Въ прошломъ году литература наша значительно оживилась. Появился цѣлый рядъ вопросовъ, болѣе или менѣе опредѣленно выраженныхъ, подавшихъ поводъ къ болѣе или менѣе горячей полемикѣ. Обсуждался вопросъ о воспитанiи; подвергался горячимъ и ожесточеннымъ спорамъ вопросъ о свободной торговлѣ; далѣе, поднятъ былъ вопросъ о народности въ наукѣ; о сельской общинѣ и сельскомъ хозяйствѣ въ Россiи. Въ европейской публицистикѣ прошлаго года, интересный вопрось возбужденъ былъ графомъ Монталамберомъ въ его книгѣ о политической будущности Англiи, вызвавшей въ нашемъ журналѣ двѣ статьи, не совсѣмъ между собою согласныя въ точкахъ зрѣнiя. Вопросъ о централизацiи есть въ настоящее время вопросъ первой важности въ современной публицистикѣ. Онъ, какъ и другiе важные вопросы, не можетъ быть рѣшенъ сплеча, а требуетъ постепеннаго и внимательнаго, зоркаго разсмотрѣнiя, при которомъ неизбѣжны односторонности; ибо, при постепенномъ и серiозномъ разсмотрѣнiи дѣла, каждая его сторона требуетъ иногда всего человѣка, который своею односторонностью вѣрнѣе содѣйствуетъ къ достиженiю ближайшаго къ истинѣ результата, нежели фантазированiе о всѣхъ сторонахъ предмета, когда не видишь передъ собою въ дѣйствительности ни одной. Несравненно важнѣе Монталамберова сочиненiя объ Англiи — сочиненiе другаго французскаго публициста, уже столь извѣстнаго своимъ трудомъ о сѣверо-американской демократiи, графа Токвиля: l Ancien Régime et la Révolution. Авторъ, опираясь на подробнѣйшихъ историческихъ изслѣдованiяхъ, открывшихъ много новаго, показываетъ, до какой напряженности доведено было общество во Францiи насильственною и искусственною централизацiею, которая господствовала въ исторiи этой страны, и которой необходимымъ послѣдствiемъ былъ страшный взрывъ, заключившiй собою прошедшее столѣтiе. Во французской революцiи авторъ видитъ не только послѣдствiе, но даже прямое продолженiе этой системы централизацiи; это роковое событiе является у Токвиля самымъ крайнимъ ея выраженiемъ. Трудъ знаменитаго публициста отозвался во всей европейской журналистикѣ. Французская централизацiя представляетъ въ высшей степени интересное явленiе, и мы надѣемся, по поводу книги Токвиля, представить въ «Русскомъ Вѣстникѣ» попытки къ разъясненiю этого важнаго историческаго факта. Ограничимся теперь краткимъ замѣчанiемъ объ относящихся сюда понятiяхъ.
Централизацiя и государство въ сущности одно и тоже. Истинно человѣческое общество не возможно безъ посредства государственнаго начала. Воображать себѣ человѣческое общество, при данныхъ на землѣ условiяхъ, безъ государства — очень можно, но такое представленiе будетъ не болѣе какъ утопiя, не болѣе какъ мечта. Какую бы форму ни имѣло государственное устройство, оно неизбѣжно. Только то общество процвѣтаетъ, только тамъ человѣческая жизнь раскрывается во всей полнотѣ и разнообразiи своемъ, гдѣ государство есть дѣло рѣшенное, где оно существуетъ безспорно. Но тѣмъ не менѣе, государство, въ собственномъ и тѣсномъ смыслѣ, не есть нѣчто непосредственно данное въ жизни народа. Оно покупается дорогою цѣною. Установленiю государства предшествуетъ, какъ мы видимъ въ исторiи, завоеванiе или внутреннее броженiе, война всѣхъ противъ всехъ, по выраженiю Гоббеса, или, какъ выразился нашъ лѣтописецъ, возстанiе