиз, потом еше 28, ограблен киргизский обоз с продовольствием из 40 арб. На участке Шопан произошло целое сражение — пострадали и солдаты, и киргизы, при чем последних было убито 20 человек.
Далее в телеграммах департамента полиции отмечены следующие факты: 23/XI в Акмолинском районе убито 35 киргиз. «Беспорядки» закончились здесь около 30/XI 1916 г. В Семипалатинской области киргизское восстание тянулось почти полгода. Вот характерные даты по тем же телеграммам: 14/VII — беспорядки в Усть-Каменогорском и Зайсанском уездах. 16/VII — развитие беспорядков в Зайсанском уезде. Убиты волостные управители. Киргизы уходят за границу (в Китай). 25/VIII — в Семипалатинском уезде coвершено нападение на стражника. Сборище у о. Балык-Тыкуль. 7/VIII — волнения в Павлодарском уезде. 13/VIII охвачено волнением 5 уездов. Три случая столкновения с казаками. С 15/VIII—18/VIII — выражение киргизами покорности. Часть бежит в Китай. 29/VIII — киргизы в Павлодарском и Каркаралинском уездах травят хлеб, угоняют скот и угрожают разгромить поселки. 12—13/IХ — в Павлодарском уезде у завода Эккибастус огромное скоплени киргиз. Из Зайсанского уезда переходят в Китай, настроение всюду приподнятое. 25/IX — в южной части Павлодарского уезда замечено усиление киргизских волнений. Павлодарская полусотня окружена киргизами в числе 4.000. Дано 5 залпов. Число раненых киргиз не выяснено. Кругом Барнаула киргизы начали поджоги лесов и сена. В Усть-Каменогорском paйоне усиление волнений. Киргизы южных уездов, не подчинившиеся требованию призыва, продвигаются к китайской границе в Зайсанском paйoнe.
10/I 1917 г. в Зайсанском paйoнe беспорядки среди киргиз прекращены. Начало сбора среди рабочих назначено на 15/I 1917 г.
В январе 1917 г. среди бежавших в Китай киргиз, русских подданных, начался тиф.
В Томской губернии движение киргиз отмечено по Бийскому уезду с 27 июля, при чем оно выразилось в массовой перекочевке со стадами в Монголию. Чтобы задержать этот поток эмиграции, были посланы войска, встреченные на границе Монголии вооруженными монголами. Между прочим отмечают, что богатые киргизы почти не уходили с массами, скупая за бесценок у бедноты шерсть и наживая на этом большие деньги.
Но центром движения в киргизских районах явилось Семиречье (Джетысуйская область). Их характеристику мы заимствуем из уже упоминавшегося нами официального источника 20) с небольшими поправками, которые нами сделаны на основании материалов департамента полиции.
«В большей части Семиреченской области, — говорит этот источник, — произошли весьма серьезные беспорядки, имевшие характер открытого мятежа».
Восстание киргиз, охватившее обширный горный район южных частей Пишпекского, Верненского и Джанкернского уездов и почти всего Пржевальского и взволновавшее киргиз части Копальского и Лепсинского уездов, повлекло много жертв, как из рядов участвовавших в подавлении мятежа войск, так и среди безоружных жителей многочисленных поселков, рассеянных по территории, сделавшейся ареной восстания.
По племенному составу мятежники принадлежали к киргизам, кара-киргизам, а в Пржевальском уезде и к дунганам, однако в прочих местах области дугане и тарачинцы к восстанию не примкнули и даже принимали участие в борьбе с бунтовщиками на стороне pyccкого населения. Среди киргиз быстро распространился слух о том, что рабочих собираются отправить на боевую линию, поставить между русскими и немецкими войсками, всех перебить, а их землю отдать русским поселенцам.
Уже с самого начала восстания в действиях мятежных шаек были заметны признаки известной организованности: в горах были устроены мастерские для выделки холодного оружия и пороха; в некоторых бандах имелись особые значки-знамена; на шапках многих бунтовщиков были надеты однообразные металлические бляхи; скопища их управлялись, применялась оптическая сигнализация для передачи сведений о движении наших отрядов, заметно было стремление прервать сообщения между городами и поселками порчею дорог, мостов и телеграфа.
В начале восстанмя киргизами захвачен был транспорт оружия из 170 берданок и 40.000 патронов, направлявшийся в Пржевальск на вооружение чинов сформированного там отделения конского запаса. Часть же вооружения доставлена была мятежниками из пограничных местностей Китая.
Bыpученные из киргизского плена пржевальские крестьяне утверждали, что в числе мятежников находились молодые люди в форме русских учебных заведений; самый мятеж именовался киргизами войною.
Первые сведения о мятеже в Семиречьи были получены 6 августа: в восточной части Верненского уезда в долине р. Асы (3 августа) две волости оказали вооруженное сопротивление прибывшему для составления списков рабочих помощнику уездного начальника и скрылись в горах Алатау, в долине Чилик, куда для их усмирения вызван был из Верного небольшой отряд. Того же числа, в районе Самсу, скопища киргиз испортили телеграф, ограбили почту, захватили чиновника, 2 женщин с детьми и угнали лошадей; к 9 августа были уже разгромлены все почтовые станции от Курдая до Верного; в районе ст. Сюгаты появились большие шайки киргиз, частью вооруженные.
В окрестностях Пишпека и Токмака взбунтовались 6 волостей и прервали телеграфное сообщение с Пржевальском; близ селения Беловодского (Пишпекского уезда) появились первые жертвы мятежа: было убито два крестьянина. В целях самозащиты в Беловодском и Токмаке были сформированы дружины из русских поселенцев и дунган.
В районе Кастекских гор, а также в районе рек Сусамыра, Большой и Малый Кабень и в верховьях Таласа образовались большие скопища мятежников, делавшие набеги на русские селения.
Для рассеяния мятежных шаек и восстановления сообщения по почтовому тракту из Пишпека и Верного через Кастак были высланы навстречу два отряда местных войск, соединившиеся в Токмаке и очистившие окрестности этого города от мятежных киргиз.
