"Историк Марксист", №4, 1927 год, стр. 3-32

О. Лидак

Июльские события 1917 года

Четырехмесячное хозяйничанье партий меньшевиков, эсеров и кадетов к концу июня в России привело к тому, что предприятия закрывались, отчасти из-за отсутствия сырья и топлива, отчасти из-за саботажа буржуазии, экономическая разруха усилилась. И тут стачки за повышение заработной платы и за сокращение рабочего дня. Все острее становится вопрос об установлении рабочего контроля над производством.

По всей стране идут аграрные волнения, к концу июня охватывающие 43 губернии. Коалиционное правительство с эсеровским министром земледелия Черновым фактически защищает интересы помещиков; даже закон, запрещающий земельные сделки, не был издан, и происходила усиленная продажа помещичьих земель, главным образом, иностранцам.

Под давлением англо-французского империализма коалиционное правительство погнало армию в наступление и, таким образом, нарушило создавшееся с начала революции фактическое перемирие на фронте. С началом наступления зашевелились все контрреволюционные элементы. Казачий, офицерский и др. контрреволюционные с'езды кричали об анархии, ругали Советы, доказывали, что для спасения страны нужен диктатор и т. д. Оживилась 4-я Гос. Дума, возник ряд контрреволюционных организаций, поведших открытую и подпольную контрреволюционную работу. Происходили патриотические контрреволюционные манифестации с избиениями и убийствами левых. Правительство не принимало никаких мер против этих организаций; наоборот, оказывало некоторым из них материальную помощь и разрешало им сформировать ударные добровольческие войсковые части. В то же время правительство всю силу государственной власти направляло против революционных солдат; началась усиленная отправка их на фронт, происходило расформирование непокорных полков на фронте и в тылу.

Совокупность всех этих условий создала крайне революционную обстановку; вся страна накануне июльских дней была охвачена революционным порывом, который, так или иначе, должен был вырваться наружу.

Учитывая всю сложность создавшегося положения, фракция большевиков обратилась 22 июня в ЦИК с заявлением, в котором говорится:

«...Весть о «расформировании» облетает все полки и заводы, вызывая общее возмущение. Во многих полках солдаты спят с оружием в руках в ожидании нападения со стороны, как говорят, контрреволюционных сил.

Вооруженные манифестации, избиения и аресты со стороны участников последних, нервирующих рабочих и солдат, создают желание вооруженного отпора. Положение делается угрожающим»¹).

Кризис правительства ускорил начало июльского взрыва.

2 июля, после заседания Вр. Правительства, 4 министра кадетской партии вышли из правительства. Поводом к этому шагу послужило разногласие по украинскому вопросу (к.-д. не хотели признать соглашения, заключенного в Киеве с украинской радой министрами Керенским, Терещенко и Церетелли). Причины, вызвавшие кризис правительства, были гораздо глубже и коренились во всех выдвинутых революцией экономических и политических вопросах. Кризис обнаружил лишь несостоятельность и полнейший крах политики соглашения.

Уход кадетов только подчеркнул то положение, что буржуазия недовольна существующей политикой Временного Правительства. Если в начале мая буржуазия встретила образование коалиционного правительства с надеждой, что это правительство восстановит «порядок» в армии и в тылу, то после двухмесячной работы у буржуазии этих надежд уже не было, она искала других путей для спасения своего положения. Буржуазия ясно видела, что правительство топчется на месте, страна левеет, недовольство растет и что возможны только два пути — или уступить требованиям трудовых масс, или путем репрессий и военной диктатуры заставить рабочих, крестьян и солдат молча выполнять волю буржуазии. Соглашательским Советам буржуазия тоже не верила. Касаясь кризиса правительства, Милюков писал: «Повод, по которому этот кризис, наконец, разрешается, является уже в сущности второстепенным обстоятельством, сравнительно с основной причиной: фактическим переходом власти от министерства к Совету, при чем в то же время Совет оказывается бессильным применять свою власть к единственно и грозящей ему серьезной опасности слева»²) (подчеркнуто нами. — О. Л.).

Буржуазия, недовольная коалиционным правительством, ищет диктатора. Намечался Колчак, потом взоры были обращены на Керенского; он сам в показаниях по делу Корнилова признался, что к нему поступило много проектов о разгоне Советов и об об'явлении диктатуры Керенского, о том же свидетельствует и Станкевич.

О недовольстве крупной буржуазии Вр. правительством свидетельствует речь Рябушинского на втором Всероссийском торгово-промышленном с'езде 3 августа. Касаясь деятельности правительства предшествующих месяцев, он говорил: «У Вр. правительства была лишь видимость власти, посторонние ей люди давили на него, и фактически воцарилась шайка политических шарлатанов. Советские лже-вожди народа направили его на путь гибели... Вместо подлинного правительства видим мы только какой-то политический ералаш»³).

Выход кадетов из Вр. пр. был ускорен тревожными сведениями, поступавшими с фронта о провале начатого наступления. Сводка штаба верховного главнокомандующего ген. Брусилова за время с 25 июня—1 июля, рисующая развал армии, безусловно была известна членам Вр. Правительства; развал на фронте создал в стране чрезвычайно нервное настроение и большие трудности для правительства. Кадеты этот момент хотели использовать в своих интересах и ушли из правительства.

Чего хотели добиться к.-д. выходом из правительства? Они, чувствуя за своей спиной силу российской и международной буржуазии, ставили мелкобуржуазному блоку меньшевиков и эсеров ультиматум: порвать с существующей политикой колебаний и стать твердо на точку зрения буржуазии, порвать с политикой обещаний и уговариваний, стать на платформу решительных действий против «анархии» слева. Кадеты верно рассчитали, что мелкобуржуазные вожди не порвут с буржуазией. Стоит лишь их припугнуть лишением финансовой поддержки и разрывом с союзниками, как они сразу капитулируют.

Мы выше уже говорили, как нервировали солдат сведения о расформировании полков и другие репрессивные меры правительства и командования. В запасный батальон гвардейского гренадерского полка 25 июня прибыли делегаты этого же полка с фронта и на батальонном собрании доложили, что на фронте к полку применяют насилия, что позади полка поставили вооруженных пленных чехов и погнали полк в наступление. Далее делегаты говорили, что полк на фронте считает, что министры-социалисты перешли на сторону буржуазии.

30 июня Второй пулеметный полк вынес резолюцию против наступления и за передачу власти Советам, в то же время полковой совет 3 пехотного полка принял резолюцию, в которой полк отказывался выделить 14 маршевых рот.

1-й пулеметный полк устроил в воскресенье, 2 июля, в Народном доме прощальный митинг-концерт отправляемой им на фронт маршевой роте. На митинге выступили тт. Луначарский и Троцкий, которые, в своих речах доказывали, что единственный выход из войны — переход власти С. Р. и С. Д. После них выступили от имени полка т.т. Жилин и Лашевич, которые заявили, что в наступление полк не пойдет, а если сложит свои головы, то только за дело революции. Была вынесена резолюция: «Митинг 2-го июля в Народном доме в количестве 5.000 чел. протестует против политики грубейшего насилия Вр. пр. и военного министра Керенского над революционными войсками, воскрешающего старые приемы Николая Кровавого»⁴).

После этого бурного митинга сильно возбужденные солдаты разошлись по казармам, а на утро развернулись исторические события 3 июля.

Выступление 3 июля началось следующим образом: утром в 1 пулеметном полку было назначено собрание ротных и полковых комитетов по текущим вопросам. По показаниям Головина, «на собрании должен был обсуждаться вопрос о посылке делегатов в Исп. Ком. С.Р. и С.Д., что должно было произойти 3 июля, но во время собрания было получено извещение от Исполкома о том, что посылка делегатов откладывается до 5 июля, вследствие чего председатель полкового комитета предложил указать, что именно необходимо поставить на повестку дня; раздались голоса, что надо обсудить вопрос о вооруженном выступлении. Председатель предложил избрать нового председателя, которым был избран я. Настроение было очень возбужденное, раздавались голоса: «надо выступать». Я указал, что выступать не надо, но не встретил сочувствия. Потом выступил какой-то солдат из 12 армии и призывал выступать. Собрание было крайне возбуждено. Вопрос был поставлен на голосование, и большинством голосов было решено выступать сегодня. Также путем голосования было решено выступить в 5 час. дня. Я решил закрыть собрание, раздались крики: «нужно послать связь в другие части»⁵).

Было решено для связи с другими полками выбрать по два человека от каждой роты. Выборы производились по-ротно. Потом были избраны представители от рот в революционный комитет для руководства движением. Этот комитет был избран после собрания по предложению Семашко, который в полк прибыл только по скончании митинга.

В докладе на Петроградской конференции большевиков тов. Подвойский говорил, что 3 июля в 10 ч. утра в В. О. стало известно, что пулеметный полк решил выступить. «До 5 часов в пулеметном полку побывали 23 товарища, командированные Военной Организацией для умиротворения полка. За каждой делегацией пулеметчиков в полки мы по пятам посылали своих товарищей, всюду стараясь ликвидировать начавшееся выступление. Во всех полках, кроме Павловского, наши тов. имели успех, и к 5 часам выяснилось, что только Павловский полк не надежен и что даже пулеметчики заколебались... Через 1½ часа после ухода наших товарищей из пулеметного полка мы получили уведомление, что пулеметный полк выступил и идет по направлению к дворцу Кшесинской.

Все усилия Военной Организации оказались тщетными, повидимому, были какие-то другие силы»⁶). У дворца Кшесинской была сделана еще одна попытка остановить выступление, но безрезультатно. Говоривших против выступления т.т. Невского, Свердлова, Кураева, Ильинского, Лашевича и др. пулеметчики встретили враждебно.

