"Историк Марксист", №7, 1928 год, стр. 18-35

М. Кубанин

К истории Октября в деревне

Один из наиболее интересных в истории аграрной революции вопросов — это о переделах средств производства. Настоящая статья посвящена исследованию вопроса о переделе инвентаря в предкомбедовский период. О первом переделе земли мы писали в другом месте ¹. Методы передела земли за все время революции не изменились. Раз установившись в 1918 году, они не меняются до сих пор, сохраняя нерушимым принцип наделения земли по едоку. Иначе обстоит вопрос с методом передела инвентаря и вообще с отношением крестьян к крупному с.-х. предприятию.

Крестьянство все время требовало уничтожения помещичьего землевладения и введения подушного передела земли. Октябрьская революция дала возможность осуществить крестьянству его программу по земельному вопросу. Иначе поступило крестьянство, по сравнению со своими прежними заявлениями, в отношении помещичьего инвентаря. В известном наказе о земле, являвшемся выражением крестьянской воли, крестьянство требовало: «весь хозяйственный инвентарь конфискованных земель, живой и мертвый, переходит в исключительное пользование государства или общины, в зависимости от величины и значения их, без выкупа».

Это требование заходит значительно далее пределов буржуазно-демократической революции. Если классическая буржуазно-демократическая революция может закончиться национализацией земли, то лишь затем, чтобы облегчить свободное развитие капитализма в сельском хозяйстве. Осуществление же настоящего требования в той части, где говорилось о передаче инвентаря в руки государства, означало частичное уничтожение того фундамента, на котором может расти капитализм в деревне. Однако, поставив рядом общину — остаток докапиталистической сословной организации крестьянства — и послереволюционное государство, крестьянство тем самым показало, что оно руководилось не интересами обобществления средств производства, а стремилось лишь к конфискации их у помещика.

Наличие в помещичьем хозяйстве в достаточном количестве инвентаря, в частности, крупного, указывало, что данное хозяйство стремилось вести хозяйство собственным инвентарем, эксплоатируя окружающее крестьянство в качестве наемной рабочей силы. Но выступление крестьянства даже против капиталистического типа помещичьих хозяйств об’ясняется тем, что капиталистические элементы сельского хозяйства тесно переплелись в них с крепостническими. Это лучше всего иллюстрирует неодинаковое отношение крестьянства к земле и инвентарю своей сельской буржуазии. В то время как вся земля, как надельная, так и купчая, поступила в уравнительный передел, из инвентаря поступал в передел лишь помещичий.

В этот период на ход аграрной революции ни пролетариат, ни буржуазия не оказывали своего прямого организационного влияния. Старый буржуазный аппарат, хотя и не был разогнан в уездах, где локализировались центры аграрной революции, однако уже сгнил и распадался. Пролетариат же еще не сорганизовал в уездах подлинной советской власти, которая бы осуществляла директивы центра. К тому же в подавляющем большинстве случаев уезды не имели собственного пролетариата, и от его имени репрезентировали ремесленники, в лучшем случае рабочие мелких кустарных предприятий. Позже, в комбедовский период, уезды и ревкомы создавались из рабочих, приехавших в деревню «с голодухи», либо из партийцев, командированных из пролетарских центров. Крестьянство находилось под идейным и политическим влиянием социалистической революции, но в понимание социализма, как это и подобает мелкому буржуа, оно вкладывало иное содержание, чем пролетариат. Проверкой того, как преломлялись в нем идеи социалистической революции, наглядно может служить знакомство с методами передела инвентаря.

Ликвидация помещичьего инвентаря предшествовала переделу земли и произошла более стихийно и неорганизованно. Если передел земли мог начаться лишь весной, перед началом ярового сева, то ликвидацию инвентаря, в особенности скота, крестьянство стремилось произвести немедленно после победы революции. Вот почему еще до и особенно тотчас же вслед за Октябрем прокатывается волна самовольных захватов инвентаря. При этих захватах рабочий скот сохраняется, а продуктивный (быки, свиньи и др.) режется (Зарайский уезд, имения: Булыгина, Базиной, Коноплина, Селиванова). В имении Селиванова уничтожаются коровы, а молоко оставшихся расхищается с фермы ². Уводятся крестьянами лошади с конского завода ³, расхищается весь племенной скот ⁴.

Менее всего живой и мертвый инвентарь сохранялся действительно в распоряжении государства или общины. Крестьянство наглядно показало, как оно проводит в жизнь свои же собственные наказы, когда эта возможность имелась. Архивный материал дает возможность наметить 3 имевших место способа ликвидации: первый по времени (в период ноябрь—январь) — самовольные захваты инвентаря. Это было в период массовой стихийной борьбы с помещиком. Затем, после того как помещик был окончательно разбит и в деревнях была организована новая власть, крестьянство от захвата и разгрома переходит к следующему этапу: инвентарь стал распродаваться и часто даже с аукциона. Наконец, после того как разгорается классовая борьба внутри деревни (март—апрель), под давлением бедноты крестьянские с’езды выносят постановления о продаже живого инвентаря только бедноте, б. солдатам, инвалидам и т. д. Пестрота форм ликвидации инвентаря об'ясняется этапами развития классовой борьбы в деревне. Никакого организованного воздействия извне крестьянство в первый и второй периоды предкомбедовского этапа не получало. Процесс распределения инвентаря не регулировался даже земельными комитетами. В последних, в первый период, непосредственно следовавший за Октябрем, сидели попрежнему по большей части с.-р., которые, оттягивая вопрос о судьбе помещичьих имений «до учредительного собрания», тем самым способствовали активному проявлению анархических тенденций крестьянства.

Когда крестьяне при разгроме имения не могли поделить крупный инвентарь, то они предпочитали его вовсе уничтожить, лишь бы он не достался б. владельцу. Корреспондент, описывавший разгром имения, принадлежащего депутату Государственной думы от Воронежской губ. Фирсову, разоренному дотла, рассказывает следующий факт: «Огромная толпа, руководимая лицами в солдатских шинелях, прибыла в имение и стала разбивать замки у амбаров, выламывать двери у сараев и растаскивать имущество. Хлеб был поделен на равные части, и каждый забирал свою часть на свой воз. В сарае толпа остановилась перед сеялками и плугами. Каждому хотелось воспользоваться этими ценными для хозяйства вещами, но желающих оказалось так много, что поделить было невозможно... «Бей их, чтобы никому не досталось», — крикнул кто-то, и в несколько минут плуги, сеялки и паровые молотилки были превращены в щепки» ⁵. Этот факт далеко не был типичным явлением, но он все же характерен.