13 августа получено было известие об убийстве в Пишпекском уезде пристава Загорных волостей и всего его конвоя.
В Джаркентском уезде между 14 и 15 августа были разгромлены все русские поселки от Каркары до Охотничьего, при чем погибло много русских.
О положении дел в Пржевальске и его окрестностях долгое время не имелось никаких известий, так как весь Пржевальский район был в то время переполнен шайками мятежников, и лишь по мере прибытия (с 15 августа по 1 сентября) ополченских частей, высланных к Пржевальску из г.г. Верного и Джаркента, стали получаться сообщения о происходивших там событиях. В Пржевальском уезде мятеж начался 9 aвгуста нападением киргиз на селение Григорьевку (на северном берегу Иссыкуля в 87 верстах от Пржевальска) и на следующий день распространился к востоку, при чем мятежники стали yгрожать Пржевальску. 11 августа к бунтовщикам примкнули дунгане paйонa селения Мариинсого, перебившие крестьян селения Иваницкого. Сообщение Пржевальска с другими районами было прервано до 20 августа, когда отрядами войск окресности города были очищены от мятежников.
С появлением войск бунтовщики удалились на Сырты, куда конными отрядами было совершено несколько карательных экспедиций.
В Копальском уезде 11 августа был случай нападения киргиз на нижних чинов и угон казенных лошадей. Незначительные беспорядки произошли в глухих местах Аудиэ-Атинского и Казалинского уездов: в первом из них 50 киргиз разгромили дом лесооб'ездчика, а во втором толпа напала на рыболовный надзор, обезоружила и избила его, а начальника надзора покушалась утопить.
11 августа на границе Пишпекского и Аудиэ-Атинского уездов появились большие скопища киргиз, наводя панику на железнодорожных рабочих строящейся линии Марке-Пишпек: 13 августа были случаи грабежей и угона скота в окрестностях селений Карабалты и Николчаенки; Маркенские киргизы также стали держать себя вызывающе и получены были сведения о заготовлении ими холодного оружия; 20 августа мятежные банды угнали трех лошадей и 500 баранов у жителей сел. Каменки; между ст. Малдыбай и Акыр-Тюбе было совершено нападение на ceмейство железнодорожного служащего, а близ ст. Муньке — и на воинский раз’езд; в ночь на 30 августа скопище киргиз напало на oкраины селений Марке и Каменки, жгло дома и угоняло скот.
По материалам департамента полиции, восстание киргиз в Семиреч. обл. выражалось главным образом в форме нападений на русские селения. Киргизы разгомили ряд больших сел и в некоторых из них почти все население было перебито (напр., Кольцовка) 21), и сами села сожжены (с. Ивановка и др.). В казачьем сел. Каркара киргизы убили 24 казаков, в Джалаке — 6 и ранили 2. Имели место убийства крестьян на покосах в горах (с. Краснореченское и Дмитровское) и т. п.
Ген. Куропаткин в своем донесении о жертвах восстания со стороны русского населения в Семиречье сообщил, что киргизами было «убито до 2.000, около 1.000 уведено в плен, преимущественно женщин, сожжено 1.300 усадеб и разграблено около 100 усадеб». По другим более поздним данным в Семиречье, главным образом в Пржевальском уезде, русских переселенцев пострадало 3.244 чел. (убито 1.998 чел.).
Об усмирении восставших киргиз цитированный ранее доклад под. полк. Маккавеева сообщает следующее:
— «В начале восстания киргиз, войск в пределах Семиреченской области оказалось слишком недостаточно для подавления мятежа; в гарнизонах всей обширной области находились лишь три дружины — Верненская, Джаркентская и Копальская, одна ополченская рота, третий Семиреченский казачий полк и одна запасная сотня. Для усиления войск экстренно были сформированы 3 сотни из казаков запасных разрядов и 4 ополченских казачьих сотни, которые вместе с постоянными войсками области были назначены как для охраны городов и селений, так и для образования действовавших против мятежников подвижных отрядов. Кроме этого, для подавления быстро разраставшихся беспорядков были командированы из Ташкента на Пишпек отряды пулеметчиков и казаков с батареей и саперами. Затем были переброшены войска из Самарканда, также с орудиями и пулеметами, из Термеза — через Оренбург, Омск и Семипалатинск на Копал и из действующей армии два казачьих полка с кольтовскими пулеметами и казачья батарея».
С этой массой войск слабо вооруженные киргизы, конечно, справиться не могли, и с начала сентября восстание удерживается лишь местами, в наиболее отдаленных районах. Однако отдельные партизанские группы портят телеграф (между Пишпеком и Верным), нападают на мелкие отряды, на железную дорогу, на отдельные русские поселки, напр., Новотроицкое, где было большое количество потерь с обеих сторон, сожжено много крестьянских усадеб, угнан скот и т. п.; но значительная масса восcтавших отходит в степи и горы, а часть перекочевывает в Китай во главе с руководителем семиреченского восстания Шабданом, внуком Джантая. Расправа с восставшими, не успевшими во-время уйти, носила характер жесточайшего истребления местного нaceлeния. Так, одним из воинских отрядов на южном берегу озера Иссыкуля было вырезано до 1.000 чел., отобран почти весь скот. Около Токмака было убито 200 киргиз, взято в плен 338, из которых 200 убито, якобы при попытке бежать. В Беловодске арестовано свыше 100 чел., при чем часть убили по дороге, а остальных — в Пишпеке. В одной из телеграмм карательных отрядов значилось: «пока убито около тысячи киргиз», в другой — «потери бунтовщиков значительны». Ген. Покровский доносил, что он «сжег стойбища около 800 юрт», другой ген., Берг, телеграфировал об уничтожении «800 отчаянных киргизских борцов» и отбитии огромного количества скота и баранов. Семиреченская сотня казаков около с. Краснореченского убила до 200 киргиз, другая войсковая часть захватила 1.000 лошадей. Ген. Фольбаум доносил Куропаткину — «в окрестностях Пржевальска скопилось свыше трехсот тысяч голов скота, на Кочкорне... около ста тысяч... Более умеренная добыча имеется еще у Токмака... Дальнейшие действия отрядов еще умножат количество скота»... Ген. Фольбаум в конце концов чувствует, что зарвался, и не знает, что делать с отобранным у кртргиз скотом: «скот сдается администрации, но последняя без помощи войска не в силах его ни содержать, ни охранять, скот может расхищаться и гибнуть от недостатка ухода и корма. Войска же, связанные стадами, теряют подвижность».