К 8½ ч. стало известно, что, кроме 1-го пулеметного, выступили также Гренадерский, Московский и 180 полки. Необходимо отметить, что инициатива к выступлению происходила от полков, расположенных на более пролетарской Выборгской стороне (1 пулеметный, Гренадерский. Московский, 180 пех. и др.). Здесь безусловно чувствуется революционное влияние рабочих на одетых в солдатский мундир крестьян. О влиянии рабочих на солдат Выборгской стороны пишет и полковой комитет Гренадерского полка: «И днем и ночью мимо батальона проходили тысячи рабочих, из которых значительная часть были постоянными и, нужно им отдать справедливость, неутомимыми агитаторами большевизма, благодаря которым около батальона всегда был ряд большевистских летучих митингов»⁷).

Выступление рабочих Путиловского завода произошло при следующих обстоятельствах. 3 июля в 4 часа дня появилось несколько солдат 1-го пулеметного полка, заявивших, что в 5 час. предполагается демонстрация с лозунгами 18 июня. Было собрано общее собрание, где выступали ораторы с призывом к выступлению. Когда секретарь завкома Богдатьев (большевик) предложил не выносить скоропалительных решений, а сперва запросить партийные организации, то рабочие запротестовали, послышались крики: «Долой, опять желаете затянуть дело, дальше так жить невозможно»! Председатель завкома отправился на конференцию большевиков и, вернувшись, сказал, что партия о предстоящем выступлении не осведомлена. Часам к шести на завод прибыли представители ЦИК Саакиан, Каплан и другие, они возражали против неорганизованных выступлений, но убедить массу не удалось. Потом на завод прибыла делегация с Выборгской стороны, которая заявила, что рабочие Выборгской стороны уже двинулись к Таврическому дворцу, после чего было решено выступить. Шествие тронулось с завода в 11 ч. ночи. В шествии участвовала милиция — человек 150—200, вооруженных винтовками, все остальные рабочие около 30.000 не были вооружены. По пути к ним примкнули рабочие других заводов. К Таврическому дворцу подошли к 3 ч. утра, делегация из 10 человек вошла на заседании ЦИК. Получив ответ от ЦИК'а, рабочие разошлись по домам⁸).

Таково было положение 3 июля. Что же делала тогда большевистская партия, какова была позиция Центр. Ком., Пет. Ком. и Военной Орг.?

3 июля происходило заседание 2-й общегородской конференции большевиков. На конференции после доклада тов. Володарского с сообщением выступил тов. Томский, который довел до сведения делегатов о правительственном кризисе и о директивах ЦК; «наш ЦК приглашает — говорил т. Томский — членов и сочувствующих удержать массу от дальнейших выступлений... что выступившие полки поступили не по товарищески, не пригласив на обсуждение вопроса о выступлении комитета нашей партии, и что потому партия не может брать на себя ответственности за это выступление. ЦК предлагает конференции: 1) выпустить воззвание, чтобы удержать массу; 2) выработать обращение к ЦИК взять власть в свои руки. Говорить сейчас о выступлении без желания новой революции нельзя. Всех «если» настоящего положения мы учесть не можем. Брать почин в свои руки рискованно. Как выльется движение — мы увидим. Мы должны подчиниться решению ЦК, но не нужно бросаться по заводам и тушить пожар, так как пожар зажжен не нами, и за всеми тушить мы не можем. Мы должны выразить наше отношение к событиям и ждать их развития»⁹).

Нельзя сказать, что сообщение представителя ЦК было принципиально выдержанным: с одной стороны, он призывает подчиниться ЦК и удерживать массу от выступления, а с другой — советует не бросаться на заводы тушить «пожар». Остается непонятным, как можно выполнить директиву ЦК, не бросаясь на фабрики и заводы тушить «пожар».

После тов. Томского с сообщениями выступили т.т. Женя, Бокий, Скрябин, Вейнберг, Слуцкая. Все выступавшие товарищи сообщили, что настроение на заводах и воинских частях напряженное, все готовится к выступлению, чувствуется недовольство Центральным комитетом партии, запретившим выступление. Товарищи говорили, что в Московском полку нашему товарищу не дали говорить, называли его ликвидатором.

«Заслушав все доклады из районов, конференция вынесла решение одной части разойтись по районам, а другой остаться и, подчиняясь решению Центрального комитета, созвать для выяснения отношения к событиям представителей заводов и воинских частей»¹⁰).

Эти решения конференции были приняты до выступления путиловцев и до получения сообщения из Кронштадта о том, что матросскую массу удержать от выступления невозможно. Около десяти часов вечера во дворце Кшесинской собираются на заседание делегаты общегородской конференции и представители от заводов и воинских частей, и в 11 ч. 40 мин. принимается следующая резолюция: «Обсудив происходящие сейчас в Петербурге события, заседание находит: создавшийся кризис власти не будет разрешен в интересах народа, если революционный пролетариат и гарнизон твердо и определенно немедленно не заявят о том, что они за переход власти к С.Р.С. и Кр. Деп.

С этой целью рекомендуется немедленное выступление рабочих и солдат на улицу для того, чтобы продемонстрировать выявление своей воли»¹¹).

Поздно ночью в Таврическом дворце происходило совещание членов ЦК, ПК, ВО и Междурайонного комитета. На этом совещании обсуждался вопрос, как отнестись к происходящим событиям. «Тов. Каменев действительно выступал за то, чтобы «избежать повторения демонстраций». Он предлагал ограничить выступление митингами в районах. Предложение это не получило ни малейшей поддержки... Тов. Троцкий защищал свое предложение — «настаивать на том, чтобы массы выходили без оружия»¹²).

В результате прений выяснилось, что массы удержать от выступления нельзя и что массы выйдут обязательно вооруженными. Тогда было решено вмешаться в движение, чтобы придать ему «мирный и организованный характер, не задаваясь целью вооруженного захвата власти»¹³). Таким образом было отменено прежнее решение ЦК о невыступлении. Совещание выработало и опубликовало на утро отдельным листом следующее воззвание¹⁴).

«Товарищи рабочие и солдаты Петрограда. После того, как контрреволюционная буржуазия явно выступила против революции, пусть Всероссийский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов возьмет всю власть в свои руки.

Такова воля революционного населения Петрограда, который имеет право довести эту свою волю путем мирной и организованной демонстрации до сведения заседающих сейчас исполнительных комитетов Всероссийского Совета Раб., Солд. и Крестьянских Депутатов.

...Вчера революционный гарнизон Петрограда и рабочие выступили, чтобы провозгласить этот лозунг: вся власть Совету. Это движение, вспыхнувшее в полках и на заводах, мы зовем превратить в мирное, организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда»¹⁵).

Итак, стихийно вспыхнувшее, против воли партии, движение было легализовано, и начался второй период июльской демонстрации, но уже при участии и активном руководстве партии. События 3 июля совершенно ясно показали, что для того, чтобы избежать кровопролития, чтобы парализовать провокаторские выходки штаба и попрятавшихся контрреволюционеров, нужно было принимать целый ряд предупредительных мер. С этой целью руководство движением берет в свои руки В.О. При В.О. на скорую руку был составлен штаб из 7 отделов, общее руководство перешло в руки тов. Подвойского.

В.О. была разослана по всем воинским частям следующая «Инструкция»:

«1. Организовать руководящий комитет для командования батальоном.
2. В каждой роте должны быть руководители.
3. Устроить ротные собрания и на них прочесть наше об'явление.
4. Установить связь с В.О., назначив для этого немедленно двух товарищей к ним.
5. Поддерживать связь с соседними частями.
6. Проверять, куда и кто отправляет команды из частей. Командам давать наши инструкции.
7. Быть на-готове и не выходить из казарм без призыва Воен. Организации»¹⁶).

Еще днем по инициативе пулеметчиков для усиления гарнизона в Петропавловскую крепость была введена одна рота пулеметчиков. В целях охраны демонстрантов были выставлены броневые машины на мостах между дворцом Кшесинской и Петропавловской крепостью, около Николаевского вокзала, Литейного проспекта, Главного Штаба и т. д. В Петропавловскую крепость и Арсенал были даны соответствующие директивы. Директивы В.О. были посланы также в окрестные гарнизоны: Ораниенбаум, Петергоф, Красное Село и др. В.О. имела живую связь почти со всеми полками гарнизонов Петрограда и окрестностей.

Вечерем 3 июля происходило заседание рабочей секции Петроградского Совета. На этом заседании выяснилось, что большевики вследствие перевыборов оказались в большинстве. На заседании, вопреки настояниям меньшевиков, была принята предложенная большевиками повестка заседания. На заседании возникли горячие прения по вопросу об отношении к начавшемуся выступлению. Меньшевики и эсеры, видя, что они в меньшинстве, в количестве 90—100 человек покинули заседание. Оставшиеся приняли резолюцию о передаче власти в руки Советов, избрали комиссию из 15 человек, которой поручили ввести начавшееся движение в организованное русло.

На выступление рабочих и солдат 3 июля ЦИК реагировал следующим образом: в ночь с 3—4 июля на совместном заседании бюро ЦИК и ИК В. С. Кр. Депутатов было принято и опубликовано следующее постановление: «...Выступление в защиту расформировавших полков есть выступление против наших братьев, проливающих свою кровь на фронте. Напоминаем товарищам солдатам: ни одна воинская часть не имеет права выходить с оружием без призыва главнокомандующего, действующего в полном согласии с нами. Всех, кто нарушит это постановление в тревожные дни, переживаемые Россией, мы об'явим изменниками и врагами революции».

Не дремал и командующий войсками ген. Половцев, который к утру 4 июля опубликовал следующий приказ: «Исполняя приказ Вр. пр. очистить Петроград от людей, с оружием в руках нарушающих порядок и угрожающих личной и имущественной безопасности граждан, предлагаю жителям столицы не выходить без крайней надобности на улицы, запереть ворота домов и принять меры против возможного проникновения в дома неизвестных лиц. Воинским частям предлагаю приступить немедленно к восстановлению порядка на улицах. Половцев».