Анархической ликвидации частновладельческого инвентаря способствовало то, что помещичьи имения эсеровскими земкомами своевременно не были взяты на учет. «Принимая дела от старого состава земельного комитета, — говорил о положении дел докладчик на Липецком уездном с’езде, — мы обнаружили, что не все частновладельческие имения были приняты на учет, чем, быть может, была вызвана и несвоевременная распродажа живого и мертвого инвентаря. Это могу сказать о тех имениях, в которых скот был самовольно распродан. Например, в Ивановской вол. был распродан хороший племенной скот населению, в Грязиковской вол., в имении Хрущева, и Плавицкой вол., в имении Расторгуева» ⁶. В Карачаевском уезде Курской губ., где до февраля 1918 г. имения не были разгромлены и инвентарь не был распределен, крестьяне заволновались и решили приступить к разделу, когда б. владелец стал вывозить корм из имения ⁷.

Карачевский уезд являл собой картину, обычную для центральной России, т.-е., самовольного захвата и раздела помещичьего инвентаря. Население этого уезда, равно как и во всей России, требовало полного уничтожения частновладельческих имений. Когда земельный комитет разрешил б. владельцу Блохину взять из имения одежду и птицу, то «неизвестные лица раскрали ночью из имения хомуты, а затем общество крестьян с. Шаблыкина организованным порядком забрало овец, быка, барана, начало вынимать рамы из флигеля. Шаблыкинское общество требует передачи только ему оставленных 9 племенных коров и 8 лошадей из б. имения Блохина» ⁸.

Каждая волость считала, что все принадлежащее «их барину» принадлежит крестьянству данной волости или села. Докладчик на Карачевском уездном земельном с’езде рассказал о той картине, которую ему пришлось видеть в свеклосахарном заводе Муравьева. «Постройки сожжены, имущество и скот разграблены. Дорогой рояль стоит в крестьянской избе, редкое оружие неизвестно где. Все гайки, какие можно отвинтить, из завода унесены, медные трубы разбираются и по кусочкам растаскиваются. От нескольких сот десятин леса одни пни торчат. В селе Навале встретил толпу крестьян в солдатских шинелях, шедших делить бывшее имение Трепова, «Наш барин — наше все» — так ему ответили шедшие на его вопрос» ⁹.

В первый этап развития аграрной революции, непосредственно следовавший за Октябрем, когда еще крестьянство, уничтожая помещичьи имения, убеждено было, что оно страхует себя от реставрации помещичьего строя, и как будто бы получило возможность укрепить свое мелкое хозяйство путем захвата помещичьей земли и инвентаря и освобождения от всяких платежей и налогов, крестьянство не желало оставлять в имениях какой-либо инвентарь для создания коллективного хозяйства. Когда два представителя Карачевского земельного комитета созвали собрание граждан д. Косулич и с. Петрушково по вопросу о сохранении имений местных землевладельцев, то крестьянство этого не захотело и потребовало раздела имений. «На мое предложение пользоваться коллективно через волостной и уездный земельный комитеты крестьяне в большинстве всеми силами старались доказать, что на это они несогласны, что пусть лучшо все экономическое будет их собственное — кровное. Когда мною было указано, что ни декреты, ни временные законы, ни обязательные постановления не дают никому права устанавливать права частной собственности на предмет народного состояния, некоторые из крестьян заметили, что если декреты, законы и обязательные постановления этого не предусматривают, то они их не признают. Доверенного от уездного земельного комитета постановили не признать — «своих людей хватит» ¹⁰.

В силу такого понимания революции крестьяне захватывали даже те имения, которые не эксплоатировали окружающее население, например, имение-ферму служащих Северной железной дороги. Это имение, расположенное в 40 верстах от Москвы, располагало 370 дес. пахотной земли. В нем находилась детская трудовая коммуна для детей железнодорожников, 100 шт. племенного скота, конный завод, молочное хозяйство и пр. Крестьяне, ссылаясь на декрет народных комиссаров, стали самочинно продавать имущество этого образцового имения, зарезали на корм племенного борова и несколько коров голландской породы. Молоко же оставшихся стали продавать тем же железнодорожникам. Весь живой инвентарь крестьяне назначили к продаже ¹¹.

Крестьяне в декрет вложили такое содержание, которое в корне противоречило ему. Само собой разумеется, что в данном случае, если бы крестьянам было указано, что они поступают вопреки декрета, они ответили бы словами карачевских крестьян, что в таком случае декрет поступает вопреки их воле.

Аналогичная судьба помещичьего инвентаря постигла и инвентарь экономий сахарных заводов и даже имущество и посевы заводских служащих и рабочих. Приведем пару примеров.

Дирекция 2-го Ивановского сахарного завода телеграфировала Центросахару, что 11 ноября в Уманском уезде Киевской губ. было разграблено местными жителями экономическое имущество, не было пощажено даже имущество служащих, забирались возы, плуги, лошади и коровы ¹².

Крестьяне захватывали запасы, принадлежащие рабочим. Так, например, между рабочими хрустального завода в Бахметьеве и местными крестьянами возник спорный вопрос из-за земли. Рабочие хотели собрать урожай озимых хлебов, так как посев был произведен непосредственно ими, а крестьяне препятствовали им, считая землю своею ¹³. Крестьяне с. Покровского Тамбовской губ. выгоняли свой скот на земли местной молочной фермы, грозя расправиться с администрацией за то, что она ограждала свои посевы ¹⁴.

Уничтожая помещичье хозяйство за его сословные привилегии, т.-е., уничтожая всякие сословные различия и себя, как сословие-класс, крестьянство, однако, утверждало лишь себя единственным владельцем всего с.-х. инвентаря по сословному принципу. Это выражалось в захвате инвентаря всех некрестьянских хозяйств и распределении его (инвентаря) только между крестьянами. Но если эта идеология при распределении земли больно ударила сельскую буржуазию тем, что у нее были отняты земли и переданы общине, то при распределении инвентаря именно благодаря этой точке зрения плодами уничтожения помещичьей собственности на инвентарь, отчасти, воспользовалось и кулачество.

