"Русский Вестник", Т.7, кн. 2, январь 1857 год, стр. 311-345

ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ НА КОРЁГѢ

Записки Гульпинской Авдотьи Степановны.

Въ комодѣ моей матушки, помѣщицы Буевскаго уѣзда, Авдотьи Степановны Н*, я нашелъ рукописную тетрадь подъ заглавiемъ «О нашемъ житьѣ-бытьѣ».

Покойная матушка проживала въ усадьбѣ Гульпинѣ, на рѣкѣ Корёгѣ, и сосѣди, по мѣстному обыкновенiю, называли ее не по фамили, а по усадьбѣ.

Записки показались мнѣ любопытными, и я рѣшился ихъ напечатать.

Какая надобность знать фамилiю автора? Пусть и въ кругу снисходительныхъ читателей будетъ матушка моя извѣстна такъ же, какъ на Корёгѣ, то-есть по усадьбѣ, а не по фамилiи.

Гульпинскiй Ѳеофанъ.

Усадьба Гульпино
1854 года.

I.

Въ лѣсной, самой глухой, сѣверной части Буевскаго уѣзда, вдали отъ городовъ, въ Корёжской волости, названной такъ по рѣкѣ Корёгѣ, въ сельцахъ Калиньевѣ, Дудинѣ, Лемеховѣ, Голявинѣ, Кашкаровѣ, Кошелевѣ и многихъ другихъ, проживаютъ бѣдные дворяне. Эти дворянскiя селенiя или «усадьбы», какъ ихъ называютъ, состоять изъ двухъ, трехъ и много изъ шести домиковъ. Крестьянскихъ дворовъ вовсе нѣтъ. Бо́льшая часть домиковъ почти не отличается отъ крестьянскихъ избъ; только черезъ сѣни есть горенки, гдѣ дворяне, по праздникамъ, угощаютъ своихъ гостей. Есть также и порядочные домики съ нѣсколькими опрятными и свѣтлыми комнатами. Въ этихъ усадьбахъ проживаютъ дворяне хорошихъ фамилiй, напримѣръ: Сологубовы, Нелидовы, Френевы, Путиловы, Травины, князья Сынборовскiе, утратившiе впрочемъ съ незапамятныхъ временъ свое княжество; были князья Мещерскiе и другiе. Они называютъ себя не по фамилiямъ, а по усадьбамъ. Когда бѣдная дворянка, напримѣръ, Польшикова изъ Лемехова, или Гришина изъ Голявина, приходитъ въ гости къ богатому сосѣду, то велитъ о себѣ такъ доложить: «пришла Лемеховская Марья Никитишна или Голявинская Авдотья Петровна». Кто имѣетъ семейку или двѣ (родовыхъ крѣпостныхъ людей своихъ называютъ они семейками), тотъ ни за что не примется за работу, а живетъ сложа-руки и говоритъ: «Я баринъ». Кто не имѣетъ семейки, тотъ по неволѣ самъ работаетъ: и пашетъ, и коситъ, и дрова рубитъ. Не имѣя никакихъ средствь къ образованiю, они до того огрубѣли, что жаль смотрѣть на нихъ, но при всемъ томъ, самолюбивы и обидчивы. Сохрани Богъ, если въ церкви подойдетъ къ кресту дворовая прежде барыни! Если зимою встрѣтится баринъ въ дровняхъ на легкѣ, въ одну лошадку, то ни за что не уступитъ дороги: «Я и самъ баринъ; тебѣ половина дороги, а мнѣ другая!» Рѣдкiй баринъ живетъ въ ладу съ своею женою. Возвращаясь съ попойки отъ сосѣда, баринъ почти всегда побьетъ жену, подь-часъ полѣномъ. Бѣдныя барыни, какъ ихъ величаютъ, покоряются тяжкой своей долѣ и живутъ въ совершенномъ рабствѣ. Утромъ, послѣ шумной пирушки, барыни, отправляясь съ ведрами къ рѣкѣ, спрашиваютъ другъ у друга:

— Что, твой-то, смиренъ ли пришелъ?
— Какое? притаскалъ супостатель.
— А меня такъ Богъ помиловалъ. Я было схоронилась, да слышу : «Право не прибью, Катя, выходи!» и скоро угомонился (1).
— Ахъ, родныя мои, говоритъ со слезами третья барыня, — знаете ли, что́ ворогъ-то мой вчера надѣлаль? вѣдь желтое-то новое ситцевое мое платье топоромъ изрубилъ, а вѣдь я его по сорока копѣекъ ассигнацiями брала у мѣшешника (2).
— Что ты говоришь? замѣчаютъ съ состраданiемъ сосѣдки: — нѣтъ ужь, матушка, надо тебѣ сходить къ Анфисе Даниловнѣ.

Послѣ я разкажу, кто такая Анфиса Даниловна.

Надо замѣтить, что нѣкоторыя дворянскiя усадьбы населены однимъ семействомъ; но какъ это семейство состоитъ, напримѣръ, изъ трехъ женатыхъ братьевъ или изъ отца съ дочерьми и женатыми сыновьями, то они живутъ отдѣльными домами и по вечерамъ собираются вмѣстѣ, и тутъ-то бываетъ, чего послушать. Бесѣда начинается сказками и разказами о домовыхъ, лѣшихъ, кладахъ и другихъ чудесахъ.

— А знаете, братцы, Семенъ Сидорычъ лѣшаго видѣлъ? Разкажи, Семенъ Сидорычъ, ка́къ ты лѣшаго видѣлъ.

— Видѣлъ, братцы, видѣлъ. Мнѣ показывалъ «его» старикъ Иванъ, по прозванiю Козелъ. Вы чай слыхали, что онъ съ «нимъ-то» знался. Ѣду я разъ на Введенскую ярмарку (3) и ѣду съ Козломъ. Ну воть и ѣду, да и говорю ему: правда ли, Козелъ, что ты знаешься? А ѣдемъ-то мы, знаете, большимъ лѣсомь, дремучимъ. «Да, баринъ,» говоритъ. Грѣхъ мой ко мнѣ пришелъ, я и ну его просить: «покажи его, братъ, пожалуста», а Козелъ говоритъ: «испугаешься». — Нѣтъ, молъ, а онъ: «смотри же, говоритъ, только не твори молитвы», да какъ свиснетъ. Вдругъ что-то и сѣло на сани, разтяжелое, такъ что мой воронко почти всталъ, а вы помните, что за здоровенная была лошадь.

— Ну какъ же, такой нынче не найдешь, подтвердили слушатели.

— Вотъ какъ я глядь, анъ сидитъ мужичина престрашенный, а глаза-то красные. Сижу ни живъ ни мертвъ. А Козелъ ему; «ну пошелъ же, да не шали». Какъ онь всталъ, да поровнялся съ лѣсомъ, такъ вровень пришелся съ соснами. Ну, судари мои, да и защелкалъ, засвисталъ; да какъ загагайкаетъ (4), такъ лошадь-то на колѣна припала. Козелъ мнѣ и говоритъ: «смотри, баринъ, ни гугу про это дѣло, а то будешь каяться». — Нѣтъ, дедушка, говорю, не скажу, — и сдержалъ слово до его смерти, да правду сказать, боялся, чтобъ не испортилъ. А какъ умиралъ Козелъ, то больно сердешный мучился: некому было сдать, никто не бралъ (5). Ужь его корчило, корчило, насилу стихъ, и то ужь коня на избѣ поднимали.

Вотъ маленькiй образчикъ дворянскихъ бесѣдъ.

Между барями бываютъ записные охотники, которые ходятъ на медвѣдей сь ружьемъ и рогатинами.

