Капиталистическая печать — кривое зеркало истории. Современный историк, который хотел бы воспользоваться газетами, как серьезным источником, не многим бы отличался от историка средневековья, для которого славословия придворных поэтов служили бы «хроникой» и «летописями».
Капиталистическая печать Франции более, чем какая-либо другая, является кривым зеркалом действительности. Наиболее распростраданные газеты, как «Тан», «Матен», «Фигаро», «Пти Журналь» и т. д., находятся на содержании у капиталистических клик, выполняют их волю и следуют их указке. «На знамени «Матен» нет ни идеала, ни лозунга, если не считать его пагубного влияния на французское общество, особенно в военные и послевоенные дни. «Матэн» идеал воплощенной злокозненности. Эта газета отравляла Францию в годы войны дикой ненавистью к чужеземцам, развращала французов шовинизмом и занималась вымогательством, рекламируя ту или другую промышленную фирму. Еще более продажной газетой является широко распространенный «Фигаро». «За три-пять тысяч франков любой неизвестный писатель может подписать своим именем передовицу «Фигаро» и добиться известности». В годы войны «Фигаро» приобрел славу патриотического органа, но его патриотизм находился на содержании у Круппа. И солидный «Тан» — орган крупной буржуазии и чиновничества — является игрушкoй в руках финансовых кампаний. Эта газета находилась на содержании у царского правительства. Представитель «Temps» в Питере, Шарль Ривэ заставил русское правительство выплачивать газете 150.000 франков ежегодно «за об’явления». Он же после февральской революции обратился с предложением услуг к правительству Керенского, заверяя его, что в успехе революции и в счастливой перемене, наступившей в России, «есть и моя скромная заслуга», «Газета консьержей», широко распространенный орган мелкой буржуазии, «Ле Пти Журналь», как и ряд других газет французского мещанства, подчинены тому же господину.
Совершенно очевидно, что подобного рода «исторический источник» может дать нам лишь косвенное представление о настроении различных общественных кругов Франции и об их отношении к русской революции. Материал, который мы можем извлечь из этого источника скуден и жалок. Две-три статьи, клеветническая информация, — вот и все, что в конечном счете, мы найдем в буржуазной прессе Франции за 1917 г. об Октябре. Однако это пока один из основных доступных нам источников по внутренней истории Франции в годы войны. Мы конце концов больше знаем о ее внутренней истории эпохи франко-прусской войны, чем о событиях 1917 г. Архивы закрыты. Их сможет открыть только революционное правительство.
1917 год явился переломным годом в истории Франции, эрохи империалистической войны. С конца 1916 года Франция терпела одно поражение за другим, и в армии начались военные бунты, но одновременно в стране развернулось широкое рабочее движение. Движение это ширилось на почве растущей дороговизны, острого недовольства политикой правительства и стремления к миру. Чтобы получить представление о широко развернувшемся революционном движении во Франции 1917 года, воспользуемся «дневником» британского посла в Париже лорда Берти. Берти рассказывает нам, что уже в апреле—мае 1917 года в стране обнаружился «дух беспокойства», имели место демонстрации, и полиция принуждена была обнажить сабли. А французский журнал, выходящий в Женеве, журнал Гильбо «Demain» сообщает о массовой демонстрации в день первого мая, когда на улицы вышло больше десяти тысяч рабочих. В мае и июне начались забастовки в различных отраслях производства. Особенно значительно было участие в движении женщин. «Английская неделя и довоенный тариф», — таковы были требования стачечников. 27-го мая орган социалистического меньшинства «Journal du peuple» сообщает, что число стачечников достигло 35.000. 1 июня лорд Берти отмечает, что непрерывные забастовки, и в особенности анархия в России, являются причиной волнений в траншеях. «Забастовки и бунты в армии, — пишет он, — принимают серьезный характер, и, если не будет проявлено твердости, неизбежны дальнейшие бунты и кровопролитие». Он же в конце июня вынужден заявить, что «моральное состояние частей французской армии ухудшилось, вследствие потерь и неудач, а также вследствие бунта русских частей на французском фронте». В июле лорд Берти требует вмешательства Англии для расширения фронта, так как состояние французской армии ужасно. Одна из представительниц французской буржуазии, обратившаяся к нему за помощью, конфиденциально сообщила: «Все здесь слишком робки. Революция идет».
Стачки не прекратились и в августе и в сентябре 1917 года, В ноябре, непосредственно под впечатлением сообщений из России, Берти в своем дневнике отмечает: «На заводах, работающих на оборону, и на электростанциях начался саботаж. Клемансо потребовал от вождей генеральной конфедерации труда прекращения движения. В противном случае он грозил наводнить Париж войсками и взвалить ответственность на конфедерацию». Но волна забастовок в ближайшие месяцы подымалась все выше и выше. В дневнике лорда Берти отмечены стачки в департаменте Лауры и в ряде других департаментов Франции. Во французской печати, если не считать крайней левой газеты социалистического меньшинства «Журнал Дю Пепль», мы не найдем указаний на это забастовочное движение. Даже «Юманите» хранит гробовое молчание, и дело здесь не только в цензуре, а в заговоре молчания, который установлен был всей буржуазией и соглашательской прессой. Конечно, известия о военных бунтах, благодаря цензуре, совершенно не могли проникнуть в печать.
1917 год был годом переломным для Франции. Это был год голода и дороговизны. И если в 1915 году официальная статистика отмечала 98 стачек с 9.500 стачечниками и 55.000 потерянных дней, то в 1916 году их было 315, с числом участников 41.000 и числом потерянных дней в 236.000, а в 1917 году число стачек достигло цифры 696 с числом участников в 294.000 и с 1.281.000 потерянных дней. Эти цифры значительней, чем цифры 1918 года (499 стачек, 176.000 участников и 9.874.000 потерянных дней) 1).
Буржуазная печать неоднократно отмечала, что пораженческая агитация в стране порождена русской революцией. Лорд Берти не двусмыленно ссылается на заявление французских министров, в том числе на Рибо Пенлеве: «забастовочное движение, как и волнения в стране, является прямым результатом поражения русской монархии». Приход к власти Клемансо был не только ответом французской буржуазии на военные поражения Франции, но в значительной степени актом самообороны против растущего рабочего движения и октябрьской революции.
Социалистическая партия играла в 1917 году роль слуги кaпитaлиcтических классов. Эту же роль выполняла и социалистическая пресса. Если в период войны ее задача была в организации рабочих для борьбы с внешним врагом, то к 1917 году эта задача была сформулирована несколько иначе. Социалистическая партия и пресса взяли на себя дело борьбы с внутренним врагом. Они должны были служить основным тормозом нарастающего революционного движения. Этой цели служил декрет от 17 января 1917 года, за подписью А. Тома о милитаризации рабочих на предприятиях, обслуживающих армию. Статья первая этого декрета обязывала предпринимателей, рабочих и служащих на предприятиях и заводах, как государственных, так и частных, работающих на войну, в случае конфликтов, касающихся условий труда, не нарушать трудового договора и не останавливать работ, прежде чем спорные вопросы не будут перенесены в арбитражные органы. Это было фактически полным и решительным отказом от классовой борьбы же. В этом «от имени пролетариата» духе социалисты действовали и тогда, когда они решили выступить из буржуазного правительства. Прекрасной иллюстрацией поведения социалистов и их прессы в 1917 году является следующая запись в дневнике лорда Берти от 28-го июля: «Я посетил Рибо, — пишет он, — для беседы о намерениях социалистов. Он сказал мне, что Альберт Тома принужден следить за англо-русскими делегатами. Непосредственно перед тем я виделся с А. Тома, который приехал для встречи Гендерсона и его спутников. Я сказал ему; «Надеюсь, что вы помешаете им сделать глупость». — «Я попытаюсь», — было ответом Тома.