Несмотря на эти категорические запрещения, демонстрация 4 июля носила грандиозный характер, в ней участвовало около 500.000 чел. Кроме Петрограда, в демонстрации участвовали также окрестные гарнизоны — Кронштадта, Петергофа, Красного Села и др.

Деятельность штаба Петроградского Военного Округа в дни 3—4 июля носила явно провокационный характер. В самом Петрограде у Временного правительства сил было мало, но штаб надеялся на вызванные с фронта войска. «ЦИК, прежде всего, позаботился уже 3 июля послать телеграмму на фронт в действующую 5 армию с просьбой выслать в Петроград дивизию кавалерии, бригаду пехоты и броневики»¹⁷). В ожидании прибытия свежих войск ген. Половцев пытается создать обстановку «мятежа и анархии», которую он с помощью пришедших войск собирался «усмирить». С этой целью посылались небольшие отряды казаков и юнкеров, которые нападали на демонстрантов, отнимали оружие, срывали знамена, рассеивали демонстрации и т. д. Эта политика 4 июля привела к кровавому столкновению казаков с 1 запасным полком на Литейной улице.

Для характеристики этой провокационной деятельности Штаба приведем один эпизод в описании участника событий В. М. Аверина, хорунжего 1 Донского полка. Он показывает: «4 числа утром.... было приказано разоружить проходящие мимо небольшие группы людей, из кого бы они ни состояли, а также вооруженные автомобили. Исполняя это приказание, мы время от времени выбегали в пешем строю из дворца (Зимнего дворца) и занимались разоружением, при чем нам пришлось разоружать исключительно солдат и рабочих, вооруженных винтовками... В восьмом часу вечера мы получили приказание от ген. Половцева выступить в составе двух сотен при двух скорострельных орудиях к Таврическому дворцу... Дозор шел впереди и шагов на сто; так мы проследовали до Марсова поля, разоружая по дороге встречные автомобили и отдельных вооруженных матросов, которых попадалось в общем довольно много... На Марсовом поле мы увидели большую толпу, состоящую частью из вооруженных, частью невооруженных солдат, матросов и рабочих... я приказал командуемому мною головному отряду разогнать толпу, что и было исполнено, при чем многие из толпы побросали винтовки... Так мы дошли до Литейного моста, на котором я увидел вооруженных рабочих, солдат и матросов, запрудивших мост. Со своим головным отрядом я под'ехал к ним и попросил их отдать оружие, но просьба моя исполнена не была, и вся эта банда бросилась бежать по мосту на Выборгскую сторону. Не успел я последовать за ними, как какой-то небольшого роста солдат без погон повернулся лицом ко мне и выстрелил в меня, но промахнулся. Этот выстрел послужил как бы сигналом, и отовсюду по нас был открыт беспорядочный ружейный огонь»¹⁸). Со стороны толпы раздались крики: «Казаки по нас стреляют». В действительности так и было, казаки слезли с лошадей и начали стрелять, были даже попытки открыть огонь из орудий, но солдаты открыли такой ураганный огонь, что казаки принуждены были отступить и рассеялись по городу. Газета «Известия» немного иначе передает этот инцидент. Там определенно говорится, что казаки, не доезжая Литейного моста, были обстреляны пулеметным огнем из одного каменного дома. Потом казаки «выстроились и бросились на Литейный проспект с шашками наголо с целью разогнать толпу»¹⁹). В этой же статье «Известий» говорится, что казаки дали три залпа из орудий.

Днем 4 июля провокаторски были обстреляны прибывшие и мирно демонстрировавшие в количестве 10.000 человек кронштадтское матросы. В газете «Известия» от 7 июля меньшевик Канторович поместил статью, в которой обстрел рабочей демонстрации описывает следующими словами: «На Садовой улице шла 60.000 толпа рабочих многих заводов. В то время, как они проходили мимо церкви, раздался звон с колокольни, и как бы по сигналу с крыш домов началась стрельба, оружейная и пулеметная. Когда толпа рабочих бросилась на другую сторону улицы, то с крыш противоположной стороны также раздались выстрелы».

О провокационной стрельбе по демонстрантам и по войскам с чердаков и крыш домов пишут также газеты «Новая Жизнь», «Рабочая Газета» и другие. Таким образом, факт обстрела демонстрации можно считать установленным.

Кто же стрелял?

Что штаб действовал провокаторски, об этом не может быть ни малейшего сомнения: мы уже видели деятельность казачьего отряда, которую иначе как провокаторской назвать нельзя; ибо послать две сотни казаков с двумя орудиями разогнать и обезоружить десятитысячные вооруженные войска, — это чистейшая провокация, на деле приведшая к кровавым результатам. На чердаках и крышах с пулеметами действовали члены многочисленных контрреволюционных офицерских организаций, которые усиленно организовались, были хорошо вооружены и готовились произвести государственный переворот с целью установить военную диктатуру.

Провокационным обстрелом хотели создать в столице хаос, сумятицу, еще больше подлить масла в уже так ярко горевший костер; хотели вызвать кровавую бойню и с помощью с фронта вызванных войск потопить в крови революционных рабочих и солдат. Малейшая невыдержанность и оплошность со стороны руководителей демонстрации могли иметь роковые последствия.

По нашему убеждению, тактика Военной Организации в июльские дни была правильна. Демонстрация двух полков пулеметчиков, с запасом патрон, в полном боевом порядке, занятие Петропавловской крепости и выставление броневых машин в некоторых стратегических пунктах, выступление вооруженных кронштадтцев имели положительное значение. С одной стороны, массы убедились, что путем демонстрации, хотя бы и вооруженной, власть получить нельзя, необходимо от вооруженной демонстрации пойти дальше в применении решительных форм борьбы; с другой — нужно было контрреволюции показать силу, с которой шутить нельзя и открытый конфликт с которой может кончиться очень печально для тех, кто начал нападение (случай с казаками). Именно потому, что В.О. приняла ряд мер, контрреволюционным генералам не удалось окончательно разгромить большевиков, и они из архи-трудного положения вышли с сравнительно небольшими потерями.

4 июля совещание активных работников партии большевиков решает демонстрацию считать законченной, солдатам рекомендуется вернуться в свои казармы, а кронштадцев «временно, на всякий случай, оставить в Петрограде»²⁰). Кронштадцев размещают в доме Кшесинской, Петропавловской крепости, в Морском корпусе и в Дерябинских казармах.

Ночью с 4 на 5 были разгромлены газета «Правда» и типография «Труд». Утром 5 июля по городу раз'езжали казачьи патрули и арестовывали отдельных рабочих и матросов, по городу циркулировали тревожные слухи о готовящемся нападении на большевиков. В рабочих кварталах настроение тревожное, фабрики и заводы не работают. На Выборгской стороне рабочие готовятся к обороне района от нападения казаков (Газ. «Новая Жизнь» 7 июля писала, что прибывшие с фронта войска были так зверски настроены, что рвались броситься в заводы и фабрики с целью расправиться с бунтовщиками).

В целях самообороны были приняты меры по укреплению дворца Кшесинской. Комендантом дворца был назначен тов. Раскольников, который нашел средства защиты недостаточными и принял целый ряд мер к усилению обороноспособности дворца. С этой целью было послано требование в Морской полигон и Кронштадт о присылке орудий и записка в Гельсингфорс о присылке небольшого военного корабля.

К вечеру ЦК издал постановление, об'являвшее демонстрацию законченной и призывавшее всех участников к ее прекращению. Пришлось отказаться от активной самообороны и отправить кронштадцев домой. Тов. Раскольников пишет, что это вызвало среди кронштадцев большое недоумение: «как это можно вернуться в Кронштадт, не утвердив в Петрограде советскую власть». В конце концов кронштадцы согласилось вернуться обратно в Кронштадт при условии освобождения арестованных товарищей и при оружии.

Днем 5 июля на совещании во дворце Кшесинской, состоявшемся при участии присланных ЦИК членов президиума во главе с Либером и членов ЦК партии большевиков и В.О., произошло соглашение: ЦИК и правительство обязалось: 1) не допускать каких бы то ни было погромов и репрессий в отношении партии большевиков, 2) выпустить всех арестованных, за исключением совершивших уголовное деяние. ЦК партии большевиков обязался: 1) увести матросов в Кронштадт. 2) снять роту пулеметчиков, поставленную для усиления гарнизона в Петропавловской крепости, 3) снять с постов броневики и караулы. Мосты, разведенные штабом еще 3 июля, немедленно свести вновь²¹).

Но к вечеру, в связи с прибытием войск с фронта, положение изменилось. Делегация кронштадцев по несколько раз подряд вызывалась в Военную комиссию ЦИК, которая каждый раз увеличивала требования и, наконец, пред'явила ультиматум: дать немедленное согласие на разоружение кронштадцев. Делегация ультиматума не приняла и уехала. «Быстро менявшиеся решения, — говорит тов. Раскольников, — производили такое впечатление, словно приговоры выносились под диктовку каких-то закулисных комбинаций». Позднее Либер говорил об этом эпизоде, что действительно они имели связь со штабом, и ультиматум они пред'явили после того, как узнали, «что через несколько часов дом Кшесинской будет окружен войсками, и не считая себя в праве их об этом предупредить, так как у нас были опасения, что и это может привести к кровавым столкновениям, мы заявили им, что всякие дальнейшие переговоры мы считаем невозможными»²²).

Когда днем 5 июля В.О. принимала целый ряд военных мероприятий, тогда, наверное, кроме соображений самозащиты и самообороны, были еще и другие соображения. Мы склонны полагать, что В.О. тогда в полной мере не уяснила себе изменившуюся политическую ситуацию, полагая, что удастся сохранить существовавшее до 3 июля соотношение сил. Скорейшему изживанию доиюльских иллюзий мешало то обстоятельство, что днем 5 июля Половцев и соглашатели из ЦИКа держали себя по отношению к большевикам довольно прилично. Половцев тогда занимал выжидательную позицию. Он ожидал прибытия фронтовых частей, с помощью которых он готовился разгромить большевистские организации.

