"Историк Марксист", №6, 1927 год, стр. 195-201

Д. Кин

Н. Н. Батурин, как историк партии

Очень трудно в настоящее время вo всей полноте дать сколько-нибудь обстоятельную и полную оценку творчества покойного Н. Н. Батурина (Замятина), как историка партии. Литературное наследство, оставленное Н. Н. Батуриным, количественно весьма невелико, и невелико оно в значительной мере потому, что качественная сторона его работ очень высока. «Я не умею подготовлять книги к печати так, как блины пекут. По истории партии не прогуливаюсь, а серьезно прорабатываю ее», — не раз говорил Батурин ¹.

Работы Н. Батурина еще не собраны. Большое число его статей было помещено в дореволюционной «Правде», одним из редакторов и активных сотрудников которой был покойный, в архиве покойного имеется ряд неопубликованных материалов в виде статей, заметок и конспектов лекций, прочитанных Н. Батуриным в последние годы в Воронежском сельско-хозяйственном Институте. В своих лекциях Н. Н. Батурин пытался несколько по иному построить курс истории партии, чем он это делает в своем известном «Очерке истории социал-демократии в России». В «Очерке» Н. Н. Батурин рассматривал историю русской с.-д. и большевизма в «национальном», так сказать, разрезе. Для того времени, когда Н. Батурин писал свой «Очерк» — 1906 год — это вполне понятно, ибо международное значение большевизма, ленинизма не было еще ясно. В своем последнем курсе по истории партии и ленинизму, Н. Н. Батурин рассматривал историю социал-демократии и большевизма в интернациональном разрезе, что видно из программы его лекций в Воронежском Институте, находящейся в архиве Истпарта ЦК ВКП(б). Н. Н. Батурин разбивал свой курс следующим образом: 1) российская соц.-дем. по течению II Интернационала, 2) предпосылки русской революции и зарождение большевизма, как особого течения во II Интернационале, 3) большевизм, как платформа III Интернационала (со времени мировой войны. Д. К.). Лекции эти еще не изданы.

Вот почему, повторяем, было бы преждевременно пытаться дать исчерпывающую оценку творчества Н. Н. Батурина, как историка партии.

Наиболее капитальной работой Н. Батурина является упомянутый «Очерк истории социал-демократии в России», вышедший еще в 1906 году в виде одного из выпусков серии «Лекций и рефератов по вопросам программы и тактики социал-демократии», издававшейся (серии) большевиками легально. С тех пор «Очерк» Н. Батурина много раз переиздавался, последнее издание вышло в 1926 г. несмотря на то, что за это время вышел ряд книг по истории партии. Успех «Очерка» об’ясняется рядом достоинств, которые до сих пор делают книгу интересной для всех, занимающихся историей партии, несмотря на то, что «Очерк» во многом устарел для настоящего времени. Основным достоинством «Очерка» является стройность большевистско-ленинской историко-партийной схемы, разработанной Н. Батуриным. Если учесть к тому же, что «Очерк» написан в 1906 году и является одним из первых опытов большевистской концепции истории российской социал-демократии ², то тем яснее станет значение и место этой работы Батурина в литературе по истории партии, несмотря на популярный характер «Очерка».

Та целостная схема по истории развития социал-демократии и большевизма, которая (схема) положена Батуриным в основу «Очерка», не представляет собой продукта оригинального творчества покойного историка. Это — разработка тех блестящих и плодотворнейших набросков, которые даны В. И. Лениным в его различных произведениях, в частности, в знаменитом «Что делать». Мы не ошибемся, если скажем, что наибольшее влияние на «Очерк» Батурина оказала периодизация до-искровского периода истории социал-демократии, развитая Лениным в заключительной части «Что делать». Батурин в соответствии с Лениным придерживается следующей периодизации истории русской соц.-дем.: 1) 1884—1894 г.г. — период возникновения и упрочения теории и программы с.-д., утробный, подготовительный период, когда с.-д. существовала без рабочего движения, 2) 1894—1898 переход от кружковой пропаганды к массовой агитации, на гребне массового рабочего движения с.-д. появляется как политическая партия, с.-д. («старики») идут в рабочее движение, не забывая ни о теории марксизма, ни о задаче низвержения самодержавия, 3) 1898—1903 г.г. пятилетие, которое можно в свою очередь подразделить на два периода — период кустарничества и успехов «экономизма», когда связь с.-д. с рабочей массой упрочивается, «но влияние с.-д. на ход рабочего движения происходит уже на счет революционного содержания соц.-демократии, и период организационного и идейного оформления с.-д., таивший, однако, глубокие внутренние противоречия в среде с.-д., выявившиеся на III с’езде, 4) четвертый период 1903—1905 г.г. (III с’езд) — период оформления раскола и кристализации двух тактик с.-д. в буржуазной революции. Этим заканчивается «Очерк». Дальше Батурин своей работы не продолжил.