Усадьбы окружены большими лѣсами, въ которыхъ медвѣдей много. Бѣдные дворяне не имѣютъ средствъ нанимать пастуховъ, да и не найдется охотниковъ пасти скотину въ большихъ лѣсахъ, которые очень близко подходятъ кь селенiямъ. А потому, рогатую скотину и овецъ хозяева сгоняютъ каждое раннее утро съ дворовъ и отпускають на волю Божiю, а въ семь часовъ вечера, въ дворянскихъ усадьбахъ, барыни или ихъ дѣти, а въ крестьянскихъ селенiяхъ крестьянки, отправляются въ лѣсъ и кричатъ по лѣсу: «телъ, телъ, гай, гай», и коровы такъ прiучены, что выходятъ изъ лѣсной чащи на голосъ своихъ хозяевъ. Нѣкоторыя коровы сами выходятъ къ этому времени изъ чащи и кормятся по опушкѣ лѣса въ ожиданiи призывнаго голоса, но другiя забредутъ и пропадаютъ дня по три. Тогда самъ баринъ, владѣлецъ заблудившейся скотины, садится на лошадку и отправляется въ лѣсъ на поискъ, который продолжается иногда нѣсколько дней. Лошадей не загоняютъ къ ночи домой, какъ коровъ и овецъ, а какъ спустятъ на траву, такъ и оставляютъ безъ присмотра, и тогда только ихъ ловятъ, когда онѣ понадобятся хозяину; а ищутъ ихъ не рѣдко по недѣлѣ и по двѣ. Кто готовится куда-нибудь ѣхать, напримѣръ, на праздникъ къ дальнему родному, тотъ заранѣе отправляется въ лѣсъ за лошадкой и ищетъ, если посчастливится, два, три дня, а иной проищетъ недѣлю, другую и третью. Бываютъ нерѣдко случаи, что лошадь совсѣмъ пропадетъ, или ее украдутъ, или она одичаетъ въ огромныхъ лѣсахъ, которымъ не знаютъ конца; говорятъ, что есть лѣса, которые тянутся вплоть до Архангельска. Эти лѣса идутъ такь-называемыми «гривами», или полосами: не отъ нихъ ли городъ «Кологривъ», окруженный дремучими лѣсами, получилъ свое названiе? Не только лошади, но и люди пропадаютъ въ лѣсахъ. Очень недавно нашли въ лѣсу тѣло заблудившагося мужика; а въ прошломъ году пошла старуха за грибами и пропала. Жеребятъ и телятъ, какъ выпустятъ со двора, такъ и оставляютъ до осени. Отъ этого вотъ какое бываетъ зло. Въ лѣсахъ сѣется много овса и пшеницы на такъ-называемыхъ огнищахъ; то-есть, весною вырубаютъ дровяной лѣсъ и тутъ же кладутъ его рядами, а въ августѣ сжигаютъ. На другой годъ тутъ сѣютъ въ первый разъ яровой хлѣбъ, какой вздумается, но по большей части пшеницу, особенно если огнище хорошо выгорѣло, и мало осталось головешекъ. На второй посѣвъ на томъ же мѣстѣ сѣютъ овесъ. Хотя огнища огораживаютъ, но весьма плохо, осѣковымъ огородомъ, то-есть, молоденькими березками и ивами, не очищенными отъ листьевъ и прутьевъ. Когда прутья обсохнутъ и листъ обвалится, то скотина, иногда чужая, свободно пробравшись сквозь рѣдкiй огородъ, стравляетъ почти весь посѣвъ. Жалобъ и претензiй на это между сосѣдями не бываетъ, потому что въ свою очередь и другiе такимъ же образомъ терпятъ отъ общей безпечности и лѣности. Скотина травитъ посѣвъ, да за то и она бываеть жертвою медвѣдей, которые дерутъ и коровъ, и овецъ, и лошадей. Иногда баринъ въ одно лѣто потеряетъ двухъ, трехъ скотинъ и останется съ одною коровенкой. Тогда барыни со слезами уговариваютъ охотниковъ идти на лабазы. Бывало и ко мнѣ приходили барыни просить охотника. У меня былъ дворовый человѣкъ, портной, Василiй Никифорычъ, преуморительной наружности, глупый и глухой, но отчаянный охотникъ; самъ, бывало, является съ просьбою попробовать счастья, посидѣть на лабазѣ. Вы спросите, что такое лабазъ? А вотъ что: выберуть два дерева, свяжутъ ихъ вѣтви крѣпко на крѣпко, положатъ на нихъ жердочки, и на жердочки сядутъ два охотника съ заряженными ружьями сторожить звѣря, а къ лабазу притащатъ убитую скотину. Охотники сидятъ смирно, удерживаютъ дыханiе и терпѣливо выжидаютъ медвѣдя, который наконецъ показывается, привлеченный запахомъ мяса. Въ это время въ него стрѣляютъ, — и какое торжество, когда убитый медвѣдь повалится на землю! Однажды утромь, я подошла къ окну своего дома, вижу: на улицѣ лежитъ убитый медвѣдь, а передъ нимъ стоятъ три охотника, въ томъ числѣ Василий Никифорычъ. Нельзя было безь смѣха смотрѣть на его очень некрасивую рожу, сiявшую радостiю. Иногда охотники просиживаютъ на лабазахъ нѣсколько ночей совершенно напрасно. Сосѣдки утѣшаютъ бѣдную барыню, потерявшую скотину: «Не плачь, матушка, твоя коровушка видно выданная», то-есть, видно опредѣлена была судьбою на съѣденiе, и барыня соглашается съ ними и успокоивается.

Въ глубокую осень, когда снѣгъ начинаетъ покрывать землю, баре съ запасными уздечками въ рукахъ и, перекинувь за плечи лукошки, наполненныя маленькими мѣшечками съ овсомъ, отправляются верхомъ отыскивать своихъ жеребятъ и телятъ. Они заѣзжаютъ въ деревни и спрашиваютъ у крестьянъ: «Не видали ли гдѣ, ребята, моего рыжку или пѣганку?» Крестьяне въ эту пору занимаются рубкою лѣса или дерутъ лыко на лапти; промышляя для этой цѣли по цѣлымъ недѣлямъ въ лѣсахъ, крестьяне могутъ иногда случайно знать, гдѣ ходитъ скотина. «Поѣзжай, баринъ, на такую-то рѣчку; пожалуй, найдешь свою рыжку.»

Надо замѣтить, что липовые лапти лучше и прочнѣе березовыхъ. Теперь баре и крестьяне рѣже носятъ лапти, а чаще ходятъ въ шептунахъ: это тѣ же лапти, только сплетены не изъ лыка, а изъ веревокъ. Шептунами называются они потому, что не скрипятъ. И шептуны, и лапти баре носятъ въ будни, а по праздникамъ обуваются въ сапоги.

Но вотъ наступаетъ зима, приходятъ святки, баре праздничаютъ и затѣваютъ вечеринки. «Барышенки» заранѣе готовятъ наряды; изъ чулановъ выносятся старомодныя шляпки, давно брошенныя въ городахъ и присланныя на Корёгу въ подарокъ отъ богатыхъ помѣщицъ. Одной барышенкѣ я подарила старинную шляпку, которую нашла въ своемъ старомъ гардеробѣ. Надо было видѣть, какъ меня благодарила мать этой дѣвушки за драгоцѣнный подарокъ и какъ низко кланялась: мнѣ было просто совѣстно. Дочь, не носившая шляпки и убиравшая волосы куфтырько́мъ, то-есть, свивая косу въ кружокъ около гребенки, въ первое воскресенье вырядилась въ старомодную шляпку, и, стоя въ церкви, боялась перекреститься, чтобъ не измять. Другая барыня, бывшая въ церкви и смотрѣвшая съ завистiю на дѣвушку въ шляпкѣ, не въ шутку разсердилась на нее, зачѣмъ она не крестится: «Ужь очень заважничала въ шляпкѣ-то. Вы ей, матушка, подарили, замѣтила она мнѣ съ упрекомъ, — а мою дочку забыли.»

Но вотъ гости съ шести часовъ вечера съѣзжаются и сходятся на вечеринку, которая продолжается до одиннадцати или двѣнадцати часовъ, и до пѣтуховъ. Начинается пляска, — лемеховскiе и калиньевскiе пляшутъ подъ балалайку, подъ голосъ цыганскихъ пѣсенъ. Въ Кошелевѣ и другихъ сосѣднихъ усадьбахъ, на вечеринкахъ танцуютъ даже французскую кадриль и вальсы. Мущины танцуютъ безъ перчатокъ, съ носовыми платочками въ рукахъ, въ чепанахъ, нѣкоторые въ сюртукахъ и пальто; на всѣхъ красуются пестрые ситцевые и дешевые кашемировые жилеты. Дамы — въ ситцевыхъ, а иногда подаренныхъ барежевыхъ или люстриновыхъ платьяхъ. Всѣ веселятся отъ души; на столѣ разставлены тарелки съ орѣхами, пряниками, клюквою съ медомъ, медовымъ вареньемъ и лепешками на меду изъ толченой сухой черемухи. Нетанцующiе сидятъ кружками, толкуютъ о хозяйствѣ или сообщаютъ другъ другу новости. Въ карты играютъ рѣдко, и то въ дурачки, если у кого случится старая колода.

— Слышали вы, Катерина Тихоновна, вѣдь Матвей Иванычъ женился въ полку, да и съѣхалъ со службы подпоручикомъ?

— Слышала, мать моя, да не знаю, правда ли.

— А вотъ я тебѣ и разкажу, какъ онъ женился-то. Польку взялъ, да обманулъ ее сердечную. Полкъ стоялъ въ какомъ-то мѣстечкѣ. Тамъ не называютъ уѣзднымъ городомъ, какъ нашъ Буй, а мѣстечкомъ. Жилъ тамъ Полякъ старичокъ, съ двумя дочками; меньшая-то получше была старшей. И влюбился въ меньшую Дмитрий Сергѣичъ Бодѣевъ, изъ-за Любима, слыхали вы, богатый-то баринъ?

— Какъ же, богатый, богатый, матушка.

— Деревни у него славныя, мужики зажиточные. Вотъ онъ и сватается, а Полякъ ему говоритъ: нѣтъ молъ, я не обижу старшую, не отдамъ меньшую прежде большой. — Что дѣлать! Дмитрiй-то Сергѣичъ и уговорилъ Матвея Иваныча, — а они въ одномъ полку служили, женись, брать Матвей Иванычъ, на старшей. — Какъ мнѣ на ней жениться? я бѣдный человѣкъ, не смѣю; она за меня не пойдетъ. — Полно, братецъ, я да и наши всѣ скажемъ, что у тебя двѣсти душъ. — Помилуйте, Дмитрiй Сергѣичъ, у меня всего одинъ работникъ старикъ, да и тотъ матушкинъ, и матушка-то сама работаетъ въ полѣ въ лѣтнюю пору. — Вздоръ, братецъ, я тебя не оставлю; буду помогать; женимся, выйдемъ оба въ отставку и славно заживемъ. Матвей Иванычъ обрадовался, и стали они вдвоемъ ѣздить къ Поляку, а черезь мѣсяцъ Матвей Иванычъ и присватался. Старикъ повѣрилъ, что онъ богатъ, а Филистимѣ-то Тимоѳеевнѣ онъ понравился, согласилась она, и въ одно время сыграли обѣ свадьбы. Пожили они въ полку недолго, дождались только отставки, да и поѣхали на свою сторону, а Дмитрiй Сергѣичъ везъ ихъ на свой счетъ и всю дорогу за нихъ платилъ, а отъ Филистимы-то голубушки скрывали, что мужь бѣденъ. Прiѣхали, у Дмитрiя Сергѣича долго гостили. Надо было однако и домой. Дмитрiй Сергѣичъ потихоньку отъ молодой далъ Матвею Иванычу и чайку, и сахарку, и кофею, и изъ домашняго цѣлый возъ отправилъ съ ними. А она поѣхала домой веселая, и въ мысль не приходило, что мужъ такой скудный. Какъ прiѣхали они въ Кошелево, — ахъ, мать ты моя! а избеночка-то у нихъ на боку; мать, знаешь ея платьишко, встрѣчаетъ со слезами: «Насилу тебя дождалась, родимый». Молодая спрашиваетъ: «Что это за старушка?» — Это моя нянька, говоритъ Матвей Иванычъ. А доро́гой-то онъ твердилъ женѣ, что тутъ у него хорошая усадьба, скотный дворъ и большой посѣвъ. Но дѣлать было нечего: надо было ему наконецъ признаться, что у него только пятнадцать десятинъ всей земельки. Филистима Тимоѳеевна какъ снопъ, и упала. Вотъ и узнала Купыревская Прасковья Ивановна (6). Прасковья Ивановна приходится Филистимѣ, по мужу, немного съ родни, вотъ она и дала ей семейку. Теперь Филистима у нея гоститъ. А ужь какая умная! только по-русски смѣшно говоритъ. Матвею Иванычу дали бревешекъ да плотниковъ; ужь срубы срубили, скоро начнутъ ставить домишко. Говорятъ, выберутъ Матвея Иваныча въ засѣдатели: вѣдь нынче балотировка.