В первый период ликвидации помещичьих имений в разграблении экономий и захвате инвентаря кулак иногда играл не последнюю роль. «Пьяные кулаки, — пишет корреспондент «Социал-демократа», — производят бесчинства: кричат на сельских сходах, что не надо платить подати, призывают к грабежу экономий, врываются самовольно в экономии, делают порубку леса с помещиками (?), растаскивают постройки, плуги, сани, повозки за полцены» ¹⁵.

«Интересно отметить, — пишет корреспондент «Утра России» из Пензенской губернии, — что расхищенное крестьянами у крупных и мелких землевладельцев имущество попадает в руки только зажиточных крестьян, так как захватывают те, в семьях которых имеется налицо больше работников, больше лошадей и перевозочных средств, а также, кто имеет излишки кормов для содержания расхищенного скота».

Но волна разгромов имений, поднявшаяся высоко в октябре и ноябре, сильно спала в декабре и стала незначительной в январе, когда крестьянство убедилось, что помещик разбит уже окончательно, Поэтому с января крестьянство начинает само уже «организованно» ликвидировать инвентарь. Так как инвентарь невозможно поделить поровну подушно, как землю, то мелкобуржуазный товаропроизводитель призвал себе на помощь тот принцип, который он признает наивысшим, продажу своего товара по самой дорогой цене, в данном случае с аукциона.

«25 января, — пишут в своем докладе члены Карачевской (Курской губ.) уездной земельной управы — Шишин и Мильшин — уездному земельному собранию об итогах своей поездки по ряду помещичьих имений в январе 1918 г., — гражданами с. Мощенного Хотенецкой волости первым обществом, количеством около 40 домохозяев, взят из имения б. землевладелицы Федоровой весь живой и мертвый инвентарь: около 17 лошадей, плуги, бороны и прочие земледельческие орудия. Весь скот распродан гражданам с аукциона. Цены были крайне высокие: простая рабочая лошадь доходила до 900 руб., в виду чего местные крестьяне, кулаки-мироеды, воспользовались этим и раскупили весь скот. Так, крестьянином с. Мощенного Степаном Костриковым было прикуплено две лошади к имеющимся четырем» ¹⁶.

Но продукты и мелкое имущество, которое можно было поделить, делились поровну: «Захваченные 750 п. ржи распределены поровну, хоботья разделены по 5 клетушек, также распределено и сено, которого насчитывалось около 600 пудов» ¹⁷.

Но самое любопытное в том, что кулак выиграл не только от того, что мог купить несколько лошадей, но еще и в том, что уплаченные им деньги возвращались ему частично обратно. «Полученные от ликвидации имения деньги, — пишут авторы доклада, — разделены крестьянами поровну, так что, по словам самих крестьян, каждому досталось 135 руб. 50 коп. Получилось так, что, кто купил на 100, — получил 135 руб. Бедные крестьяне, — добавляют докладчики, — просят земельный комитет отобрать распроданный крестьянам и буржуям скот и распродать по низким ценам между ними». Но этого сделать земкомы, в которых сидели с.-р., не могли и не хотели. «Разве правильно был распределен живой инвентарь?» — подытоживал итоги первого распределения инвентаря на Липецком уездном с’езде советов в сентябре 1918 г. завед. земельным отделом. «Вполне понятно, нет!».

Буржуазно-демократические методы распределения инвентаря сказались ярче всего в том, что инвентарь продавался за деньги и притом по законам рынка: кто больше даст.

Следовательно, в этот период революции кулак оторвал от бедняка значительную часть живого инвентаря. Отсутствие же его при почти полном прекращении отходничества грозило голодной смертью.

Вот почему классовое расслоение деревни обостряется вокруг вопроса о неправильном распределении инвентаря. При распределении земли каждое хозяйство получало землю по количеству едоков, при распределении инвентаря — по его мощности (кто больше денег имел). Поэтому на уездных с’ездах, где сказывалось большее влияние пролетариата и революционных социалистических партий (б-ков и левых с.-р.), принимаются резолюции о наделении инвентарем за плату в первую очередь нуждающихся в нем. «Право на покупку означенного скота имеют все граждане, по состоянию своему признанные наиболее нуждающимися, при чем в первую очередь вдовы и жены запасных бедного состояния и затем остальные беднейшие граждане данной и других волостей. При недостатке скота таковой распределяется между покупателями по жребию. В первую очередь распродается крупный скот, а затем остальной мелкий, при чем приобревший на первом распределении не более одной головы крупного скота в покупке мелкого не участвует» ¹⁸.

Борисоглебский уездный крестьянский с’езд, состоявшийся 15—18 января 1918 г., постановил весь живой и мертвый инвентарь продать в первую очередь только безлошадным солдатам по ценам 1914 г. Распределению подлежал весь частновладельческий скот ¹⁹. Экстальский волостной совет крестьянских депутатов Тамбовского уезда по этому вопросу постановил: «Удовлетворить в первую очередь вдовых солдаток, у которых мужья убиты на поле битвы, одним предметом, дойной коровой или рабочей лошадью. Во вторую очередь инвалидов, не имеющих лошади или коровы, и нетрудоспособных, живущих в одиночестве, удовлетворить одним предметом, лошадью или же телкой. В третью очередь удовлетворить всех солдат, не имеющих своей лошади или коровы, живущих в одиночестве и пострадавших от войны в имуществе, если ocтaнeтcя от первой и второй очереди. В четвертую очередь удовлетворить всех граждан волости, не имеющих своей лошади или коровы, тем более обратить внимание на вдов, если только останется от первых очередной скот» ²⁰.

Не случайно, что эти постановления вынесены в январе и что в них говорится, главным образом, о солдатах и солдатских женах. В декабре солдаты были уже в деревне, с собой они принесли Октябрьскую революцию. Солдаты были наиболее организованная, активная и революционно-настроенная часть деревни. Под их влиянием крестьянские организации выносят постановления о дешевой распродаже или бесплатной выдаче инвентаря в первую очередь бедноте, при чем под беднотой понимаются, прежде всего, лица, пострадавшие от войны. В этом пункте сильнее всего сказывается влияние солдат, своеобразная солдатская цеховщина. Перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую в деревне еще облечено было в старые одежды мелкобуржуазной идеологии. Беднота должна была преодолеть свою старую крестьянскую идеологию. Прежде всего беднота начинает протестовать против аукционов при продаже инвентаря. Тем самым в продажу инвентаря она вносит момент регулирования в интересах бедняцких слоев деревни, хотя еще не отказывается от рыночных методов распределения инвентаря.