В конце сентября движение, кроме Зайсанского и Джаркентского районов, где оно продержалось до 1917 г., можно было считать ликвидированным, за исключением небольших групп, перешедших на положение «басмачей». Одна из таких групп, во главе с Каблан-Кашкимбаевым, доставила много хлопот «усмирителям». «Покоренных» киргиз заставляли убирать поля дунган, усмирявпшх восстание вместе с русскими войсками. 16 октября властям удалось захватить в плен среди восставших Пишпекского и Пржевальского paйонов киргиза Канаат Абукина и его сына Исхака.
С китайским правительством начались переговоры о возврате пленных, захваченных восставшими киргизами, перекочевавшими в Китай, и об условиях их возвращения в родные места.
Т. Рыскулов приводит следующие данные о потерях киргиз в восстании 1916 г. в Семиреченской обл.
| Уезды и волости | Число кибиток (семей) | ||
| До восстания | К янв. 1917 | Убыло | |
| Верненский......... | 4347 | 2415 | 1932 |
| Джаркентский......... | 10096 | 4378 | 5718 |
| Пишпекский......... | 27831 | 11518 | 16313 |
| Пржевальский......... | 34509 | 8817 | 25662 |
| Лепсинский......... | 7071 | 3629 | 3442 |
| Всего по области......... | 83354 | 30787 | 53067 22) |
Общее число кибиток в области, по переучету на трехлетие 1916/18 г.г., определено было в 182.255. Следовательно, убыль их составила 29,12%. Число убылого населения, считая по 5,1 души на кибитку, выражается в 273.322 души обоего пола. Значительная часть из бежавших в Китай киргиз вернулась на родные места лишь после февральской революции 1917 г. Положение возвращавшихся беглецов было плачевное: посевы и запасы корма для скота погибли, зимние жилища разорены, юрты расхищены или сожжены, домашнее имущество разграблено китайцами, а угнанный скот погиб. Беженцы возвращались в буквальном смысле голыми и босыми. Обратный путь их был усеян могилами yмepшиx от голода. Не лучше было положение киргиз, бежавших в горы.
Из потерь царских войск мы имеем цифры; офицеров убито 3, рядовых — 53 и пропало без вести — 77 чел., при чем большинство этих потерь связано с восстанием в киргизских и узбекских районах. Точно так же в этих районах было больше всего потерь и среди русских переселенцев. Кроме упоминавшихся ранее фактов, из отчета губернатора Семиреченской обл. видно, что нападению киргиз подверглось 94 русских селения, сожжено ими и разрушено 5.373 двора, ранено 684, убито 1.905 чел. и без вести пропало до 1.105 чел., главным образом, женщин и детей, часть которых была обнаружена уведенными в Китай. Потери переселенцев были особенно велики в paйоне оз. Иссыкуля, где, по данным подполк. Маккавеева, среди одних только новоселов было: убитых — 1.803 чел., пропавших без вести — 1.212 чел., сожжено 964 русских дома, разграблено имущество и живой инвентарь.
Таким образом, на примере восстания в киргизских районах мы видим, что восставшие были правы, когда называли эти события «войной», и не правы те историки, которые все дело сводят к «провокации» мирно настроенных масс, чуть ли не насильственно втянутых в эту национально-аграрную схватку туземцев с колонизаторами.
Мы допускаем, что официальные сообщения администрации края несколько преувеличивали события, что ими раздуты цифры потерь русского населения и т. д. Несомненно, что действия администрации, может быть, в значительной степени раздули пожар восстания, что задней мыслью местных сатрапов действительно являлась задача «хорошо проучить взбунтовавшихся колониальных рабов» и в результате еще большие их взнуздать и ограбить. Все это не требует особого подчеркивания. Но что восстание киргиз было выступлением широчайших народных масс, этого отрицать никоим образом нельзя. Оно было стихийным, неорганизованным «бунтом», потопленным в крови. Но все же это — массовое движение протеста, протеста активного, а не «бунта» на коленях, как это пытается изобразить Г. И. Бройдо в своих «показаниях прокурору». Что в движении были элементы организации, это мы уже видели из целого ряда замечаний в донесениях подполк. Маккавеева. Приведем из них еще одно. Было ли у киргиз оружие? Мы утверждаем, что оно у них имелось. Его получали из Китая, его добыли при захвате транспорта около Пржевальска, его частично доставали при обезоружении полицейских, русских переселенцев и т. д. В одном из сообщений из Семиреченской обл. говорится, что при захвате карательным отрядом 360 кибиток, отступавших в Сырты, было обнаружено 100 ружей. Имеется ряд других сообщений, что киргизы вели перестрелку и с войсковыми частями, и с переселенцами в разных районах. Вполне возможно, что оружие имелось у них вообще и до восстания на случай защиты от нападений на стада и т. п. Изображать киргиз каким-то забитым, разложившимся, в условиях остатков родового строя, человеческим стадом, как это делает Г. И. Бройдо в не раз упоминаемой статье в «Новом Востоке», является совершенно неправильным, так как все, что можно было сделать при имевшихся условиях, ими было сделано и сделано совсем неплохо. Протест против дани «кровью» был заявлен. Он обошелся недешево для восставших, но все же он явился xopoшим уроком для колонизаторов вообще и для русских в частности.
Необходимо в заключение отметить, что в восстании киргиз мы видим несколько иную картину расположения социальных группировок, чем мы это имели по Узбекистану.