Буржуазная, как и социалистическая пресса Франции — оценивала русскую революцию исключительно с точки зрения военных интересов Антанты. Революция для них была неизбежным злом, чье распространение следовало задержать. Но была веская причина, которая заставляла капиталистическую прессу Франции осторожнее выражать свои симпатии pyccкой контр-революции. Дело в том, что буржуазия Германии делала все для того, чтобы заявить о своих симпатиях к новой России, чтобы подчеркнуть, что Вильгельм II был врагом царского правительства и что собственно немцы были всегда друзьями русской демократии (см. мою статью: «Февральская революция и европейская социал-демократия» в журнале «Пролетарская революция» № 2—3). Французская печать по этой причине стремилась убедить Россию, что французская буржуазия еще больше чем немцы стремятся к защите нового режима демократии в союзной стране. Это была своеобразная конкуренция немецкого и французского империализма. Но во Франции, как в Германии, чрезвычайно легко было обнаружить лицемерие подобных «революционных симпатий». Французская республика, ее имущие классы считали себя скорее друзьями старой царской России, чем новой революционной страны. С этой точки зрения любопытный материал мы найдем у того же лорда Берти, который сообщает о разговорах Пенлеве и Рибо с Извольским и Маклаковым. В этих разговорах собеседники открыто выражали свои симпатии к русской «конституционной монархии». Это заявлял и Маклаков, который явился во францию за день до октябрьского переворота и торжественно декларировал себя представителем русской республики.
Чтобы выяснить отношение французской печати к октябрьскому перевороту, следует внимательно проанализировать хотя бы наиболее распространенные французские газеты за период с июля по декабрь 1917 года. Собственно только в связи с июньским наступлением и с июльскими событиями буржуазная пресса Франции начинает заниматься большевиками и Лениным. Обратим внимание, прежде всего, на самую солидную буржуазную газету Фанции, на «Temps». Уже в начале июля «Тан» с восторгом отмечает энтузиазм России в связи с наступлением и пытается создать впечатление, что в стране крестьяне жаждут принести себя в жертву отечеству. Правда, 14 июля, стремясь подготовить читателей к сообщению о поражении июньского наступления, газета пишет о затруднениях, о неурядицах в финансовом вопросе, о дороговизне. Осведомителем «Temps» о России является корреспондент из Петрограда, Людовик Нодо. Корреспондент этот видел и сумел разглядеть гораздо больше, чем все остальные «собственные корреспонденты» французской прессы. В одной из своих корреспонденций от 15 июля 1917 г. он утверждает, что уже с апреля самое важное в русской революции это деятельность «агитаторов», вернувшихся в Россию через Германию. Они, собственно, принесли своей деятельностью гораздо больше зла союзникам, чем могли бы это сделать несколько армий немцев. Агитаторы это сила, с которой приходится считаться. Ленин, Зиновьев и Каменев стоят во главе «Правды». Их программа — гражданская война, немедленная конфискация и раздел всех богатств, не считаясь с войною. Они против сепаратного мира, но они стремятся создать в России хронический революционный кризис, чтобы война была не мыслима. Ленина, по словам Нодо, встретили в России восторженно, и все, — он подчеркивает слово все, — видят в Ленине честного фанатика, который готов бороться до конца за свои идеалы. Популярности Ленина в России буржуазная пресса замолчать не могла, и журнал «Revue des deux Mondes» в июльской книжке за 1917 г. сообщает следующий любопытный эпизод. Питерский корреспондент журнала подслушал в толпе разговор рабочих во время речи представителя к.-д. на митинге в Питере. Оратор утверждал, что большевики, Ленин и Зиновьев, проехали Германию в пломбированном вагоне; старик рабочий обратился к соседу со следующими словами, — перекрестившись при этом, как сообщает удивленный корреспондент, — «Ну, слава богу, что Ленин не поехал морем, а то бы его утопили».
Успеху максималистов (в это время термин большевики еще не употребляется во французской прессе) помогло предательство и измена царских генералов, заявляет Нодо в своих корреспонденциях. Это способствовало тому, что меньшинство стало большинством вокруг «неменяющегося Ленина». Сообщая некоторые сведения биографического характера о Ленине, Людвиг Нодо утверждает, что по общему мнению последний не марксист, а анархист. «Он стремится, — пишет он, — к поражению, к поражению всех государств, к разрушению всего, к устройству хаоса, где порядок будет восстановлен гильотиной». Сила сторонников «Правды» измеряется пока 17 процентами всех голосов, но они имеют сильное влияние во флоте и в армии. Л. Нодо надеется, что правительство справится с большевиками. Уже 19 июля мы найдем ряд сообщений в «Temps» об июльских событиях и радость по поводу подавления июльского восстания. С этого времени газета начинает уделять значительное внимание борьбе Керенского с большевиками. 23 июля в передовице «Министр Керенский» отмечается разница между майскими и июльскими кризисами революционной России. Только во втором случае правительство приняло меры для вооруженного подавления восстания. Этого не было в первом случае. «Французское общество, — читаем мы в передовице — приветствует эту разницу с глубоким удовлетворением и требует в дальнейшем реиштельных мер». Газета отмечает попытку немцев связать себя с революционной Россией и со своей стороны заявляет, что министерство Керенского имеет право рассчитывать на помощь союзников. «На все наши силы», торжественно заявляет «Temps». Тут же постепенно выплывает и версия о большевиках, как о немецких шпионах.
«Тан» защищает необходимость присутствия России на конференции союзников, так как только с помощью России можно повести успешную борьбу против внешних и внутренних врагов. Министерство Керенского ставит себе эту задачу, и союзники готовы отказать ему всяческое содействие. Но основная задача сводится теперь к тому, чтобы эмансипироваться от России. «Поражение новой России требует, — пишет «Тан», — теснейшего союза Англии и Франции». И уже в начале августа французская печать, в том числе и «Тан», начинает развивать мысль о необходимости союзникам в борьбе с Германией обойтись без России. Кампания за третирование России, за ее устранение от грядущих мирных переговоров с Германией началась. И ставка на Керенского сменяется в августе месяце ставкой на кадетов, как на самую солидную буржуазную группу, как на партию, представляющую всю собственническую Россию. «Кадеты, — читаем мы в «Temps» 29 июля, — имеют в себе все необходимые элементы, чтобы стать подлинной сильной партией консервативной буржуазии. Но для этого они должны проявить больше энергии в борьбе с революционерами». Все больше и больше «Тан» в это время начинает уделять внимания большевистской опасности и утверждает, что в рядах большевиков имеется три группы: первая — это Ленин и Зиновьев, вторая — Горький и «Новая Жизнь», третья — Каменев и Стеклов. 7-го августа газета отмечает рост анархии в стране. «Тан» не может примириться с мягкостью Керенского, который много обещал и ничего не выполнил. «Он подчинился советам», — заявляет передовик газеты. Это не значит, что «Тан» отрицает необходимость сговора с советами. «Необходимо было, конечно, сохранить с ними связь». Но «Тан» напоминает русским и Керенскому, что нация, которая не может дисциплинировать свою свободу, идет к поражению и к расчленению. Параллельно с борьбой против большевиков, в газете идет разработка аннексионистской программы войны.
Л. Нодо остается постоянным осведомителем читателей «Тан» о событиях в России. Он старается в августе месяце дать читателю ряд бытовых очерков. «Люди 1793 года, — пишет «Тан», — были санкюлотами, люди 1917 года сан-кальсон». Он риторически вопрошает; «Не этим ли отличается политическая революция от социальной?» Уже в это время, против своей воли «Тан» принужден отметить катастрофический рост популярности большевиков и Ленина. Но вдруг получено было известие о взятии Риги. Это нарушило спокойный тон буржуазной газеты: «Взятие Риги, — читаем мы в «Тан» от 4 сентября, — заставило немцев забыть о ноте президента Вильсона. Немцы окрылены русским поражением». Воззвание советов от 5 сентября вызывает только гнев «Тан». Газета отмечает, что несколько месяцев «ораторской диктатуры» уничтожили армию и индустрию в стране, что немцы отрицают необходимость мира. Для того, чтобы положить раз навсегда конец русским беспорядкам, необходимы жестокие меры.
Наконец, во Франции стало известно о выступлении Корнилова, и «Тан» в этом вопросе занял весьма осторожную позицию. В то время, как желтая буржуазная пресса сразу стала на защиту Корнилова против Керенского, «Тан» пытается убедить Керенского в необходимости примирения и союза с Корниловым. «Союзникам надо, — пишет «Тан», от 12 сентября, вмешаться и добиться их примирения». «Если социалисты считают, — читаем мы в «Тан», — что поддержка Корнилова противоречит интересам демократии, то интересам отечества противоречит борьба с Корниловым». Эта «осторожная» позиция «Тан», как мы видели, диктуется в первую очередь желанием противопоставить немецкой агитации французское влияние. Людовик Нодо не перестает убеждать читателей «Тан», что есть возможность решительной агитацией прекратить большевистское влияние в стране, потому что влияние большевиков об’ясняется исключительно тем, что солдату, крестьянину и рабочему со всех сторон говорят о необходимости прекратить войну. Только иностранцы, особенно не знающие русского языка, утверждают, что в России можно легко победить революцию. Революция сильна, и следует проявить по отношению к ней сугубую осторожность.
