"Природа", №01-03, 1925 год, стр. 73-84

Ландшафт и почва.

Проф. Б. Б. Полынов.

Что такое ландшафт? Этот термин издавна фигурировал в географической литературе, но в понимании его различными авторами согласия не было. И в настоящее время, когда география выделила особую отрасль знания — "Учение о ландшафтах" — объем понятия ландшафт все еще не является строго ограниченным, но зато содержание его несомненно приобрело некоторую определенность ¹). В настоящее время мы говорим о "культурном" ландшафте и о "физико-географическом" ландшафте ²). Остановимся на последнем и постараемся выяснить сущность этого понятия. Представим себе некоторую часть земной поверхности, расположенную в пределах какой-либо одной климатической провинции, отмеченную определенным геологическим строением и определенным характером рельефа. Допустим, что на пространстве этом распределяются более или менее равномерно одинаковые бассейны, скажем, озера одного и того-же типа, что почвенный покров его слагается одним и тем же в его различных частях комплексом почвенных форм, растительный покров одними и теми же комбинациями растительных сообществ и животное население озер, болот, лугов и холмов во всех частях этого пространства представлено одинаковыми формами. Такое пространство мы имеем право назвать физико-географическим ландшафтом и размеры этого ландшафта определяются теми границами, в пределах которых указанные географические элементы, а именно: климат, геоморфология, орошение, почвенный комплекс, комбинации растительных сообществ и состав фауны сохраняют свою неизменность.

Таким образом мы могли бы сказать, что физико-географическим ландшафтом называется часть земной поверхности в пределах которой указанные нами физико-географические элементы не изменяют своего характера.

Но, если бы мы в деле практического выделения ландшафтов попробовали руководствоваться исключительно этим определением, мы бы встретили многочисленные и непреодолимые затруднения.

В самом деле, вообразим, что мы находимся в некоторой холмистой стране. Вот мы поднимается на вершину ближайшей к нам высоты и перед нами развернулась панорама обширной площади, покрытой многочисленными разной величины и размеров холмами. Между этими холмами в одних случаях мы наблюдаем озера, в других — болота, в третьих — просто пониженные котловины, занятые луговыми травами. Далее, мы видим, что на берегах некоторых озер среди густой травяной и кустарниковой растительности возвышаются одиночные деревья и группы верб.

Теперь спрашивается, должны ли мы считать всю эту площадь одним ландшафтом или разделить ее на несколько, быть может на много отдельных перемежающихся друг с другом ландшафтов, руководствуясь величиной и размерами холмов, присутствием или отсутствием верб среди береговой растительности озер, отделяя участки с озерами от участков с болотами и т. д. Очевидно, что такие затруднения в бесконечном количестве могут встретиться всюду и везде, и общей причиной их является неопределенность понятия о характере физико-географических элементов ландшафта или, иными словами, то обстоятельство, что пока мы не знаем какие изменения в рельефе, растительности, типе бассейнов, почвенном покрове и т. д. следует учитывать как признаки другого характера или типа этих элементов.

Для того, чтобы преодолеть эти затруднения, мы прежде всего должны твердо усвоить, что сочетание различных физико-географических элементов на одном и том же пространстве не может быть случайным, что между ними существует та или другая закономерная зависимость. Так, например, рельеф местности зависит от геологического строения ее, петрографического состава горных пород и действия эрозии, т. е. рек, ручьев и дождевых потоков. Но с другой стороны и действие эрозии зависит от рельефа, так как, чем круче склоны, по которым сбегает вода, тем больше ее живая сила и тем сильнее эффект размывания горных пород. В то же время эрозионная деятельность находится в зависимости и от климатических условий, но в зависимости от них же расселяется растительность, которая одевает своим покровом склоны и, задерживая скатывающуюся по этим склонам воду, умеряет действие эрозии, а, следовательно, оказывает влияние и на рельеф и так далее. Итак, нетрудно убедиться, что все эти географические элементы тесно связаны между собой, что эта причинная связь тянется от одного из них к другому, возвращается обратно и охватывая, таким образом, несколько раз каждый из этих элементов образует сложную бесконечную цепь, цепь глубоких не всегда постигаемых нами воздействий, цепь, образ которой сыграл такую яркую роль в прекрасной и могучей поэтической картине мироздания, некогда нарисованной великим Гёте:

"Und Stürme brausen um die Wette"
Vom Meer aufs Land тот Land aufs Meer"
"Und bilden wüthend eine Kette"
"Der tiefsten Wirkung rings umher" ³).