— Богатеи степей Семиречья шли вместе с массой, вместе с батраками и даже ими руководили, — говорит А. Миклашевский. «Когда был об'явлен приказ о мобилизации, богатеи и манапы, — продолжает он, — видя недовольство массы и боясь потерять свою роль и влияние на нее, становятся во главе восставших. При победном исходе они, как предводители, должны были получить еще большую власть. Таким образом, в Семиречье на местах получается одна общенародная картина восстания... Так, в Пржевальском у., сплошь охваченном восстанием, «в бой» население ведут «манапы» 23). Далее следует отметить, что туземная администрация в Семиреченской обл. не всюду так энергично выступала против движения, как это мы видели по Узбекистану. Были случаи, о которых рассказывает и т. Бройдо, когда волостные управители в Семиречье отказывались от составления списков подлежащих набору в тыловые дружины. Одного из таких управителей губернатор приказал заковать в кандалы и представить в Верный. Большинство семиреченских управителей, если и не выступало прямо против администрации, то саботировало ее распоряжения и этим косвенно поощряло движение против мобилизации в тыловые дружины. Были и единичные случаи, когда в Семиречье толпа убивала волостных управителей на почве неправильного составления списков, но это не являлось таким массовым явлением, как среди районов, населенных узбеками.
Влияния духовенства на движение среди киргиз почти совершенно не заметно. Между тем, в узбекских районах духовенство, будучи теснее связано с массами, решительно эти массы поддерживало. Кроме того, в начавшемся движении муллы и ишаны видели осуществление тех заветов мусульманства, которые прикрывались идеями панисламизма, газавата и т. п. В ряде случаев в узбекских районах движением руководили ишаны (Джизак, Андижан и др.); в киргизских же районах во главе оказывались чаще всего «манапы», родовые начальники и аксакалы (старшие), которые не всегда были царской администрацией, а именно старейшими, более опытными житейски людьми, которым массы доверяли. Случаи, когда родовые руководители и даже волостные оказывались в рядах и во главе повстанцев, т. Рыскулов об’ясняет тем, что «в виду широкого размаха восстания масс данного района, родовые старшины не могли оторваться от масс или рода, ибо в противном случае последние разгромили бы их, как изменников, а переход открыто на сторону царской администрации все равно не спас бы их» 24).
В итоге мы можем подчеркнуть не только массовость киргизского восстания, но и его, так оказать, «общенароднюсть», национально-аграрный характер, направленный как против аграрной политики царизма, так и против военных тягот. В узбекских районах аграрный характер движения почти совершенно отсутствовал. Этого различия не заметили ни Г. И. Бройдо, ни Т. Рыскулов.
Закаспийская область, теперешний Туркменистан, в движении 1916 г. приняла активное участие в двух основных районах: хлопководном — Теджен-Мервском — и скотоводческом — на границе с Персией по р. Атреку. Об экономической обстановке районов восстания к сказанному в двух предыдущих главах остается добавить немного. Закаспийская область несколько позднее вступила в сферу влияния русского капитализма, но в 1916 г. «под Мервом хлопок составлял уже 44,6% общей площади посевов и 39,2% площади пашни, доходя на «мюльках» (право личной земельной собственности) в среднем до 49,5%, а иногда до ¾ и выше всей площади пашни (хлеба на мюльках занимали 17,5%, а на общинных — 91%, составляя в среднем 38% всей площади. Хозяйство кочевников-туркмен все более и более превращается из натурального хозяйства кочевника-земледельца в денежное хозяйство промышленника-хлопковода» 25). Разница между узбекскими хлопководными районами и туркменскими сводилась к тому, что насаждение хлопкокодства среди первых происходило на стадии широко развитого торгового капитализма, тогда как в Туркмении хлопководство возникло в более ранний период распада феодально-родовых отношений. Переход на оседлое хлопковое хозяйство в условиях разложения родового строя и связи туркменского хозяйства с злейшими формами эксплоатации хлопководов, монополистическим капиталом метрополии в обстановке военных поражений — все это вместе взятое обусловливало несколько иную форму революционного движения в Закаспийской области. Здесь прежде всего имели место аграрно-водные столкновения (типичные и для киргизских районов) между туземцами и русскими переселенцами. Первым приходилось покупать воду у захватчиков-колонизаторов. Недоразумения на этой почве, в связи с требованиями на хлопок и расширением запашек, к 1916 г. чрезвычайно возросли.
На этой-то основе, — усложненной внутри-родовой и внутри-классовой борьбой, движение туркмен вылилось в несколько иную форму протеста против набора рабочих в тыловые дружины. Рабочих рук в хозяйстве нехватало. Не явились в 1916 г. на работы рабочие из Персии, обычно нанимавшиеся на весь сезон. Нехватало работниц-женщин, обычно нанимавшихся в русских селениях, туркменки же и текинки на хлопковых полях не работали.
Население сначала пыталось сговориться с администрацией края. Недаром текины — главная масса туркмен — дань «кровью» уже заплатили, выдав своих сыновей в особый полк, известный под именем текинского и особенно прославившегося во время контр-революционного выступления ген. Корнилова в августе 1917 г. Давать еще новых работников на окопные тыловые работы они не хотели. Бывшая ханша турмен Гюль-Джемаль по этому поводу написала начальнику Мервского уезда следующее послание (28/VII 1916 г.) (приводим выдержки по переводу, сделанному департаментом полиции):
...«Работы в тылу армии, главным образом устройство окопов и дорог, сами по себе относятся к категории труднейших работ. В крае, по обычаю, существующему века, текины сами этих работ не выполняют, нанимают для этой цели рабочих из Персии и Афганистана. Земляные работы — черные работы, исполнение которых своими руками для текин унизительно.
Неподходящий климат северного края. Текины Мервского уезда все сплошь хлопководы. Явка назначена на конец июля, тогда как уборка хлопка начинается в августе. Во время уборки хлопка в крае всегда ощущается острая нужда в рабочих руках, а уход из числа работников 5.000 самых сильных и молодых невольно наводит на опасение, что после их ухода сбор хлопка останется незаконченным из-за недостатка рабочих рук.