23 ноября скончался в Ливадии Николай Николаевич Батурин (Замятин), старый большевик, один из старейших историков партии. Н. Н. Батурин родился 18 (6) декабря 1877 г. В революционное движение Н. Н. Батурин вошел в 1896 году, примкнув к с.-д. кружку в Воронеже. Учился в Петербургском университете (естественный факультет), а затем по от'езде за границу в Берлинском, Цюрихском и Лейпцигском университетах (естественный отдел философского факультета). Будучи профессиональным революционером, работал в разные годы в Киевском, Уральском и др. комитетах, неоднократно подвергался арестам и ссылке. Был редактором "Звезды" и "Правды" (1911—12 г.г.). После Октябрьской революции преподавал в Свердловском университете, был членом коллегии Центроархива и одним из руководителей Истпарта с момента его основания. Основной работой Н. Н. Батурина является его "Очерк истории социал-демократии в России".

Деятельность группы «Освобождение труда» и рабочее движение 70—80 г.г. — таковы исходные моменты развития с.-д. по схеме Батурина. Русский марксизм, точнее революционный марксизм, и социал-демократия в России при своем зарождении пытаются разрешить и теоретически правильно разрешают проблему соотношения между социализмом и политической борьбой, которую не сумело разрешить народничество (и «Народная Воля»). Заслуга Н. Н. Батурина, как историка партии в том, что он еще в своем «Очерке» показал, как рабочее движение в России и такие организации, как «Южно-российский союз рабочих» и «Северный союз русских рабочих», практически нащупавшие правильный подход к проблеме сочетания социализма и политической борьбы на основе частичного усвоения передового революционного опыта социалистического рабочего движения на Западе, подготовили почву для образования социал-демократии в России, несмотря на те ошибки и ряд народнических предрассудков, которых не сумело все же преодолеть молодое русское рабочее движение и первые революционные рабочие организации. Мысль о том, что «нельзя ставить вопрос о происхождении русского марксизма в виде родословной интеллигентских групп или партий», и что русское рабочее движение, отрывая от мелкобуржуазных революционных течений наиболее передовые и близкие к пролетариату элементы, «от своих новых руководителей требовало самого решительного разрыва с «идейными родственниками» из мелкобуржуазных течений и перехода на почву марксизма», Батурин отстаивал в позднейшей полемике ³. Такая постановка вопроса кажется теперь само собой понятной. Иное дело для того времени, когда Н. Батурин писал свой «Очерк». Однако и для настоящего времени защита этой «азбучной» постановки вопроса не потеряла своего значения. Ведь пытался же В. Ваганян в своей полемике против тов. Е. Ярославского утверждать, что «за исключением групп «Освобождение труда» ни одна группа не доходила до марксизма самостоятельно», пытался тов. Мицкевич — охарактеризовать «русский марксизм и большевизм» в особенности, как синтез (!) ряда предшествовавших революционных движений» ⁴.

Правда, Ваганяновская постановка вопроса не совпадает целиком с теми идеями, против которых с полным основанием спорил Н. Батурин в полемике с тов. Мицкевичем, но источник ошибки один и тот же — игнорирование той пролетарской почвы в самой России, в русском рабочем движении и русских с.-д. кружках, на которой выросли и быстро развились русский марксизм и российская социал-демократия позднейшего периода.