«Тан» пытается в сентябре продолжить борьбу с «ораторской диктатурой» Керенского. В номере от 13 сентября мы читаем: «Кончился первый период деятельности Керенского, который, подобно Ламартину, правил речами. Но Ламартин отклонил красное знамя, а Керенский подчинился ему». Керенский пытается, правда, поддержать дисциплину в армии, вступить в борьбу с большевиками. Но он боится репрессий, он боится пролить кровь. Таков смысл агитации «Тан» в сентябре и октябре 1917 г. В конце сентября и в октябре «Тан», подобно всем остальным буржуазньш газетам, пытается распространить известие о том, что в России наступило более устойчивое положение, что провинция и Москва более умеренны, чем Петроград, и что большевики доживают свои последние дни. Это мнение буржуазная пресса, в том числе и «Тан», особенно усердно распространяет, в дни Демократического Совещания. «Советы не могут говорить от имени народа, — пишет «Тан» 8 октября, — потому что в стране имеются учреждения, избранные народом». Газета пытается убедить читателей, что в России повсюду отмечается упадок революционного энтузиазма, и что Керенский, наконец, начнет организовывать «свободу». «Господин Керенский и его люди, — читаем мы в «Тан», — имеют теперь возможность больше, чем когда либо, управлять страною». Людовик Нодо поддерживает эту тактическую линию «Тан», утверждая что падение Риги не является виною той или другой группы, а психологическою болезнью русских, зараженных революционной лихорадкой. Для «Temps» характерна эта поддержка Керенского и одновременно клевета на всякое проявление реюлюционного движения. Характерно также и это перемеживающееся изображение то слабого, то сильного влияния большевиков. «Тан» приветствует в октябре попытку перенести столицу из Питера в Москву. 22 октября мы читаем: «Это не только военные соображения заставляют Россию эвакуировать столицу, это, прежде всего, соображения политического порядка». Из Москвы легче будет повести борьбу с все еще сильным большевистским влиянием. В конце октября сообщения становятся гораздо более тревожными. Максималистская агигация в России растет, и «Тан» 24 октября взывает: «Мы не должны оставлять России без помощи. Мы готовы оказать России поддержку, но, конечно, при условии, — пишет «Тан», — что эта помощь будет взаимной». Газета пытается в это время несколько внимательней присмотреться к русским событиям. 30 октября «Тан» сообщает о четырех этапах в истории русских советов с марта 1917 г. Первый — это борьба с царизмом, второй — это попытка организовать демократию в стране, — «советы — центр демократии», третий — после июньского поражения, когда большевики теряют свое влияние, и, наконец, четвертый период наступающий теперь — когда все перейдет в руки демократически выборных органов. Тревожные статьи о положении России не могут вытеснить противоположной информации и попытки успокоить читателей, Почти до конца октября обе эти линии переплетаются, характерно отличая контр-революционную агитацию солидной буржуазной газеты. Отмечая рост максимального влияния, «Temps» категорически требует энергичных мер для его подавления, и в то же время газета стремится изобразить дело так, будто после значительного периода волнений в России наступает успокоение, побеждает демократия. 26 октября корреспоплент из Питера сообщает о полной изоляции максималистов. «Мы будем надеяться, — читаем мы в этой корреспонденции, — что это начало их конца. Со средины октября и в самом начале ноября «Тан» как бы перестает интересоваться Россией, как будто бы газета выжидает событий. 4 ноября в статье «Франция и Россия» Шарль Ривэ, беседа его с de Chevilly — французским представителем в Петрограде, — мы находим очень типичную для газеты оценку русских событий. De Chevilly утверждает, что есть два взгляда на русскую революцию: один — наивный, в который не верят часто и сами русские социалисты, утверждает, что все обстоит блестяще, что русскому примеру надо подражать; и другой — ненавидящий русскую революцию, как прямую поддержку немцев. De Chevilly считает, что ошибочна и та и другая оценка революции. Он утверждает, что все бедствия русской революции не являются виною, а бедою новой России. Необходимо проявить терпение, необходимо оказать кредит русской революции. Это будет наиболее удачной тактикой. Но чем об’ясняется такая мягкость и такое терпение в отношении к русской революции, несмотря на рост максималистских влияний в стране? Автор статьи, как и его собеседник, не скрывает этой причины. Россия с ее 180-миллионным населением — богатейшая страна угля, железа и леса — сможет скорее, чем другая, оправиться после войны. И если Франция не сохранит мирных, дружеских отношений с Россией, то все это будет использовано немцами. Вся немецкая политика после войны будет обращена в сторону России, и все надежды немцев построены на том, чтобы в будущем вступить в союз с Россией или добиться ее дружбы. Вот почему следует оказать революционной России кредит, и будущее вознаградит Францию.
7 ноября приехал во Францию Маклаков, и вся буржуазная печать, в том числе и «Тан», встретили его восторженно. Маклаков заявил о том, что Россия идет на встречу желаниям Франции, и что борьба с немцами их общая задача. «Тан» приветствовал в лице Маклакова «новую Россию и старого союзника». «Мы надеемся, — пишет газета, — что Маклаков передаст своему правительству все чувства симпатии французского народа». Но уже назавтра пришлось отметить, что в Питере растут максималистские беспорядки, а 10 ноября газета вышла с аншлагом «Вторая русская революция». «Как Николай Второй, так и Керенский, — читаем мы в передовой, — были свергнуты в одинь день революцией, которую предвидели все и которой никто не мог помешать». Ошибка Керенского в том, что он говорил, но не действовал. Правительства Запада должны теперь еще больше сблизиться друг с другом. Антанте грозят сепаратный мир и революция. Необходимо принять срочные меры против максималистского шантажа. В ближайшие дни газета все еще пытается изобразить победу большевиков, как случайную, временную победу, и из номера в номер мы читаем сообщения о русском хаосе, о фиаско максималистов. Наконец 14 ноября «Тан» отмечает отсутствие всяческих сведений из России. «Единственно, что мы знаем о России — это то, что мы ничего о ней не знаем», — жалуется «Temps». «Многие, утверждают, — пишет газета, — что, в конце концов, события в России нам безразличны, потому что мы ничего не можем предпринятъ, но это возмутительный пессимизм». И «Temps» впервые формулирует мысль об интервенции. В этой же статье от 14 ноября «Тан» подчеркивает, что Октябрьская революция является не только переворотом в интересах мира, но и революцией, чья цель низвергнуть все общественные устои.
Непосредственным ответом на Октябрьскую революцию было министерство Клемансо, — министерство белого террора. «Тан» переходит в наступление против французских максималистов и русских большевиков. Здесь же положено было начало широко распространенной версии о том, что октябрьский переворот является делом немцев. «Temps» агитирует теперь за Учредительное Собрание. Лозунг этот являлся после октября общим лозунгом единого фронта всей буржуазной и соглашательской прессы. 28 ноября «Тан» обращается к будущему Учредительному Собранию с предупреждением и требованием не допустить сепаратного мира.
«Тан» признается, что Франция не знает большевиков, не знает, с кем приходится иметь дело, и отмечает, что все поиски в словарях значения слова «большевик» не дает пока никаких результатов. В декабре переговоры о мире России и Германии стали реальной опасностью для буржуазии, и «Тан» переходит в наступление, рассматривая новую Россию, как союзника Германии. Вопросы интервенции живо обсуждаются газетой. Так встретила Октябрьскую революцию самая серьезная буржуазная газета Франции. Остальная буржуазная печать специализировалась на клевете.