С прибытием фронтовых частей начинается полоса контрреволюции. 6 утром самокатчики занимают дворец Кшесинской и Петропавловскую крепость. Несмотря на соглашение и на то, что по директивам Военной Организации ни дворец Кшесинской, ни Петропавловская крепость никакого сопротивления не оказали, все же кронштадтцы были разоружены. 6 июля Врем. правит. был издан приказ об аресте т.т. Ленина, Зиновьева и Каменева. Происходит разгром партийных помещений не только большевиков, но и меньшевиков. 6 июля происходила позорная сцена разоружения пулеметчиков. На Невском требовали арестов не только Ленина и Зиновьева, но и Чернова, и Церетелли. 12 июля восстанавливается смертная казнь на фронте. В связи с поражением на фронте и с наступающей реакцией, лидеры меньшевиков и эсеров совершенно растерялись и вручили власть авантюристу Керенскому, об'явив эту власть «Правительством Спасения Революции».

* * *

Злорадству взбесившихся мелких буржуа после прекращения демонстрации не было конца. В соглашательских газетах писались прямо погромные статьи. Демонстрация 3—4 июля перед зданием заседаний ЦИК изображалась, как вооруженное нападение контрреволюционных банд на революционную демократию.

В прокламации ЦИК Советов Р. и С. Д. и И. К. Сов. Крестьянских Депутатов говорится: «...Вооруженные толпы взбунтовавшихся солдат вместе с тайными черносотенцами и изменниками в течение нескольких дней расстреливали безоружных мужчин, женщин и детей. Они оскорбляли министров-социалистов, производили вооруженное нападение на заседание Совета Раб., Солд. и Крестьянских Депутатов и силой оружия пытались навязать свою волю избранным вами представителям».

«Навязать волю» значило взять власть в руки Советов.

С уходом кадетов из Временного правительства в дни 3—4 июля, власть фактически находилась в руках меньшевиков и эсеров. Но они решительно доказывали, что с уходом кадетов и с открытым возмущением народных масс ничего не изменилось, что коалиция неизбежна и необходима, что вместо кадетов нужно найти такую фракцию буржуазии, которая стоит на одной платформе с ними.

Коалицию особенно настойчиво защищал Церетелли: «Коалиция — это союз спасения... Не может быть, чтобы цензовые элементы все целиком отошли в сторону и заняли ту безответственную позицию, которая равносильна отказу от родины...».

Колебания и трусость мелкой буржуазии в эпоху пролетарской революции неизбежны, в революцию 1917 года эти колебания проявлялись особенно ярко. Связавшись с буржуазией, мелкая буржуазия не видит другого выхода, кроме поддержки буржуазии решительно по всем важнейшим вопросам революции. По вопросу о войне и взятии власти Советами Дан говорил: «У нас нет чудодейственного средства окончить войну... Для нас в данный момент война неизбежна в той или иной комбинации, — мы не можем, не в силах заключить мир. Дав такое обещание, мы обманули бы страну. Раз война продолжается, то мы не можем обещать чудодейственных рецептов и в области экономической жизни: мы немногим больше можем дать, чем то, что в этой области уже дано коалиционным правительством... если штыки, стоящие вокруг нас, привели к взгляду, что пришел час, когда Совету Рабочих и Солдатских Депутатов пора брать власть в свои руки, то мы, ответственные представители, власти этой взять не можем и ответственность с себя снимаем»²³).

Вожди мелкобуржуазных партий, меньшевики и эсеры в июльские дни окончательно и бесповоротно перешли в лагерь буржуазии. Меньшевики-интернационалисты продолжают колебаться; Мартов на заседании ЦИК 4 июля требовал передачи власти Советам, немного позднее, на Петроградской конференции меньшевиков (в одной семье с Даном и Церетелли), он уже примирился с коалицией, но только с теми буржуазными группами, которые готовы проводить программу Советов (?). Новожизненцы считали выступление рабочих и солдат возмутительным легкомыслием; Суханов считал разоружение солдат и разгром большевиков вполне справедливым; он требовал явки Ленина и Зиновьева на суд и т. д. Единственно левые эсеры в июльские дни порвали с политикой эсеровского ЦК и приблизились к большевикам, хотя организационно остались еще в рядах партии с.-р. После июльских дней начинается распад партии эсеров.

События 3—5 июля в Петрограде эхом прокатились по всей стране.

Одновременно с демонстрацией в Петрограде произошли беспорядки в Нижнем-Новгороде, Киеве и Астрахани, только там движение носило несколько своеобразный характер солдатских бунтов и не имело такой силы, как в Петрограде. Движение в Иваново-Вознесенске по своему характеру соответствует движению в Петрограде.

Когда в Гельсингфорсе были получены первые известия о начавшемся движении в Петрограде, Гельсингфорс сразу был охвачен революционным настроением. Особенно сильное возмущение охватило матросскую массу тогда, когда стали известны полученные на имя командующего флотом адмирала Вердеревского две юзограммы от помощника военного министра кап. Дударова. Первая юзограмма, отправленная 4 июля, гласит: «Временное правительство по соглашению с Исп. Ком. приказывает: немедленно прислать «Победитель», «Забияку», «Гром» и «Орфей» в Петроград, где им войти в Неву. Итти полным ходом. Посылку их покуда держать в секрете... Временно возлагаем... и если потребуется противодействия прибывшим кронштадтцам»²⁴).

Вслед за первой была получена вторая юзограмма: «Временное Правительство по соглашению с Исполнительным Комитетом приказало принять меры, чтобы ни один корабль без вашего на то приказания не мог итти в Кронштадт. Предлагаю не останавливаться даже перед потоплением такового корабля подводной лодкой, для чего полагаю необходимым подводным лодкам заблаговременно занять позицию. № 8295. Дударов»²⁵).

Как известно, революционные настроения были особенно сильны на крупных кораблях, мелкие же суда были настроены соглашательски, а подводные лодки даже совсем не были захвачены революционной агитацией. Временное Правительство, пользуясь таким обстоятельством, с согласия ЦИК'а, решило потопить крупные боевые суда, если они захотят протянуть руку помощи революционному Петрограду.

Однако, командующий флотом Вердеревский, учитывая революционные настроения во флоте и опасаясь, как бы такой шаг Временного Правительства не привел к обратным результатам, не решился выполнить этих приказов и сообщил Временному Правительству, что выполнить приказ он не может, ибо не хочет гражданской войны во флоте. Комиссар Временного Правительства Онипко требовал выполнения приказа, за что ЦК Балтфлота был арестован, а на всех кораблях и командах Центробалтом были назначены контролеры-комиссары.

На заседании Гельсингфорского Совета после принятия резолюции, осуждающей выступление рабочих и солдат в Петрограде, представитель Центробалта огласил резолюцию: «Немедленно послать корабли на поддержку Петрограду и Кронштадту с требованием передачи власти в руки Совета Рабочих, Солдатских и Флотских Депутатов»²⁶).

Эта резолюция Центробалта произвела большое впечатление на Совет. Было решено вопрос о власти перенести на совместное заседание Центробалта с другими политическими партиями и организациями.

На этом собрании была принята резолюция, в которой говорится: «...мы находим своевременно неотложным переход всей государственной власти в руки Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов Солдатских, Рабочих и Крестьянских Депутатов и образование перед ним Исполнительного Органа однородного демократического состава»²⁷).

Таким образом, все организации и партии Гельсингфорса, вплоть до эсеровского Комитета, потребовали от ЦИК'а взятия власти в свои руки. Взрыв возмущения разразился так неожиданно и с такой силой, что в первое время соглашатели растерялись и поддалось натиску революционных масс. Несколько дней позднее, после усмирения рабочих в Петрограде и ареста Центробалта, они опять обнаглели и начали кампанию против революционных матросов.

После расправы над революционными рабочими и солдатами в Петрограде и после арестов делегации Балтфлота и роспуска Центробалта, началась в Балтийском флоте, правда, кратковременная, полоса реакции. В Гельсингфорс приехали эсеровские лидеры Авксентьев и Бунаков, которые громили большевиков, натравливали малосознательную солдатскую массу на партию большевиков. Не растерялись лишь матросы на больших кораблях; на требования Вр. Пр. выдать зачинщиков моряки отвечали: «Мы все зачинщики» — и никого не выдали.

После получения сведений о событиях в Петрограде, в Риге в ночь с 5 на 6 июля произошло столкновение латышских стрелков с «батальоном смерти»; в результате столкновения смертники потерпели полное поражение и отступили. В ту же ночь Рижский Совет Раб. Депутатов принял резолюцию, в которой говорится, что единственный выход из создавшегося экономического и политического положения есть передача всей власти в руки Советов.

Июльские дни застали армию в чрезвычайно сложном положении: с одной стороны — крах затеянного наступления и разгром нашей армии, с другой стороны — борьба командного состава при помощи кавалерийских частей и специальных формирований с частями, не желающими итти в наступление. По всему фронту шла внутренняя борьба по разоружению и расформированию взбунтовавшихся частей.

По делу о «массовом неисполнении боевых приказаний» только в V армии было привлечено 87 офицеров и 12.725 солдат. Расформированию и переброске в другие части было подвергнуто 3 офицера и 10.390 солдат²⁸).