«15 декабря, — сообщает газета, — при Хреновском конском заводе состоялся обычный аукцион казенных и частновладельческих лошадей, преднaзнaчeнныx в продажу по разным причинам. На торгах было выставлено до 185 лошадей, из них 76 казенных. Преобладали лошади рысистые и верховые. Вследствие недоразумения с населением, происшедшего на предыдущих торгах из-за того, что право участия на торгах было предоставлено исключительно крестьянам, руководство аукционом 16 декабря администрацией завода было передано уездному земельному комитету, от имени которого и было сделано об’явление о торгах. В день торгов местные и приезжие крестьяне, в числе 200—300, потребовали раздачи лошадей исключительно крестьянам для безлошадных хозяйств и притом без торгов. Требование было исполнено руководителями аукциона. Особой комиссией лошади были оценены и при этой оценке распределены по волостям уезда соразмерно численности их населения в распоряжение волостных комитетов» ²¹.

Но такой благоприятный для бедноты случай был сравнительно редким. Лишь в январе-феврале крестьянские с’езды начинают повсюду выносить постановления о наделении бедноты за плату инвентарем. Но на местах эти постановления не проводятся. К тому же беднота не имела средств на покупку инвентаря. Кулак попрежнему продолжал скупать инвентарь. Неорганизованная, не прошедшая фронтовой школы беднота молчала, но не желал мириться с концентрацией средств производства в руках кулака бедняк, побывавший в армии, так как он в первую очередь страдал от кулацкой спекуляции. Прежде всего он oбpaщaлся к органам диктатуры пролетариата в городах, где советы в это время уже закрепились, «...прошу вас, революционный комитет, — жалуется солдат Иванов в Питерский Ревком 22 января 1918 г., — дать предписание Заполинскому волостному комитету. Ими реквизировано городские и помещицкие и также церковные имения, и скот, конный и рогатый, и орудия для обработки земли, и весь инвентарь, чтобы выдать нам наличным из етова количества, что у них происходит такое предприятие, назначают предмету цену и продают, кто в состоянии, имеит лошадей и коров и еще покупает, патом спекуляцию заводят, а мы немочной пострадали на военной службы и не имеим теплова угла и покупаем хлеб сначала до конца и обратно нам ничего...» ²².

В этих нескольких безграмотных строках дана характеристика классовой борьбы в деревне после Октябрьского переворота до введения комбедов. Кулак скупает помещичий инвентарь, а затем им спекулирует, как спекулировал запасами своего хлеба; солдат, вернувшийся с фронта в свою разоренную избу, «не имея ни хлеба, ни инвентаря и теплого угла», должен был закабаляться.

«Такое распределение инвентаря, — констатирует буржуазное «Утро России», — вызывало сильное неудовольствие со стороны вновь прибывших групп солдат с фронта, настаивающих на все новых и новых переделах того же имущества. Благодаря такой неустойчивости сознания принадлежности имущества захватчикам, сельские власти обычно запрещают его продавать куда-нибудь на сторону, и, не принадлежа в конце концов никому, оно служит предметом раздора в селе, а среди крестьян яснее и яснее обрисовывается раскол между усиливавшейся и все укрепляющейся сельской буржуазией и беднотой» ²³.

Использование кулаком Октябрьской революции в своих интересах привело к необходимости из’ятия у него излишков инвентаря, что вызвало соответствующую реакцию. Так, в с. Павловском произошел весьма крупный конфликт. Согласно постановлению Лебедянского уездного земельного отдела Совета Р.С.и К.Д. по селам и имениям должна быть произведена точная перепись всего живого и мертвого инвентаря, и излишек такового должен быть немедленно отобран и распродан неимущим. «Сельский Совет, — сообщает местная газета, — произведя означенную перепись 26 марта, собрался на заседание в здании сельской школы. К ним собралось несколько крестьян из их «лагеря». Немного спустя, туда же явился весь состав (чел. 40) буржуазной партии и, устроив скандал, стал разгонять сельский совет, а председателя, матроса Подкопаева, стремились обезоружить и, повидимому, «потрепать».

В данном случае, кулацкая активность была сломлена как местными силами, так и прибывшим позже подкреплением в виде красногвардейского отряда. Хуже было в других районах до организации комбедов. Кулаки держали иногда в своих руках политическую власть на селе. Приведем пару примеров. «Волостной «совдеп» (Яновическая волость, Витебск, губ. М. К.) состоял сплошь из контрреволюционеров — бывших офицеров, юнкеров и деревенских кулаков — которые терроризовали бедное крестьянство, присваивали себе продовольствие и разделяли между собой земли. Существование местечкового совета мешало проведению всех их преступных планов: они пробрались в совет и его разогнали. Когда губернский совет депутатов и второй с’езд «совдепов» потребовали восстановления местечкового совета и освобождения арестованных товарищей, волостной «совдеп» отказался и встретил отряд Красной армии пулеметным огнем. После боя волостной совдеп разбежался, оставив одного убитого и двух раненых. С нашей стороны убитых и раненых не было. Освобожденные крестьяне избрали из своей среды совет, который уже работает» ²⁴.

Вооруженной классовой борьбой, т.-е. гражданской войной, вот чем закончился процесс распределения живого и мертвого инвентаря. Но это означало, что антикрепостническая революция в деревне переросла в социалистическую. А так как деревенские советы являлись органами всего крестьянства, в лучшем случае середняков и бедноты, то для проведения раскулачивания, т.-е. перераспределения инвентаря и хлебных запасов, пришлось создать организацию чисто бедняцкую, которая и осуществила бы социалиcтическую революцию в деревне. Такой организацией были комбеды.

* * *

В противополжность разгромам помещичьих и хуторских имений в центральной черноземной полосе в центрально-промышленном районе помещичьи имения и хутора уничтожались в меньшей степени или вовсе не уничтожались ²⁵. Если даже взять Рязанскую губернию, то, в то время как в южном Спасском уезде «с первых дней революции волна анархии захватила... уезд, и земотделу стоило больших и неимоверных трудов остановить грабежи и хищения из имений бывших помещиков живого и мертвого инвентаря ²⁶, в северном Егорьевском уезде весь живой и мертвый инвентарь в имениях был сохранен» ²⁷.