Изучить эту зависимость — проследить по возможности каждый оборот, каждое звено такой цепи и составляет одну из главнейших задач учения о ландшафтах вообще и изучения отдельного ландшафта в частности.

Достигая этой цели в большей или меньшей степени, мы получаем одновременно основания, как для оценки топ роли, которую играет в формировании ландшафта тот или иной физико-географический элемент, так и тех изменений, которые он претерпевает на пространстве. В самом деле, вернемся к нашему примеру холмистой площади. Допустим, что мы предприняли более внимательное изучение ее и обнаружили, что все холмы сложены из одного и того же материала, скажем, крупно-зернистого песка, что более крупные из них разрушаются водой и ветром и постепенно уменьшаются в своих размерах, что все луговые впадины и болота произошли из озер, вследствие засыпания их песками и процесс такого засыпания продолжается и в настоящее время и озера меж холмами в ближайшем будущем превратятся в болота, и что, наконец, присутствие или отсутствие верб на берегах озер не изменяет общего состава растительных сообществ этих берегов, каковой остается одинаковым, как для озер с вербами, так и без них. Мы, таким образом, убедились, что все эти изменения в рельефе, бассейнах и растительности свидетельствуют лишь о различных стадиях одного и того же процесса взаимодействия между одними и теми же основными физико-географическими элементами, и так как эти стадии чрезвычайно близки одна к другой мы можем считать их свойственными одному и тому же ландшафту. Но если бы мы, миновав эту площадь песчаных холмов, перешли в область иного геологического строения, где поверхностной породой оказалась бы какая-либо глина, или известняк, или гранит, мы бы обнаружили целый ряд и на этот раз резких изменений и в характере рельефа, и бассейнах, и растительности, и почвенного комплекса, хотя бы даже климат сохранял полное тождество с климатом соседних холмистых песков. В этом случае мы уже неминуемо должны были бы выделить новую область в один или несколько новых ландшафтов. Отсюда мы видим, что песчаный нанос является одним из особенно доминирующих элементов ландшафта, так как с ним связан обычно и своеобразный рельеф, и своеобразные гидрологические условия, и особый характер почвенного и растительного покрова.

Теперь нам должно быть понятно, что данное нами выше определение ландшафта есть определение чисто формальное, так как в нем отсутствует указание на сущность, на основную идею ландшафта, на определенную закономерную связь между физико-географическими элементами и теперь мы можем сказать, что ландшафтом называется такая часть земной поверхности, на пространстве которой климат, геологическое строение, рельеф, бассейны, растительность, почвы и животное население сохраняют определенный состав и свойства в той степени, в какой это обусловливает однородность процессов взаимодействия между ними.

Несомненно, однако, что и при таком понимании ландшафта могут быть случаи, когда ландшафт, выделенный одним исследователем, будет рассматриваться другим как совокупность нескольких ландшафтов. Так, например, изучая в общих чертах область Приазовских степей, мы могли бы выделить ландшафт водораздельных степных плато, ландшафт речных долин, ландшафт морского побережья, ландшафт Донской дельты и так далее. Но если бы задачей нашего изучения явилась исключительно Донская дельта и если бы нам необходимо было в тех или других целях исследовать ее возможно более подробно, мы сумели бы расчленить ее на несколько подчиненных ландшафтов, например ландшафт бугристо-песчаной поймы, ландшафт солончаковой поймы, ландшафт озерно-тростниковой поймы и т. п.