— Голенькiй охъ, а за голенькимъ Богъ, замѣтила одна барыня.

Въ другомъ кружку мущины толковали о хозяйствѣ. Ихъ занимала выдумка какого-то одинокаго мужика, котораго Богъ благословилъ хлѣбнымъ урожаемъ, и который стѣснялся молотьбою хлѣба. Онъ отрубилъ аршина два отъ сосноваго бревна, толщиною вершковъ въ десять. По длинѣ кряжа наколотилъ нѣсколько деревянныхъ клиньевъ, а въ отрубленные концы прикрѣпилъ желѣзныя кольца, продѣлъ въ нихъ вмѣсто оглобель веревки, прицѣпилъ къ нимъ лошадку, посадилъ на нее дочку лѣтъ двѣнадцати, да и заставилъ дѣвочку разъѣзжать по разостланнымъ въ порядкѣ снопамъ, а самъ съ женою поворачивалъ только разбитые уже снопы. Выдумка удалась, и мужикъ, несмотря на свою лѣность и недостатокъ рукъ, обмолотилъ свой овинъ скорѣе другихъ более заправныхъ сосѣдей. Многiе баре послѣдовали примѣру мужика и были очень довольны.

Наплясавшись вдоволь, барышни въ свою очередь заводятъ бесѣду, спрашивають, которыя долго между собою не видались, какъ провели осень, какъ веселились на Фроловской ярмаркѣ, самой замѣчательной во всемъ округѣ, о которой съ половины лѣта начинаются толки, приготовляются наряды, шляпки, чепцы, отдѣлываются желтыя ситцевыя платья (желтый цвѣтъ въ большомъ ходу), на платья нашиваются разными манерами кисейныя фалбалы; одна барыня сама смастерила даже чепецъ изъ чернаго каленкора, наколола три банта изъ подареныхъ ей кѣмъ-то пунцовыхъ лентъ и была чрезвычайно довольна, воображая, что будетъ всѣхъ наряднѣе.

Фроловская ярмарка бываетъ въ селѣ Воскресенье и считается самою знаменитою во всемъ краѣ. Она открывается 18-го августа и продолжается три дня. Село расположено на горѣ, у подошвы которой протекаютъ двѣ рѣки: Корёга и Удгода; послѣдняя впадаетъ въ Корёгу подъ самымъ селомъ. Мѣстоположенiе прекрасное; съ горы, на которой расположено село, виднѣются тамъ и сямъ окруженныя дремучими лѣсами усадьбы бѣдныхъ дворянъ, а противъ села, на другой горѣ, стоитъ, какъ на стражѣ, прекрасный каменный домъ, съ большими службами и садомь, богатой помѣщицы Прасковьи Васильевны Головниной. Она умерла, и домъ теперь опустѣлъ, потому что наслѣдники не живутъ въ немъ. Въ селѣ Воскресенье проживаютъ только три священника и два дiякона съ причтомъ. Дома́ у нихъ прекрасные; хозяева обязаны ярмаркѣ своею зажиточностiю. Эта ярмарка есть предметъ мечтанiй и нетерпѣливыхъ ожиданiй всего уѣзда; а пройдетъ ярмарка, — о ней долго тоскуютъ; да и не даромъ, потому что на ней бываютъ смотры жениховъ и невѣстъ. Сюда прiѣзжаютъ съ разными товарами купцы изъ Костромы, Любима, Галича и Чухломы; для богатыхъ привозять дорого́й товаръ. Всякаго сословiя сходится и съѣзжается до трехъ тысячъ, а это не шутка для сельской ярмарки. Семейства богатыхъ помѣщиковъ прiѣзжаютъ къ родственникамъ и знакомымъ; задаютъ большiе обѣды и пиры. На сельской улицѣ и вокругъ церкви, по оградѣ которой размѣщены каменныя лавки и деревянные балаганы, — вы встрѣтите хорошенькую карету или коляску съ прекрасными лошадьми, богатою сбруею, ливрейными лакеями и щегольскими кучерами, и туть же Богъ знаетъ какiя колымаги, дрожки самыхъ старинныхъ фасоновъ, разумѣется безъ рессоръ, и телѣжки въ одну лошадку съ барынями и ихъ дочками; кучеромъ самъ баринъ въ подпоясанномъ краснымъ шерстянымъ кушакомъ сюртукѣ, изъ синяго толстаго сукна. Безъ кушака старый баринъ, отецъ семейства, никуда не является. Въ сюртукахъ и кушакахъ, какъ дьячки, старые баре являются и въ церковь и въ гости. Какъ-то недавно одинъ прiѣхалъ на вечеринку верхомъ и вошелъ даже въ горницу съ кнутомъ за поясомъ.

Многiе бѣдные дворяне приходятъ изъ окрестныхъ усадьбъ на ярмарку съ женами и дѣтьми пѣшкомъ. Доро́гою они идутъ босикомъ, а перейдя по лавамъ (мостики изъ двухъ бревенъ, перекинутыхъ съ берега на берегь) чрезъ рѣчку, садятся рядкомъ на берегу и обуваются: женщины надѣваютъ домашней самодѣльщины чулки и башмаки, которые несли въ узелкахъ, а баре надѣваютъ сапоги, которые несли за плечами. Нѣкоторыя барышенки вынимаютъ зеркальца и убираютъ голову на открытомъ воздухѣ, зачесывая другъ другу косы куфтырькомъ и въ три ряда обвивая головы красными и голубыми тафтяными ленточками съ большими бантами на боку.

Многiе мужики отправляются на ярмарку верхомъ, безъ сѣделъ, и не рѣдко на одной лошаденкѣ сидятъ двое или трое: спереди ребенокъ, а сзади отецъ и мать.

На ярмаркѣ бываютъ преуморительныя сцены. Одинъ бѣдный дворянинъ, прослужившiй сорокъ лѣтъ въ военной службѣ и только что предъ ярмаркой вышедшiй въ отставку подполковникомъ и возвратившiйся на родину, вздумалъ блеснуть на ярмаркѣ передъ людьми своимъ образованiемъ, котораго не имѣлъ. Онъ прiѣхалъ на ярмарку верхомъ въ отставномъ уланскомъ мундирѣ, а сзади его ѣхалъ также на лошади его лакей въ сѣромъ чепанѣ съ уланскимъ значкомъ въ рукахъ. Подъѣхавъ къ мѣховой лавкѣ, онъ спросилъ по-польски заячьяго мѣха. Купецъ выпучилъ, конечно, глаза и отвѣчалъ, что не понимаетъ. Тутъ случился молодой человѣкъ, знавшiй нѣсколько польскихъ словъ. Онъ отпустиль въ шутку какую-то польскую фразу. Подполковникь обрадовался и тотчасъ спросилъ его фамилiю.

— Панъ Гутовскiй, отвѣчалъ проказникъ.

Надо было видѣть съ какимъ забавно-важнымъ видомъ подполковникъ сталъ припоминать эту фамилiю. Наконецъ онъ рѣшилъ, что «милая особа» (его всегдашняя поговорка) должна быть изъ забра́ного края.

Свидѣтельница этой сцены была старушка Василиса Фроловна, знавшая подполковника, когда онъ отправлялся еще на службу.

— Голубчикъ, замѣтила она, прослезившись, сколько нужды принялъ, и по русски-то разучился говорить.

Добрая была покойница Василиса Фроловна, худенькая, беззубая. Она жила въ крайней бѣдности, богатые сосѣди любили ее за кроткiй нравъ, и часто она у нихъ гостила. Василиса Фроловна сама всѣхъ любила и всѣмъ была довольна.

— Какъ вы поживаете, матушка, чѣмъ занимаетесь?

— Довольно, матушка, у меня занятiй, съ утра въ хлопотахъ, все по екодомiи; внучку Богъ далъ мнѣ хорошую екодомку; хоть и мала годочками, а все мнѣ помогаетъ, и какая мастерица готовить кушанье! Вчера смастерила щи съ убоинкой (7). Такiе, что и вы бы, матушка, не побрезговали.

II.

На дняхъ я узнала о смерти хорошей моей знакомой и не знаю, тужить ли мнѣ о ней, или нѣтъ.

Въ немногихъ словахъ разкажу ея исторiю. Она родилась въ Польшѣ, была отлично образована, прекрасно пѣла и страстно любила музыку. Вышла она замужъ за русскаго офицера и въ замужствѣ была очень счастлива. Три ея сына были отданы въ кадетскiй корпусъ. Къ несчастiю, она лишилась старшаго сына въ тотъ годъ, когда этотъ молодой человѣкъ, отрада и гордость матери, былъ назначенъ въ офицеры. Вскорѣ умеръ и второй сынъ, и у матери остался въ живыхъ только меньшой, который былъ хуже своихъ братьевъ. Потомъ умеръ на службѣ и мужь, заслуженный полковникъ, человѣкъ весьма почтенный.

Съ смертiю старшихь сыновей и мужа, бѣдная женщина осталась въ самомь несчастномъ положенiи. Говорятъ, будто ей слѣдовала пенсiя, но, видно, некому было похлопотать. Несчастная вдова, вмѣсто пенсiи, получила только небольшое единовременное пособiе.

Съ мужемъ она жила въ Москвѣ. Что́ имѣла, все истратила на его болѣзнь и похороны, и должна была съ старушкой матерью ѣхать въ деревеньку мужа, въ такъ-называемыя «села», въ такую глушь, что хуже Корёги.