рода на родъ. То время въ жизни народа, которое предшествуетъ появленiю государства, есть такъ называемая эпоха доисторическая, отъ которой остаются лишь смутныя племенныя преданiя, отголоски народныхъ вѣрованiй и наконецъ языкъ. Но въ этомъ отношенiи исторiя нашего народа представляетъ особенное и весьма замѣчательное явленiе. Существенный смыслъ, главный интересъ исторiи древней Руси, есть образованiе государства, централизацiя, «собиранiе земли». Честь и слава новѣйшей исторической школѣ нашей за то, что она обратила особенное вниманiе на раскрытiе этого смысла нашей древней исторiи. Трудно и медленно принималось государство на нашей народной почвѣ, трудно и медленно собиралась Русская земля. Что́ для большей части другихъ народовъ было дѣломъ доисторическимъ, дѣломъ забытымъ, то происходило въ жизни нашего народа на памяти исторiи. Сначала была усобица между родами, и варяжская дружина принесла сѣмя государства въ дебри и пустыри нынешней Россiи, тогда не имевшей никакого названiя, не составлявшей никакого единства, скудно, изрѣдка заселенной различными племенами. Потомъ слѣдуетъ усобица между множествомъ княженiй, между множествомъ дружинъ, на которыя распалась первоначальная варяжская дружина. Далѣе видимъ мы, какъ все стягивается къ одному центру, какъ возникаетъ Московское царство. Здѣсь предстоитъ намъ государство, но государство въ неустоявшейся, не созрѣвшей формѣ, тотъ видъ государства, въ которомъ собственно-государственное находится въ неорганическомъ, смутномъ смѣшенiи со всѣми другими формами человѣческой жизни, то отдѣляясь отъ нихъ, то снова сливаясь съ ними.
Государство и общество — двѣ различныя формы, и признаемся, намъ было очень странно услышать недавно, на одномъ ученомъ диспутѣ, сомнѣнiе въ этомъ различiи, именно теперь, когда въ системѣ нашихъ знанiй очищается особое мѣсто для новой науки, жадно требуемой умами, когда полагается уже основанiе для этой науки, имеющей своимъ предметомъ общество, и отличной оть политики, когда въ самой жизни политическiе интересы уступаютъ первенство интересамъ общественнымъ. Мы не можемъ не упомянуть здѣсь о блистательномъ трудѣ по этой части, которымъ можетъ похвалиться германская литература въ послѣднее время: это Naturgeschichte des Volks, Риля. Риль въ настоящее время преподаетъ въ Мюнхенскомъ университетѣ исторiю культуры, которая въ сущности и есть не что иное какъ исторiя соцiальная, въ отличiе отъ политической. «Русскiй Вѣстникъ» посвятитъ этому предмету и труду Риля цѣлый рядъ статей, надъ которыми уже работаетъ одинъ изъ нашихъ близкихъ и даровитыхъ сотрудниковъ. Не во всемъ можно согласиться съ Рилемъ. Постоянное и столь живое изученiе историческихъ формъ сообщило его мысли можеть-быть слишкомъ археологическiй характеръ. Сердце его все обратилось къ прошедшему и все предалось историческому интересу; онъ нерѣдко забываетъ для нихъ интересъ современнаго и требованiя будущаго. Но за то какою жизнiю дышатъ его очерки! Ученый въ немъ живетъ дружно съ художникомъ. Во многихъ отношенiяхъ Риль даже больше художникъ, нежели мыслитель. Во второй половинѣ прошлаго года вышли въ свѣтъ его разказы изъ исторiи общественнаго быта, culturgeschichtliche Novellen, съ которыми тоже не преминемъ мы познакомить нашихъ читателей.