Правильно ставя вопрос о генезисе российской социал-демократии, Н. Н. Батурин все же слишком суживал постановку вопроса, когда, например, в статье «О наследстве русских якобинцев» («Пролетарская Революция» № 7 за 1924 г.) слишком категорически отрицал попытки установления предшественников большевизма в революционном движении «праотцев». Н. Батурин был совершенно прав, когда осуждал неудачную попытку тов. Мицкевича характеризовать русских «якобинцев» как прямых родоначальников большевизма. Но когда Н. Батурин ограничивался сплошной критикой поисков предшественников большевизма в русском революционном движении 70-х и начала 80-х г.г, и отдельных зерен марксизма во взглядах некоторых его представителей, в корне отрицая правомерность подобного рода постановки вопроса, то он, несомненно, впадал в известную крайность. Ленин не ставил вопроса так узко, как Н. Батурин, и в «Что делать» писал о предшественниках социал-демократии: «Мы хотим лишь указать, что роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией. А чтобы хоть сколько-нибудь конкретно представить себе, что это означает, пусть читатель вспомнит о таких предшественниках русской социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чернышевский и блестящая плеяда революционеров 70-х годов» ⁵. Совершенно ясно, что здесь Ленин говорит о предшественниках русской социал-демократии в идейном отношении. Ленин в «Что делать» не говорил и не мог говорить об идейных предшественниках большевиков, ибо большевиков-то еще не было, но можно ли большевизм отделять от революционной социал-демократии до-искровского и искровского периода, или, как выразился в одном месте Ленин — «вполне большевистской» по направлению старой «Искры».

Это ни в коей мере не значит, что русская социал-демократия, базирующаяся в теоретическом отношении на учении Маркса, прямо усваивала взгляды, идейное «наследство» революционеров 70-х годов, напр., или хоть в какой-нибудь мере дополняла марксизм «самобытным» русским социализмом. Но было бы неправильно забывать мысль Ленина о том, что марксизм был в идейном отношении «выстрадан» передовой революционной мыслью в России. В таком разрезе можно и нужно говорить об идейных предшественниках русского марксизма и большевизма. Несомненно, что исследования идейных ценностей, оставленных Герценом, Чернышевским, блестящей плеядой русских революционеров 70-х г.г., даст еще в этом отношении богатейшие и плодотворные в научном отношении результаты. Отдельные крупицы, зерна марксизма можно найти у этих предшественников русской соц.-демократии. Усвоение марксизма передовой революционной интеллигенцией 80 г.г. происходило на основе знакомства и практической связи с рабочим движением, но подготовлено было и всей историей русской революционной мысли.

Несмотря на отдельные недочеты, схема генезиса русской социал-демократии является одним из наиболее сильных звеньев в работах Батурина.

В вопросе о социальных корнях экономизма и меньшевизма Н. Батурин провел очень интересное и тонкое различение между типами влияния и значения для экономизма и меньшевизма двух социальных групп, на которые опирался оппортунизм — полукрестьянской массы рабочих и «аристократической» верхушки рабочего класса. Наиболее постоянной базой «экономизма», в особенности меньшевизма, являлась «верхушка» рабочего класса. Это небольшая, заметим мы попутно, прослойка в русском рабочем классе, как и рабочая аристократия во всем мире, являлась проводником либерального буржуазного «уклона» в рабочем классе.

Значение полукрестьянских слоев наших рабочих в экономиэме и меньшевизме было несколько иное: «создавая и проводя в жизнь свою «теорию стадий», свою «тактику-процесс» «экономисты», конечно, имели в виду широкие и отсталые полукрестьянские слои наших рабочих, и в этом смысле на них опирались и «отражали»..., «однако, — замечает дальше Н. Батурин, — для экономизма здесь характерно не столько то, что он отражал, (по-своему) мелкобуржуазную стихию, сколько то, что он совсем не отразил, не выявил, не учел революционного значения полукрестьянских масс»... Вместе с тем когда тов. Батурин, правильно указывая на то, что эти полукрестьянские массы привносят в рабочее движение черты анархизма, умалял их значение в качестве одной из основ оппортунизма в России, хотя и непостоянной, и начисто отрицал наличие элементов анархизма в экономизме и меньшевизме, то это уже было неверно ⁶. Как известно, Ленин в «Двух тактиках» и др. своих произведениях подчеркивал анархистские черты в меньшевизме и «экономизме», выражавшиеся в их преклонении перед стихийностью в рабочем движении. Характерно то, что сам Н. Батурин позднее в интересной статье «Памяти махаевщины», говорил: «Махаевщина, как анархическая разновидность, была особенно вредна и реакционна именно тем, что пыталась привить свои мелкобуржуазные анархические теории пролетариату крупной промышленности, опираясь, конечно, на самые отсталые, еще полукрестьянские его слои. Нетрудно заметить, что исходным пунктом махаевщины был «экономизм», которым были уже заложены основные принципы (!!) этой теории» ⁷. Как же после этого можно отрицать черты анархизма в «экономизме» и то, что «экономизм» не только «отражал» настроения полукрестьянских масс рабочих, но и прямо опирался на них?