Господствующее в армии настроение в начале июля правильно обрисовал Н. Накоряков на заседании фронтовой комиссии ЦИК 12 июля. Он говорил: «Наступление воспринималось, как массовое убийство, затеянное в угоду Англии... Критика методов борьбы за мир, как отказ от такой борьбы во имя захватных интересов Англии. Но за всем этим стояло, как можно видеть, живя с массами в блиндажах и окопах, одно недовольство продолжением войны, жажда какого угодно мира, жажда уйти домой. Открытые призывы «уйдем домой в середине июля» раздавались еще в середине июня... Распад в XII армии за последний месяц сделал громадный шаг вперед. У руководящих учреждений нет уверенности, что он не охватит всю армию, исключая незначительные группы кавалерии, артиллерии и специальных команд»²⁹).

Тов. Шляпников пишет, что: «Далеко не единичны были случаи выражения готовности воинских частей фронта ехать в Петроград на помощь выступавшим рабочим и солдатам»³⁰).

В Москве 4 июля, когда были получены известия о выступлении в Петрограде, было созвано об'единенное заседание Президиумов Советов Раб., Солдатских и Крестьянских Депутатов, которое решило: «Поручить тов. Шеру привести к дому генерал-губернатора в распоряжение Совета одну роту самокатчиков на велосипедах для охраны Совета, его учреждений в гостинице «Дрезден» и партийных организаций, помещающихся в Капцевском училище...

«По вопросу о демонстрациях постановили: Всякие демонстрации, как вооруженные, так и мирные и уличные митинги — запретить в течение трех дней»³¹).

После заседания президиумов было созвано экстренное пленарное заседание Советов Раб. и Солд. Депутатов. После нескольких часов горячих прений пленум утвердил постановление президиумов о воспрещении демонстраций. Несмотря на эти запрещения, по инициативе партии большевиков демонстрации состоялись.

«С окраин потянулись к Скобелевской площади громадные толпы рабочих с красными знаменами и плакатами о переходе всей власти в руки С. Р. и С. Д. К рабочим примкнули отдельные части Московского гарнизона, при чем одна часть вышла в полном вооружении. На Скобелевской площади состоялся грандиозный митинг, на котором выступили, главным образом, большевики».

В этот же день были попытки со стороны контрреволюционеров избить демонстрантов и разгромить большевистскую газету «Социалдемократ», но безуспешно.

После июльских дней в Москве началась полоса бешеной травли большевиков, в которой принимали участие меньшевики и эсеры. Но рабочие Москвы держались стойко, и партия большевиков в борьбе против керенщины твердо опиралась на рабочих Москвы.

Более интересны, чем в Москве, события 4—6 июля в Иваново-Вознесенске. Из акта дознания, составленного владимирским комиссаром Вр. Правительства, выяснилось, что события развернулись следующим образом: «4 июля, около 9 часов вечера была получена телеграмма из областного бюро РСДРП с приглашением к выступлению под лозунгом вся власть Советам. В связи с получением этой телеграммы был созван комит. РСДРП около 10—11 часов вечера, который никаких решений не вынес, и после неудавшейся попытки созвать общее собрание Совета состоялось соединенное совещание исполнительного комитета Совета, Центрального Бюро фабрично-заводских комитетов и комитета РСДРП. На этом об'единенном совещании была оглашена указанная телеграмма следующего содержания: «Москва 4 июля... В Петрограде решительные выступления фабрик, полков. Областное бюро призывает немедленно к демонстрациям и забастовкам. Лозунг: «Вся власть Советам». Срочно телеграфируйте получение. Организуйтесь вокруг Кинешмы».

После обсуждения телеграммы признано было желательным устройство демонстрации, но окончательное решение вопроса было отложено до утра, когда предполагалось общее собрание Совета»³²).

Еще во время совещания произошел инцидент с партией эсеров. На совещание явился лидер местных эсеров Салов и заявил, что Совет не имеет права устраивать демонстрации и что он в нужный момент прибегнет к оружию. Это заявление значительно повысило и без того напряженное настроение. После этого к членам Исполнительного Комитета стали поступать сведения, что состоялось собрание партии эсеров, и это последнее ведет какие-то переговоры со штабом полка и с другими городами.

В связи с тревожным положением в городе и циркулирующим слухом о свержении Вр. Пр. и о приготовлениях эсеров, в 1 ч. ночи состоялось заседание Исполнительного Комитета Совета. На этом заседании было постановлено: «в целях предотвращения боевых и провокационных выступлений, установить контроль над телефоном и телеграфом». Еще до окончания совещання было получено известие о тревожных сигналах, поданных из местного отделения Государственного банка.

Во время контроля, около трех часов ночи был перехвачен разговор Майорова (с.-р.) с Шуеи: «Пусть едут из Шуи Нырков и К°, большевики берут власть в свои руки, приезжайте к 9 часам»... Контроль с телефона и телеграфа был снят 5 июля в 1 ч. дня.

«6 июля с 11 час. дня на всех фабриках и заводах прекращены были работы, и с часу дня началась, после митинга перед помещением Совета, демонстрация, охранявшаяся шедшей впереди вооруженной ротой солдат и сзади — конными милиционерами. Участники демонстрации, кроме охраны, были вооружены; в ней принимали участие рабочие почти всех фабрик»³³).

Далее в этом же «акте» говорится, что в демонстрации участвовало около 30—40 тысяч человек, и что демонстрация закончилась мирно. Этой демонстрацией закончились тревожные дни в Иваново-Вознесенске, и жизнь вошла опять в нормальную колею.

События в Нижнем-Новгороде происходили так: к концу июня начались трения между эвакуированными и военными властями г. Нижнего-Новгорода на почве отправления эвакуированных на фронт. Для того, чтобы силой принудить эвакуированных отправиться на фронт, по требованию нижегородского комиссара и С. С. Д.. помощник командующего М. В. О. подпоручик Шер, с согласия президиумов Московских Советов, послал из Москвы в Нижний роту юнкеров Алексеевского военного училища и учебную команду 56 пех. зап. полка. Вместе с отрядом отправились представители С. Р. Д. — Буровцев, С. С. Д. — Калмыков и С. Кр. Д. — Глушаков.

«Около 3 часов ночи 5 июля прибывшие из Москвы юнкера и части учебной команды, окружив спящих эвакуированных, начали, чуть ли не прикладами, будить их и, арестовав в одном белье, стали отправлять на станцию. Случайно проходившие солдаты 183 и 185 полков, увидев пулеметы, известили своих товарищей, которые с ружьями выбежали на улицу. По словам солдат, юнкера открыли по ним огонь»³⁴). Началась стрельба, в результате которой оказались 2 убитых и один раненый.

Конвой на вокзале был обезоружен. Вслед за этим были окружены казармы, где помещалась вторая полурота юнкеров, которая вынуждена была сдаться. Весь город очутился в руках солдат.

«Город наполнялся вооруженными массами. В этот момент исчезли представители Совета. Исполнительный Комитет фактически уже не существовал. Комиссар был бессилен. Однако, среди толпы, среди темной массы солдат оказались сознательные элементы. Они стали агитировать за устройство собрания и выбора какого-нибудь комитета³⁵). Комитет был избран в количестве 15 чел., из которых человек 6 было депутатов Совета и человек 5 — от эвакуированных. Организованное ядро пригласило в качестве полноправных членов от Совета Солдатских Депутатов 5 ч., от Совета Кр. Дел. — 5 ч., от Совета профсоюзов — 5 чел. Кроме того, в Комитет были приглашены с правом решающего голоса представители трех политических партий.

«Таким образом, Комитет состоял из 36 чел., из них 27 чел. были из состава старых Советов и партий и только 9 чел., новых... Из них по политическим воззрениям было: с.-д. большевиков и с.-д. меньшевиков — 10 ч., с.-р. — 10—12 чел.»³⁶).

Комитетом были приняты меры поддержания порядка в городе до выборов нового Совета. Никаких беспорядков и бесчинств в городе не произошло. Были также приняты меры, чтобы не допустить кровопролития с прибывшим из Москвы вторым карательным отрядом. «Были убраны войска с вокзалов, пулеметы привезены и сложены в комнатах дворца, везены в арсенал 2 вагона патронов с вокзала и осмотрены другие, во избежание опасности от взрыва боевых снарядов»³⁷).

Несмотря на полное успокоение в городе, из Москвы была снаряжена вторая карательная экспедиция из трех родов войск — пехоты, артиллерии и кавалерии. Во главе экспедиции стояли: командующий М. В. О. Верховский и председатель Московского Совета Хинчук.

В ночь на 5 июля в Киеве происходили следующие события: на почве нежелания отправиться на фронт взбунтовались солдаты полка имени гетмана Полуботько, захватили склад оружия и гараж и в количестве 5.000 чел. двинулись на крепость. «Первый гетмана Богдана Хмельницкого полк пытался остановить их, но безуспешно. Бунтовщики заняли крепость, захватили штаб округа, управление начальника милиции, дом командующего войсками, арестовали коменданта города и начальника милиции. Благодаря совместным действиям воинских властей, Исполнительного Комитета Общ. организации, Советов Рабочих и Солд. Депутатов, Генерального Секретариата и Украинской Центральной Рады, к 7 час. утра арестованные были освобождены, и большая часть мятежников разоружена»³⁸).

Здесь так же, как и в Нижнем, против восставших солдат выступили об'единенные силы контрреволюционного командования и меньшевистско-эсеровских Советов. Силы восставших были сломлены и принуждены продолжать навязанную им ненавистную войну.

Известие о петроградских событиях до Красноярска дошли 8 июля. С целью поддержки петроградских товарищей, несмотря на отчаянное противодействие эсеров, на воскресенье 9 июля была назначена демонстрация, в которой участвовало 10—11.000 чел. Демонстрация была почти исключительно солдатско-рабочей. После демонстрации состоялись митинги, на которых были приняты резолюции, осуждающие поведение соглашателей.