В «Матэн» осведомителем о России являлся Эдмонд Ласкин, «ученый», раз’ясняющий в специальной статье от 22 июля, что большевистская деятельность в России является частью пангерманистской программы, начало которой положил еще в шестидесятых годах XIX века — Карл Маркс. Последний вместе с Боркгеймом в 1867 году звали к крестовому походу против России, они предлагали отбросить Россию за Урал. Но кампания клеветы только началась. Уже в конце июля «Matain» усиленно распространяет версию о том, что Ленин немецкий шпион. Но и «Матэн» принужден признать, что собственно единственным и сильным человеком, знающим, чего он хочет, в России является Ленин. 10 августа 1917 года в статье специального корреспондента о заседании Совета в Петрограде мы читаем, что Советы собственно напоминают не Конвент, а якобинский клуб, и что большинство из сидящих в Совете, кроме Ленина, не знают, чего они хотят. И корреспондент меланхолически добавляет: «мы надеялись, что в России, спустя несколько месяцев, установится твердый режим, но, к сожалению, каждый день выясняет нашу ошибку». Настроение газеты становится из номера в номер все более и более пессимистическим, и к началу сентября резко меняется ее отношение даже к Керенскому. Если еще в июньских и июльских номерах газеты мы могли встретить дифирамбы «великому оратору» и если еще в статье от 5 июля «Матэн» серьезно обсуждает вопрос о том, кто такой Керенский: «Карно или Дантон», то уже в номере от 5 сентября мы читаем, что правительство Керенского проявляет совершенно непростительную слабость и никуда не годно. Газета старается держать своих читателей все время в напряженном состоянии, отмечая, что Россия приближается к пропасти. 10 сентября мы читаем: «отдает ли себе русское правительство отчет в ужасной обстановке?». Радостные ноты в газете появляются вместе с выступлением Корнилова. Корниловщина находит живейший отклик в «Матэн». Но, спустя некоторое время, ярко выраженное сочувствие сменяется некоторой сдержанностью. «Матен», правда, пытается раз’яснить французскому читателю, чего хочет Корнилов, и говорит о том, что лучше всего корниловщину характеризуют приказы генерала. Так после назначения Корнилова главнокомандующим на юго-западном фронте он издал приказ о расстреле дезертиров и бунтовщиков, и «Матэн», торжествуя, приводит тут же целиком и в разрядку его приказ о расстрелах. В этом спасение революции, — утверждает «Матэн».
Победа Керенского над Корниловым снова опечалила «Матен». Единственное утешение газеты в том, что она верит в возможность для Керенского пойти по пути Корнилова и проявить энергию в борьбе с крайними элементами.
Как и «Тан», так и «Матэн», в октябре сообщает о наступлении успокоения в России. Французского читателя все время убеждают в том, что Россия скоро победит максималистов. Но вот наступает ноябрь. Снова в газете появляются статьи и заметки о беспорядках в столице. 8-го ноября, «Матэн» сообщает о серьезных беспорядках в Петрограде, и, наконец, в «Матэн» от 9-го ноября мы находим передовую «Восстание победило в Петрограде». Газета признает, что она с трудом может разобраться в событиях, но, ссылаясь на указания людей сведующих, «Матэн» отмечает, что победа большевиков открыла гражданскую войну в стране, что ужас победы не в том, что Россия прекратила свое участие в войне, но что инсургенты имеют в виду подлинный и полный социальный переворот, на ряду с требованием немедленного мира. Единственная надежда та, что крестьянское население России и буржуазные классы скоро свергнут правительство захватчиков. Ответственность за победу и переворот макоималистов несет Керенский. Газета убеждена, что национальный центр России — Москва — сделается крепостью, которая окажет сопротивление максималистам, и подобно «Тан» в ближайших номерах газета стремится доказать, что конец большевиков наступит очень быстро. Наконец, с 20 ноября газета ставит вопрос об интервенции. Отмечая деятельность Каледина, «Матэн» пишет, что есть единственная политика, с которой могут солидаризироваться правительства союзников перед лицом русской анархии, если они не желают нести тяжелой ответственности за все, что происходит в России: отказаться от политики скрещенных рук, так как правительство в Петрограде — Совет Народных Комиссаров — взяло на себя задачу низвергнуть существующий общественный порядок и первыми своими декретами отменило частную собственность. Правительствам Антанты следует оказать содействие Каледину, который является посподином южной России в настоящий момент. «В нем, в Каледине, мы имеем главу нового государства. Только Каледин может организовать вокруг себя национальные элементы. Если мы сможем помочь ему людьми, деньгами и материалами, Каледин безусловно победит». 7 декабря 1917 года тот же ученый Эдмонд Ласкин пишет о большевистской диктатуре, как о силе, которая угрожает всему европейскому обществу. В то время, как «Тан» вплоть до начала брестских переговоров пытается сохранить спокойствие м выдержку, «Матэн» решительно становится на позицию вмешательства в русские дела.
Представляло бы также некоторый интерес обратить внимание на «Фигаро» и «Ле Пти Журналь», прежде всего, потому, что в этих газетах больше, чем в «Матэн» и «Тан», имела место клеветническая кампания против России при ближайшем участии русских. В июле месяце, ссылаясь на Бурцева и Дейча, «Фигаро» (в статье Polybe’a — «Ludendorff et Lénin») начинает кампанию против «немцев»: Ленина, Sinovief’a, Троцкого и т. д. Тут же сообщается о том, что некий крещеный еврей Нехамкир, он же Стеклар, был организатором еврейского погрома, так как евреи были сторонниками Временного Правительства и Милюкова. «Фигаро» относится очень скептически к Керенскому, и в то время, как «Матэн» вопрошает, является ли Керенский Дантоном или Карно, «Фигаро» утверждает, что Керенский или Шаляпин, или Дантон! Поэтому все симпатии газеты на стороне Родзянко, который является великим человеком, а позже на стороне Корнилова. 12 сентября «Фигаро» отмечает корниловщину, как необходимый и полезный этап в истории Революции. Это — «диктатура национального спасения», в ней проявление наиболее чистого духа римской республики. Что касается Керенского, то он является рабом Советов, Таким образом, «Фигаро» становится всецело на сторону Корнилова и эовет французское правительство оказать ему поддержку. Естественно, что, когда в ноябре месяце появилось сообщение об Октябрьской революции, «Фигаро» утверждала, что собственно этот путь хаоса является единственным путем спасения для России: чтобы добиться победы патриотов и сторонников Каледина, необходимо, чтобы Россия прошла через разруху. «Чем хуже, тем лучше», — таков лозунг, который в это время провозглашает газета.
Героем дня в ноябре для «Фигаро» является Гурко, который сообщает ей, что Распутин не характерен для старого царского правительства. И «Фигаро», выражая симпатии старой императорской фамилии, переносит их и на Гурко. «Он был серьезно опечален и грустно опустил голову», — сочувственно пишет газета, — когда ему сотрудник «Фигаро» сообщил о том, что бунтовщики в Петрограде захватили банки и телеграф. Уже во второй половине ноября и декабря «Фигаро» выдвигает идею интервенции. «Необходимо союзникам, — читаем мы 7 декабря в статье «Союзники и Россия», противопоставить политике немцев свою программу активной помощи русским патриотам для установления в России правительства нормального и регулярного».
«Ле Пти Журналь» приспособился ко вкусам своего читателя-мещанина. Героем для «Пти Журналь» является Алексинский. В июле газета полна сообщениями о разоблачениях Бурцева и Дейча. Политический тон no русскому вопросу задает Пишон. Вначале он пытается защитить Керенского, которого «Пти Журналь», подобно «Матэн», сравнивает с Дантоном. Но после того, как Московское совещание обнаружило необходимость гораздо более энергичных действий в борьбе с максималистами, звезда Керенского в «Пти Журналь» закатилась. Керенский, по мнению газеты, поддерживает максималистов, агентов Вильгельма. Вот почему для Пишона Корнилов является героем и спасителем. В статье от 12 сентября мы читаем; «Трудно оценить значение событий, но наша задача сводится к тому, чтобы примирить военную и гражданскую власть для организации борьбы с немцами». Затем, 30 сентября, Пишон пытается еще более ясно сформулировать свое отношение к русской проблеме, выражая интересы широчайших кругов мелкой буржуазии. В статье: «Que faisons nous du côté russe?» мы читаем: «Перед лицом известий из России, которые все более и более беспокоят нас, французская публика спрашивает себя, что будут делать правительства Антанты» Мы вложили значительные капиталы в русские государственные фонды и в русские промышленные предприятия. Что сделаем мы для того, чтобы спасти их? Еще в июле можно было надеяться, что после беспорядков наступит успокоение и что правительство, прежде всего, позаботится о том, чтобы освободить территорию от врага, и только лишь после этого приступит к реализации своей социальной программы». «Но мы ошиблись», с горечью замечает Пишон. Ленин стал господином Кронштадта. Предприятия по изготовлению предметов вооружения закрываются. Умеренные министры заменяются более крайними. Диктатура Керенского, этого великого патриота, который безусловно бы спас свою страну, если бы он мог сговориться с Корниловым, не удалась. Советы оказались победителем. Что могут предпринять союзники? Задача сводится к тому, чтобы наше правительство, как и правительства наших союзников любой страны пошли на помощь умеренным кругам России. Но более конкретно Пишон этот вопрос не разрабатывает.