«Очерк истории социал-демократии в России» заканчивается 1905 годом, он был, как мы уже упоминали, написан в 1906 г. Поэтому неудивительно, что характеризуя ленинскую идею «революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства», Батурин подчеркивает ее значение «в интересах полного демократического переворота, для проведения в жизнь нашей программы-минимум», не развивая вопроса о «будущем» этой революционно-демократической диктатуры в условиях перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую. Для того периода, когда Батурин писал свой «Очерк», такая неполная характеристика сущности революционно-демократической диктатуры понятна. В позднейших своих работах тов. Батурин развивает проблему перерастания и отмечает все своеобразие в этом смысле буржуазно-демократической революции в России. «Не подлежит никакому сомнению, что в случае дальнейшего победоносного развития революции 1905 года рабочий класс и его революционные органы — советы, пошли бы в своих классовых требованиях гораздо дальше и сделали бы не один шаг по пути первых советских декретов 1917 года», — писал Батурин в брошюре «Борьба за советы как органы пролетарской диктатуры». Бaтуpин необычно ярко подчеркнул там же значение империалистической войны в смысле создания обстановки и ускорения перехода от буржуазно-демократической революции к революции социалистической. «Ставилась на очередь дня прямая и непосредственная задача: свержение временного правительства, свержение власти буржуазии» (стр. 13), Батурин следующим образом развивает постановку вопроса о пролетарской революции, данную Лениным в статьях его в «Правде» 1917 года: не «введение» социализма, как непосредственная задача, а ряд переходных мер, как рабочий контроль, которые ведут к социализму, ибо нельзя итти вперед, не идя к социализму.

«Не вводя социализма, — пишет Н. Батурин, — советы, завоевав государственную власть, могли, конечно, провести целый ряд мер для его приближения. Уже 31 августа в оглашенной большевистской фракцией резолюции на заседании ЦИК в числе таких мер намечались: введение рабочего контроля в обще-государственном масштабе над производством и распределением, национализация важнейших отраслей промышленности, как-то: нефтяной, каменноугольной, металлургической» ⁸.

Именно в этом смысле и подчеркивает Н. Н. Батурин, что «не социалистические эксперименты, а революционная ликвидация дальнейших империалистических экспериментов ставила на очередь новый переворот» ⁹. Такие вопросы, как о мире, земле, о спасении страны от экономической разрухи, ставили на очередь задачу пролетарской, социалистической революции. Это был железный закон исторической необходимости, приведший к победоносной социалистической революции в октябре 1917 года.

Такова беглая, схематическая и к тому же очень неполная характеристика Н. Батурина, как историка партии. Человек большой научной добросовестности, Батурин обладал несомненным даром исторического исследования, хотя большинство его работ не представляют солидных ученых трудов, а является работами партийного пропагандиста и воинствующего критика-ленинца, с успехом боровшегося против легких прогулок по истории. Глубоко был прав тов. Лепешинский, когда в своей речи на торжественном заседании в Ливадии, посвященном памяти Н. Н. Батурина, говорил: «В качестве историка партии Батурин отличался необычайной строгостью и требовательностью не только по отношению к другим своим собратьям по перу, но и по отношению к самому себе. Это воистину был строгий судья, строгий критик, всегда стоявший на страже исторической истины. Можно смело сказать, что Николай Николаевич был истпартовской совестью».

В области научной истории нашей партии Н. Н. Батурин не сыграл, разумеется, такой роли, как сыграл, например, Франц Меринг в исследовании истории германской социал-демократии. Н. Н. Батурин не дал такого монументального труда по истории партии, какой дал Меринг, но его заслуги в области истории большевизма, как одного из старейших и ленински-выдержанных историков партии, несомненны. Мы уверены, что полное собрание сочинений Н. Н. Батурина, которое будет включать в себя и неопубликованные его работы, подготовку которого начал уже Истпарт ЦК ВКП (б), займет не последнее место в нашей пока еще небогатой историко-партийной литературе.