Всех кибиток в Мервском оазисе 25 тысяч, с общмм числом душ 180 тысяч, из расчета 12% общего числа несколько более 20 тысяч чел., а, следовательно, призывается (5 т.) ¼ всех взрослых мужчин, самых молодых и сильных работников.
Призыв обременителен и для текин, и для хлопководства.
Предлагают заменить работой по добыче cepы в крае, деньгами, натуральнымм поставками скота для транспорта и продовольствия армии».
Т. Рыскулов сообщает, что многие туркменские общества «выражали желание давать сыновей на фронт в качестве солдат», но в делах департамента полиции мы указаний на это не нашли. Интересно, однако, отметить, что, по сводке Маккавеева, в декабре 1916 г. в Ташкент были привезены из Закаспийской области два эшелона туркмен-стражников, которых срочно обучали стрельбе и строю. Таким образом, к этому моменту администрация уже переходила к набору не только в тыловые части, но и для фронта, хотя, вероятно, скорее внутреннего, потому что мобилизованные были «стражниками».
В этой обстановке в хлопковых районах Туркменистана движение происходило без особо бурных взрывов и столкновений с войсками. В июле были отмечены «брожения» в Тедженском районе, в августе — в Мешедском и Асхабадском, в октябре — в Мервском, Тахта-Вазарском и др.
По официальным донесениям Маккавеева некоторые детали событий рисуются так: «В октябре в Тедженском у., в ночь на 6-е, в 5 верстах от ст. Теджен к Мерву, повреждены железнодорожные путь и телеграф, убиты путевой сторож, его дочь и рабочий, другой железнодорожный сторож с семьей пропал без вести. В ту же ночь был испорчен путь из Теджена на Асхабад и сожжен на этом пути железнодорожный мост. В 4 ч. утра вооруженная шайка туркмен пыталась произвести нападение на г. Теджен, но была отбита караульной командой, встретившей мятежников на мосту через р. Теджен; во время перестрелки у нас убиты 3 нижних чина и тяжело ранен мостовой сторож; нападавшие туркмены потеряли 6 чел., в числе которых был убит и их главарь Каумуков.
Для восстановления пути и телеграфа и наказания мятежников из Асхабада и из Мерва высылались в Теджен карательные отряды. Представители населения Тедженского у. выразили глубокое возмущение действиями отдельных безумцев-мятежникое, принадлежавших, по уверениям этих представителей, к одной лишь Отамышской вол., и обещали выдать преступников, после чего населением было задержано 5 главарей и 67 участников мятежа: был даже случай выдачи отцом своего виновного сына. Помимо выдачи преступников, население немедленно представило 954 стражника. После из’явления жителями Тедженского у. покорности отдельные выступления, однако, продолжались: 15 октября ранен у железнодорожной будки нижний чин; 24 октября 10 вооруженными туркменами было произведено нападение на почту. В Серахсе ранен часовой у дома пристава. Во время формирования партии стражников, в окрестностях Серахса произведено было нападение с целью отбить эту партию, — но она благополучно проследовала в Теджен. В ноябре в Серахском приставстве арестовано 37 туркмен и отправлен 1-й эшелон туземцев-стражников» 26).
Таким образом, выступления носили партизанский, скрытый, характер (по ночам, «из-за угла»), и форму открытого «мятежа» не принимали. Важно отметить, что хивинские выступления туземцев в этот же период времени носили характер такого же рода партизанщины.
Совсем иной тип движения мы наблюдаем в другом углу Туркменистана, а именно в раконе Красноводска, р. Атрека, Гюргеня и в приморской полосе Прикаспия среди туркмен-иомудов, ведших скотоводческо-земледельческое хозяйство. У них так же, как и в других районах Туркестана, лучшие для хозяйства земельные площади захватывались переселенцами, при чем усиление переселения здесь должно быть отнесено на время революции 1905 г., т.-е. наиболее позднее из всех «заселений» Средней Азии пришельцами из России. На почве захватов земель и воды между новоселами и туркменами происходила все время ожесточенная вражда, осложнявшаяся тем, что русское правительство использовало ее для посылки военных отрядов, фактически занимавшихся оккупацией соседних персидских земель. Туркмены-иомуды в области общественных отношений стояли еще ближе к родовым формам социального бытия, чем их соседи туркмены-хлопководы, при чем эти «пережитки» сплетались с феодализмом Персии, пытавшейся в свою очередь «закрепостить» свободолюбивых иомудов-кочевников. В русских владениях родовые отношения иомудов к 1916 г. в значительной степени все же были уже пронизаны капиталистическими отношениями, и право собственности на землю («мюльк») пустило глубокие корни, несмотря на религиозные запрещения. Элементы классового расслоения у иомудов выpaжaлиcь в выделении руководящей богатой верхушки, которая по существу и возглавляла восстание 1916 г. В этом отношении между восстанием в киргизских районах и в районах туркмен-иомудов было много общего, с той лишь разницей, что захват переселенцами киргизских земель начался значительно раньше, чем у иомудов. Кроме того, руководство движением иомудов находилось в руках не случайных «вождей», выдвинутых событиями, как это имело место в киргизских или узбекских районах, а велось теми лицами, которые руководили всей хозяйственной и общественной жизнью иомудов в то время. Воинственные иомуды до 1916 г. не раз выступали против своих угнетателей. Историками национально-освободительного движения в Ср. Азии после революции 1905 г. указываются восстания иомудов, подданных хивинского хана, в 1912 г. и в 1915 г. В 1915 году иомуды организовали нападение на г. Хиву и были разбиты лишь с помощью войск русского ген. Галкина. По сведениям Маккавеева, брожение среди иомудов и недовольство русским правительством как раз усилилось после действий карательной экспедиции ген. Галкина. Маккавеев в связи с этим указывает, что депутация иомудов тогда же «искала защиты в Афганистане».