Сѣверная часть Буевскаго уѣзда, за городомъ Буемъ, называется селами потому, что тамъ расположены большiя экономическiя деревни, а между ними маленькiя дворянскiя селенiя, отстоящiя верстахъ въ 60 отъ уѣзднаго города и окруженныя дремучими лѣсами. Въ этихъ лѣсахъ, въ прежнiя времена, цѣлыми семействами скрывались раскольники и бѣглые; они жили въ небольшихъ отдѣльныхъ домикахъ, называемыхъ скитами и раскиданныхъ на версту и болѣе одинъ отъ другаго. Земской полицiи трудно было отыскивать этихъ бѣглецовъ, жившихъ въ глуши дремучихъ лѣсовъ. Зимою всѣ лѣсныя тропинки заносятся глубокими снегами. Изрѣдка, когда выходила провизiя, эти люди отправлялись на лыжахъ въ города. Узнать ихъ на базарахъ было невозможно, потому что выходили за покупкою такiе, которые бѣжали издалека, напримѣръ изъ-за Москвы, и проживали въ лѣсахъ лѣтъ по двадцати. Лѣтомъ эти скитники нанимались за дешевую цѣну къ крестьянамъ на полевыя работы. Если кто-нибудь изъ помѣщиковъ попроситъ бывало исправника отыскать бѣжавшаго человѣка, и возьмутся они за это дѣло вдвоемъ, то мѣстные крестьяне давали объ этомъ знать скитникамъ, въ благодарность за ихъ работы, и, разумѣется, тѣ скрывались такъ, что ихъ ни за что нельзя было отыскать.

У насъ бѣжала однажды женщина и черезъ восемь мѣсяцевъ возвратилась. Истинно, не отчего ей было бѣжать. На вопросъ: за чѣмъ она бѣжала? — Такъ, глупость пришла, отвѣчала она.

— Гдѣ жь ты жила?
— Въ скитахъ.
— Хорошо тамъ?
— Хорошо.
— За чѣмъ же возвратилась?

— Стосковалась, матушка. А есть тамъ такiе, что лѣтъ двадцать пять живутъ и замужъ вышли за бѣглыхъ и семействомъ обзавелись. Все-то, матушка, раскольники, хотѣли и меня заманить въ расколь; я объ этомъ свѣдала, и стало мнѣ тошно. Кормятъ хорошо, рыбы не прiѣдаешь, каша всякой день, все изъ разныхъ крупъ.

— Откуда же они все это берутъ?
— Ужь очень они богаты.

Нынче скитниковъ въ Буевскомъ уѣздѣ, кажется, немного, а все больше они теперь въ Тотемскихъ лѣсахъ.

Крестьяне этого округа народъ лѣсной, лѣтомъ на полевыхъ работахъ, а въ зимнюю пору занимаются рубкою лѣса и дровъ, свозятъ на берегь Костромы-рѣки, связываютъ плоты, какъ бревенчатые, такъ и дровяные (лѣсъ на дрова рубится цѣльными деревьями, которыя распиливаются, когда уже ихъ пригонятъ весною въ Кострому); на плоты ставятся чистенькiя избушки, совсѣмъ готовыя и даже крытыя тесомъ, съ окнами, рамами и дверями. Въ мартѣ, когда взломаетъ ледъ и рѣка разольется, поднимаетъ плоты, которые, вмѣстѣ съ поставленными на нихъ домиками и ихъ хозяевами, сплавляются въ Кострому и другiе города по Волгѣ, гдѣ какъ плоты, такъ и избушки продаются по хорошей цѣнѣ, и потому здѣшнiе крестьяне всѣ живутъ въ довольствѣ.

Въ этомъ-то глухомь краѣ поселилась бѣдная Варвара Ивановна и убила здѣсь всѣ свои таланты. Чего она, бѣдная, не вытерпѣла въ обществѣ чужомъ и совершенно ей несвойственномъ! Маленькiй доходъ ея состоялъ въ продажѣ лѣса, который стоялъ на самомъ берегу рѣки. Сосѣднiе дворяне не любили ее, вѣроятно, чувствуя ея превосходство. Доходило до того, что они нарочно стравляли скотиною ея хлѣбныя поля и безъ того плохiя, потому что грунтъ песчаный, и осенью червь часто подтачиваетъ хлѣбный корень, такъ что въ полѣ виднѣются большiе участки выѣденнаго хлѣба, называемые плѣшинами. Особенно была зла къ ней Анфиса Даниловна. Бывало, придетъ къ ней въ домъ, наговоритъ ей дерзости, разбранитъ и потомъ уйдетъ, какь-будто сдѣлала доброе дѣло. Такъ промучилась Варвара Ивановна до самой смерти въ досадахъ, нищетѣ и горѣ, и перенося безмолвно незаслуженныя оскорбленiя.

III.
Праздникъ у сосѣдки.

На дняхъ, по прiѣздѣ въ маленькую мою деревеньку на Корёгѣ, я была приглашена на праздникъ къ Шатиловской Анфисѣ Даниловнѣ. Она поднимала образа въ день особенно чтимаго ею Святаго и справляла «никольщину»: такъ называются у нась всѣ вообще церковныя празднества, хотя бы чествованъ быль день явленiя Казанской или Смоленской Богоматери. Въ каждую никольщину, послѣ обычныхъ молебствiй, Анфиса Даниловна приглашаетъ къ себѣ сосѣдей и угощаетъ ихъ на славу сытнымъ обѣдомъ. Я никакъ не могла отказаться на этотъ разъ отъ ея настойчиваго приглашенiя.

Анфиса Даниловна — старая, некрасивая дѣвушка — замѣчательна по своему характеру и говоритъ своимъ особеннымъ нарѣчiемъ. Она вовсе необразована, но одарена такимъ тактомъ и такою твердостiю, что умѣетъ держать, какъ говорится, въ рукахъ всѣхъ сосѣдей. Она искусно втирается въ знакомство съ богатыми помѣщиками, которые сами рады этому знакомству, потому что Анфиса Даниловна ихъ смѣшитъ. Находясь часто въ избранномъ обществѣ, смѣтливая барыня старается усвоить нѣкоторыя манеры, запоминаетъ новыя для нея фразы и французскiя слова, которыхъ смыслъ и произношенiе искажаетъ по-своему и потомъ, возвратясь домой, въ простомъ, полудикомъ кругу своихъ корёжскихъ сосѣдей умѣеть весьма кстати прихвастнуть прiязнiю съ знатными господами и ввернуть въ разговоръ какое-нибудь словцо; словомъ она мастерица пускать бѣднымъ дворянамъ пыль въ глаза. Уваженiе ихъ къ Анфисѣ Даниловнѣ такъ велико, что они называютъ ее своею губернаторшею.

Вотъ обращики ея разговора: «Напилась я горячаго чая и поѣхала, а дорогой меня прозерповалъ вѣтеръ, съ тѣхъ поръ я простыла (простудилась), и все пильнуетъ въ бокъ.»

Она отвезла въ гимназiю племянника и, возвратясь домой, долго о немъ тосковала.

«Присмотръ въ гимназеи хорошiй; къ дѣтямъ тятьки приставлены, а все Алёшеньке тяжело, и науки всѣ мудреныя, а ужь абрiя (алгебра) упять, подлинно сказать, всѣхъ мудренѣе.»

Ей случилось съѣздить недѣли на двѣ въ Петербургъ, но городъ ей не понравился.

«Не знаю, почему людямъ нравится Петербургъ, а для меня такъ Пѣшехонье лучше. Остановилась я у Трефольныхъ воротъ, въ домѣ презрителя (смотрителя). Пойдешь по туртуару; вдругъ встрѣчаешь куфарку въ дурдадамовомъ салопѣ. Какъ это можно? Куфарка должна знать куфарить, а не наряжаться какъ барыня; раби должны знать свою одёжу.»

Если баре между собою или мужъ съ женою поссорятся, то отправляются къ Анфисѣ Даниловнѣ, и какъ она приговоритъ, такъ дѣло и кончается. Мужъ ли побилъ жену, — обиженная отправляется на судъ къ Анфисѣ Даниловнѣ.

«Терпи, матушка, говоритъ барыня, законъ велитъ, мужъ глава, а не башмакъ, унять не сбросишь съ ноги» — и жена возвращается домой утѣшенная. Впрочемъ, бойкая барыня не пропускала случая и мужу дѣлать наставленiе. Если мужъ оправдывается, говоря, что у мужа жена всегда виновата, Анфиса Даниловна угрожала, что поѣдетъ въ Кострому и пожалуется «протокурору», и баринъ робѣлъ, просилъ прощенiя и смирялся зная, что Анфиса Даниловна даже губернатору можетъ пожаловаться, такъ она «документовата», то-есть знаетъ законы и судебный порядокъ. Дворяне отдавали ей на сохраненiе свои деньги, заработанныя или вырученныя отъ продажи масла, холста и пр. и когда требовали ихъ обратно, то немедленно ихъ получали, и такимъ образомъ довѣренность къ ней умножалась. Прибавлю, что она была самая простосердечная и радушная хозяйка. Завидѣвъ издали мой тарантасъ, она вышла на крыльцо, чтобъ встрѣтить дорогую гостью; за нею пошли на крыльцо и нѣкоторыя другiя гостейки.

Я вошла въ гостиную, наполненную гостями, разряженными во свои лучшiя одежды. Мущины подходили къ рукѣ, по старинному, а дамы цѣловались въ обѣ щеки и въ плечо (8) и всѣ заговорили:

— Насилу мы васъ дождались, завеселились въ Костромѣ.

Одинъ баринъ въ чепанѣ (милицiонномъ мундирѣ) съ медалью 12-го года сказалъ мнѣ: «А я, матушка, васъ не узналъ, смотрю, кто это ѣдетъ, а жена говоритъ: это, надобно, Гульпинская Авдотья Степановна — ее патранташъ и въ кларнетъ смотритъ (тарантасъ и лорнетъ), а я женѣ: ужь молъ пора ей хозяйствомъ заняться.»