Как и в других газетах, октябрь является месяцем затишья. Тот же Пишон в целом ряде статей и заметок успокаивает французских читателей, утверждая, что в России все идет к лучшему. Но уже в ноябре появляется заметка о победах максималистов-большевиков. Здесь начинается кампания специально против Ленина. В номере от 12 ноября Пишон пишет, что подлинная фамилия Ленина — это Цедерблюм, что большевики выполняют дело немцев. История с пломбированным вагоном занимает теперь страницы газеты. Пломбированный вагон всплывал всегда в тех случаях, когда необходимо было усилить кампанию клеветы против Ленина, и исчезал, когда казалось более подходящим повлиять на русских доводами и аргументами.
Газета Пишона с ноября усилила кампанию клеветы. 9 ноября в передовой о победе максималистов в Петрограде и о Керенском, которого свергнул Ленин, мы читаем, что собственно это событие можно было предвидеть уже давно, так как правительство Керенского — Временное Правительство, — не приняло во время достаточных энергичных мер. Правительствам союзников следует теперь вступить на путь решительного вмешательства в русские дела. Статья с конкретными предложениями об организации интервенции принадлежит Пишону. Он же в ноябре 1917 года вступил в кабинет Клемансо, как министр иностранных дел.
Ту же линию борьбы с большевиками и необходимость вступления на путь интервенции защищали в ноябре и специально экономические газеты и толстые журналы Франции. «Revue des deux Mondes» в июльской книге сообщает о том, что революционная Россия гигантскими шагами идет по пути радикальных изменений. Опасность слева. На крайне левом фланге создалась опаснейшая социалистическая фракции «bolché—wiki». Фракция эта соприкасается с анархизмом и дальше автор статьи, Marylie Markowitch, занимается «жизнеописанием» Ленина. Между прочим Ленин «c’est un révolutionnaire élégant»; его манжеты украшены бриллиантовыми запонками. Что касается Надежды Константиновны, то эта элегантная дама раз'езжает в комфортабельном автомобиле и носит туалеты, заказанные в Париже или Берлине. Автор статьи в «Revue des deux Mondes» попросил одного «молодого офицера» интервьюировать Ленина. Офицер пробыл в кабинете всего несколько минут. Ленин выгнал его. «Как могли вы проехать Германию», был вопрос офицера, «Чтобы поставить мне подобный вопрос, последовал ответ, необходимо, чтобы вы были провокатором»...
«Revue des deux Moudes» восторженно приветствовало в последующие месяцы российскую контр-революцию и особенно Корнилова. Об октябре оно писало в обычном сенсационном духе.
«L’Éiconomiste française» стоял на крайне правом фланге клеветнической кампании против Октябрьской революции. В № 46 газеты от 17 ноября André Liesse обвиняет Керенского в нерешительности и с тревогой сообщает читателям, что до сих пор нет точных сведений из России. 24 ноября тот же Liesse пишет: «Сообщения из России ужасны... но вне всякого сомнения, что анархия, в чьи об’ятия попала несчастная страна, не встречает никакого сопротивления». 1-го декабря: «... необходимо подождать, чтобы окончательно высказаться о положении дел в России. Ситуация такова, что мы отчаялись в борьбе с максималистами внутри страны: необходимо действовать...». Соответственно реагировала и биржа. По сведениям «Франц. экономиста», железнодорожные облигации некоторых русских дорог котировались на бирже следующим образом:
| 19/X | 30/X | 5/XI | 12/XI | 22/X | 6/XII | |
| Моск.-Виндавск. 4% ............ | 278 | 260 | — | 235 | 240 | — |
| Московск.-Киево-Ворон. 4%............ | 288 | 260 | 252 | 232 | 240 | 215 |
| Рязано-Уральск. 4%............ | 280 | 274 | 255 | 240 | 240 | — |
| Сев.-Дон. 4,5%............ | 355 | 312 | 308 | 296 | 290 | 239 |
| Черноморск. 4,5%............ | 276 | 250 | — | 245 | 239 | 210 |
Акции некоторых банков и государственных фондов:
| 12/X | 18/X | 9/XI | 15/XI | 6/XII | |
| Русско-Азиатск. Банк............ | 555 | 560 | 485 | 510 | 410 |
| Государств. 5%, 1901............ | 70 | 50 | 63,65 | — | 55,50 |
| » 4%, 1894 ............ | — | — | 44 | — | 40 |
| Ком. Азов. Дон............ | 840 | 810 | 680 | — | 650 |
Повышение курса в 20 числах ноября об’ясняется газетными сообщениями о поражении большевиков. Только в декабре французская буржуазия окончательно убедилась в крахе своих надежд.
Ставка была теперь поставлена на интервенцию.
Таков скудный материал, который можно извлечь из буржуазных газет Франции, эпохи подготовки октября до декабря 1917 года. Не более интересен материал соглашательской прессы и не потому только, что до Франции с трудом доходили вести из далекой России, но и потому, что буржуазная и соглашательская пресса, заняв клеветническую позицию, стремились изобразить события в России соответственно своим исключительно военным целям — революционному движению, его внутреннему содержанию уделялось незначительное внимание. Революция в России была для буржуазной и соглашательской прессы лишь эпизодом империалистической войны, и февральскую, как и октябрьскую революцию они расценивали только под этим углом зрения. Лишь, в редких случаях, как мы видели, проскальзывала мысль о том, что революция в октябре 1917 года — это социальная революция, которая должна радикально изменить общественный порядок Европы.
Стоит только бегло ознакомиться с «Юманите» за июль—декабрь 1917 года, чтобы убедиться в том, что французские соглашатели составляли звено общей контр-революционной цепи. С июля месяца до октября «Юманите» стремится убедить своих читателей в том, что русская революция достаточно сильна, чтобы сохранить обороноспособность страны. Газета стремится доказать, что новая буржуазная Россия сделала все для того, чтобы добиться соглашения с Антантой, что революционное правительство раньше всего и прежде всего мечтает о защите Антанты. Если в России нарастают пацифистские настроения, то ответственность за это несут старый режим и политические ошибки союзников. И в то же время «Юманите» в августе и особенно в сентябре вынуждено признать, что реакция в России усиливается. Заговор Корнилова, его «поход на Петроград» об’ясняются усилением максималистов, которые стремятся к диктатуре. 13 сентября Ляфон в специальной статье о русской революции («Ленин и Корнилов») заявляет: «Демократия должна об’единиться вокруг Временного Правительства для борьбы с правой и левой опасностью». Керенский для «Юманите», как и для «Матэн» и всей другой буржуазной прессы, является господином положения, Кашен в номере от 15 сентября 1917 года выступает на защиту «наших друзей меньшевиков» и против кампании клеветы, которую вела буржуазная пресса. Если в России теперь побеждает чувство антипатии к союзникам, читаем мы в статье Кашэна, то виновато в этом не только старое царское правительство, но и правительство Франции, которое недостаточно внимательно отнеслось к вопросу о том, кому оно отдавало взаймы миллиарды. Самба в номере от 16 cентябpя в связи с падением Риги снова защищает мысль о необходимости оказать доверие и кредит русской революции. Он подымает вопрос об активных формах содействия правительству Керенского. Дюбрейль в номере от 18 сентября издевается над буржуазной прессой демократической республики, которая защищает монархиста Корнилова.