Восстание 1916 г. началось с начала августа в виде партизанских налетов вооруженных групп иомудов на русские патрули и раз’езды на границе с Персией, при чем были убитые и раненые с обеих сторон. Около 20 чисел августа иомуды в разных местах пограничной полосы разрушают телеграф, но еще большие группы кочевников, отказываясь давать рабочих в тыловые дружины, уходят со стадами из русских пределов в Персию. За ними в погоню и для расправы с партизанами высылаются войска с пулеметами и пушками, что продолжается в течение всей осени. Местами происходят стычки с войсками. Так, в сентябре иомуды захватили крепость Аккала и оттуда открыли сильный огонь против русских, которым пришлось брать крепость при помощи артиллерии. Бомбардировка продолжалась 2 часа. Иомуды, понеся большие потери, бежали к морю.
25—29 сентября иомуды напали на пос. Романовский, Михайловский и на два русских имения в районе Гюргеня, разграбили их и сожгли. Жители из этих селений были эвакуированы под охрану русских войск в соседние поселки Крещенский и Донской.
Телеграфное сообщение с Гумбет-Кабузом и Астрабадом иомудами было прервано.
Восставшие концентрировали свои силы за пределами русских владений, нападая на русские войска из-за персидской границы. Одно из таких нападений, 30 сентября, весьма характерно для понимания соотношения боровшихся сил. В этот день из Чатлы вышел отряд русских войск в 150 сабель, 100 штыков, с 3 пулеметами и 2 орудиями, сопровождавший обоз и продовольственный транспорт. Иомуды два раза делали набеги на отряд, при чем они были уже вооружены скорострельными винтовками, и воинственные племена джафарбайцев и ак-атабайцев из аулов Мергена и Учмана нанесли отряду некоторый урон, убив ротмистра Пожарского и убив и ранив несколько офицеров и солдат из пограничников и ратников. Подобного рода набеги иомудов носили весьма упорный характер. В своем обзоре Маккавеев так рисует развитие событий. Сначала, в октябре 1916 г. идут такого же рода аванпостные стычки. По официальным донесениям дальнейшее развитие событий представляется в таком виде; 8 октября убит телеграфный чиновник Егоров, высланный для исправления поврежденного телеграфа. 18 октября вооруженные иомуды в 17 верстах от Курбанказа захватили транспорт из 7 верблюдов с припасами и фуражом, следовавший в Чатлы. 24 октября, близ поста Курбанказ, большая шайка иомудов напала на возвращавшийся из Чатлов в Караташ раз’езд из 14 конных разведчиков, при чем иомудами убит один рядовой. С прибытием из Курбанказа подкреплений, иомуды рассеялись, но ночью, в течение трех часов, обстреливали пост Курбанказ: во время перестрелки ранен 1 рядовой. В тот же день иомудами обстрелян пост Караташ: высланные с поста с донесениями 5 конных рядовых были захвачены и убиты. 28 октября, на пути из Астрабада в Карасу, произведено было нападение на сильный наш раз'езд с пулеметом: наша потеря — 1 казак. 30 октября мятежные скопища появились в окрестностях Ходжа-Нефеса, в устьях Гюргеня, возбуждая против нас доселе мирных туркмен приморского района. 31 октября 200 вооруженных иомудов перешли границу у поста Нарли, на р. Чандырь, в стычке убит один пограничник.
Из русских поселков неоднократно подвергались нападениям: пос. Донской, жители которого с их имуществом были эвакуированы, пос. Саратовский, охранявшийся отрядами, и Молеканский, при чем иомуды угнали из его окрестностей крестьянский скот. Был случай нападения в окрестностях Дашверды на следовавший в Чикишляр гурт верблюдов, при чем мятежники ранили джигита и верблюдовожатого и угнали 100 верблюдов. Иомуды разгромили пос. Нимердан, убив нескольких жителей поселка, и т. д.
В ноябре события обостряются. Войска проникают в районы расположения повстанцев, и начинается полоса серьезных столкновений. Первым из них надо считать бой у Чатлы, в котором иомуды понесли большие потери, успев разрушить телеграфное cooбщeниe между Чатлы и Гумбет. При попытке нападения иомудов на рыбные промысла Лианозовых в приморском районе, против них была выдвинута артиллерия с судов Ашур-Адинской морской станции, кроме того на берег высадился десант. В новом бою под сел. Саратовским иомуды потеряли 14 убитых и 17 раненых. В стычках под Гумбет-Камбузом они понесли еше большие потери людьми, скотом и имуществом. Русские войска потеряли всего лишь 4 убитыми и 1 раненым и 1 пропавшего без вести пограничника.
В конце ноября иомуды разогнали обозный отряд у Кизыл-Имам, нанеся потери 1 убитым и 18 ранеными нижними чинами.
Наконец, против иомудов был двинут особый 10-тысячный «Гюрденский экспедиционный отряд» ген. Мадритова с пушками, пулеметами и автомобилями, высадившийся в персидском порту Карасу и устроивший там штаб и базу против мятежников. Партизанские налеты иомудов должны были вскоре прекратиться, так как к началу декабря 1916 г. ген. Мадритов уже сумел подготовиться к нападению на главные силы повстанцев в долине Гюргена. Военные действия отрядов ген. Мадритова начались с захвата крепости Аккала, которую, как уже отмечалось, иомуды вынуждены были бросить еще в сентябре и которую им потом удалось захватить снова.
С 8 декабря произошло несколько стычек. У сел. Михайловского в бою иомуды потеряли 60 убитыми и 80 винтовок. 11 декабря западной колонной было отобрано у мятежников до 1.000 штук разного оружия и 200 арб с лошадьми.
18 дек. произошло большое сражение иомудов с колонной войск ген. Нарбута на перевале Сегирим-Даг. По словам этого генерала, иомуды обнаружили умение применяться к местности, большую храбрость и меткость. В этой стычке отряд потерял 8 убитыми и 11 ранеными нижних чинов, а отступавшие туркмены оставили на месте стычки неподобранными 10 трупов. Загнав повстанцев в горы (их было до 3 тыс. вооруженных — половина пиками и шашками и половина берданками, трехлинейными и иностранными винтовками), ген. Нарбут в конце декабря вместе с главными колоннами отряда Мадритова нанес иомудам окончательное поражение. В этих последних боях у повстанцев было отнято до 3.200 верблюдов и свыше 25 тыс. баранов.