Этотъ баринъ — хорошiй хозяинъ и побогаче другихъ; я люблю говорить сь нимъ о бытѣ и промышленности нашихъ крестьянъ и о бѣдныхъ дворянахъ, положенiе которыхъ еще болѣе меня занимаетъ. Жизнь крестьянъ привольнѣе, нежели дворянъ. Имѣя лѣсныя дачи, крестьяне, отмолотивъ хлѣбъ, отправляются осенью на рубку дровъ и бревенъ въ лѣсъ; беруть съ собою хлѣба, крупъ и проживаютъ въ лѣсахъ по недѣлѣ, а зимою вывозятъ наготовленный лѣсъ; дѣлаютъ также срубы и продаютъ ихъ съ выгодою, а потому въ нашей сторонѣ мало бѣдныхъ крестьянъ, а нищихъ совсѣмъ нѣтъ. Если когда случится безродный въ какой-нибудь деревнѣ, то вся деревня беретъ его подъ свое покровительство и по мiрскому согласiю разводитъ череды, то-есть назначаетъ очередь, чтобы бѣдный проживалъ по недѣлѣ въ каждой избѣ; бѣдняка кормятъ, снабжаютъ всѣмъ нужнымъ, и онъ очень доволенъ. Но дворяне, имѣя мало земли и часто большое семейство, терпятъ сильный недостатокъ. Дѣтей своихъ содержатъ въ уѣздномъ училищѣ на свой счеть не могутъ; въ какое-нибудь учебное заведенiе на казенный счетъ попадаютъ немногiе; притомъ дворянскихъ дѣтей такъ много, что не достанетъ для всѣхъ вакансiй. Оставаясь дома и обучаясь кое-какъ, и то не всѣ, грамотѣ у дьячка, молодые люди растутъ въ невѣжествѣ и женятся лѣтъ двадцати отъ роду. Дворяне живутъ цѣлыми деревнями, и какъ ни бѣдны, а многiе, дорожа своимъ происхожденiемъ и опасаясь лишиться многочтимаго ими дворянскаго званiя, ходили пѣшкомъ въ Петербургъ хлопотать о себѣ въ герольдiи; многiе и теперь стараются выхлопотать дворянскiя грамоты. По наружности они только тѣмъ отличаются отъ мужиковъ, что носятъ на шеѣ ситцевые пестрые платки; когда вы начнете съ кѣмъ-нибудь изъ нихъ говорить, онъ никакъ не сниметъ передъ вами картуза, а когда вы спросите: «ты дворянинъ?» онъ отвѣтитъ сь самодовольнымъ видомь: «вѣстимо».

Мнѣ случилось встрѣтить у мельницы статнаго пригожаго молодца лѣть двадцати двухъ, съ возомъ хлѣба. По шейному платку и картузу я тотчасъ узнала, что онъ дворянинъ. На вопросъ мой, отчего онъ не служитъ?

— Я не обученъ «словесному» (грамотѣ), отвѣчалъ онъ, да и матушка не благословила; я у нея одинъ.
— А грамоту дворянскую имѣешь?
— Какъ же, въ анбарѣ въ рамке стоитъ.
— Женатъ ли ты?
— Да.
— Что же, богатенькую взялъ?
— А три десятины, лошадку да коровку.
— И ты женился?
— Такъ что жь, матушкѣ помога, да я и самъ не богатъ.

Въ эту минуту его позвалъ сторожъ нашего прихода, бѣдный дворянинъ Василiй Абрамычъ Чупыревъ, который прiѣхалъ съ помоломъ отъ священника, отца Петра.

— Ты какъ, баринъ, поживаешь?

Василiй Абрамычъ не любилъ, чтобъ его звали по имени, и отвѣчалъ только тогда, когда его называли «бариномъ». За должность церковнаго сторожа онъ получалъ отъ прихожань 4 р. 50 к. сер. въ годъ и харчи, и жилъ въ сторожкѣ, или у священника, которому прислуживалъ.

— А дай Богъ здоровья, живу, чего мнѣ больше. Дай Богъ здоровья, я читать, писать не доволенъ (не умѣю), и орать землю также, дай Богъ здоровья, ни косить, ни жать. А погрести (сѣно), дай Богъ здоровья, доволенъ, да матушкѣ попадьѣ воды принести (рѣка подъ крутою горою и труженикъ всякiй день таскаетъ ведра въ гору), да скотинку обрядить (накормить: человѣка кормятъ, а скотину обряжаютъ), за то сахаромъ (пищей) сытъ, дай Богъ здоровья.

Василью Абрамычу лѣтъ сорокъ. Двадцати лѣтъ отъ роду онъ взялъ въ замужство бѣдную дворянку, верстахъ въ пятидесяти отъ его усадьбы. Жена тотчась потребовала, чтобы мужъ ея отдѣлился отъ роднаго брата, съ которымъ онъ жилъ неразлучно и который имѣлъ большое семейство. На долю Василiя Абрамыча слѣдовало только семь десятинъ земли; при раздѣлѣ онъ долженъ былъ взять половину строенiя, и безъ того небольшаго, и половину засѣяннаго хлѣба. Онъ разсчиталъ, что этотъ раздѣлъ доведетъ семейство брата до совершенной нищеты, а какъ онъ очень любилъ брата, то и не согласился на раздѣлъ. — «А жена, дай Богъ здоровья, говорилъ онъ, прожила мѣсяцъ со мною, да и отправилась на свою сторону, и съ тѣхъ поръ мы не видались. Потуживши, дай Богъ здоровья, я и рѣшилъ воть какъ: я одинъ, съ голода не умру, а у брата семейство; вотъ я законнымъ порядкомъ, дай Богъ здоровья, и отдалъ свое имѣнье брату, а самъ пошелъ въ сторожа. Ночью стерегу церковь, а днемъ батюшкѣ священнику помогаю по своему умѣнью.»

Попадья, женщина вспыльчиваго характера, безпрестанно на него шумитъ. Неразь случалось, что отецъ Петръ, возвращаясь домой, спроситъ барина: на кого матушка кричитъ?

— Наталья Ѳедоровна изволитъ безпокоиться, меня бранитъ, отвѣчаетъ добрый Василiй Абрамычъ съ смиреннымъ видомъ.

Воть каковъ баринъ. Мало того, что отдалъ все имѣнiе брату, но еще находилъ возможность помогать ему деньгами изъ своихъ ничтожныхъ средствъ. Въ свободное время онъ деретъ лыко, собираетъ грибы, сушитъ лѣсную малину и другiя ягоды и долбитъ для продажи изъ осиновыхъ кряжей дупелки, или кадочки для масла, меда, крупъ. Выдолбивъ дупелку, ее распариваютъ въ горячей водѣ, вставляютъ въ нее досчатое дно, а когда она ссохнется, то и заберетъ накрѣпко это дно.

Братъ Василья Абрамыча имѣетъ восемь человѣкъ дѣтей; онъ терпѣлъ крайнюю нужду и, не имѣя ни одного работника, кряхтѣлъ одинъ-оденехонекъ, поддерживая семейство своими трудами. Бывало въ зимнюю ночь, ѣдеть кто-то мимо оконъ на дровняхъ и попѣваетъ тихонько пѣсенку, смотрю: это идетъ Иванъ Абрамычъ. Работая даже по ночамъ, онъ выростилъ двоихъ сыновей, которыхъ задумалъ отпустить на службу. Бѣдные сосѣди ему помогли: кто далъ 10 к. сер., другой побогаче 50 к. сер. Снарядилъ Иванъ Абрамычъ дѣтей и отправилъ съ котомками въ Москву пѣшкомъ. Такъ какъ они съ нуждою читали и писали, то и не могли поступить въ юнкера. Тогда сами мальчики явились въ полкъ, записались въ солдаты, и служили въ нижнихъ чинахъ одиннадцать лѣтъ. Наконецъ, подъ Севастополемъ были произведены въ офицеры. Одинъ изъ нихъ былъ убитъ; послѣ его смерти, была прислана бумага въ Буевскiй уѣздъ и потребовали свѣдѣнiя о семействѣ убитаго. Когда узнали всю истину, то и назначили Ивану Абрамычу пенсiю, 450 р. сер. въ годъ. Бѣдный человѣкъ вышелъ теперь изъ нужды, живетъ счастливо и благословляетъ милость Царя.

Возвратимся однако на праздникъ Анфисы Даниловны. Она чрезвычайно обрадовалась моему прiѣзду и пожаловала меня въ самую почетную гостью; повела меня въ залу, гдѣ сидѣлъ ея раненый больной братъ, про котораго разказывала, что онъ получилъ на войнѣ два турецкiя ядра въ спину и три стрѣлы въ ноги, — и пустилась бѣгать и хлопотать, чтобы барышни и кавалеры потанцовали. «Господа гимназе́и! Чтожь вы не танцуете?» говорила она прiѣхавшимъ на вакацiю двумъ высокимъ гимназистамъ, — «упять не загордились ли вы?» Гимназисты съ самодовольствомъ раскланялись. Тотчасъ явилась гитара, заиграли старую кадриль на голосъ чижика, и начались танцы. Матушки и тетушки улыбались и чуть не плакали отъ удовольствiя. Я обратилась къ одной изъ нихъ и похвалила ея дочку, сказавъ, что она недурно танцуетъ.

— Ахъ, матушка, мы всѣ молимъ Бога за Анфису Даниловну; она безпокоится, сама ихъ учитъ.
— Какъ? да я знаю, что Анфиса Даниловна никогда не танцовала и не имѣеть понятiя о танцахъ.
— Нѣтъ, матушка, — мастерица, судите по нашимъ дѣтямъ.

Ну, подумала я, глядя на уморительные прыжки танцующихъ: это видно, что Анфиса Даниловна ихъ учила.

— Да скажите мнѣ, замѣтила я вслухъ, какъ же Анфиса Даниловна могла ихъ учить танцовать?