Уже в конце сентября «Юманите» вынужден отметить рост большевистской агитации. И в специальной телеграмме от 22 сентября газета сообщает своим читателям о том, что в распоряжении большевиков 20.000 штыков. «Но — утешает «Юманите» своих читателей, — «Керенский силен и большевистская попытка восстания не удастся». В одном из писем солдата-социалиста с фронта, напечатанном в «Юманите»(Dessal) мы находим сочувственно встреченную редакцией «Юманите» теорию происхождения русской революции. По словам Dessal‘a русская революция вызвана войной, и он видит в этом оправдание империалистической войны. Русская революция пойдет по тому же пути, утверждает он, что и Конвент. — Это революция во имя защиты отечества. Под этим лозунгом проходит русский вопрос и на социалистическом конгрессе в Бордо, который открылся 7 октября 1917 г. «Русские социалисты — таков был лозунг правого социалистического больишнства конгресса, — стремятся осуществить свою революционную победу на развалинах автократии центральных держав». И принятая резолюция отмечает, что русские события должны заставить французское правительство пересмотреть цели войны и добиться общего решения о заключении мира на основании справедливых национальных требований и интернационального права. Резолюция конгресса в Бордо, ссылаясь на внешнюю политику русской революции, требует установления интернационального арбитража, единственной гарантии ликвидации войн в будущем. Это «мирное» отношение к русской революции сменяется вскоре тревогой. В начале октября газета передает угрожающие известия из России об усилении большевистской агитации. «Юманите» об'ясняет эту агитацию, как немецкую пропаганду. В отличие от буржуазной прессы социалистическая газета не отмечает затишья в России за этот период.
К концу октября постоянным осведомителем читателей «Юманите» о русских событиях является Борис Кричевский. Его первое сообщение от 12-гo октября подчеркивает все растущее противоречие между флегматичностью и апатией масс в России и шумом политической жизни. «В этой обстановке, — пишет Кричевский, — Россию поджидают две опасности, — вторжение немцев и большевики». Последние усилились, особенно после выступления Корнилова. Главная опасность — это большевики, и Кричевский ставит вопрос о мерах борьбы с ними. «Юманите», следуя за политикой буржуазных газет, не перестает, однако, отмечать на ряду с усилением большевистской агитации, уменьшение роли Советов, улучшение настроения армии. Газета переносит, наконец, в октябре центр тяжести своей агитации на подготовку выборов в Учредительное Собрание.
К началу ноября сообщения из России становятся особенно тревожными. 31 октября и 1 ноября газета сообщает о растущем голоде в Питере, и это, несмотря на то, что корреспонденции Кричевского успокаивают французского читателя и уверяют его в том, что большинство населения страны едино, что правительство успешно может созвать Учредительное Собрание против злой воли большевиков. 5-го ноября «Юманите» перепечатывает статью из «Единства», которая изображает большевиков, как продажных агентов немцев, а 8 ноября интервью с Маклаковым убеждает французских читателей, что немецкие агенты вызывают анархию в России, но все придет в порядок даже раньше, чем это думают на Западе. Дело в верных руках. А через день газета вышла с большим аншлагом: «Un coup d‘Etat en Russia», — «максималисты — господа Петрограда». Телеграмма передает об ужасах в столице в дни переворота. Нужно сказать, что «Юманите» в размалевывании этих ужасов во многом превзошла даже буржуазную прессу, которая, как мы видели, откровенно сознавалась, что она знает о России только то, что она ничего не знает. Статья о победе максималистов от 10-го ноября с печалью отмечает: «в то время, как Керенский свергнут, Ленин триумфирует. Долго ли продолжится его триумф? Наглые максималисты победят ли только в столице или захватят всю страну? Сознательные социалисты, которые с такой энергией боролись против беспорядков, будут ли они достаточны сильны, чтобы теперь перед лицом подобной угрозы напрячь все свои силы в борьбе за спасение России и за будущие идеи, которые они представляют?». На этот риторический вопрос «Юманите» не дает ответа и сознается в другой статье, что пока трудно ответить на этот вопрос, но очевидно, что Россия стоит перед началом гражданской войны. Сведущим человеком в «Юманите» выступает Рубанович, он на тревожный вопрос французских социалистов с гордостью заявляет: «я не думаю, чтобы победа максималистов была длительной. Они способны разрушать и свергать, но не способны реорганизовать и реконструировать страну. Россия сама скоро изгонит их». Только 12 ноября газета начинает в ряде статей выявлять свое принципиальное отношение к новой революции. В статье Реноделя мы читаем, что переворот Ленина и Троцкого не будет означать разрыва с союзниками и социалистическая Франция надеется, что Россия пойдет по пути Конвента. Советы, это — якобинские клубы, но и они были подчинены народному собранию. Отсюда основной социалистический лозунг этих месяцев, — созыв Учредительного Собрания, которое не сорвет дела защиты страны. Социалисты пытаются теперь занять оставленную буржуазными газетами позицию, они готовы оказать «кредит доверия» большевикам. Интересно, что «Юманите» пытается обратиться за авторитетными раз’яснениями к Маклакову, который в номере от 13 числа раз’ясняет, что Ленин в России изолирован и что крестьяне стремятся к частной собственности на землю, но не к социализму. В номере от 14 ноября «Юманите» ищет раз’яснения русского вопроса у Макдональда, который в своем выступлении в палате общин сообщил, что победа Ленина не долговечна.
Мы не будем здесь передавать ряда телеграмм за эти недели, которые сенсационно сообщают, то о выступлении Керенского в Питере, то о союзе Керенского с Корниловым и с Калединым, то о том, что войска идут на столицу, или, наконец, о переговорах Керенского с максималистами. В 20-х числах ноября начинает доминировать основной вопрос, — вступят ли большевики в соглашение с немцами? Этот вопрос начинает занимать внимание «Юманите» с той минуты, как обе столицы России очутились в руках большевиков. 22 ноября социалистическая газета публикует первое коммюнике русского правительства, подписанное «президентом В. Ульяновым и комиссаром иностранных дел Лениным». В конце ноября и в декабре «Юманите» посвящает главное внимание борьбе против попытки России заключить сепаратный мир. 18 ноября в передовой мы читаем: «буржуазия была уверена, что она может победить только благодаря многомиллионной русской армии. Русская революция обманула надежды, и ее возненавидели, несмотря на то, что Керенский сделал все для того, чтобы продолжить политику войны». «Юманите» пытается теперь наладить благожелательное отношение к Советам и в то же время не отказывается от клеветы на революцию. «Если г-н Делькассе не видел еще до войны положения России, то в этом виноваты не Советы, а буржуазная Франция, — пишет «Юманите». Если Ренненкамф и Сухомлинов предали Россию, а Распутин управлял ею, то и это вина Советов, и буржуазная Франция пытается взвалить на социалистов эту вину. В конце концов, буржуазная Франция начинает повсюду видеть руку Советов даже тогда, когда речь идет о помощи французским инвалидам. Стоит только предложить, пишет «Юманите» в начале декабря 1917 года, какой-либо проект политической или социальной реформы, как со всех сторон буржуазная пресса шипит, — «мы не при Советах!» Отсюда «Юманите» делает вывод: «буржуазная пресса пришла, наконец, к тому убеждению, что если бы Советов не существовало, их необходимо было бы выдумать».
Особенно сильное волнение вызвало в редакции «Юманите» опубликование секретных дипломатических документов и в не малое смущение привело редакцию опубликование переписки Терещенко с француэским правительством о возможных коммерческих уступках со стороны России в связи с июньским поражением. Тщетно мы искали бы в бесчисленных статьях и телеграммах этих недель попытку осветить русскую революцию, как социальный переворот. «Юманите», подобно всей буржуазной прессе, видела в нем только нежелательный военный эпизод, препятствующий делу борьбы с немцами.
«Юманите» с середины декабря предоставляет всем русским контр-революционным организациям место на своих страницах и печатает протесты против большевиков. 28-го ноярбря протестует Комитет Обороны, который не желает признавать власти кучки узурпаторов. Комитет Обороны со всей силой протестует «против акта, который направлен на ухудшение отношений к России западных демократий. Комитет надеется, что тем самым он защищает интересы демократии всего мира». Протест заявляет также «Лига защиты русской революции», «Синдикат русской прессы во Франции» и т. д., и т. п. А когда 30 ноября открылась конференция союзников, Самба призывает союзников не забывать о том, что Россия в продолжении нескольких лет защищала дело Антанты.
«Юманите» продолжает клеветническую кампанию против революционной России и в то же время не желает отказаться от возможности найти какое-то соглашение с максималистами. Самба в статье «Конференция союзников и Россия» отмечает, что буржуазные газеты рады отсутствию России на конференции, и спрашивает одновременно, находится ли русский народ в стане Ленина и Троцкого. Только 2-го декабря на страницах «Юманите» появляется сообщение о социальных преобразованиях новой революции, об отмене уголовного кодекса. «Юманите» с ужасом отмечает, что в России будут теперь судить на основании революционной совести, и сотрудник социалистической газеты пишет: «насколько мне известно, в истории это делал только Людовик IX, но он был святой». Попытка большевиков отменить уголовный кодекс — анархия. В том же номере помещена статья известного Homo (Грумбах) «Ленин и Шейдеман». Homo пытается убедить читателей в том, что большевики встречают сочувствие у представителей германской социал-демократии. А 3-го декабря А. Тома утверждает, что если большевистская реакция торжествует в России, то в этом виноват, прежде всего, царский режим.