Скажемъ еще нѣсколько словъ объ отношенiи общества къ государству. Различiе между двумя этими понятiями несомнѣнно. Гдѣ по незрѣлости развитiя, оба эти начала, смѣшивались на дѣлѣ, тамъ не могло быть общественной жизни, не могла раскрываться самостоятельно и плодотворно человѣческая дѣятельность, тамъ нѣтъ ни наукъ, ни искусствъ, ни даже промышленности, и личность человѣка, не облагороженная, не возбужденная въ лучшихъ своихъ интересахъ, либо теряется въ однихъ животныхъ побужденiяхъ, либо остается безсознательнымъ органомъ обычая. Въ правильномъ и разумномъ положенiи, государство и общество существуютъ дружно между собою, не вредя и не мѣшая взаимно своимь отправленiямъ. При совершенной зрѣлости того и другаго начала, на долю общества выпадаютъ положительные интересы жизни, на долю государства отрицательные. Есть интересы положительные, и есть интересы отрицательные. Послѣдние составляютъ то, что́ называется conditio sine qua non человѣческой жизни: это тѣ права и обязанности, нарушенiе и неисполненiе которыхъ есть преступленiе. Мечь государства караетъ преступленiе, и взоръ его надзираетъ, чтобы не нарушалась правда въ общественной жизни, чтобы одинъ человѣкъ не вредилъ другому, чтобы ничто со стороны не мѣшало правильному раскрытiю всего того, что́ составляетъ сумму положительныхъ интересовъ человѣческой природы, чтобы каждая дѣятельность могла идти своимь путемь, повинуясь внутреннему закону своего развитiя и не опасаясь никакихъ совращенiй. Нельзя заставить человѣка любить, нельзя принудить его къ жертвѣ, по крайней мѣрѣ не должно, потому что мы не получимъ ни истинной любви, ни истинной жертвы, а только испортимъ человѣка; но если нельзя или не должно говорить человѣку принудительно: давай, то должно сказать ему: не трогай, когда онъ занесетъ руку на добро своего ближняго. То интересъ положительный, это интересъ отрицательный.
Смѣшенiе интересовъ положительныхъ и отрицательныхъ, въ младенческое время народной жизни государства и общества, имѣетъ характеръ наивный. По отношенiю къ тому времени не можеть идти рѣчь о нарушенiи правъ той или другой сферы, потому что тогда обѣ эти сферы являются не какъ самостоятельныя, раздѣльныя силы, а въ томъ слитномъ смѣшенiи, въ какомъ находится всякiй начатокъ организма, пока зрѣлость не проявитъ самостоятельности каждой части. Но коль скоро государство и общество достигли нѣкотораго самосознанiя, то всякая неясность между ними обращается во вредъ тому и другому. Гдѣ общество еще незрѣло, а государство сложилось окончательно, тамь весьма естественно послѣднему брать подъ свою опеку первое, направлять его шаги, учить его и вообще поступать съ нимъ, какъ подобаетъ зрѣлому поступать съ незрѣлымъ. Но цѣль всякаго воспитанiя содѣйствовать незрѣлому прiйдти въ зрѣлость, и разумная государственная опека заботится собственно о томъ, чтобы общество прiобрѣтало все болѣе и болѣе самобытный характеръ, и чтобы все начинало ходить на собственныхъ ногахъ. Гдѣ опека теряетъ изъ виду эту главнѣйшую цѣль свою, и изъ опасенiя, чтобы ребенокъ не падалъ, вовсе не пускаетъ его ходить, тамъ происходитъ весьма грустное явленiе: нравственное и умственное ребячество и дряхлость вмѣстѣ; съ теченiемъ времени въ обществѣ и въ людяхъ исчезають всѣ зачатки духа, все развращается; пошлость и ничтожество овладѣваетъ умами: теряется уваженiе къ законному и справедливому; гибнетъ всякая святыня; все превращается въ эгоизмъ, все никнетъ вь малодушiи, и изсякаютъ всѣ источники умственной производительности. Слабѣетъ общество, слабѣетъ и государство, ибо послѣднее прiобрѣтаетъ свое истинное значенiе, крѣпость и силу вмѣсте сь первымь. Горсть рыжихъ варваровъ, два-три фрегата, двѣ-три дюжины пушекъ, поколебали и привели въ смятенiе всю косную громаду ветхаго Китая, гдѣ государство все во всемъ, и гдѣ потому самому нѣтъ истиннаго государства.
Съ легкимъ сердцемъ обращаемъ свои взоры къ нашему отечеству въ его настоящемъ положенiи и въ его видахъ на будущее. Наше общество всѣмъ обязано государству. Промышленность, образованiе, наука, весь прогрессъ, все исходило отъ государства. Общество было слабо, ничтожно, лишено всякихъ внутреннихъ побужденiй; въ немъ не было сознанiя, оно было младенцемъ, не умѣющимъ ходить. Теперь въ немъ уже слышится присутствiе зрѣющихъ силъ, проявляется сознанiе. Съ какимъ чувствомъ радости и благодарности приняты были всѣми золотыя слова Высочайшаго Манифеста, которымъ, въ началѣ прошедшаго года, возвѣщенъ былъ миръ Россiи! Слова эти врѣзались намъ въ сердце, какъ прямое и ясное доказательство, что государственное воспитанiе русскаго общества имѣетъ своею цѣлiю его развитiе и зрелость.