— А какъ поѣдеть она въ Кострому съ братцемъ своимъ, за пенсiономъ, а въ Костромѣ она живетъ недѣли по двѣ, такъ и ходитъ она въ гимназiю навестить племянника и посмотрѣть, ка́къ учать танцовать, да и примѣчаетъ все, дай Богъ ей здоровья, а какъ вернется сюда, такъ собереть къ себѣ нашихъ-то дѣтей, да и учитъ. А замѣтили вы, матушка, какъ сынки наши кланяются? все она же ихъ учила, какъ шаркать ногой и къ ручкѣ подходить.

Къ намъ подошла Анфиса Даниловна въ ситцевомъ короткомъ платьѣ, такъ что видны были ея толстыя ноги, обутые въ домашнiе чулки и неуклюжiе башмаки изъ выростка.

— Гостья моя дорогая и вы, дрожайшiе сосѣди, милости просимъ хлѣба-соли откушать. Отецъ Петръ, благословите.

Мы пошли въ столовую.

Послѣ обычной молитвы священника, всѣ сѣли молча за столъ, на которомь было разставлено около пятнадцати разныхъ блюдъ. Горячаго тутъ не было, и потому угощенiе называлось не обѣдомъ, а закуской.

Намъ прислуживали мальчикъ Алёшка и двѣ дѣвки Марьица и Авдотьица (9), въ ситцевыхъ сарафанахъ, съ длинными висящими косами и съ лентами, вплетенными въ ихъ концы; а обуты онѣ были въ босовики — родъ кожаныхъ полуботинокъ. Простыя же крестьянки носять коты, похожiе на ботинки и отороченные красною кожей.

Пироговъ къ закускѣ было четыре сорта: кулебяка съ рыбой и кашей, пирогъ съ курицей и яйцами, маленькiе пирожки съ сѣрою молодою капустой и яйцами, и къ нимъ растопленное скоромное масло, и наконецъ слоеный пирогъ съ вареньемъ. Изъ холодныхъ — поросенокъ огромный въ сметанѣ и съ хрѣномъ, полотки гусиные, студень и окрошка; соусы: красный изъ рябчиковь съ рыжиками и утка въ сметанѣ съ груздями; жареное: гусь, заяцъ, утка: къ жаркому огурцы, рыжики соленые и отварные, брусника и кочанный салатъ съ яйцами и сметаной, за неимѣнiемъ прованскаго масла; пирожное — хворостъ узелками и разными затейливыми фигурками, розаны и скоропостижные блины, тоненькiе, изъ муки, растворенной на молокѣ и яицахъ.

Но прежде всѣхъ этихъ блюдъ гости принялись за глазунью, или исправницу: такъ называется простая яичница на сковородѣ. Исправницею она называется потому, что это обыкновенное блюдо исправниковъ, которые, торопясь встрѣчать губернатора или проѣзжая на слѣдствiе, на обывательскихъ квартирахъ въ деревняхъ, требуютъ обыкновенно глазунью, потому что она поспѣваетъ скорѣе всякаго другаго кушанья.

Предъ нами стояло въ кувшинахъ сладкое и горькое пиво, а для барышенъ заквасочка, то-есть сусло безъ хмѣля, которое слаще кваса; были также и наливки: чернишная, малиновка и смородиновка, подслащенныя медомъ; впрочемъ, для избранныхъ гостей были особыя бутылочки съ не подслащенными наливками. Нальютъ рюмочку для дорогаго гостя, да и подсыплютъ въ нее толченаго сахару.

Забавно было видеть, какъ пристально и умильно нѣкоторые гости смотрѣли на блюда и какъ заранѣе глотали въ нетерпѣливомъ ожиданiи приглашенiя и подчиванья.

Мы ѣли съ большимъ усердiемъ и собирались уже вставать, какъ вдругъ подскакалъ къ крыльцу, верхомъ, въ охотничьемъ кафтанѣ съ серебряными застежками и цѣпочками, богатый помѣщикъ Борисъ Михайловичъ, жившiй постоянно въ Галичскомъ уѣздѣ, но прiѣзжавшiй по временамъ въ буевскую деревню по сосѣдству съ Анфисой Даниловной. Борисъ Михайловичъ лѣтъ шестидесяти отъ роду,человѣкъ простой, безъ всякаго образованiя.

Увидавъ его изъ оконь, Анфиса Даниловна засуетилась.

— Алешка, бѣги встрѣчать барина, да скажи: барыня, молъ, проситъ васъ пожаловать.

Алешка сначала упрямился исполнить приказанiе барыни, говоря, что онъ и безъ этого гостя усталъ ножи чистить и съ ногь сбился: столько наѣхало; но получивъ толчокъ, онъ пошелъ встрѣчать гостя, ворча что-то подъ носъ.

— А стё, дома твои господа? раздался голосъ Бориса Михайловича.

Но хозяйка сама отворила дверь въ залу, говоря: «дома, дома, гость дорогой; милости просимь! и какъ кстати пожаловали; мы никольщину справляемъ. Малый! приборь.»

— Неколькотись (несуетись) матюска; по милёсти Божiей ситъ, доволенъ, дома обѣдалъ; вись ты какая конфетная (хлѣбосольная).

Гости встали изъ-за-стола. Дамы стали одна за другой цѣловать хозяйку, мущины подходили къ ручке; потомъ иные отправились вь гостиную, а другiе остались въ залѣ послушать прiѣзжаго гостя, не сообщитъ ли онъ чего новенькаго.

Правда, и было чего послушать. Въ уѣздѣ приготовлялись къ дворянскимъ выборамъ, и заранее уже нѣкоторые сговаривались и назначали кого куда выбрать. Какъ въ бѣдныхъ, такъ и въ богатыхъ селенiяхъ, во всѣхъ домахъ были объ этомъ толки. Тогда и бѣдные дворяне, не имѣвшiе ни одной семейки, имѣли право выбирать, и у всякаго былъ шаръ. На нашего уѣзднаго предводителя были раздражены всѣ богатые дворяне, а между тѣмъ его выбирали нѣсколько разъ сряду, и нечего было дѣлать, а надо сказать, что предводитель не умѣлъ угодить богатымъ помѣщикамъ и былъ къ тому же не столбовой дворянинъ и не буевскiй уроженецъ, а человѣкъ чужой, заѣзжiй. Воть какь его выбрали въ первый разъ въ предводители: онъ былъ тогда молодъ, лѣть двадцати пяти отъ роду и хорошъ собой, но бѣденъ; въ него влюбилась богатая старуха лѣтъ за пятьдесятъ, и онъ на ней женился. Старуха была буевская помѣщица, и новобрачные остались на житье въ уѣздѣ. Такъ какъ должность предводителя почетная, а по тогдашнему времени и выгодная, то этотъ господинъ и сталъ искать ея. За недѣлю до отъѣзда своего въ Кострому на выборы, онъ пригласилъ всѣхъ бѣдныхъ дворянъ и дней шесть угощалъ ихъ и поилъ напропалую. Потомъ, нарядилъ нѣсколько крестьянскихъ подводъ изъ деревни своей старухи-жены, забралъ дворянъ, насажалъ ихъ на подводы и послалъ въ губернскiй городъ, гдѣ и содержалъ ихъ на свой счетъ. Такимъ образомъ и просто и дешево онъ достигъ своей цѣли. Въ слѣдующiе выборы онъ поступалъ точно такъ же, и большинство шаровъ было всегда на его сторонѣ. А другiе дворяне, и богатые, и гораздо болѣе его достойные оставались ни при чемъ. Разумѣется, они были раздражены, а онъ торжествовалъ и старался дѣлать имъ всякiя непрiятности. Въ числѣ его враговъ быль и Борисъ Михайловичъ, котораго любимое удовольствiе было бранить Ивана Семеновича.

— А я матушка, завелъ рѣчь Борисъ Михайловичъ, — былъ у Михаила Ѳедоровича Клюкина. Помѣщикъ онъ, сами вы знаете, богатый.

Отставной маiоръ Клюкинъ имѣетъ до ста душъ и потому считается богатымъ между бѣдными дворянами. Онъ поступилъ на службу при матушкѣ-царицѣ Екатеринѣ, большой оригиналъ и не можетъ говорить равнодушно о своихъ походахъ; одѣвается онъ по старинному, зачесываеть назадъ длинные сѣдые волосы; лобъ у него открытый, очень умное длинное лицо, высокiй ростъ; когда говоритъ, то имѣетъ привычку гладить себя по головѣ. Онъ женатъ на прелестной женщинѣ. Бѣдная жена съ нимъ несчастлива: она много терпитъ отъ его вспыльчиваго и подозрительнаго характера. Впрочемъ, онъ добраго сердца, но такъ же, какъ и Борисъ Михайловичъ, великiй недругъ Ивана Семеновича. Когда ему скажетъ кто-нибудь, что Иванъ Семеновичъ нехорошо о немъ отзывается, то онъ отвѣчаетъ обыкновенно, что онъ не обращаетъ вниманiя на брань своего врага, потому что онъ кроткаго нрава, и не сердится, когда на него лаютъ собаки: «Воть я ѣхалъ, прибавляетъ онъ иногда, — къ Ѳедотовымъ, собаки на меня бросились, а я не разсердился.»

— У Михаила Ѳедоровича, продолжалъ Борисъ Михайловичъ, — поговорили мы многонько и о нашемъ злодѣѣ, и поразказали о о немъ кое-что. Не гордись, братъ, Иванъ Семеновичъ, по пословицѣ: не плюй въ колодезь, не привела бы нужа къ поганой лужѣ. Ужь я и самъ теперь много подговорилъ дворянъ, чтобъ не ѣздили съ нимъ на балтировку. Привезти въ Кострому привезетъ и накормитъ, а какъ выберутъ его, такъ онъ отпуститъ всѣхъ по домамъ пѣшкомъ и подводъ не найметь. Я встрѣтилъ тогда Калиньевскаго Илью Михайлыча, бѣжитъ бедняга изъ Костромы домой пѣшкомъ. Да хоть спасибо еще, что выбрали его въ засѣдатели. А, да ты здѣсь, сказалъ онъ, увидѣвъ Илью Михайлыча, который ему раскланивался, прищуривъ глазъ, — я тебя и не примѣтилъ.