Июльские события в провинции имели не везде одинаковый характер. В Нижнем-Новгороде события созрели самостоятельно, независимо от Петрограда, но, благодаря событиям в Петрограде, приняли более упорный характер, ибо не подлежит никакому сомнению, что без известия о выступлении петроградского гарнизона и рабочих, вряд ли солдаты в Нижнем взялись бы за оружие. Наверно, подавление вооруженной демонстрации в Петрограде подействовало и на настроение нижегородцев и, таким образом, конфликт удалось ликвидировать без кровопролития.

Восстание солдат в Киеве тоже совпадает с моментом получения известий о выступлении в Петрограде.

Характерно, что там, где большевистское влияние сильно, там эти события носят более организованный характер и не доходят до столкновений; яркий пример этому — события в Иваново-Вознесенске, где власть фактически перешла в руки Совета, и только после выяснения положения о несвоевременности взятия власти в отдельном городе, эта же власть опять мирно переходит к Вр. Правительству.

После июльских событий волна репрессий и контрреволюционных выступлений против большевиков прокатилась по всей стране. На местах, где большевистские организации были сильны, противобольшевистская агитация успеха не имела, где влияние партии было слабо, там на время восторжествовали меньшевики и эсеры. Пущенная клевета о связи т. Ленина с германским штабом кое-где имела успех, но не среди рабочих, а, главным образом, среди солдат.

В июльские дни в Таганроге были большие волнения. Вечером 6 июля толпа рабочих Русско-Балтийского завода чуть ли не убила начальника милиции эсера Никольского за то, что он назвал большевиков изменниками. Прибывшая на завод сотня казаков потребовала выдачи большевиков для самосуда. С трудом удалось успокоить казаков и заставить их отказаться от дикой мысли расправиться с рабочими. В город было введено еще 3 сотни казаков, после чего началось успокоение.

Попытки устроить большевистские погромы имели место в Грозном. Тов. Анисимов на 6 с'езде партии большевиков говорил, что с этой целью была организована тайная лига — «Общество борьбы с большевиками». «Провокация была на каждом шагу: стоило показаться на улицу — и тебя стремились вызвать на спор, при чем обыкновенно в таких случаях дело заканчивалось насилием... В нападении на город, которое произвели чеченцы, обвиняли тоже большевиков. Мы опасались созывать общие собрания»³⁹).

Тов. Кавтарадзе на 6 с'езде говорил, что большевистское влияние было сильно среди войск Тифлисского гарнизона. Но меньшевики совместно с командованием вывели эти войска из города и заменили их дикими полками. «Грузинские рабочие массы отравлены оппортунизмом; они идут за Костровым (Жордания. О. Л.), патриархом оборончества. Травля против нас началась, прежде всего, в Тифлисе; честь ее открытия принадлежала Тифлисскому Исполнительному Комитету. Когда из Петрограда привезли «Правду», Исп. Ком. на экстренном заседании решил ее конфисковать... Таким образом, нам приходилось работать в невероятных условиях. Ежедневно на каждом заседании, Исп. Ком. ставится вопрос о закрытии «Кавказского рабочего»⁴⁰).

После июльских событий в Поволжье «первое время была растерянность и даже некоторый отлив рабочих из наших организаций... Клевета, пущенная Алексинским, произвела сильное впечатление на мелкобуржуазную массу»⁴¹), и она качнулась вправо.

На Урале события 3—5 июля «отрицательного действия не имели и даже послужили некоторым фильтром»⁴²). По сведениям газеты «Новая Жизнь», № 70, в Екатеринбурге 8 июля, на экстренном заседании Совета Р. и С. Д. была вынесена резолюция о передаче власти Советам.

Командный состав на фронте требовал принятия самых суровых мер для подавления демонстрации. На имя кн. Львова от ген. Крымова была получена телеграмма следующего содержания: «Прочтена общему собранию комитетов Уссурийской конной дивизии телеграмма о событиях в Петрограде. В ответ на эту телеграмму раздался один клик: «Пора переходить от слов к [...]⁴⁴) ...рой он, по уполномочию всех комиссаров южфронта, предлагает войска, без ущерба для фронта, для подавления Петрограда.

На события в Петрограде отозвалось и духовенство. Вр. Пр. из гор. Верного получило следующую телеграмму: «Первый свободный епархиальный с'езд семиреченского духовенства и мирян Туркестана радостно приветствует Вр. Пр. Сообщает, что политика Вр. Пр. вполне отвечает евангельскому учению о любви к ближнему. Протоиерей Удальцов»⁴⁵).

Из многочисленных приветственных телеграмм, полученных Вр. Пр. по случаю подавления петроградских рабочих и солдат, есть только одна телеграмма от рабочих акц. общества Российских химических заводов. Все остальные телеграммы получены от буржуазных организаций и то лишь второстепенных, мелких. Для примера назовем некоторые из них: общее собрание мукомолов Ставропольского уезда; Амурский водный комитет; собрание граждан гор. Березны; Новороссийская гор. дума; общ. собр. гражд. гор. Имана и его окрестностей и т. д., и т. п. Как видно, крупная буржуазия была не очень-то склонна приветствовать Вр. Правительство.

Итак, июльские события в Петрограде вызвали живой отклик решительно во всех слоях населения. Симпатии большинства рабочих и солдат были на стороне петроградцев; кое-где, как это мы видели, произошли попытки с оружием в руках поддержать Петроград. Мелкобуржуазные партии, меньшевики и эсеры, совместно с буржуазией и командным составом, всюду участвовали против рабочих и солдат, усмиряли их, разоружали их и распространяли гнусную клевету про партию большевиков. На все эти действия они получили благословение духовенства, которое считало, что политика Вр. Пр. соответствует «евангельскому учению о любви к ближнему».

Единственно партия большевиков, несмотря на бешеную травлю и обливание грязью ее вождей, продолжала стойко защищать интересы, даже против ее воли, вышедших на улицу рабочих и солдат. Поэтому она и заслужила безграничное доверие трудящихся масс страны.

* * *

После прекращения вооруженной демонстрации Временное Правительство приступило к расправе над демонстрантами. На заседании Временного Правительства от 6 июля был принят целый ряд постановлений, из которых самые характерные гласят: «...2) Виновный в публичном призыве к неисполнению законных распоряжений власти наказывается заключением в крепость на срок не свыше трех лет или заключением в тюрьму.

3) Виновный в призыве во время войны офицеров, солдат и прочих воинских чинов к неисполнению действующих при новом демократическом строе армии законов и согласных с ними распоряжений военной власти наказывается, как за государственную измену»⁴⁶).

Эти постановления в комментариях не нуждаются; они полностью направлены против солдат и рабочих, недовольных политикой Временного Правительства.

На заседании Временного Правительства от 7 июля было принято постановление: «Все воинские части, принимавшие участие в вооруженном мятеже 3, 4 и 5 июля 1917 г. в Петрограде и его окрестностях, расформировать и личный состав их распределить по усмотрению Военного и Морского министра.

Все дело расследования организации вооруженного выступления в Петрограде 3—5 июля... сосредоточить в руках прокурора Петроградской Судебной Палаты, в его распоряжение ассигновать 50.000 руб.»⁴⁷).

Во исполнение этого постановления были расформированы пулеметчики, гренадеры, 176 полк, часть гарнизона Петропавловской крепости и другие части.

7 июля вышел в отставку министр-председатель кн. Львов и вместо него был назначен А. Ф. Керенский, который начал энергично действовать в контрреволюционном направлении. В телеграмме «Всем» от 8 июля он извещает: «С несомненностью выяснилось, что беспорядки в Петрограде были организованы при участии германских правительственных агентов... Руководители и лица, запятнавшие себя братской кровью и преступлением против родины и революции, — арестуются». В приказе по армии и флоту Керенский ругает солдат, называет их изменниками, предателями, а о контрреволюционном офицерстве говорит словами: «...неизменно доблестное поведение лиц командного и офицерского состава, свидетельствующее о преданности их свободе, революции и беззаветной любви к родине»⁴⁷).

Таковы первые шаги правительства после июльских дней. Несмотря на то, что деятельность Временного Правительства и Керенского носила явно контрреволюционный характер, соглашательский ЦИК 9 июля об'явил это правительство «Правительством Спасения Революции» и наделил его неограниченными полномочиями.

Первым делом этого правительства «Спасения» было, по требованию генерала Корнилова, восстановление смертной казни на фронте. В этом постановлении перечислены все пункты царского закона против нарушения дисциплины в армии.

Введение смертной казни на фронте и создание военно-революционных судов широко было использовано контрреволюционным командным составом против солдат.

Следующие постановления этого правительства «спасения» были: 1) о праве министров военного и внутренних дел закрывать газеты, 2) о введении предварительной военной цензуры, 3) об отобрании оружия у рабочих (срок сдачи оружия был назначен на 14, 15 и 16 июля).

Все эти контрреволюционные мероприятия правительства одобрялись соглашательским ЦИК' ом, который, особенно после получения сведений о поражении на фронте, совершенно растерялся и полностью перешел в лагерь буржуазии. ЦИК считал нужным поддержать решительно все мероприятия правительства. несмотря на их содержание. Так, в циркуляре ко всем армейским и фронтовым комитетам, ко всем солдатским секциям Советов, военный отдел ЦИК писал: «Так как мы хотим создать сильное демократическое правительство, то мы, хотя бы против своей воли, должны поддерживать авторитет Временного Правительства, поддержать все его мероприятия, даже те, с которыми не согласны».

Контрреволюционная сущность мероприятий Временного Правительства проявилась так ярко, что заслужила одобрение агента английского империализма Бьюкенена⁴⁸).

У Бьюкенена было основание смотреть на правительство «Спасения» с надеждой, ибо по самому основному вопросу для англо-французского империализма, по вопросу о войне, правительство в своей декларации и многочисленных выступлениях министров Церетелли, Керенского и других, заявляло, что оно считает своей основной задачей создание боеспособной армии, продолжение войны до конца и об'явило ненарушимость соглашения с союзниками. Вместо лозунга мира, в дни событий 3—5 июля, соглашатели заговорили о доведении войны до конца совместно с доблестными союзниками.