В чисто промышленных уездах других губерний имения были целиком сохранены. Так, например, в Юрьевском уезде Владимирской губ. из 90 имений лишь в одном был случай разгрома помещика, но расхищенное удалось вернуть совету ²⁸.

В имении «Сима» того же уезда, прекрасное образцовое молочное хозяйство (около 100 голов голландского скота) сохранилось и должно было служить рассадником лучших пород скота. Кроме того, местный совет отвел 420 десятин земли для организации при имении сельскохозяйственной школы. Молочная ферма функционировала также в имении Вески, Городищевской волости.

В указанных молочных хозяйствах предполагалась организация производства работ на артельных началах.

В имениях бывш. Музановой, Краинских, Мирославской вол. (Васильево Городищевской волости) были организованы трудовые артели, которые вели хозяйство под контролем уездного совета.

Артель, организованная в Городищевской волости, при содействии уездного земельного отдела, приобрела трактор, благодаря чему были освобождены 40 лошадей из числа находивишхся в распоряжении артели.

В селе Турубаеве Паршинской волости работала артель по ремонту сельскохозяйственных машин и орудий ²⁹.

Но все эти имения, перешедшие в распоряжение артелей, не выполняли и не могли выполнять основной функции советских хозяйств, снабжение города сельскохозяйственными продуктами. Все продукты производства шли в пользу работавших в нем.

Прежде всего во всех имениях нехватало средств производства, и артели с самого начала не смогли создать не только рационального хозяйства, которое бы служило образцом для окружающего крестьянства, но даже не смогли поднять уровень своего производства выше крестьянского.

Второй причиной, препятствовавшей под’ему этих коллективов, являлась идеологическая неподготовленность мелкобуржуазного товаропроизводителя, каким по существу своему был, либо стремился стать, полупролетариат деревни. В этот период крестьянство, точно так же, как и отсталая часть рабочего класса, понимало лозунг «земля крестьянам, а фабрика рабочим» в узко-цеховом «синдикалистском» смысле. Также посиндикалистски рассуждали и члены коммун и артелей, образовавшихся в б. помещичьих имениях. Так, например, в одном из имений Владимирского уезда, «Фетиньино», местный волостной Земотдел руководил хорошо имением, но таким образом, что весь урожай, собранный в имении, поступал в распоряжение работавших в нем. Рабочим платилась повышенная плата натурой, а не деньгами, и губ. комиссариату земледелия пришлось это имение из’ять из ведения волземотдела. Но даже и эта отсталая анархо-синдикалистская идеология была прогрессом по сравнению с анархо-индивидуалистическими тенденциями в отношении к помещичьим имениям, проявленными крестьянством черноземного района. Чтобы взамен коммун и артелей, организовавшихся в б. имениях из «голодных соображений», были созданы совхозы, страна должна была перешагнуть из полосы промышленной разрухи, в которую она вступила в 1917 году, в полосу индустриального развития своей промышленности, которая могла бы снабдить все эти коллективы средствами производства более высокого типа и качества, чем те, которые были у крестьян и остались в б. имениях. Промышленность же, совершавшая в этот период свой крестный путь «отрицательного расширенного воспроизводства» (Бухарин), не могла даже выделить достаточных эквивалентов для обмена на продукцию сельского хозяйства, хотя бы в размере, достаточном для удовлетворения голодной нормы зарплаты. В этот период создание совхозов было невозможным, а коммуны и артели, естественно, носили потребительски-натуральный характер.

К этим общим причинам следует прибавить еще одну — оказывающую до сих пор свое вредное влияние на развитие совхозов — отсутствие кадра руководителей советскими хозяйствами.

За столетие существования русской промышленности (включая сюда и мануфактурный период) такой кадр создался из мастеров, старых квалифицированных рабочих и т. д. В сельском же хозяйстве при наличии остатков крепостничества, дававших помещику возможность внеэкономической эксплоатации крестьянства, не создался большой массив с.-х. пролетариата, порвавшего со своим хозяйством. Батрак был связан корнями со своим нищенским мелким производством. Он мечтал еще о своем собственном хозяйстве, и из его среды не могли выдвинуться руководители крупного сельскохозяйственного предприятия социалистического типа; что касается приказчиков и управляющих имений, то они жили не только за счет своего жалованья, но и за счет добавочной эксплоатации окружающих имение крестьян и являлись от’явленными врагами революции. По этой причине крестьянство изгоняло вместе с помещиком и его служащих (кроме рабочих и низших служащих: дворников, конюхов, сторожей и т. д.). В данном случае крестьянство поступало вполне правильно, ибо там, где власть или само крестьянство оставляло руководить имением бывш. служащих, последние расхищали и распродавали по частям имущество имений. Об этом свидетельствует большое количество архивных материалов, касающихся вопроса о бывших помещичьих служащих. Смена общественных форм в крупном хозяйстве требовала также замены прежнего кадра работников новым, еще более квалифицированным, чего не смогла проделать революция в первый же год своего существования.

Таким образом даже в тех случаях, когда помещичий инвентарь был сохранен и не поступил в передел между мелкобуржуазными товаропроизводителями, он не стал технической базой для организации коллективов и крупных государственных предприятий социалистического типа. При этом следует заметить, что вообще количество инвентаря в помещичьих имениях было невелико и находилось в плохом состоянии, так как не ремонтировалось в течение четырех лет войны.

Лишь на базе технической реконструкции крестьянского хозяйства могли быть созданы подлинно социалистические коллективы. Этого не могла на первых порах выполнить революция, получившая в наследство, разрушенное народное хозяйство и принужденная вести при этом гражданскую войну. Эта часть программы революции лишь начинает осуществляться в период индустриализации Советского союза.