— Разумная ваша рѣчь, отвѣчалъ Илья Михайловичъ. — Правда, послѣ балтировки Иванъ Семеновичъ не очень хорошо поступаетъ съ нами. Тогда я отморозилъ было носъ да ногу: дай Богъ вамъ здоровья, вы подвезли.

— То-то братецъ! неужто ты поѣдешь съ нимъ?
— Ни за что.

Борисъ Михайловичъ пришелъ въ восторгъ, что умѣлъ еще навербовать барина.

Въ этихъ разговорахъ прошло довольно времени. Мало-помалу гости, отблагодаривъ хозяйку за хлѣбъ-за-соль, стали расходиться и разъѣзжаться. Радушная хозяйка проводила за ворота нѣкоторыхъ гостей, смотря по расположенiю къ нимъ. Одни отправились пѣшкомъ, другiе въ дрожкахъ, телѣжкахъ и даже андрецахъ.

Андрецы служатъ для возки сноповъ: это ничего болѣе, какъ дроги съ приставленными къ нимъ стоймя, у заднихъ и переднихъ осей, шестами.

Какая ты глушь, бѣдная Корёга! Сердце надрывается, какъ посмотришь на бѣдныхъ дворянъ. Часто сами дворяне причиною своей нищеты, которая происходитъ главное отъ лѣности, невѣжества и незнанiя никакого ремесла. Многiе такъ привыкли просить милостыню, что на цѣлую зиму отправляютъ женъ по деревнямъ и къ богатымъ помѣщикамъ просить но́ви, то-есть вновь обмолоченнаго хлѣба, а иногда и сами, взявъ нѣсколько пустыхъ мѣшковъ, ѣдуть на клячахъ въ Чухломскiй, но болѣе въ Нерехотскiй уѣздъ. Тамошнiе богатые помѣщики кормятъ ихъ и даютъ имъ хлѣба, холста, а женамъ дарятъ старые обноски изъ платьевъ, чепцовъ, шляпокъ, часто награждаютъ и деньгами, такъ что, возвращаясь мѣсяца черезъ два домой, баре привозятъ съ собой, кромѣ харчей и платья, до 80 р. асс. и болѣе.

Жены ихъ самыя несчастныя существа въ мiрѣ, много терпятъ отъ лѣнтяевъ своихъ мужей и даже не смѣютъ ихъ просить, чтобъ они подсобляли имъ въ работѣ. Безпутные мужья въ самую рабочую пору не пропускаютъ никольщинъ и пьянствуютъ съ мужиками. Одинъ изъ числа этихъ тунеядцевъ, которому весьма добрый и почтенный помѣщикъ замѣтилъ, что онъ дурно дѣлаетъ, что ничего не работаетъ и не помогаетъ женѣ, — до того озлился, что схватилъ совѣтчика за воротъ, сказавъ: «не твое дѣло», а на жену погрозился: «вотъ я расправлюсь, какъ приду домой; это все ты нажаловалась.» Бѣдныя жены, боясь мужей, страшатся проговориться, что ихъ бьютъ мужья. Я говорю впрочемъ про большинство, и справедливость требуетъ замѣтить, что не всѣ баре дурны; есть и такiе мужья, которые очень согласно и скромно живутъ съ своими женами.

IV.

Буй окруженъ отвсюду большими лѣсами. Деревень нигдѣ не видно. Городъ стоитъ на лѣвомъ высокомъ берегу Костромы-рѣки. По той сторонѣ рѣки, противъ города, тянется длинная слобода. Подъ самымъ городомъ впадаетъ въ Кострому глубокая рѣка Векса, по которой свободно ходятъ небольшiя суда. По ту сторону Вексы есть также подгородная слобода.

Есть преданiе, что когда царь Михаилъ Ѳеодоровичь былъ въ опасности, то онъ обратился прежде къ буевскимъ жителямъ, которые, страшась мщенiя польскихъ шаекъ, его не приняли; тогда государь разгнѣвался и проклялъ ихъ, сказавъ: «Будьте вы ни богаты, ни бѣдны», а самъ уже въ Домнинской отчинѣ Буевской округи нашелъ вѣрнаго Сусанина. Буевскiе жители, въ послѣдствiи, роптали на своихъ предковъ, говоря, что за нихъ несутъ на себѣ проклятiе и живутъ ни богато, ни бѣдно. Въ самомь дѣле, въ Буѣ не было ни одного купца, а только мѣщане, занимавшiеся однимъ лишь хлѣбопашествомъ. Они до того упали духомъ, вѣруя въ дѣйствительность проклятiя, что никто изъ нихъ не торговалъ. Проѣзжiе не могли найдти въ городѣ даже калачей, несмотря на то, что мѣстность очень способствуетъ торговлѣ.

Какъ въ городе, такъ и въ обѣихъ слободахъ, дома деревянные, по большей части самой незавидной архитектуры. Многiе мѣщанскiе дома состоятъ изъ двухъ высокихъ избъ о двухъ жильяхъ, соединенныхъ сѣнями съ чуланами и маленькими крылечками. Сзади избъ крытые дворы для коровъ и лошадей.

Въ 1824 году городъ былъ осчастливленъ прiѣздомъ императора Александра I. Восторгъ цѣлаго края былъ неописанный. Буевскiе мѣщане были увѣрены, что съ прiѣздомъ государя древнее проклятiе снимется. Городъ въ полномъ смыслѣ просiялъ и ожилъ. Замѣчательно, что въ этомъ году объявленъ былъ первый купеческiй капиталъ: мѣщанинъ Оглоблинъ, въ домѣ котораго государь изволилъ останавливаться, записался въ купцы третьей гильдiи. Оглоблинъ выстроиль первый каменный домъ, и съ тѣхъ поръ, съ легкой руки государя, городъ сталъ видимо годъ отъ году улучшаться. Началась торговля, и есть уже гостиный дворъ, въ которомъ можно купить всякаго товара.

Со всѣхъ сторонъ съѣзжались и сбѣгались въ Буй дворяне и крестьяне всего округа: одни, чтобъ видѣтъ царя; другiе, особливо бѣдные дворяне, съ просьбами о принятiи дѣтей въ казенныя заведенiя.

Государь прибылъ въ Буй 14-го октября, вечеромъ. Жители города и слободскiе освѣтили, какъ могли, свои домики.

Государь, увидѣвъ длинный рядъ огоньковъ, отражавшихся въ Костромѣ и Вексѣ, изволилъ выразить свое удовольствiе. И въ самомъ дѣлѣ, городокъ могъ показаться въ темнотѣ при огняхъ довольно обширнымъ и порядочнымъ. Утромъ печальная истина открылась.

Лемеховская Марья Никитишна была въ числѣ тѣхъ, которые удостоились говорить съ государемъ. Когда государь, выѣзжая на другой день изъ Буя, подъѣхалъ въ саняхъ къ парому, для переѣзда черезъ реку Кострому, Марья Никитишна подошла къ Его Величеству и обратилась къ нему съ слѣдующими словами: «Батюшка, ваше царское величество, королевское высочество, прими къ себѣ хоть старшихъ двухъ моихъ сыновей; вѣдь у меня ихъ восьмеро: не знаю, что́ съ ними дѣлать, бѣдность одолѣла.

Государь милостиво спросилъ: «Гдѣ же просьба?»

— Да никто не написалъ, батюшка, ваше величество, никто не хотѣлъ мнѣ написать: просила Матвея Иваныча Мошкина, и тотъ отказался.

Мошкинъ — отставной секретарь уѣзднаго суда, старикъ и большой пьяница.

— Что жь государь тебѣ сказалъ?

— А спросилъ фамилiю. Не дослышала, что онъ Бидичу (Дибичу) молвилъ, а тотъ и записалъ въ книжку.

Дѣйствительно, вскорѣ по прiѣздѣ государя въ Петербургъ, Лемеховской Марьѣ Никитишнѣ и нѣкоторымъ другимъ дворянамъ была объявлена высочайшая воля о принятiи ихъ сыновей въ дворявскiй полкъ. Цѣлый обозь бѣдныхъ дворянскихъ мальчиковъ поѣхаль вскорѣ въ Петербургъ на казенный счетъ.

Другая барыня, жившая въ семи верстахъ отъ Буя, на большой дорогѣ, вышла навстрѣчу государю, держа въ рукахъ пирогъ съ курицей и яйцами. Съ нею были три дочери въ нарядныхъ платьяхъ, съ короткими рукавами и открытыми шеями. «Батюшка, ваше величество! прикажи остановиться и принять мою хлѣбъ-соль.»

Государь изволилъ остановиться.

Морозъ въ этотъ день былъ такъ силенъ, что едва государь изволилъ переѣхать Кострому-рѣку на паромѣ, какъ рѣка стала; она какъ-будто только и ожидала его переѣзда.

Барыня и дочки посинѣли отъ холода. Государь изволилъ замѣтить дочкамъ, что онѣ могутъ простудиться, потомъ приказалъ принять пирогъ, и поѣхалъ далѣе на Вологду, напутствуемый благословенiями и благодарностiю народа.

V.
Поѣздка въ Тотьму.

Давно сбиралась я въ Тотьму, уѣздный городъ Вологодской губернiи, поклониться мощамъ преподобнаго Ѳеодосiя. Наконецъ, въ 1850 году, зимою, мнѣ удалось сдѣлать эту поѣздку. Тотьма находится въ трехъ-стахъ верстахъ оть Корёги. Надо ѣхать, по большей части, большими лѣсами, которые называются по нашему волоками: иной волокъ тянется версть двадцать и болѣе; самый маленькiй — верстъ на пятнадцать. Когда вы спросите у встрѣчнаго мужичка: долго ли ѣхать лѣсомъ? онъ отвѣтитъ: «нѣтъ, матушка, не далеко; волоцокъ маленькiй, верстъ пятнадцать.» Деревья растутъ по дорогѣ чрезвычайно густо; рѣдкое дерево въ три вершка въ отрубѣ, а болѣе въ семь и восемь вершковъ. Дорога такая тѣсная, что можно ѣхать только въ простыхъ саняхъ или маленькой повозочкѣ. Снѣга глубокiе; вѣтви деревьевъ, сплетаясь, держать на себѣ груды снѣга. Дуга поминутно задѣваетъ за сучья, съ которыхъ сыплется снѣгъ на сѣдоковъ. Кучеръ, при всей осторожности, не можетъ избѣжать этихъ несносныхъ сучьевъ и только по временамъ напоминаетъ: «остерегитесь»! Тутъ надо закрыть лицо руками, потому что сучья бьютъ по лицу. Иногда такая куча снѣга свалится, что совсѣмъ засыплетъ; тутъ надо остановиться и долго отряхиваться; а на лошадяхъ такъ снѣгъ и остается, развѣ самъ свалится, да и кучеръ весь бѣлый, будто въ мукѣ.