Уступчивость соглашателей окрылила буржуазию: она потребовала полного разрыва правительства с Советами. 12 июля Врем. Комитет Гос. Думы вынес резолюцию против правительства «Спасения», и достаточно было постановления этого, как будто мертвого учреждения, чтобы правительство «Диктатуры» и «Спасения» подало в отставку. Начались длительные переговоры с торгово-промышленниками и кадетами о вхождении в правительство, которые благоприятно для кадетов кончились 21 июля вступлением к.-д. в правительство.

К моменту составления нового коалиционного правительства Керенский стал претендовать на роль русского Бонапарта.

О бонапартизме Керенского тов. Ленин писал следующее: «Министерство Керенского, несозмненно, есть министерство первых шагов бонапартизма.

Перед нами налицо основной исторический признак бонапартизма: лавирование, опирающееся на военщину (на худшие элементы войска), государственной власти между двумя враждебными классами и силами, более или менее уравновешивающими друг друга»⁴⁹).

Тов. Ленин считал, что начало бонапартизма есть неоспоримый факт, но для окончательного укрепления его у нас в России нет об'ективных условий, в отличие от почвы возникновения бонапартизма во Франции в 1799 г. и в 1849 г., у нас ни одна коренная задача революции не решена. Борьба за решение земельного и национального вопроса только еще начинает разгораться.

Соотношение классовых сил после июльских дней было таково, что ни буржуазия в союзе с помещиками, ни пролетариат в союзе с крестьянством не были еще готовы для решительной схватки. Фактическая власть, за небольшим исключением, находилась в руках Кавеньяков, буржуазия бешено готовилась эту фактическую власть кавеньяков-корниловцев официально поставить во главе государства и сделать властью де-юре.

Мы считаем нужным отличить диктатуру кавеньяков от диктатуры бонапартистов. Маркс считал, что «Кавеньяк не был диктатурой сабли над буржуазным обществом; он был диктатурой буржуазии, осуществляемой посредством сабли» (Маркс, «Борьба классов во Франции»). Бонапартизм, наоборот, есть диктатура над буржуазией, хотя результаты этой диктатуры идут в пользу буржуазии. О бонапартизме Энгельс писал: «Луи Бонапарт, под предлогом защиты буржуазии от рабочих и рабочих от буржуазии, лишил капиталистов политической власти; но его господство способствовало спекуляции, промышленному развитию, вообще невиданному до тех пор расцвету и обогащению всей буржуазии в целом» (Энгельс, «Введение к гражд. войне во Франции К. Маркса»). Керенщина, которая ежедневно болтала о примирении классов, о внеклассовой сущности своей власти, о борьбе как слева, так и справа, безусловно, выражала одну сторону сущности бонапартизма, но это, если так можно выразиться, только внешняя сторона бонапартизма; по существу бонапартизм во Франции в 1849 г. возник благодаря колебаниям мелкой буржуазии, при активной поддержке консервативной части крестьянства. В России в 1917 г. колебания мелкой буржуазии были большие, но, в отличие от Французской революции, не было консервативного крестьянства. При возникновении бонапартизма во Франции крестьянская революция 1789 г. была уже позади, тогда как в России она была еще впереди. Своим колебанием мелкая буржуазия в России создавала почву не для бонапартизма, а для открытой буржуазной диктатуры кавеньяков-корниловцев. Только бдительность пролетарской партии большевиков и правильная тактика ее помешали этому осуществиться и привести в Октябре к крушению буржуазии и к торжеству диктатуры пролетариата в союзе с беднейшим крестьянством.

Кренского же буржуазия терпела, как наименьшее зло. Керенский был выдвинут не благодаря своим достоинствам, а в силу своей ничтожности.

Маркс, анализируя причины победы Луи Бонапарта на президентских выборах в 1848 г., писал: «Так случилось, что, по выражению «Neue Rheinische Zeitung», незначительный человек Франции выступил, как самый многозначительный символ. Именно потому, что он был ничто, он мог означать все, но только не самого себя»⁵⁰).

Слова Маркса, сказанные о Луи Бонапарте, полностью можно отнести и к Керенскому. Сам Керенский и его друзья из соглашательского ЦИК, конечно, не понимали той жалкой временной роли, какую они играли по замыслам буржуазии; они со всей серьезностью полагали, что делают дело действительного спасения страны и революции. Они одурачивали себя «с той серьезностью, с какой она (мелкая буржуазия. О. Л.) вообще торжественно одурачивает себя»⁵¹).

В то время, как соглашатели на заседании ЦИК и на разных собраниях говорили о недопустимости классовой борьбы, генералитет и черносотенные организации громили рабочие организации (меньшевики и эсеры это классовой борьбой не считали). После разгрома «Правды», типогр. «Труд», Петррайкома и союза металлистов приступили к разгрому Советов. 10 была разгромлена квартира меньшевистского районного комитета на Петроградской стороне. 11 июля была разгромлена типография Василеостровского Совета.

Временное Правительство, с согласия ЦИК, поставило во главе отрядов, прибывших с фронта, поручика Мазуренко; который, после разоружения солдат, приступил к отобранию оружия у рабочей красной гвардии. Войсками окружались заводы, производились обыски, арестовывались должностные лица рабочей милиции и раб.-кр. гвардии, требовалась сдача оружия. Но результаты были совсем плачевные, — рабочие совсем не были склонны оружие отдавать, хорошее оружие было уже припрятано, и выдавался большей частью всякий хлам.

Дружнее всего держались рабочие Выборгской стороны. Там отряд Мазуренко и вовсе не сунул носа и ограничился разоружением заводов, расположенных отдельно, на окраине города. Особенно внушительное нападение было сорганизовано на Сестрорецкий оружейный завод, при нападении на который участвовал, кроме пехоты и кавалерии, также отряд броневиков. Но и здесь результаты получились плачевные. По словам тов. Глинского, «при энергичной помощи товарищей из партийной районной организации и сознательных рабочих С.О.3. (милиционеров), оружие было в большем количестве увезено на рыбацких лодках за «Разлив»⁵²).

Настроение рабочих масс, за небольшим исключением, не было вовсе упадочным. 7 июля Ц. Б. профсоюзов вынесло резкую резолюцию, осуждающую политику соглашателей; такого же рода резолюция была принята Выборгским районным Советом Р. и С. Д. Большевистские резолюции были приняты на заводах: Барановского, Сестрорецком оружейном, Старом Парвиайнене, Лангензипене, Нобель, Фениксе, Франко-русскою, Новом Лесснере, Перуне, Путиловском и на других. 22 июля на совместном совещании делегатов с фронта и рабочих Петрограда была принята большевистская резолюция.

Несмотря на то. что VI с'езд Р.С.Д.Р.П.(б) происходил полулегально, рабочие Петрограда все-таки о нем узнали. С'ездом были получены приветствия от 13 петроградских заводов, от двух районных Советов и других общественных, пролетарских организаций.

Настроение солдат Петрограда после расформирования более революционных полков и после начатой травли против Ленина и партии большевиков было упадочное; большевистские настроения солдат на фронте, наоборот, усилились. Среди некоторой части рабочих Петрограда, особенно среди железнодорожников, в ближайшие дни после 3—5 июля было некоторое колебание, кое-где на отдельных предприятиях удалось протащить соглашательские резолюции, но это продолжалось недолго, основной массив рабочих держался стойко. К концу июля было полностью восстановлено и даже превзойдено доиюльское равновесие сил. Послеиюльская контрреволюционная политика ЦИК и Вр. Правительства открыла глаза многим рабочим и солдатам, до июля уверенных в революционности этих партий. Начинается массовый отход пролетарских элементов от партий меньшевиков и эсеров и окончательный разрыв этих партий, с трудящимися массами страны⁵³).

Подводя итог разбору событий 3—5 июля, необходимо отметить следующие особенности момента:

Первая особенность момента до 3—5 июля заключалась в той своеобразной обстановке двоевластия, когда официальная государственная власть находилась в руках буржуазного Вр. Правительства, и рядом с этим правительством существовали Советы Р., С. и Кр. Деп., имеющие в своих руках фактическую власть и уступающие эту власть Временному Правительству. В результате этого получилось своеобразное переплетение власти буржуазии с революционно-демократической диктатурой пролетариата и крестьянства. В связи с началом наступления на фронте и переходом вождей мелкобуржуазных социалистов в лагерь буржуазии власть из рук Советов постепенно переходила в руки буржуазии и контрреволюционного командного состава.

Вторая особенность заключалась в том, что Россия вследствие Февральской революции стала самой свободной из воюющих стран в мире. Вооруженные и организованные в Советы громадные массы рабочих и солдат, отсутствие насилия над ними — вот вторая особенность момента.

Выше охарактеризованное положение в обстановке войны не могло долго продержаться и, таким образом, имело лишь переходный характер. Перед страной стала дилемма: или продолжение войны, — в таком случае отказ от существующих свобод неизбежен, гегемония империалистической буржуазии явно неизбежна, — или разрыв с политикой империализма, принятие мер к прекращению войны, что, в свою очередь, возможно было лишь при утверждении революционно-демократической диктатуры против буржуазии.

Меньшевики и эсеры колебалось, хотели создать что-то среднее, хотели сочетать существующие свободы с ведением империалистической войны. На деле эта политика показала свою полную несостоятельность, толкнула широкие рабочие и солдатские массы в сторону противников политики соглашения, а сами меньшевики и эсеры, шаг за шагом уступая давлению империалистов, скатились в лагерь контрреволюционной буржуазии.

