"Природа", №3-5, 1922 год, стр. 107-114

К истории флоры Новой Земли и Вайгача¹)

А. И. Толмачева.

Современный состав каждой флоры находится в тесной зависимости от физико-географических условий страны и от ее истории.

Предлагаемая заметка имеет целью предварительное освещение некоторых ботанико-географических вопросов, возникающих при изучении новоземельской флоры. Оставляя в стороне вопросы экологического характера, я остановлюсь лишь на некоторых данных, имеющих отношение к истории заселения растениями указанного в заглавии статьи района.

I. Будучи чрезвычайно близкими по составу²), флоры Новой Земли и Вайгача, имеют и некоторые довольно существенные различия. Не представляет ничего замечательного то явление, что многие виды, встречающиеся на Вайгаче, отсутствуют на лежащей севернее Новой Земле, хотя северный предел этих видов по сравнению с полярной Сибирью иногда кажется лежащим слишком южно. Более оригинальной чертой Новой Земли является наличие на ней ряда форм, не найденных на Вайгаче. Отчасти, такое странное с первого взгляда соотнощение объясняется меньшей исследованностью Вайгача по сравнению с Новой Землей, и многие виды, в настоящее время с Вайгача неизвестные, вне сомнения будут там найдены впоследствии, но для некоторых видов трудно принять такое толкование. Повидимому, отсутствие их на Вайгаче действительный факт, а не временное следствие недостаточной его исследованности. Наличие этих видов на Новой Земле является одной из наиболее существенных особенностей новоземельской флоры, указывающей на иную историю ее раввития, чем история вайгачской. Различие это заключается в том, что Новая Земля, повидимому, заселялась растениями по двум путям; то, что одним из этих путей являлся, да является и в настоящее время Вайгач, не подлежит сомнению, но некоторые растения проникли на Новую Землю вероятно непосредственно из Сибири другим, более северным, путем. Говорить о том, существовало ли сухопутное соединение между Новой Землей и Сибирью в геологически новейшее время, или занос растений совершался по морю, пока преждевременно. Из форм, попавших на Новую Землю непосредственно из Сибири, часть на Вайгаче отсутствует (например Salix tajmyrensis), немногие проникли сюда, повидимому, с Новой Земли (например одна из форм Papaver radicatum). Не исключается и возможность того, что некоторые формы проникли на Новую Землю обоими путями, но такие случаи не поддаются исследованию.

Одной из наиболее характерных черт, общих новоземельской и вайгачской флоре, является резко выраженное в них преобладание сибирских элементов. Довольно значительное число видов находит здесь западный (точнее — северо-западный) предел своего распространения, в то время как число форм, не идущих далее на восток, но встречающихся в более западных странах, поистине ничтожно. Тем не менее, громадное большинство видов оказывается общим Новой Земле и Вайгачу, как с арктической Европой, так и с арктической Азией, что является следствием того, что почти все виды, встречающиеся в Арктике, широко распространены в ее пределах.

Если современный состав новоземельской флоры сам по себе ясно указывает на связь с Сибирью, то при выяснении происхождения отдельных видов этой флоры, значение сибирских элементов выступает еще ярче. Чтобы несколько пояснить получающуюся при этом картину, я позволю себе вкратце остановиться на происхождении арктической флоры вообще³).