Вопросъ о воспитанiи, въ тѣснѣйшемъ смыслѣ этого слова, былъ предметомъ многихъ болѣе или менѣе интересныхъ, болѣе или менѣе основательныхъ статей, появившихся въ «Морскомъ Сборникѣ», который, издаваясь подъ непосредственнымъ покровительствомъ генералъ-адмирала, служитъ новымъ доказательствомъ, какимъ высокимъ и благимъ духомъ руководствуется наше правительство, и какъ ищетъ, какъ вызываетъ оно въ нашемъ обществѣ самостоятельную мысль и свободное слово.
Если семейное воспитанiе удается только въ хорошемъ семействѣ, то и общественное воспитанiе достигаетъ своей цѣли только при добромъ и нормальномъ настроенiи общественной среды. Трудно такъ разъединить школу съ обществомъ, чтобы послѣднее не имѣло влiянiя на первую. Трудно образоваться дѣльнымъ и цѣльнымъ характерамъ, если въ самомъ обществѣ нѣтъ характера; самое рѣшительное природное дарованiе остается безъ развитiя, если не питается сочувствiемъ окружающей среды, если въ обществѣ нѣтъ опредѣленныхъ и самостоятельно живущихъ интересовъ. Грустное явленiе представляетъ школа, гдѣ занятiе наукою поддерживается помыслами и мечтами о карьерѣ. Что́ можетъ быть отвратительнѣе мальчишки, который еще въ школѣ разсчитываетъ, какiя привилегiи вынесетъ онъ оттуда на службу, воображаетъ, какъ скоро дослужится до генеральскаго чина или какъ будеть хватать крестики!
Сознаемъ, что было необходимо поощрять и поддерживать въ нашемъ юномъ обществѣ науку и образованiе, сознаемъ, что и въ настоящее время, къ сожалѣнiю, это дѣло не лишнее. Но, говоримъ, къ сожалѣнiю. Должно же наступить время, когда образованiе и наука станутъ внутреннею потребностью общества, когда не нужно будетъ привлекать молодежь въ университеты особыми преимуществами. Только тогда можно будетъ сказать, что образованiе и наука принялись на нашей почвѣ, только тогда можно будетъ ожидать самостоятельной умственной дѣятельности въ нашемъ отечествѣ; а до тѣхъ поръ наша самостоятельность будетъ заключаться только въ безплодныхъ фантазiяхъ о прекрасныхъ качествахъ русскаго народа и въ пустыхъ толкахъ о какой-то западной наукѣ, какъ-будто есть еще восточная, сѣверная или южная наука, толкахъ, похожихъ на критическiя замѣчанiя школьника объ урокѣ учителя.
Умственная дѣятельность, вытекающая не изъ внутренней потребности, возбуждаемая не внутреннимъ интересомъ дѣла, никогда ничего не произведетъ, будетъ вѣчнымъ недоросткомъ, всегда будетъ носить на себѣ печать несовершеннолѣтiя и безполезности. Можетъ ли при такихъ условiяхъ возникнуть что-нибудь оригинальное? Можно ли при такомъ положенiи помышлять объ открытiи новыхъ путей знанiя? Можетъ ли такая мысль вести къ какимъ-нибудь плодотворнымъ въ самой практикѣ результатамъ?
Оригинальности и самостоятельности достигнемъ мы, конечно, не легкомысленнымъ презрѣнiемъ къ великому дѣлу всѣхъ вѣковъ и народовъ, необдуманно и во вредъ самимъ себѣ ограничивая его значенiе, отрицаясь отъ него какъ отъ чужаго, и тѣмъ самымъ отнимая у себя всякую возможность оригинальнаго развитiя.