Но такое различие в определении границ ландшафта прямо вытекает из различия в масштабе исследований. Очевидно, что идея ландшафта сохраняется в обоих случаях, разница лишь в том, что в первом случае мы считались с тем общим процессом, который обусловил известное сочетание частных ландшафтов, а во втором мы должны были углубиться в изучение отдельных и различных моментов этого процесса внутри каждого частного ландшафта. Если в географии на ряду с понятием о климате получило право гражданства понятие о микроклимате и на ряду с понятием о рельефе — мезо- и микрорельефе, то естественно, что должно быть узаконено и понятие о частных ландшафтах. Характеризуя ландшафт определенным процессом взаимодействия между различными элементами его, мы этим самым подчеркиваем его значение как явления динамического; мы хотим сказать, что связь между этими элементами не следует рассматривать как состояние равновесия, что эта связь подвижна, что она предопределяет эволюцию ландшафта. Это чрезвычайно важное свойство ландшафта в настоящее время привлекает к себе особенное внимание и факты, которые обнаруживают его, достаточно многочисленны и ярки. Мы знаем, что русла рек подвержены колебаниям, что их берега подмываются и разрушаются, что овраги растут иногда на наших глазах, что все это в совокупности с работой атмосферной воды и ветра достаточно убедительно обнаруживает непостоянство рельефа, который, как показали работы американского геолога Davis’а, переживает различные стадии своего развития, приближаясь в конце концов к почти плоской равнине (пенеплен).

Ботаники говорят нам, что растительные сообщества с течением времени сменяют друг друга, а лесоводы подтверждают это указанием на примеры полной смены древесных пород, которая совершается во многих лесах в течение жизни одного человеческого поколения. Само собой разумеется, что в более значительные промежутки времени — в те промежутки, которые учитываются масштабом геологии — все эти изменения и многие другие могут приобрести настолько радикальный характер, что нам придется говорить уже о превращении одного ландшафта в другой.

Теперь спрашивается, следует ли нам при изучении современных ландшафтов считаться с такими изменениями и превращениями их? В самом деле, география, как мы знаем, изучает исключительно современное состояние земной поверхности; геологическую же точку зрения, а в частности изменения ландшафтов, протекающие в течение геологических промежутков времени, она повидимому всецело должна предоставить той особой отрасли знания, которая носит название палеогеографии.

Лучший ответ на этот вопрос нам дает конкретный пример.

Перенесемся мысленно в наш юго-восточный край. Вот мы спускаемся вниз по Дону, минуем широкое устье Медведицы, река делает достаточно резкий поворот на юго-восток и мы попадаем в совершенно своеобразную страну. Высокие обрывы правого нагорного берега Дона скрывают от нашего взора безбрежные Донские степи. Но если мы проникнем в эти степи, если мы познакомимся с их природой мы убедимся, что и типично степная почва (южный чернозем или каштановый суглинок, в котором на небольшой глубине обнаруживается обильное скопление углекислых солей) и полынно-злаковая растительность залежей и целин находится в полной гармонии с местным сухим климатом, с его знойным летом и суховеями и с достаточно суровой зимой. Мы убедимся, что природа здесь ставит непреодолимые препятствия к росту и распространению лесной растительности, что победителями в борьбе за существование здесь являются и растения и животныя, свойственные сухим степям.