II. Арктическая флора слагается в основе из двоякого рода элементов. Первая группа, которую можно назвать бореальной, заключает виды, большей частью широко распространенные на севере Палеарктики и общие арктической полосе с лесной, большей частью представляющей их родину. В различных частях Арктики и виды этой группы различны, в соответствии с различием во флоре разных частей лесной полосы. Таким образом, для всех мест Арктики бореальные элементы являются по происхождению южными и для характеристики арктической флоры, как целого, имеют второстепенное значение. Единство арктической флоры обусловлено наличием в ее составе элементов, которые большей частью в лесной полосе отсутствуют или имеются лишь на северной ее окраине. Имея часто кругополярное распространение, эти формы обычно встречаются также в альпийских областях умеренного пояса (в особенности в Азии), почему они в значительной части могут быть названы арктическо-альпийскими⁴). Широкое распространение их в Арктике может быть объяснено с одной стороны тем, что лишь малое количество видов могло приспособиться к жизни в суровых условиях полярного климата, вследствие чего эти немногие виды редко встречали препятствие для своего расселения в лице других форм. С другой стороны, единство в отношении этих форм различных частей Арктики объясняется и тем, что значительная их часть имеет сходную историю расселения и происходит из более ограниченной области. При сколько-нибудь детальном рассмотрении географического распространения арктическо-альпийских видов русской флоры, в большинстве случаев напрашивается вывод о их восточном происхождении. Действительно, одни виды из распространенных в западной части России только на крайнем севере оказываются более широко распространенными на Дальнем Востоке (или в Восточной Сибири вообще), другие оказываются общими Арктике с горами южной Сибири (напр. Алтаем); и довольно часто мы должны признать, что эти более южные области являются родиной изучаемых форм, в то время как нахождение их в Арктике оказывается вторичным явлением. Каким образом и когда совершилось переселение этих форм на север, не всегда можно сказать; во всяком случае ледниковый период играл при этом не второстепенную роль. Попав на северные окраины Восточной Сибири эти виды при появлении подходящих условий расселялись на запад, занимая по преимуществу более северные части материка Евразии, менее доступные для выходцев из лесной зоны. В настоящее время по всей Арктике можно наблюдать, что по мере продвижения на север возрастает господство арктическо-альпийских растений. В то время как количество бореальных видов при таком продвижении неуклонно убывает, количество арктических иногда даже увеличивается. Почти все уменьшение общего числа видов растений, наблюдаемое при продвижении на север, обусловливается резким убыванием бореальных элементов, и лишь на самом крайнем севере (например, на Новой Земле) наблюдается заметное сокращение числа собственно арктических (или арктическо-альпийских) форм. Если вспомнить, что большинство последних имеет азиатское происхождение, то одно это могло бы уже объяснить резко выраженный азиатский характер новоземельской флоры. Но я уже указывал, что Новой Земле и Вайгачу свойствен ряд форм, отсутствующих в европейской части Арктики, и следовательно азиатский облик флоры выступает еще резче, чем это могло бы быть, если бы отличие их от флоры более южных частей европейской Арктики заключалось только в большем преобладании арктических форм.

III. На различии восточных и западных пределов распространения свойственных Арктике видов основывались авторы, стремившиеся разделить евразийскую ее часть на европейский и азиатский отделы. Из них Гукер проводил границу этих отделов по нижней Оби, но последующие исследования показали, что такое деление мало приемлемо. В большем соответствий с фактическими данными оказалось деление Рупрехта, показавшего, что границе "европейского" и "азиатского" отделов арктической области в большей степени соответствует Урал и линия, проведенная от его северной оконечности к Югорскому Шару. Деление Рупрехта, получившее подтверждение в многочисленных данных Чьельмана, дало ключ к правильному пониманию флоры Вайгача и Новой Земли. Из детального сравнения новоземельско-вайгачской флоры с европейской и сибирской, произведенного последним из названных авторов, видно, что, помимо громадного числа видов, общих полярной Европе и Азии, флора Новой Земли и Вайгача содержит значительно большее количество видов не идущих на запад от Урала, чем видов чисто европейских (это указывалось и выше). Тем не менее, разделяя евразийскую Арктику на более мелкие отделы, Чьельман не присоединил Новую Землю и Вайгач к установленному им Западно-Сибирскому району, придавая им значение самостоятельного участка, к которому он предполагал присоединить и острова лежащие на северо-запад от Новой Земли, Шпицберген и Землю Франца-Иосифа.

То время, когда история арктической флоры станет более менее ясной и мы сможем с некоторой точностью разбить Арктику на естественные флористические районы, еще далеко, но то, что стало известно со времен Чьельмана, позволяет уже внести довольно существенные поправки в его деление. Едва ли можно сомневаться в том, что Шпицберген и Новая Земля не представляют одного ботанико-географического целого, несомненно и то, что западно-сибирский район Чьельмана⁵) не равноценен другим им же установленным и должен быть разделен на две части, граница которых приблизительно соответствует нижнему Енисею. Но вернемся к интересующему нас району.

На вопрос, естествен ли Новоземельский район Чьельмана, мы еще не можем дать решительного ответа, но и здесь новые факты позволяют, хотя бы в предположительной форме, делать некоторые заключения. Так, напр., наблюдения на Вайгаче и на побережии противолежащего материка привели меня к заключению, что об отделении Вайгача от ближайшей части Пай-Хоя (отнесенного Чьельманом к Западно-Сибирскому району) не может быть речи, ибо единственным заметным отличием их растительности является несколько более выраженный на Вайгаче арктический ее характер, не имеющий отношения к историческим причинам, на основании которых должны, по возможности, производиться все биогеографические группировки. Это, мне кажется, дает ответ на часть поставленного вопроса, а именно — мы можем утверждать, что Вайгач и Пай-Хой (или точнее крайняя северо-западная его часть) должны быть относимы к одному району, а, следовательно, граница Новоземельского района должна быть изменена, но как передвинуть ее и куда относить Вайгач с ближайшей частью Пай-Хоя, еще не ясно. Присоединять ли весь Новоземельский район Чьельмана к Западно-Сибирскому, что, мне кажется, было бы преуменьшением истинного его значения, или присоединить к нему Пай-Хой, или, наконец, провести границу между Вайгачем и Новой Землей, сохраняя за последней значение самостоятельного района? До тех пор, пока Пай-Хой остается почти совершенно неисследованным, останутся неразрешенными окончательно и эти вопросы; мне кажется мало вероятным, чтобы на протяжении Пай-Хоя состав флоры сильно изменялся, и весьма возможно, что флора Вайгача стоит ближе к западно-сибирской, чем к ново-земельской, с которой она, как мы видели выше, не вполне тожественна. Это, как будто, говорит в пользу последнего из трех высказанных предположений.