* * *

Еще более выпукло выявляется характер первого этапа революции на анализе отношения крестьянства к с.-х. промышленности. Отношение крестьянства к судьбе различных видов предприятий было различно. Одни промышленные предприятия подверглись разгрому, у других — грабили их продукцию, оставляя завод нетронутым, а третьи, наоборот, всемерно охранялись. Это принципиально разное отношение вытекало из того, какие социальные отношения возникали между заводом и крестьянством, как целым, с крестьянством, как с классом, как мелкобуржуазным товаропроизводителем. Парадоксальность такого положения заключается в том, что в процессе антикрепостнической революции крестьянство расценивало заводы в зависимости не от связи их с капитализмом, а наоборот, — с остатками крепостничества. С этой стороны, завод мог быть в первом случае только потребителем рабочей силы, и всякая связь с докапиталистическими элементами хозяйства отсутствовала (торфяной завод). Завод мог также быть потребителем рабочей силы, являться землевладельцем и вместе с тем выступать как продавец товаров, необходимых для крестьянского хозяйства. Такое, более богатое смешение социальных элементов имелось в отношениях между сахарными заводами и крестьянством. Как покупатель рабочей силы, сахзавод выступал как представитель промышленного капитала. Эксплоатируя крестьян путем отработок и испольной аренды на заводской земле, он представлял интересы полукрепостнического строя. Наконец, были предприятия, где завод выступал как потребитель рабочей силы и как представитель торгового капитала, хотя и не был связан с землевладением (сенопрессовальные заводы).

В зависимости от этих моментов определялось и отношение крестьянства к промышленным предприятиям в деревне.

Поэтому одновременно с разгромом помещичьих имений идет волна разгромов тех промышленных предприятий, которые владеют землей и инвентарем, необходимым для крестьянского хозяйства. В особенности жестоко пострадали сахарные заводы. «Анархия на сахарных заводах и вокруг них же больше и больше разрастается и вызывает серьезные опасения, как бы страна не осталась совершенно без сахара. Не проходит положительно ни одного дня, чтобы в «Центросахар» не поступали тревожные известия из всех районов» ³⁰.

Беспорядки были нескольких родов: крестьяне либо грабили сахар на заводах и на ж. д., либо захватывали экономический инвентарь, либо, наконец, не допускали запашки на помещичьих плантациях. На Лютовском сахарном заводе в Харьковской губ. крестьяне дер. Петровки прогнали экономические плуги с полей и не позволили запахивать землю, даже под свекловичные посадки, так как эту землю предполагали переделить ³¹.

В Липовецком у. Киевской губ. крестьяне захватили экономии, принадлежащие заводам, устранив служащих. В Свирском у. той же губ. крестьяне захватили экономию «Морозовка», устранив владельца имения Крачковича и служащих. В этом же уезде крестьяне захватили экономию «Снежную», арендуемую Погребищенским сахарным заводом ³².

К заводской земле крестьяне относились так же, как и к земле обыкновенного помещичьего имения.

Крестьяне претендовали, чтобы вся заводская земля перешла в их ведение. Так, например, при распределении земли в одной волости, в районе которой находились сахарные заводы, представители Больше-Грибановского и М.-Грибановского совета заявили, что «если заводская земля не перейдет в ведение обществ, то граждане этих волостей будут обижены» ³³.

Так как судьбы этих посевов разрешались, в данном случае, на уездном с’езде, то представители этой волости проиграли. Землю, согласно постановления Уземотдела, оставили в распоряжении завода, но на завод был назначен постоянный контроль от Уездного исполнительного комитета и от Больше-Грибановского и Мало-Грибановского советов. Если же вопрос о судьбе заводских земель не доходил до уезда, то, понятное дело, он решался всегда в определенном смысле. Крестьяне постановляли о том, чтобы землю считать своей, стремясь завод лишить вовсе земли.

Такие случаи имели место и до Октябрьского переворота. Так, например, Шебекинская контора сахарного завода, находящегося в Белгородском и Корочанском уездах Курской губернии и Волчанском уезде Харьковской губернии, подверглась большому нажиму со стороны крестьянства. «Крестьяне окрестных сел заявляют претензию, — пишет управляющий этим имением в Министерство продовольствия 20 октября 1917 г., — на дальнейшее занятие под свои посевы экономических земель, простирая свои требования до того, что в экономии, кроме земли под свеклу, уже больше не остается ничего для посева» ³⁴.

Даже в том случае, когда эта земля, которую крестьяне считали своей, не эксплоатировалась самими крестьянами, но находилась в пользовании другой организации, крестьяне пред’являли требование об уплате им арендной платы за пользование землей. Крестьяне с. Царицыно Казанск. уезда пред’явили требование к торговому дому Остерман о повышении арендной платы за участок земли, на котором находился пороховой склад торгового дома, до 100 руб. в год, при чем просили внести сразу 400 руб. за оставшиеся 4 года. В случае неисполнения этого требования крестьяне угрожали разгромить склад. Пришлось Исполнительному комитету Казанского совета крест. депутатов раз’яснить крестьянам, что земля является общим достоянием не в том смысле, что она принадлежит крестьянам данной волости, что никакой арендной платы за нее не полагается, а взамен же арендной платы вводится подоходный налог на предприятия ³⁵.

Таким образом, даже тогда, когда земля крестьянами не могла быть эксплоатируема либо она являлась составной частью капиталистического предприятия, крестьяне подходили к земле, как единственные хозяева, с точки зрения сословной.

Точно так же крестьяне расхищали заводскую продукцию в том случае, если они принуждены были ее покупать для своих нужд или она конкурировала с крестьянскими товарами.

На Трубетченском сахарном заводе Лебедянского уезда крестьяне разграбили пшеницу. Чтобы прекратить этот захват, на завод должна была выехать специальная комиссия Лебедянского совета депутатов с отрядом солдат. При чем эта комиссия для прекращения грабежей постановила на совместном заседании Волостного комитета заводских рабочих и местного населения удалить заводскую администрацию, заменив их лицами и служащими имений ³⁶.

В Рязанской губ. были разгромлены 3 крахмальных завода, при чем расхищено было свыше 20 тыс. пуд. крахмала. В Волчанском уезде Харьковской губ. в начале ноября 1917 года были разгромлены имение и конфектная фабрика Эйзлера. Была сожжена сушилка продовольственного комитета, заготовлявшая овощи для армии. В марте 1918 г. крестьяне села Ерташихи Казанской губ. захватили сено с сенопрессовального завода, принадлежащего Казанской губернской продовольственной управе, в количестве 11 тыс. пудов. Крестьянство неохотно отводило луга для сенопрессовальных заводов, а зачастую даже и вовсе отказывало в этом ³⁷.

Точно так же сахарные заводы привлекали внимание крестьян из-за своих запасов сахара. На Теткинском заводе Рыльского у. Курской губ. в середине декабря 1917 г. крестьяне успели дважды разграбить сахар на ст. Александровское. Разграблен был также сахар в конце ноября жителями с. Низы на Низовском сахарном заводе Сухановых. Пришлось даже высылать отряд солдат ³⁸.