Вотъ почему мы считаемъ своимъ долгомъ, по мѣрѣ силъ нашихъ, возбуждать въ умахъ мысль, что всякое существенное дѣло должно имѣть свою внутреннюю цѣль, что наукою должно прежде всего заниматься въ интересѣ самой науки, съ чистою любовью къ истинѣ, а не съ какими-нибудь посторонними видами, хотя бы впрочемъ и похвальными. Дай Богъ, говоримъ мы съ живымъ и сильнымъ убѣжденiемъ, чтобы въ умственное дѣло у насъ заронилась искра чистой любви къ нему, чтобы мы были способны возвышаться до чистыхъ интересовъ знанiя и мысли. Это первые вѣрные признаки общественной зрѣлости.
Не можемъ не упомянуть здѣсь о новой правительственной мѣрѣ, въ которой смѣемъ видеть какъ бы указанiе на развивающееся сознанiе въ нашемъ обществѣ. Читатели найдутъ подлинное изложенiе этой мѣры ниже, при Политическомъ Обозрѣнiи. Оставляя за университетами преимущество уравнивать всѣ сословiя, которое, при существующемъ у насъ порядкѣ, состоитъ въ сообщенiи всѣмъ, оканчивающимъ университетскiй курсъ, права на извѣстные чины, мѣра эта отмѣняетъ существовавшiе доселѣ разряды при производствѣ по службѣ. Государственная служба становится теперь поприщемъ свободной конкурренцiи; узаконенные сроки производства для всѣхъ равны. Умственное развитiе не всегда измѣряется дипломомъ, и на истинное достоинство классическаго образованiя не будетъ уже отнынѣ ложиться тѣнь привилегiи; университетская наука, удерживая за собою только свое благодѣтельное, никого и ничто не стѣсняющее преимущество, отказывается отъ другаго, которое могло казаться несправедливостью, могло быть предметомъ сѣтованiй и обращаться во вредъ ей самой. Число желающихъ прiобрѣсти классическое образованiе отъ этого не уменьшится; если же въ этомъ числѣ не будетъ 6олѣе такихъ, которые въ наукѣ ищутъ только диплома на привилегiю, то, безъ всякаго сомнѣнiя, недочетъ этотъ послужитъ къ лучшему и для науки и для общества.
Относительно другаго рода привилегiй — тѣхъ, которыми поддерживается промышленность, — относительно вопроса о тарифѣ и свободной торговлѣ, подавшаго поводъ къ сильной полемикѣ въ нашей журналистикѣ, мы совершенно держимся взгляда, высказаннаго въ статьѣ Ю. А. Гагемейстера, помѣщенной въ этой книжкѣ нашего журнала. О началѣ свободной торговли спорить нечего; вопросъ долженъ состоять только въ томъ, — въ какой мѣрѣ возможно примѣненiе его къ нашему отечеству. Скажемъ только, что покровительство, оказываемое промышленности, будетъ тѣмъ плодотворнѣе, чѣмъ болѣе будетъ обращено на устраненiе внутреннихъ препятствiй къ ея развитiю; сила не въ тарифѣ, который самъ по себѣ никогда не дастъ положительныхъ результатовъ, а въ тѣхъ внутреннихъ условiяхъ производительности, которыя состоятъ въ образованiи, въ кредитѣ, въ легкости и дешевизнѣ путей сообщенiя и пр. Тарифъ можеть имѣть только временное значенiе, и никогда самъ собою ничего не возвыситъ и не произведетъ; ревнители отечественной промышленности, если имѣютъ въ виду интересъ дѣла, должны, напротивъ, желать возможно большей свободы торговли, то-есть, устраненiя всѣхъ препятствiй и недостатковъ, стѣсняющихъ и замедляющихъ ея ходъ. Но, съ другой стороны, кто требуетъ непосредственнаго и безотлагательнаго примѣненiя теоретически-оправданнаго начала, тѣ забываютъ, что прежде всего требуется произвести разсчетъ съ обстоятельствами, что всякая идея, вступая въ дѣйствiе, должна сообразить себя со всѣми данными условiями и слѣдовать закону строгой постепенности, во избѣжанiе несправедливости и всякаго смятенiя, которыя обратятся во вредъ ей самой и подорвутъ ея собственную силу.