Если имеющихся у нас сведений о составе изучаемых флор нам недостаточно для выяснения естественных районов Арктики, то много интересного в этом отношении может дать историческое исследование. В начале этой заметки я говорил о вероятности существования "северного" пути переселения растений на Новую Землю; исследование распространения растений, говорящих за существование этого пути, и вопросов с ним связанных прольет, может быть, много света на историю флоры Новой Земли, которая, вероятно, окажется более сложной, чем история вайгачской. В несколько разной истории, повидимому, кроется причина некоторого различия этих флор, которое говорит за независимость Новой Земли в флористическом отношении и за принадлежность Вайгача, флора которого имеет более простую историю, к Западно-Сибирскому району. Но, повторяю, все это лишь более или менее вероятные предположения.

IV. Скажу несколько слов о возрасте и истории новоземельской и вайгачской флоры: Чьельман думает, что они сложились в своих общих чертах еще до ледникового периода; более позднему же переселению растений он приписывает второстепенную роль⁶). Оставляя в стороне вопрос о том, какова была флора нашего района в до-ледниковое время, я укажу, однако, что приписывать современной его флоре до-ледниковый возраст слишком смело. Ни подробное рассмотрение распространения отдельных видов растений в пределах района, ни данные геологии не дают рснований для такого вывода; напротив, все, и в первую очередь большая вероятность полного оледенения Новой Земли и Вайгача, говорит за незначительный возраст изучаемой флоры. Я уже указывал, что предел распространения многих видов в нашем районе лежит много южнее, чем в полярной Сибири, где условия существования растительности нисколько не лучше⁷). Убывание числа видов с повышением широты иногда тоже очень резко. Если вспомните, что громадное большинство форм расселялось здесь в одном направлении (с материка на Вайгач, а отсюда на Новую Землю), то напрашивается вывод, что заселение Новой Земли еще продолжается, и в настоящее время многие виды еще не достигли предела, установленного для них климатом, в то время как в Восточной Сибири, где ледники занимали относительно малое пространство, расселение этих видов началось гораздо раньше и современные их границы в большей степени соответствуют этому пределу. За незначительный возраст новоземельской флоры говорит и вероятное отсутствие эндемичных видов⁸).

Я таким образом склоняюсь к тому, что ледником древняя новоземельско-вайгачская флора была уничтожена совершенно (может быть, за исключением немногих видов), и по отступании ледника острова были заселены новой флорой, слагавшееся по преимуществу из восточных пришельцев. Причину сходства в растительном мире тундр западной Сибири, восточной Европы и Новой Земли следует искать в общем восточном происхождении заселивших эти страны растений.

Некоторые данные (например, наступание новоземельских ледников, прерывчатое распространение на Новой Земле некоторых растений, нахождение на Новой Земле погребенных торфяников в тех местах, где современных торфяников не наблюдается) говорят, как будто, за то, что в настоящее время условия существования растительности на Новой Земле ухудшаются⁹). Если это и верно, то это все же не противоречит взгляду на продолжение заселения Новой Земли, ибо в то время как для одних растений изменение условий к худшему может оказаться уже гибельным, другие могут еще продолжать свое наступление, так как при существующих условиях они могут проникнуть еще дальше, чем проникли в данное время. Такое соотношение легче всего может произойти в стране, заселение которой началось недавно, и равновесие в соотношениях отдельных элементов растительности еще не достигнуто. А совершенно очевидно, что многие растения новоземельской флоры при современных условиях могут распространиться севернее, чем они распространены в настоящее время. Поэтому, независимо от того, считаем ли мы вероятным отрицательное изменение климата Новой Земли, мы должны признать, что процесс образований ее флоры, как целого, протекает еще (по крайней мере отчасти) в положительном направлении.

Апрель 1922 г.
Ботанический Сад.