Причину грабежей на сахарных заводах великолепно понимали сами же буржуазные газеты, хотя и не хотели отсюда делать соответствующие выводы. «Усиление грабежей на сахарных заводах и хищение сахара, — пишет «Киевская мысль», — идет параллельно с ростом цен на сахар и в значительной степени обусловливается этим» ³⁹.

Мелкобуржуазный товаропроизводитель иначе не может бороться с разоряющими его высокими ценами и высокой торговой прибылью. Искать и уничтожать причины этого явления выше понимания мелкого буржуа.

Особняком стоит судьба единственного сельскохозяйственного предприятия, имевшего связи c торговым капиталом и, однако, не подвергшегося разгрому, а наоборот, всемерной охране. Это — мельницы.

В отличие от всех прочих отраслей с.-х. промышленности мельницы играют весьма важную роль в строе хоз-ва всех социальных слоев крестьянства. Крестьянское хозяйство значительную часть своей продукции пропускает через мельницу для размола на муку. До революции торгово-ростовщический капитал захватывал в свои руки мельницы, которые не только перемалывали крестьянское зерно в хлеб, но и скупали у крестьян зерно и продавали муку. Захват одной только земли и сохранение мельниц в руках старых хозяев оставляли бы попрежнему крестьянина в кабале у владельца мельницы.

Еще задолго до того, как в городе было приступлено к национализации промышленных предприятий, в деревне в январе 1918 г. мельницы были взяты в ведение волостных и сельских земельных комитетов.

Крестьяне захватывали мельницы еще до Октябрьского переворота. Так, например, в Петровском уезде Саратовской губ., по сообщению «Утра России» от 25 октября, крестьяне захватили 3 мельницы у помещиков, а хлеб в количестве 14 тыс. пуд., предназначенный для Губернской продов. управы, взяли себе.

В захвате с.-х. предприятий, принадлежавших помещикам, был заинтересован не только бедняк, но и тот, кто владел большими запасами продукции. «Реквизиция (маслобоен в с. Ружном., М. К.) состоялась по настойчивому требованию зажиточных крестьян указанного села, у коих имеются большие запасы конопли» ⁴⁰. Запасы конопли могли иметь только хозяйства, ведшие интенсивное передовое хозяйство, в большинстве случаев хозяйства сельской буржуазии. Поэтому требование с их стороны о конфискации маслобоен означало, что сельская буржуазия сама хотела стать на место помещика. Но все крестьянство в целом хотело освободиться вообще от кабалы владельцев мельниц. 2-й крестьянский с’езд Липецкого уезда, состоявшийся в январе 1918 года, выносит постановление о переходе всех (т.-е. кулацких и помещичьих) мельниц как турбинных, так и ветряных, пользовавшихся наемным трудом, в «общереспубликанскую собственность». Мельницы, не употреблявшие наемного труда, не подлежали конфискации, а должны были работать под контролем. С'ездом была установлена твердая помольная цена и ряд других правил, регламентирующих деятельность мельниц ⁴¹. В декабре 1917 г. в Крестищевской волости Тимского у. Курской губ. конфисковывается мельница у кулака ⁴².

В более отсталых и глухих районах шел тот же процесс, только с замедлением. Так, например, Вожгальский совет крестьянских депутатов постановил «национализировать мельницы 4 местных купцов и монастырскую, отобрать дома у купцов и обложить налогом базарных рядовых купцов» ⁴³.

Но, конфисковав мельницы, сами советы крестьянских депутатов не вели мельничного хозяйства. Национализация происходила бессистемно, не было надлежащего ухода за предприятием. Об этом говорит отчет за 2 месяца (с 1 января по 1 марта 1918 г.) национализации деревенских мельниц в Липецком уезде. «Мельничное дело в крае находится в катастрофическом состоянии, так сказать, висит на волоске, готово рухнуть. Главнейшие причины этого: 1) хищнический способ ведения хозяйства со стороны арендаторов, так как все эти предприятия сдавались таковыми, 2) в переходное время, пока мельницы брались на учет волостными комитетами, они находились без всякой заботы, что повлекло за собой частичное разрушение и опоздание заготовки материалов по борьбе с полой водой, 3) отсутствие надлежащего контроля за производительностью предприятий, вследствие чего были возможны злоупотребления с помолом, и 4) отсутствие надзора со стороны как специалистов-мукомолов, так и гидротехников. Все велось самым примитивным хозяйственным способом».

Таким образом, мелкобуржуазный товаропроизводитель не справился с задачей нормального сохранения и правильного функционирования мельницы. Конфисковав промышленное предприятие, он не нашел ничего лучшего, как сдать его в аренду. Так поступали Советы крестьянских депутатов повсюду. «Находящиеся при селе Аксубаеве Чистопольского у., принадлежащие волостному совету, механические и водяная турбинная мукомольная мельницы в виду того, что на ремонт их требуется громадный расход, что совершенно непосильно нуждающемуся в средствах волостному совету, сданы с 1 апреля текущего года по 1 апреля будущего года в арендное пользование гражд. П. И. Рожнова за плату в 2 тысячи руб.» ⁴⁴.

По существу, дело заключалось не в отсутствии средств, ибо необходимые средства могли бы дать те села, которые обслуживала данная мельница, а в том, что распыленная, индивидуалистически настроенная мелкая буржуазия, будучи организована по сословному принципу в общины, неспособна организовать и руководить национализированным предприятием, принадлежащим коллективу. Мелкобуржуазный товаропроизводитель оказался способен в тот период, отобрав средства производства и промышленные предприятия у одного владельца, лишь передать их другому. Крестьянство отобрало мельницы у помещика и кулака, желая бороться с закабалявшим его торговым капиталом. Понятно, что этим актом наносился удар по капиталистическим элементам сельского хозяйства, связанным с остатками крепостничества, с хищническим торговым капиталом. Но вместо того, чтобы завершить этот удар обобществлением конфискованного промышленного предприятия, крестьянство сдавало эти же предприятия в аренду своей сельской буржуазии, т.-е. создавало и укрепляло новую буржуазию. Разрешение этой противоречивости в поведении крестьянства об’ясняется тем, что сдавались мельницы в аренду не старым мельникам, т.-е. представителям старой сельской буржуазии, связанной с остатками крепостничества, а новым хозяевам, у которых юрестьянство в прошлом не находилось в кабале. Но, чтобы эти промышленные предприятия перестали быть орудием эксплоатации, крестьянство должно было перестать подходить к этим предприятиям с всекрестьянской точки зрения. Для этого из общекрестьянского революционного потока должна была выделиться та революционная струя бедноты, которая и способна была, под руководством пролетариата, осуществить национализацию промышленных предприятий.