В январе 1917 г., по словам того же источника, «в Астрабадском районе продолжалось преследование мелких шаек, на которые разделились скопища мятежных иомудов, разбитых в декабрьских боях.
Главная масса иомудов прекратила всякое сопротивление и выразила полную покорность: около 5 января джафарбайцы обратились к ген. Мадритову с просьбой разрешить им вернуться в пределы России. 11 января племена Диведжи, Игдырь и Карау прислали своих представителей в Гумбет-Кабуз, обещав выдать оружие и верно служить «белому царю»: им приказано было сдать оружие и впредь до дальнейших распоряжений поселиться в 20 верстах западнее Морава-Тепе. Один из главных вождей мятежников, Эссен-хан, около 15 января был захвачен отрядом в Морава-Тепе, а прочие главари: Шихи-хан Диведжи, Баба-Клыч и Мерген явились с повинной сами.
К 20 января у иомудов было отобрано 2.433 винтовки, 315 шашек и 61 кинжал».
Так шла ликвидация восстания иомудов на юге. На севере в районах Ташуза и Куня-Ургенч (хивинское ханство) небольшие группы повстанцев-иомудов «рассеивались» казачьей сотней.
Тукмен X. И. К. X. О., описывая действия карательной экспедиции ген. Мадритова 27) говорит следующее: «Экспедиция истребляла мирных жителей, сжигала кибитки, уничтожала посевы, захватывала скот и имущества и бесстыдно грабила. Были случаи, когда казаки поднимали на пику живых детей, зарывали в ямы живых людей и вырезывали из чрева беременных женщин детей. Ген. Мадритов отнял у иомудов до 5.200 кровных заводских лошадей, несколько сот тысяч баранов и другого скота... иомуды бежали в Персию» и т. д.
Масса обездоленных, разоренных и ограбленных людей, словом, та же картина, что и в киргизских районах после усмирения. Официальный источник этой картины усмирения, конечно, не дает. Возмутительные насилия над населением прекратились лишь с победой февральской революции. Потери войск по данным Куропаткина в Туркменских районах таковы: убитых 2 офицера и 59 солдат, раненых 2 офицера и 59 солдат и пропавших без вести 3 солдата.
Итак, восстание местами затянулось почти до февральской революции, продолжaлocь более чем полгода. В огромном большинстве случаев в городах оно продолжалось не дольше нескольких дней. Войсковые части справлялись с туземцами городов сравнительно быстро. Гораздо труднее им было усмирять восстания в сельских местностях и особенно в степных и горных районах. Длительнее восстания проходили в районах скотоводческого хозяйства, чем оседлого земледелия. Упорнее отбивались от войск иомуды, наносившие больше вреда противнику, чем киргизы. Киргизы дольше сопротивлялись «карателям», чем население узбекских районов. Движение иомудов и киргиз было резче окрашено протестом против захвата их земель и набором в тыловые дружины, чем узбеков, протестовавших почти исключительно против набора.
Общие итоги движения таковы. Больше полугода огромнейший край был охвачен восстанием, крайним возбуждением населения против угнетателей. О хозяйственных потерях колонизаторов можно судить по цифре разоренных русских хозяйств по всему Туркестану. Их насчитывается до 9 тысяч. А. Миклашевский сообщает, что по Туркестану русских было убито 2.325, пропало без вести 1.384. Количество туземцев, погибших в восстании, А. Миклашевский определяет в несколько десятков тысяч. К ним надо добавить еще десятки тысяч арестованных, из которых сотни были приговорены к cмepтной казни, к каторжным работам, в тюрьмы и т. п.
По набору всего было взято в тыловые дружины 120 тыс. и значительная часть вывезена в Россию. О потерях в хозяйствах туземцев уже говорилось выше. Однако, несмотря на огромные потери и поражение восстания, оно тем не менее имело огромное политически-воспитательное значение для масс. Невольно напрашивается сравнение с революцией 1905 года.
Такого сравнения, может быть, и нельзя делать, так как здесь революционные явления различного порядка. Но все же, когда мы говорим, что революция 1905 г. широко раздвинула политические горизонты пролетариата и крестьянства, повысила их политический уровень, то эти итоги выпукло вырисовываются и в результате восстания 1916 года, раздвинувшего политические горизонты местного населения. Может быть, 1916 г. явился для него своеобразным «пятым» годом и тем самым подвел эти массы к революции 1917 г. Мы этого вопроса пока еще не исследовали с достаточной полнотой, чтобы подтверждать свое умозаключение с должной настойчивостью, но по тем материалам, которые уже нами проработаны, мы видим, что к «1917 г.» массы населения подходили с некоторым опытом от «1916 г.».
Период деятельности Временного Правительства в Туркестане не ознаменовался для массы коренного населения никакими мерами серьезного улучшения его экономического положения. Ни Керенский, ни Чернов, ни их комиссары в Туркестане не проявили даже более или менее четкой линии в вопросе «экспроприации» туземных земель в пользу русских переселенцев. Из материалов, опубликованных Е. Федоровым 28), мы знаем, что сопартиец Керенского—Чернова, некий Шкапский — переселенческий чиновник царского правительства — под прикрытием лозунга «земля и воля» ухитрялся проводить ограбления земель у местного населения в пользу переселенцев, как самый заправский «колонизатор». Такого рода Шкапскими был наполнен весь Туркестан эпохи Временного Правительства, при чем и такие «зубры» империализма, как ген. Гиппиус, ставший либералом после февраля 1917 г., оказались комиссарами этого правительства в крае, т.-е. теми же правыми губернаторами. Туземное население могло видеть лишь некоторое смягчение политического режима, и то больше на словах, чем на деле.