Долго ли, однако, будет продолжаться этот примирительный тон? Уже 4-го декабря, «Юманите» трепетно отмечает начало террора против социалистов-меньшевиков. 5-го декабря Кричевский в корреспонденции, озаглавленной «Coup d’Etat militaire», убеждает читателей «Юманите», что в день Октябрьской революции «рабочие спали», и на улицах Питера не видно было пролетариев. Переворот 7 ноября дело преторианцев, солдат и трусов, не желавших итти на фронт. Их собрали большевики под лозунгом: «не выводите гарнизон из Питера». Если существовала красная гвардия, то она была составлена из люмпен-пролетариев и рабочей молюдежи. Только 19-го декабря социалистическая партия Франции опубликовала манифест, обращение к русским социалистам с изложением своего отношения к Октябрьской революции. Мы передадим здесь кратко содержание этого исторического документа, чтобы снова убедиться в том, что для социалистов-соглашателей, как и для буржуазии, октябрьская революция была загадкой. «Нет необходимости напомнить, читаем мы в воззвании, какими словами энтузиазма и надежды социалисты Франции приветствовали русскую революцию с первых ее шагов. Уже в первые часы после получения известия о победе народа в России мы перед нашим парламентом, как и на всех конференциях, не переставали подчеркивать наше согласие с основными формулами справедливого мира, быстрого и прочного, чьи принципы провозглашены были новой Россией». В настоящее время социалисты с отчаянием видят, что большевики стремятся к сепаратному миру. Подобное решение может только оказать помощь центральным державам, может приготовить их военный триумф и помочь им диктовать свои условия всему миру. Решение о сепаратном мире поможет также намерению всех врагов демократии и социализма всего мира, помогая им ссылаться на русскую революцию, как на образец дезорганизации и деморализации. «Мы знаем всю жестокую несправедливость некоторых суждений о русской революции, читаем мы дальше в манифесте. Те, кто их произносят забывают, однако, что истинным прямым ответчиком за все зло является старый режим, режим царизма, который вызвал столько ненависти в душах преследуемых и всех тех, кто борется за свободу на русской ремле. Царизм подготовил также печальные недоразумения между вашей страной и нашей демократией уже с момента ее рождения». Франко-русский союз, читаем мы дальше в воззвании, однако, не был лишь актом царского правительства и буржуазии Франции. Французские социалисты в националистическом увлечении утверждают, что франко-русский союз был прямым результатом Франкфуртского договора 1871 г., результатом варварского торжества Германии над Францией. И дальше «Те, кто, не желая отдавать себе отчет в ужасных затруднениях, в которых вы находитесь, стремятся обратить всю их политику против демократии и социализма, забывают, что царизм создал почву для дезорганизации и поражения, что он вызвал голод и что его гнилость порождала часто предательство и разрушала Россию. Только через разрушение царской России страна может возродиться». «Мы этого не забываем», — заявляет социалистическая декларация, «но мы знаем в то же время также и те упреки, которые могут быть брошены нашим правителям за их политику во всем мире, политику, которая находилась на службе у царя и его советников. Мы не забываем также и недавних ошибок, совершенных нашими правителями, которые после поездки в Россию — А. Тома, Муте, Кашена и Ляфона, помешали Интернационалу воспользоваться единственным средством спасения, организацией Стокгольмской конференции, о необходимости и полезности которой мы думаем все время. Наши правители помешали нам войти с вами в более тесный контакт. Они препятствуют нам связаться с вами, чтобы вместе добиться от всех правительств уважения к правам народов, уважения к договорам и перенесения всех конфликтов на их суд!». Правители Антанты несут ответственность за анархию в России. «Но что значат все эти ошибки по сравнению с намерением заключить сепаратный мир. Западная демократия, за которой русская демократия, их младшая сестра, не имеет права отрицать долгих исторических усилий, если даже эта демократия и не является социалистической, западные демократии, как и американская демократия, чью идеалистическую силу русские не могут отрицать, будут чувствовать себя под угрозой войны», благодаря слабости, изолированности их великого союзника. Германия, поддержанная своими союзниками, отказывается ознакомить мир со своими военными целями. Пролетариат центральных держав не завоевал себе еще политической свободы. Его жертвы не дали ему возможности добиться ни всеобщего голосования, ни парламента, ни ответственного министерства. Народы вражеских стран не выразили в государственных актах своей воли, воли борьбы с империализмом. Именно поэтому-то демократия России теперь больше, чем когда-либо, должна защищать свободу западных демократий. «Есть в войне ужасная логика, заявляет социалистическая декларация, эту логику почувствовали Советы, когда об’явили о своей воле к всеобщему миру и сказали: «мы требуем от Германии об‘явления целей войны, а от германских социалистов подобного нам акта, т.-е. совершения революции». Но они не получили ответа ни с одной ни с другой стороны. Мир может быть только справедливым. Он должен быть длительным миром, и он может быть таковым только после победы демократии и воли народов над правителями центральной Европы. Сепаратный мир не может быть таковым. Заключенный русскими социалистами, он дает возможность утверждать, что революционная Россия отрицает свои собственные формулы, отвергает права народов и ни во что не ставит судьбу малых наций. Это создает полнейшее моральное разочарование, и интернациональный социализм, благодаря сепаратному миру, понесет серьезное поражение. Мы надеемся, замечает декларация, что русские социалисты не возьмут на себя этой ответственности, и что с их помощью Россия поднимется из той пропасти, в которую ее ввергло царское правительство. Французская социалистическая партия пытается выступить в роли «честного маклера». «Великие усилия русских социалистов, заявляет манифест, должны быть едины, разногласия, которые их разделяли еще накануне войны, парализовали их волю, эти разногласия должны прекратиться. Должна быть создана единая русская социалистическая партия, так как, в случае разногласий в рядах русских социалистов, победа реакции неминуема, а от нее будет страдать весь мир». В России должен быть установлен нормальный режим. И единственно — Учредительное Собрание может дать ей спасение. Оно единственно может дать русским возможность утверждать, что революционная власть управляет для народа и через народ. Оно единственно может дать другим народам гарантию того, что Россия может и призвана играть решающую роль в интернациональных событиях. Отвергнув сепаратный мир, Россия coxpaнит свою честь и не даст немецким империалистам уничтожить дело европейской демократии. Социалистические элементы России приложат все свои силы, чтобы установить республику, и помогут прогрессу социализма во всем мире. «Мы, французские социалисты, находясь, благодаря буржуазии, в тяжелых условиях, с полным сознанием нашей ответственности, считаем себя в праве обратиться к нашим русским товарищам с этой дружественной декларацией. Мы не отказываемся признать, что мы также сознаем широту и ответственность наших собственных задач». Но французские социалисты не делают ничего, что могло бы ослабить сопротивление армии и французского народа. Требовать справедливого всеобщего мира это не значит ослаблять обороны страны. Наоборот, энергично заявлять правительствам союзников о необходимости точно формулировать цели войны, значит создать гарантии для того, чтобы великая война 1914 года действительно послужила интересам народов. Необходимо доказать, что народы Бвропы проявляют волю к миру подобно русскому народу. Жертвы, которые союзные народы приносят на фронтах, это жертвы в интересах всей демократии.
Таково содержание декларации, в которой французская социалистическая партия выразила свое отношение к октябрьской революции в декабре 1917 года. Как мы видели, она расценивает ее исключительно как эпизод войны и всецело поддерживает программу социалистов контр-революционеров в России. Соглашатели не видят социального значения переворота и зовут русских рабочих продолжать дело империалистической войны. Но необходимо отметить, что социалисты не достаточно энергично возражают против интервенционистских планов, которые в это время начала разрабатывать буржуазная пресса. Самба 21 декабря в статье «L’Appel аux russes», раз’ясняя принятую декларацию, обращается к своему правительству со следующими словами; «Чтобы мы могли действовать в России, необходимо, чтобы наше правительство не связывало нас по рукам, так как в этом случае нам угрожает великая опасность — немцы используют Россию».