Поэтому, нельзя видеть «социалистическую способность» крестьянства в фактах захвата им промышленных предприятий в ноябре 1917 г. Крестьянство национализировало эти предприятия, исходя не из производственных интересов, не во имя развития производительных сил в данной отрасли промышленности, а из потребительских интересов своего мелкого хозяйства.

Понятно, что крестьянство чувствовало, что оно не разрешило вопроса, но причины этого по инерции искало попрежнему в помещике. Бывшего владельца мельниц, помещика оно даже изгоняло из деревни, ибо думало, что причиной плохой работы конфискованных мельниц был помещик. Так, например, Азелеевское о-во выселило в ноябре 1917 г. помещика из имения «Обухово», где он раньше владел мельницей. Мотивом к этому послужило то, что 2 раза был прорван вершник у мельницы. Общество считало виновным в этом только помещика. Напрасно помещик доказывал, что все вершники подгнили и что виной плохой работы мельницы являются сами крестьяне ⁴⁵.

Итак, первый этап социалистической революции, разрешил в деревне задачи буржуазно-демократической революции, сметя помещичье землевладение. Сильно пострадало и кулацкое землевладение. Но на этом этапе производственная мощь кулачества не была подорвана.

Чтобы окончательно сломить кулака, лишить его возможности спекулировать на хлебных запасах, эксплоатировать бедноту своим инвентарем, революция в деревне должна была перейти в следующий этап — выдвинув на очередь вопрос о комбедах.

---

¹ Аграрная революция, т. II. М. Кубанин, «Первый передел земли». (стр. 18.)

² Дело № 293 Зарайск. у., Рязанск. губ. Всюду указывая номера дел, мы имеем в виду Архив межевой части Наркомзема РСФСР. (стр. 19.)

³ Дело № 125, л. 12, Подольск. губ. (стр. 19.)

⁴ Дело № 124, л. 40, Тамбовск. губ. (стр. 19.)

⁵ «Воронежский телеграф», № 248, от 19/XII 1917 г. (стр. 20.)

⁶ Дело № 58, Липецкого уезда Тамбовск. губ. (стр. 20.)

⁷ Дело № 79, лист 89. (стр. 20.)

⁸ Дело № 79, л. 89. (стр. 21.)

⁹ Протокол засед. II сессии Карач. у. зем. ком. 18/V, февр. 1918 г. (д. № 79). (стр. 21.)

¹⁰ Дело № 79, л. 2—5. (стр. 21.)

¹¹ «Утро России» от 21/I 1918 г. (стр. 22.)

¹² «Киевская мысль» от 11 ноября 1917 г., № 270. (стр. 22.)

¹³ Дело № 283, л. 60. (стр. 22.)

¹⁴ Дело № 124, л. 112. (стр. 22.)

¹⁵ «Социал-Демократ», № 2 от 4/I—18 г. (стр. 22.)

¹⁶ Дело № 79, л. 89. (стр. 23.)

¹⁷ Там же. (стр. 23.)

¹⁸ Постановление 6 Крест. с’езда Липецк. у., п.п. 6 и 7 (дело № 58). (стр. 24.)

¹⁹ Дело № 274. (стр. 24.)

²⁰ «Известия Тамбовск. сов. раб., солд. и крест, деп.» от 29/IV—18 г. (стр. 24.)

²¹ «Воронежский телеграф» № 256 от 31/XII 1917 г. (стр. 25.)

²² Сохраняем стиль и орфографию. Дело № 282, л. 2. Рязанск. rv6, (стр. 25.)

²³ «Утро России», № 3 от 24 января 1918 г. (стр. 26.)

²⁴ «Раннее утро» от 24/V 1918 г. Буржуазная газета напечатала в обязательном порядке информацию советского телеграфного агентства. (стр. 26.)

²⁵ См. «Аграрная Революция», т. II. М. Кубанин: «Первый передел земли в 1918 г.», стр. 225. (стр. 27.)

²⁶ Из отчета о деятельности Спасского Уездн. Земельн. отд. Рязанской губ., д. № 286, л. 44. (стр. 27.)

²⁷ Отношение Егорьевск. СР и Кр. Д. 16/IX 1 б. в. НКЗ, д. 292, л. 19 и 20. (стр. 27.)

²⁸ «За землю и волю», № 101 от 26/V 1918 г. (стр. 27.)

²⁹ Протокол заседания Владимирского уездного с’езда земотделов и комбедов 16 октября 1918 г. Издано отдельной брошюрой. Владимир, 1918 г. (стр. 27.)

³⁰ «Киевская мысль» от 13/XI 1917 г., № 208. (стр. 30.)

³¹ Дело № 154, л. 36, Харьковск. губ. (стр. 30.)

³² «Киевская мысль» от 21/XI 1917 г. (стр. 30.)

³³ Дело № 274 «0 спорной земле м. Тамбовск. и Воронежск. губ.». (стр. 30.)

³⁴ Дело № 273, л. 50, Курской губ. (стр. 31.)

³⁵ «За землю и волю», № 71 от 14/IV 1918 г. (стр. 31.)

³⁶ «Киевская мысль», 11 ноября 1917 г., № 270. (стр. 31.)

³⁷ Дело № 286, л. 26, Спасск. у. Рязанской губ. (стр. 32.)

³⁸ «Южный край», 1 декабря 1917 г. (стр. 32.)

³⁹ «Киевская мысль», 23 ноября 1917 г., № 280. (стр. 32.)

⁴⁰ Дело № 79, Корочанского у. Курской губ. (стр. 32.)

⁴¹ Дело 68, л. 59. (стр. 33.)

⁴² Дело № 275. л. 22. (стр. 33.)

⁴³ «Известия Тамбовск. совета раб., солд. и крест, деп.» от 4/IV 1918 г. (стр. 33.)

⁴⁴ «За землю и волю», № 82 от 27/IV 1918 г. (стр. 33.)

⁴⁵ Дело № 66, л. 48 из протокола Азелеевского волземкомитета от 23/XI 1917 г., № 70. (стр. 34.)