Тот экономический узел, который был завязан в Ср. Азии царским правительством, пришлось разрубать лишь после Октябрьской революции. Это была нелегкая работа. Широкие массы коренного населения не сразу поняли сущность и значение Советской власти, пытаясь по-своему разрешить наболевшие вопросы. Отсюда новая борьба с переселенцами, отсюда шли и некоторые элементы «басмачества» и т. д. Но эта тема выходит за пределы нашей работы и требует особого исследования.
В заключение мы должны еще раз подчеркнуть, что восстание коренного населения Ср. Азии в 1916 г. было широким массовым движением против колониальной политики русского империализма. Оно заострялось на вопросах аграрном и на мобилизации населения в тыловые дружины на помощь армии, ведшей войну в интересах того же империализма. Движение против мобилизации чрезвычайно поучительно. Если оно и было раздавлено, то все же результаты восстания имели огромное значение. Оно показало импералистской буржуазии России, что с «азиатами» вовсе не так просто справиться, как им казалось. Оно подчеркнуло, что население Ср. Азии вовсе не хочет быть «пушечным мясом» для военных целей буржуазии. Из опыта восстания русское правительство неизбежно должно было сделать вывод, что использовать «колониальных рабов» для своих целей не так-то легко. Кое-что, правда, ему удалось сделать в направлении использования одной части населения для усмирения другой. Ярким примером могло служить в этом отношении использование дунган и туркмен против восставших киргиз, но таких явлений было немного. Огромная же масса населения выступила против угнетателей, не считаясь с тяжелыми жертвами. И это выступление должно быть занесено на страницы истории такими же большими буквами, как и те революционные движения, которые мы видели не раз в истории России. Совершенно неправильно лишать его того революционного характера, какой оно носило на самом деле, и характеризовать его, как провокацию властей для того, чтобы отнять у коренного населения землю и передать ее русским переселенцам.
Восстание в Ср. Азии в 1916 г., как опыт колониального восстания против империалистической политики, должно быть изучено и использовано колониальными народами Востока в их текущей борьбе.
11/V 1926 г.
1) Ответ т. Г. И. Бройдо будет помещен в третьем томе "Историка-Марксиста". Редакция. (стр. 84.)
2) Очерки революционного движения в Ср. Азии. Сборн. 1926 г., стр. 45—122. (стр. 85.)
3) Г. И. Бройдо. Восстание киргиз в 1916 г. "Новый Восток" № 6, 1924 г., где наблюдения автора охватывают небольшой район Семиречья и относятся больше к периоду подавления восстания. (стр. 86.)
4) "Сел. хоз. России в XX в." стр. 203. Мы берем общие цифры всего б. Туркестана, так как для нас здесь важны не абсолютные цифры, а динамика хозяйственного процесса. (стр. 88.)
5) Германия. (стр. 90.)
6) 30 р. пуд хлопка франко промышленный район и 6 р. 50 к.—7 р. 75 к. сырец "разочаровали производителей", как об этом осторожно говорит официальный источник (1916 г. в с.-х. отношении, 225 стр.). (стр. 90.)
7) Туркестанский aрхивный фонд (в Ташкенте). (стр. 91.)
8) Всюду даты старого стиля. (стр. 91.)
9) Интересно отметить, что приказ о наборе в тыловые дружины по краю был опубликован 8 июля 1916 г., меж тем как вспышки движения начались раньше, что указывает на осведомленность населения о царском указе от 25 июня до местного приказа. Это обстоятельство косвенно указывает, что население Туркестана внимательно следило за указами из Петрограда, и этим самым опровергается мысль о полном политическом индифферентизме масс (см. у Г. И. Бройдо — "Нов. Вост." № 6, 1924, стр. 434). (стр. 91.)
10) Военный министр Колчака в Сибири в 1918 г. (стр. 94.)
11) А. Миклашевский, Социальные движения 1916 г. в Туркестане. "Былое" № 27—28, 1925 г., стр. 258. (стр. 95.)
12) Часть ж.-д. линии достраивалась. (стр. 95.)
13) Борьба за землю в Киргизской степи. СПБ. 1907 г. (стр. 96.)
14) Г. Сафаров. Колониальная революция (опыт Туркестана). Стр. 44. (стр. 96.)
15) Там же. (стр. 96.)
16) Очерки рев. дв. в Ср. Азии. Стр. 90. (стр. 96.)
17) Формы нац. движ. в современном государстве. Ред. Костелянского, стр. 580. (стр. 96.)
18) Т. Седельников. "Борьба за землю в Киргизской степи", стр. 61. (стр. 97.)
19) "1915 г. в с.-х. отношении"... вып. V, стр. VI. (стр. 97.)
20) Ташк. Гос. Арх. фонд. — Краткий обзор событий, вызв. набором рабочих туземцев в Туркестанском крае за август 1916 г. подполк. Маккавеева. (стр. 100.)
21) А. Миклашевский сообщает, что в Пржевальском у. киргизами уничтожено русское село Кольцовка с населением в 650 чел., из которых осталось в живых 35, взятых в плен. ("Былое" 27—28, 1924 г.). (стр. 102.)
22) Очерки рев. движения в Ср. Азии. стр. 76. Цифры у т. Рыскулова в печати напутаны. Мы их исправили в итогах и в графе "убыло". (стр. 104.)
23) А. Миклашевский. Соц. движ. 1916 г. в Туркестане. "Былое", № 27—28. 1925 г., стр. 256. (стр. 105.)
24) Т. Рыскулов. Оч. рев. дв. в Ср. Азии, стр. 118. (стр. 106.)
25) В. В. Русинов. Поземельные отношения и община у туркмен 1918 г., стр. 12—13. (стр. 107.)
26) Турк. арх. фонд в Ташкенте. (стр. 108.)
27) Л. Мелькумов. Матер. рев. движения в Туркмении 1904—1919 г. Т. 1924. стр. 92. (стр. 112.)
28) "Очерки нац.-освоб. движения в Ср. Азии". 1925 г. Ташкент. (стр. 113.)