Соглашательская социалистическая пресса в своем отношении к Октябрьской революции немногим отличалась от буржуазной печати. Предоставляя право буржуазии разрабатывать планы вооруженной интерненции, социалисты требовали для себя автономии по разработке планов моральной интервенции. В буржуазной, как и социалистической прессе, мы находим ту же скудость мысли и шовинистическую близорукость. Но рабочая Франция, кроме соглашательской газеты «Юманите», имела свою прессу, которая страдала от преследований цензуры и которая в годы войны вела подпольное или полулегальное существование. С одной стороны, самой крупной газетой, об’единявшей социалистов меньшинства, пацифистов и левых циммервальдистов, был «Journal du Peuple». Но на ряду с этой газетой существовали в 1917 г. и другие более левые. Среди них «Union des Métaux», профессиональный орган Мерргейма, солдатская газета «Tranchée republicaine», левый циммервальдистский орган «Populaire du céntre» и т. п. Все эти газеты, подобно журналу Гильбо «Demain», который издавался в Женеве, стремились защитить дело революции внутри Франции и с самого начала взяли на себя защиту левых, а иногда и большевистских элементов революционной России. Отнюдь не вся левая рабочая пресса занимала одну и ту же позицию. «Journal du Peuple», самая крупная из этих газет, скорее сочувствовала меньшевикам-интернационалистам всех толков и в дни Октября не солидаризировалась с нашей революцией. В самой Франции только одиночки поняли Октябрь и стали на сторону Октября в 1917 году. Среди немногих журнал Гильбо «Demain» энергично распространял большевистские принципы среди европейского населения, говорящего на французском языке.
«Журналь дю пепль» уже с марта 1917 года солидизировался с революционными элементами России. В статье «La Russie et l'Europe» от 17-го марта 1917 года мы читаем: «русской революцией открыта новая эра в европейской истории». И в то время, как вся буржуазная и соглашательская Франция сравнивала февральскую революцию с Конвентом, а деятелей ее с вождями революционного правительства второго года, «Журналь дю пепль» с полным основанием говорил о феврале 1917 года, как о революции 4-го сентября 1870 года. Основные статьи о России в «Журналь дю пепль» принадлежали Раппопорту и Суварину. И тот и другой не переставали из номера в номер повторять — «спасение России в созыве Учредительного Собрания», Правда, революцию сделали рабочие, и власть попала в руки либералов, правда, классовое столкновение между буржуазией и пролетариатом неизбежно и революционеры социалисты должны стремиться к тому, чтобы вслед за смертельным ударом царизму нанести подобный же удар буржуазии, но путь к победе пролетариата один, — «Учредительное Собрание!» «Convoquez la Constituante! Sauvez la Russie» из номера в номер повторяла газета.
«Журналь дю пепль» в майском номере протестовал против того, что социалисты большинства в лице Альберта Тома представляют в России рабочую Францию и доказывал, что Ленин не шпион и что утверждения «Матэн» являются очередной ложью буржуазной прессы. На страницах «Журналь дю пепль» героями революционной России являются Мартов и Чернов, и в то же время газета не решается об’явить войну большевикам. Межеумочная позиция газеты не дает ей возможности правильно ориентироваться в событиях. И с июльских дней вплоть до октября, на ряду с сочувственным отношением к большевикам «Journal du Peuple» пытается убедить их в необходимости отказаться от крайностей. С одной стороны — Керенский, Церетелли, Скобелев и Чхеидзе являются спасителями русской революции, а с другой — защита Ленина, как «талантливого и фанатично настроенного социалиста». Даже после июньского наступления и после разгрома июльского восстания газета все еще восторженно отзывается о Керенском. Он, по словам сотрудника газеты, Фабра, введет упорную борьбу с неистовыми, крайними элементами, не несущими ответственности за события. Газета зовет к единству и к скорейшему созыву Учредительного Собрания.
Ленин, по словам «Журналь дю пепль», — фанатик. Его основная ошибка в том, что он сторонник «250 километров в час». Газета перечисляет все крайности Ленина. Он видит выполненной всю свою программу-минимум и готов итти дальше. С июля месяца «Журналь дю пепль» начинает развивать меньшевистскую программу, а в августе газета утверждает, что Ленин и Чернов «оба за социальную революцию», что они оба сторонники утопического социализма. По словам Раппопорта, русская революция — это революция демократическая с социалистической ориентацией. В сентябре и октябре «Журналь дю пепль», несмотря на весь свой интерес к русским событиям, больше интересуется вопросами внутренней политики Франции, и только в начале ноября число корреспонденций о России, о росте и усилении большевиков увеличивается. Наконец, 10-го ноября и здесь было опубликовано сообщение о победе большевиков. Слово получает Шарль Раппопорт, он утверждает, что революция в России — это дело Ленина, Троцкого и Мартова — версия, которую вскоре сам Мартов отклонил особым письмом в соц. прессе. Характерно, однако, что для французских социалистов важно было убедить умеренное социалистическое движение Франции в том, что Ленин и Мартов союзники. Ш. Раппопорт напоминает, что Mapкс был противник провозглашения Коммуны 1871 года и что, если Россия не поспешит с созывом Учредительного Собрания, то их конец будет одинаков. Б. Суварин в краткой заметке от 10 ноября 1917 года спрашивает: «удастся ли большевикам выполнить свои проекты?» Он не находит ответа. Б. Суварин заявляет: «Октябрьская революция — это не победа Ленина, а победа ленинских тезисов». Но особенно редакция газеты смущена после первых сообщений о том, что большевики — враги меньшевиков, что они ведут борьбу с ними. 10 ноября «Журналь дю пепль» заявляет: «революция 7 ноября сделана нашими, но это не наша революция, она сделана социалистами, но она не социалистическая революция».
К сожалению, и другие социалистические газеты Франции не шли дальше взглядов «Журналь до пепль», и если не считать отдельных голосов среди некоторых лево-синдикалистских и революционно-социалистических элементов, то Франция вся от крайне-правой до правой и центра циммервальдистов не поняла Октября, а до масс известия о социальных преобразованиях Октябрьской революции не доходили. Только в 1918 году, как только удалось довести до сведения масс об этих преобразованиях, французское рабочее движение заставило лево-социалистические элементы взять на себя защиту Октября. В начале 1918 года левые циммервальдцы в своем органе «La Plébe» опубликовали декларацию, которая означала начало коммунистического движения Франции. В декларации мы читаем: «Вот уже четвертый год во всех cтpaнax Европы наступили сумерки иерархической цивилизации буржуазии. Она стремится, правда, восстановить все старое на новых началах. Но напрасно! Плотину, которую буржуазия открыла, она не сможет закрыть. Кровь сомнет и сорвет все на своем пути. Великие среди буржуазных идеологов Вильсоны, Лансдоуны и парламентские социалисты пытаются спасти буржуазную цивилизацию. Но она мертва. Социальная машина с 1914 года готова на слом. Что будет завтра? Быть может начнется великая эра империалистического феодализма, чье здание будет воздвигнуто на основе жесточайшей тейлоризации масс. Но возможно, что пролетариат поймет и захочет, чтобы завтрашний день был его днем. Поймет и захочет. Борьба классов сегодня более, чем когда-либо, обострилась»....
Таков скудный материал, который дает нам французская пресса «об Октябре» за июль — декабрь 1917 года. Буржуазия Франции, подобно имущим классам всех государств Антанты, видела в русской революции эпизод войны 1914—1918 гг. Она мирилась с Керенским, поскольку он служил ее задачам. Она предпочитала ему Корнилова и Каледина, когда «русский Ламартин» оказался не более сильным, чем его оригинал. Пользуясь «анархией» в России, Франция энергично готовилась к мирным переговорам. Но она не могла примириться с Октябрем, а когда буржуазия увидела, что революция «больши—виков» стремится к миру и социальному перевороту, она поставила тогда в порядок дня интервенцию. Правительство Клемансо 8 ноября 1917 года было прямым ответом французской буржуазии на Октябрь: это была диктатура штыка и нагайки. Против воли «Юманите» медленно проникающие в рабочие массы сведения об Октябре, вызывали не только взрыв симпатий и «сочувствия» к русской революции, они поставили вопрос об активном содружестве французских и русских пролетариев. Это было «питательной средой» для организации III-го Интернационала.
1) К сожалению, в новой интересной книге академика Е. Тарле "Европа в эпоху империализма" нет ни слова о рабочем движении во Франции 1917 г. (стр. 73.)