Совершенно иной характер носит местность, расположенная по левую сторону Дона. Прежде всего вся она значительно ниже, чем правобережные степи. Удаляясь от реки вглубь левого берега, мы не более полуверсты будем следовать заливной поймой, затем подымемся всего лишь на какие-нибудь 3—4 сажени на обширную песчаную террасу. Местами эту террасу слагают бугристые пески, местами же рельеф становится более сглаженным, волнистым. Небольшие понижения между буграми и волнами типа котловин и замкнутых ложбин заняты жалкими рощицами корявой усыхающей березы. Если мы ближе познакомимся с растительным покровом, одевающим волны и бугры между березовыми рощицами, мы убедимся, что он слагается исключительно степными травами и травы свойственные лесам в составе его отсутствуют, но если мы будем исследовать почву под этими степными травами, то окажется, что она носит некоторые внешние признаки и особенности состава, свойственные песчаным почвам сформированным под лесом. Теперь спрашивается, каким образом могли совместиться в одном ландшафте такие элементы, которые совершенно не гармонируют друг с другом? Каким путем попала сюда береза, не свойственная местному климату? Как она могла оторваться от ареала своего сплошного распространения, южная граница которого проходит много севернее? И почему типично-степная растительность возникла на почвах свойственных лесу? Ответ получается лишь тогда, когда исследователь применяет геологический метод, когда он изучает наносы, слагающие эту песчаную террасу, находит в них погребенные торфяники, обнаруживает в них остатки не существующих ныне здесь древесной растительности (сосны) и моховых болот, когда, наконец, он приходит к заключению, что песчаная терраса Дона формировалась при иных условиях климата, при которых лесная растительность проникала по пескам много южнее, чем она проникает в настоящее время, и умирающие березовые колки и почва с признаками влияния леса есть ничто иное, как оставшиеся реликты той эпохи.

Этот пример достаточно наглядно нам показывает, что современные ландшафты могут слагаться не только из консервативных элементов, т. е. таких, которые находятся в полном согласии с современной физико-географической обстановкой, но и из элементов реликтовых. Очевидно, что для распознания их исследователь ландшафта неминуемо должен применять и геологический метод и считаться с геологическим масштабом времени, охватывая по крайней мере фазы ближайшего к современному моменту послетретичного времени.

Иной пример могут представить нам степи Донецкого бассейна, в которые в настоящее время проникают леса, высылая в качестве передовых аванпостов дуб и сопутствующие ему кустарники. Ярким доказательством тому, что этот процесс совершается именно в данный момент, служит появление дуба на степных курганах. Здесь мы, таким образом, встречаемся с прогрессивным элементом физико-географнческого ландшафта, который особенно ярко подчеркивает его динамические свойства.

Итак, каждый ландшафт представляет собой такое сочетание эффектов сложного и многообразного процесса, которое мы наблюдаем в данный момент, но эти эффекты, эти элементы конкретного ландшафта могут быть различного возраста: одни, являясь следами прошлого, свидетельствуют о давно минувших фазах этого процесса, другие вызваны к жизни действующей его фазой и третьи, наконец, отражают нарождающиеся изменения в этом процессе.

Различные физико-географические факторы играют понятно различную роль в эволюции ландшафтов.

Несомненно, однако, что климат и геологическое строение являются теми первичными факторами, которые в значительной степени предопределяют общий облик ландшафта и изменения, в которых отражаются на ландшафтах наиболее радикальным образом. Если простое наблюдение выделяет иногда, как характерную черту ландшафта, тот или иной рельеф, или растительность, или характер бассейнов, то едва ли надо доказывать, что изучение такого ландшафта обнаружит генетическую зависимость этих элементов от климата, и состава, и формы залегания горных пород. Животное население, которое предопределяется и климатом, и растительностью, и характером бассейнов и отчасти устройством поверхности, является одним из наиболее зависимых элементов ландшафта, хотя несомненно оказывает и самостоятельное влияние на конструкцию ландшафта.

Какая-же, спрашивается, роль в жизни и природе ландшафта принадлежит почве?

Если мы откажемся от достаточно распространенного отожествления почвы с теми или другими наносами и, согласно современному учению о почве, будем рассматривать ее как тот результат взаимодействия между климатом, горной породой и организмами, который изменяется на пространстве в зависимости от этих факторов и, кроме того, от рельефа и гидрологических условий, а во времени в зависимости от возраста страны, то мы уже a priori придем к заключению, что почвенный покров подобно чуткому зеркалу должен отражать и свойства и особенности ландшафта и длительность того процесса взаимодействия между его элементами, который обусловливает его единство.