Партия большевиков правильно выставляла в доиюльские дни лозунг мирного перехода власти в руки Советов. Была лишь допущена ошибка в смысле недооценки революционного настроения масс. Ленин писал: «Действительной ошибкой нашей партии в дни 3—4 июля, обнаруженной теперь событиями, было только то, что партия считала общенародное положение менее революционным, чем оно оказалось, что партия считала еще возможным мирное развитие политических преобразований путем перемены политики Советов, тогда как на самом деле меньшевики и эсеры настолько уже запутали и связали себя соглашательством с буржуазией, а буржуазия настолько стала контрреволюционна, что ни о каком мирном развитии не могло уже быть и речи. Но этого ошибочного взгляда, который подкреплялся только надеждой на то, что события не будут развиваться слишком быстро, этого ошибочного взгляда партия не могла изжить иначе, как участием в народном движении 3—4 июля с лозунгом «Вся власть Советам» и с задачей придать движению мирный и организованный характер»⁵⁴).

Тов. Ленин считал, что мирный период развития революции кончился с момента наступления на фронте, что подготовка наступления и само наступление привязало соглашателей к колеснице империализма, превратило их в игрушку в руках империалистической буржуазии. Но изжить иллюзии мирного развития, которые были в массах очень сильны, можно было только путем получения наглядных уроков, доказывающих предательство меньшевиков и эсеров и невозможность без вооруженной борьбы взятия власти в руки Советов.

С поражением демонстрации 3—5 июля лозунг «вся власть Советам» партией был снят. Соглашательские Советы, участвуя в карательной политике буржуазии против рабочих и солдат, окончательно скомпрометировали себя. Авторитет Советов мог подняться лишь после завоевания в Советах большевиками большинства. После июльских дней был выдвинут лозунг диктатуры рабочего класса, опирающегося на беднейшее крестьянство.

Послеиюльская смена партийных лозунгов означала перенесение центров тяжести на подготовку вооруженного восстания. В это же время партия не оставляла без внимания Советы, защищая их от контрреволюционеров, разоблачая политику соглашательских Советов и ведя борьбу за большевизацию их. История показала, что одновременно с большевизацией Советов вырастал их авторитет, и лозунг «вся власть Советам» был восстановлен снова, но не как лозунг мирного развития, не как лозунг власти мелкой буржуазии, а как лозунг диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства.

Выступление 3—5 июля партия большевиков об'ясняла, как стихийный взрыв возмущения солдатских и рабочих масс против соглашательской политики меньшевиков и эсеров. Участие партии в движении 3—5 июля было единственно правильным шагом для партии. В связи с этим вопросом возникает другой вопрос — вопрос о провокации, вопрос о роли Времен. Правительства и военных кругов при возникновении движения 3—5 июля.

О провокации пишут почти все участники событий 3—5 июля. О провокации говорит также в своем докладе на VI с'езде и тов. Сталин, который категорически не утверждает, но считает возможным, что, кроме общих причин, были также и элементы провокации. В более резкой форме версию провокации отстаивает тов. Подвойский⁵⁵).

Вполне допуская возможность работы отдельных провокаторов, надо признать, что не они вызвали выступление масс. Атмосфера была и так накалена. Товарищи, об'ясняющие взрыв деятельностью провокаторов, недостаточно оценивают остроту недовольства масс, повторяют именно ту ошибку партии в июльские дни, о которой писал тов. Ленин.

Отрицая версию, об'ясняющую июльский взрыв, как результат деятельности правительственной провокации, можно считать бесспорным участие провокаторов и черносотенцев в самые дни 3—8 июля. Обстрел демонстраций с крыш и из буржуазных квартир, а также провокаторский обстрел прибывающих с фронта войсковых частей — все это документально доказано.

Массовое движение в дни 3—4 июля возникло вопреки желанию большевистской партии. Она считала выступление преждевременным и хотела удержать массы от выступления потому, что опасалась, как бы буржуазия и соглашатели ответственность за неизбежный разгром начатого наступления на фронте не свалили на пролетариат и партию. Тов. Сталин на экстренной июльской петроградской партийной конференции говорил, что тактика партии состояла в том, чтобы удержать массы от преждевременного выступления, выждать, пока полностью обнаружится провал начатого преступного наступления на фронте. Но недовольство в массах было так сильно, что оно через голову партии перелилось в стихийное массовое движение против Временного Правительства.

В дни 3—5 июля создалась чрезвычайно сложная обстановка. Массы боролись за полновластие Советов, но, благодаря тому, что в Советах господствовали меньшевики и эсеры, Советы отказались взять власть, и, таким образом, массы оказались в положении вооруженных противников Советов. Партия призывала к мирной демонстрации, а на улицах города происходил бой; партия выдвинула лозунг мирного перехода власти Советам, а Военная Организация принимала целый ряд чисто военных мер. Таким образом, движение приняло характер полувосстания, и стоило бы только партии выбросить лозунг захвата власти, как власть безусловно была бы взята, ибо в дни 3—5 июля у Врем. Прав. в Петрограде сил не было, что должен был констатировать даже Милюков в своей «Истории второй русской революции». Но, сделав такой шаг, партия тогда совершила бы роковую ошибку, ибо, как писал тов. Ленин, в июле 1917 г. в массах не было еще той отчаянной решимости бороться за власть Советов, и Вр. Правительство с помощью отсталой провинции и верных войск с фронта задушило бы власть Петроградского Совета. Партия отвергла советы отдельных «левых» крикунов, которые в апрельские дни хотели взять курс «чуточку левее», а в дни 10 июня считали партийный курс «оппортунистическим»⁵⁶) и создавшиеся условия — вполне созревшими для вооруженного восстания, и под руководством своего гениального вождя Ленина не приняла боя в момент, для нее невыгодный и, таким образом, сохранила революционные кадры для предстоящей решительной схватки.

Необходимо подчеркнуть, что в ЦК партии летом 1917 г. безусловно существовал правый сектор, состоящий из товарищей Каменева, Зиновьева и Ногина. Не случайно же т.т. Каменев и Зиновьев 3 июля особенно энергично действовали против демонстрации, не случайно же именно они написали (потом, постановлением ЦК отмененное) воззвание к рабочим и солдатам с призывом воздерживаться от демонстрации.

Поздно вечером 3 июля на совместном совещании ЦК с межрайонцами, когда для всех было совершенно очевидным, что массы удержать невозможно, даже и тогда еще тов. Каменев высказался против участия партии в демонстрации, а тов. Троцкий внес явно неосуществимое и неправильное предложение — демонстрировать без оружия.

Если бы тогда партия согласилась с т.т. Каменевым и Троцким, то сделала бы роковую ошибку, которая помогала бы штабу осуществить свой провокаторский план. Без руководства нашей партии движение 4 июля приняло бы анархический характер, при котором вооруженные столкновения приняли бы огромные размеры, и создалась бы почва для «усмирения» со стороны штаба.

Руководство большевиков движением 4 июля направило последнее по единственно правильному руслу мирной демонстрации и неизбежные в таких случаях столкновения сократило до минимума. Участие в демонстрации под руководством большевиков вооруженных кронштадтских матросов отбило у Половцева охоту применить систему провокации и разгрома демонстрации в более широких размерах. Позиция ЦК, вопреки советам т.т. Каменева и Троцкого, была правильна и полностью была одобрена прибывшим 4 июля из Финляндии тов. Лениным. Таким образом, очевидно, что позиция т.т. Каменева и Троцкого, занимаемая ими в июльские дни 1917 года, противоречила позиции партии и т. Ленина.

Сравнивая характер движения 3—5 июля с апрельским и июньским движением, тов. Ленин писал: «По форме движение в течение всех трех кризисов было демонстрацией. Противоправительственная демонстрация — таково было бы, формально, наиболее точное описание событий. Но в том-то и дело, что это не обычная демонстрация, это — нечто значительно большее, чем демонстрация, и меньшее, чем революция. Это — взрыв революции и контрреволюции вместе, это — резкое, иногда почти внезапное «вымывание» средних элементов, в связи с бурным обнаружением пролетарских и буржуазных»⁵⁷).

Только при наличии такого положения, когда официальная государственная власть не имела реальной силы, когда колебания мелкой буржуазии были очень сильны и когда существовали хорошо организованные и вооруженные крайние политические партии, именно при таком положении возможны были события 3—5 июля.

Движение 3—5 июля, имеющее однородный характер с движением 20—21 апреля, превосходило последнее своим размахом и остротой классовой борьбы, и если бы тогда не было правильного руководства со стороны партии большевиков, то оно безусловно приняло бы характер преждевременного восстания.

В процессе перерастания буржуазно-демократической революции в революцию пролетарскую июльские дни играли большую роль. Июльские события показали широким рабочим и солдатским массам, кто с ними и кто против них; июльские события раскрыли предательскую политику вождей, партии меньшевиков и эсеров и зависимость их от буржуазии; в то же время эти тяжелые дни показали массам преданность партии большевиков революции.

Июльские события — это последняя попытка мирного перехода власти Советам. Были исчерпаны все легальные возможности перехода власти в руки Советов. Но вместо этого, благодаря измене партии соглашателей, фактическая власть из рук Советов перешла в руки контрреволюционного генералитета, поддержанного главной буржуазной партией — кадетами.

Пролетариат в апрельские дни не был разгромлен Корниловым потому, что меньшевики и эсеры тогда еще не перешли в лагерь буржуазии, поражение революции в дни 3—5 июля можно об'яснить предательством мелкобуржуазных соглашательских вождей, перешедших на сторону буржуазии.

Урок июльской демонстрации состоит в том, что широкие пролетарские и солдатские массы увидели, что выйти из проклятой бойни, прогнать помещиков, обуздать буржуазию, установить рабочий контроль над производством, принять действительные меры борьбы против экономической разрухи и генеральской контрреволюции возможно только путем победоносного восстания революционного пролетариата в союзе с беднейшим крестьянством или полупролетариями, которые под руководством партии большевиков должны взять всю государственную власть в свои руки.

Вот единственно правильный вывод из событий в дни 3—5 июля 1917 года.