И действительно, мы знаем, что, напр., черноземные почвы обязаны своим происхождением с одной стороны травяной растительности степей, а с другой тому сочетанию температурных условий и условий влажности, которое имеет место в степном климате и при котором процесс тления органических остатков совершается настолько замедленным темпом, что в результате происходит прогрессивное накопление их; мы знаем, что Полтавские черноземы содержат углекислую известь в более глубоких горизонтах, чем, напр., черноземы Донских степей и это вполне согласуется с несколько более влажным климатом Полтавской губернии, при котором процессы выщелачивания происходят несколько интенсивнее, чем в Донской обл.; мы, наконец, ясно представляем себе ту зависимость, которая существует между образованием так называемых солончаков с одной стороны и климатом наших степей и близким уровнем грунтовой воды с другой.

Почва является, таким образом, всецело отражением других элементов ландшафта; от животных, растений и горных пород она существенно отличается тем, что о ней нет, строго говоря, своего собственного начала. Она не появляется извне, чтобы тем или иным путем приспособиться к ландшафту — она сама с первых моментов своего образования является произведением ландшафта и поэтому, понятно, отражает его свойства в гораздо большей степени, чем всякий другой его элемент.

Устанавливая такую тесную связь между ландшафтом и почвенным покровом в общей принципиальной форме, мы, к сожалению, далеко не всегда разбираемся в механизме отдельных случаев этой связи. Это и неудивительно! И учение о почве также, как учение о ландшафтах — дисциплина юная, только что сформировавшаяся. Что же касается оценки почвенного покрова, как элемента ландшафта, то эта идея, по крайней мере в Западной Европе, появилась буквально в самые последние моменты развития географии ⁴). Но мы не сомневаемся, что она окажется чреватой богатыми и интересными последствиями. Нельзя сомневаться в том, что изучение почвенного покрова географами неминуемо повлечет за собой и более глубокое проникновение в динамику ландшафта и более полное представление о взаимоотношениях внутри его.

Но, быть может, еще более плодотворной окажется эта идея для развития почвоведения и в частности географии почв. К настоящему моменту достижения географии почв выразились главным образом в выделении широких почвенных зон, соответствующих так наз. типам почвообразования, т. е. тем процессам, которые обусловливаются в наибольшей степени климатическими условиями. Что же касается расчленения почвенных форм и комплексов внутри этих зон, то в этом отношении работа почвоведов хотя и достигла некоторых результатов, но в дальнейшем встречается с целым рядом затруднений. Нетрудно, однако, предвидеть, что идея тесной связи почвы с ландшафтом, значительно расширяя кругозор почвоведа, в ближайшем будущем приведет его к новым методам географического исследования почв и вместе с этим и картографии их.

Не лишнее отметить, что этот чисто теоретический прогноз находит себе подтверждение и в практике почвенно-географических исследований.

Почвенно-географические исследования до настоящего времени производились исегда в прикладных целях (земельный кадастр, колонизация, районирование, мелиорация земель и т. д.) и, как всегда бывает в таких случаях, задачи их суживались и стеснялись. Тем не менее в развитии их явно обнаруживается тенденция расширять их программу, охватывая не только изучение почв в тесном смыоле этого слова, но и изучение факторов почвообразования, т. е. других элементов физико-географической обстановки. Уже с самого начала своего возникновения почвенные исследования сопровождались геологическими и ботаническими. Однако эти вспомогательные исследования велись в поле обычно независимо от почвенных, без тесной координации и нередко в различных масштабах, и согласование их результатов происходило лишь при сводке материала. С течением времени, чувствуя необходимость более тесной связи, почвоведы стремились установить ее уже в самом процессе полевых работ и теперь совместная полевая работа почвоведов с другими специалистами и в особенности с ботаниками ⁵) вошла в практику. В результате этого в самое последнее время появилась идея "комплексных исследований", которая, исходя из запросов практической жизни, стремится утвердить и узаконить такую тесную связь работы почвоведа с работою других специалистов ⁶).

Современное состояние науки предрешает путь, по которому пойдут эти комплексные исследования и не надо отличаться особым предвиденьем, чтобы предсказать его направление в сторону изучения физико-географических ландшафтов и разработки методов этого изучения.