Не могу равнодушно вспомнить о встрѣчахъ. Безъ колокольчика ѣхать нельзя. Дорога не прямая, а идетъ, какъ рѣчка, вавилонами. Мужики, ѣдущiе навстрѣчу, какъ услышатъ колокольчикъ, такъ и выбираютъ, гдѣ бы получше своротить. Вотъ попадаются мужики съ дровами или бревнами. Стой! Мужики начинаютъ утаптывать ногами снѣгъ , чтобы сдвинуть возы съ дороги и дать проѣздъ; а если обозь великъ, то господа, по просьбѣ мужиковъ, уступаютъ имъ дорогу, а какъ проѣдетъ обозъ, то мужики кланяются господамъ, снимая шапки и благодарятъ. Наши лошади, по непривычкѣ, не охотно идутъ въ суметь, и какъ попадутъ въ глубокiй снѣгъ, то не стоятъ въ немъ спокойно, а бьются и оттого часто засѣкаются. Но крестьянскiя лошади такъ привыкли кь снѣгу, что стоятъ въ немъ не шевелясь, положивъ на него свои морды, и потомъ очень ловко умѣютъ выкарабкаться на торную дорогу.

Приближаются сумерки. Съ какою радостiю завидишь огонекъ! Вотъ и деревня въ десять или пятнадцать дворовъ, съ отлично выстроенными избами, чистыми и свѣтлыми горницами. На улицѣ собрались въ кружокъ молодые парни, а посреди ихъ старики. Каждый вечеръ, по окончанiи работъ, они собираются толковать о хозяйствѣ и всякой всячинѣ. Старики почти всегда увѣряютъ, что въ ихъ время все было лучше, и лучше умѣлъ народъ веселиться. Красненькiе и здоровые ребятишки, въ однѣхъ рубашкахъ, глазѣютъ спустя рукава или играютъ въ снѣжки, швыряя ихъ клюшками, или клюками — маленькими загнутыми палочками.

Рѣдко въ другомъ мѣстѣ можно встрѣтить такую простоту нравовъ. Народъ тотчасъ обступитъ ваши сани и всѣ станутъ просить къ себѣ въ избу. Но не думайте, чтобъ это было изъ корысти: хозяинъ доволенъ тѣмъ, что вы у него остановились.

Вы входите въ избу; на ваше: «здравствуй, голубушка», хозяйка отвѣчаетъ: «добро пожаловать», и вслѣдъ за вами входитъ цѣлая толпа крестьянокъ и ребятишекъ. Половина ребятишекъ отправляются на полати и подперевъ головы руками, глазѣютъ оттуда на васъ и перешептываются. Крестьянки съ любопытствомъ разсматриваютъ ваши платья, шубы и пробуютъ теплы ли; другiя просятъ позволенiя примѣрить платки и капоры, а иная дѣвка, побойчѣе, и сама надѣнетъ. Тутъ поднимается всеобщий смѣхъ. Этимъ добрымъ женщинамъ не нравятся наши шляпы и капоры, и онѣ находятъ, что ихъ кокошники лучше. Кокошники у нихъ имѣютъ форму полуовальную и дѣлаются такимъ образомъ: вырѣжутъ покрой кокошника изъ картона и обошьютъ его бархатомъ или парчой; иныя сохраняютъ послѣ прабабушекъ кокошники, обшитые камкой, въ родѣ штофа, и унизанные бисеромъ, въ узоръ съ разноцвѣтною фольгой и такъ-называемымъ китайскимъ жемчугомъ, то-есть гранеными перламутровыми бусами. Настоящiй жемчугъ называютъ онѣ пражскимъ. Щеголихи выносятъ свои уборы на показъ изъ «сельниковь», то-есть чулановъ. Нѣкоторыя бабы и дѣвки приносятъ для продажи траву ладонку и ленъ; а тотемскiй ленъ отличный и славится своею добротой. Трава ладонка у насъ на Корёгѣ не родится, и я не знаю, какъ она иначе называется. Я видѣла эта траву засохшею; на ней маленькiе розовые цвѣточки; она имѣетъ отмѣнно прiятный запахъ и очень полезна отъ простуднаго кашля. Дорогою я простудилась и сильно стала кашлять. Три раза напилась я ладонки вместо чая, и кашель прошелъ.

Иныя бабы продаютъ ленъ и траву по самой дешевой цѣнѣ, другiя спрашиваютъ: «нѣтъ ли у тебя, барыня, карточекъ или завязочекъ,» то-есть лоскутковъ и обрѣзковъ, остающихся отъ выкройки платьевъ, и съ большою охотою мѣняютъ свой товаръ на эти бездѣлицы. Особенно любятъ онѣ шелковые лоскутки и старыя ленты. Многiя барыни, отправляясь въ Тотьму по этому пути, нарочно запасаются карточками, которыми иногда дарятъ крестьянокъ. Нѣкоторыя крестьянки такъ самолюбивы, что, принявъ подарокъ, непремѣнно отдарятъ васъ самымъ лучшимъ льномъ. «Нѣть, болезная, прими же и отъ меня десято́чекъ (то-есть большой кудель льну); а то мнѣ обизорно (совѣстно) тебя обидѣть.»

Но вотъ моя дѣвка принесла самоваръ. Любопытство умножается. Сахаръ онѣ берутъ съ удовольствiемъ, но чая пить не станутъ, считая это грѣхомъ. Никакъ нельзя ихъ уговорить попробовать чая.

— Да отчего же мы пьемъ?
— Вы баре.
— Что ты состряпала? спрашиваю я хозяйку.
— А кашицу съ убоинкой (бараниной) сварила.

Щей у нихъ не варятъ. Капуста у нихъ мало родится, а если у кого она и есть, то ее не умѣютъ приготовлять. Положатъ капусту въ горшокъ, поставятъ въ вольную печь и какъ упарится капуста, то вынесутъ ее въ чуланъ и положатъ на полъ на солому. Ее ѣдять сь квасомь, изрубивъ немного. Это кушанье непрiятнаго вкуса, но они его любятъ.

— Одной тебѣ подавать кушать, спросила меня хозяйка, — или и куфари твои сядутъ съ тобой ужинать?

Лакеевъ называютъ тамъ куфарями или запятниками, а кучеровъ — кочерами; въ иныхъ деревняхъ называютъ ихъ халуями. Мой кучеръ и дѣвушка жестоко обижались, когда мужики называли ихъ халуями.

— Ахъ, вы неучи! развѣ такъ насъ зовутъ?

Разумѣется, хозяева, въ простотѣ сердечной, не понимали причины ихъ гнѣва и говорили имъ:

— За що вы осерчали; кажись, мы васъ не обидѣли.

Между тамошними крестьянами есть единовѣрцы, которые называются тамъ: «по вѣрѣ». Эти крестьяне по вѣрѣ, имѣютъ свои церкви и священниковъ, которые совершаютъ обѣдню на семи просфорахъ.

Остановилась я дорогой въ одной деревнѣ кормить лошадей.

Вхожу въ избу чистую, теплую, съ большими окнами. По всему видно было, что крестьянинъ зажиточный. Несмотря на мое присутствiе, крестьянинъ бранилъ свою жену, которая стояла у печи и плакала.

— Поди и не знай меня, сказалъ ей наконецъ мужь, — и не смѣй мимо моего дома проходить, или я притаскаю тебя какъ собаку и сыну твоему Алешкѣ запрещу тебя звать матерью.

— Отчего это ты такъ сердитъ на свою жену? спросила я.

— Разсуди насъ, матушка барыня, отвѣчалъ мужикъ. — Вотъ моя дура жена все просится быть по вѣрѣ и теперь: уйду да уйду, говоритъ. Ну, уходи!...

— Да что же это съ ней сдѣлалось?

— А видишь, родимая, вмѣшалась въ разговоръ жена, — ананясь (третьяго дня) у меня крестная побывшилась (умерла). Она была по вѣрѣ. Какъ у насъ кто побывшится, такъ только кутью сварятъ, напекутъ лепешекъ или овсяныхъ блиновъ да подадутъ овсяный кесель съ сулоемъ (ту же овсяную муку разведутъ въ водѣ; заквасятъ и сварятъ, это и называется сулоемъ или растворомъ), — вотъ тебѣ и все. А у нихъ подадутъ пироги пшеничные съ изюмомъ да черносливомъ, кисель съ медомъ или сытой, наставятъ пряниковъ и всякой всячины: кушай, что́ хошь. Полонъ столъ уставятъ, а поютъ — все гнусятъ больно жалостливо.

— Такъ изъ-за этого-то ты идешь въ расколъ?
— Вѣстимо, не што.

Боже мой, подумала я, что за невѣжество!

— Не грѣхъ ли тебѣ идти въ расколъ изъ-за папушки? Справедливо разсудилъ, мой голубчикъ, заметила я опечаленному мужу, — жена твоя очень глупа.

Надо было видѣть, съ какою досадою посмотрѣла на меня баба.

Пожурила я эту женщину и отправилась далѣе. Что за ужасная дорога, просто я измучилась. Вчера была метель и снѣгу нанесло множество. Добралась кое-какъ до ближней деревни; ѣду далѣе; вдругъ подулъ вѣтеръ; поднялась ужасная метель; свѣту Божьяго не было видно.

Ровно три раза выѣзжала я изъ деревни, и проплутавши въ полѣ, подъѣзжала опять къ той же самой деревнѣ. Наконецъ, я рѣшилась остановиться въ ближайшей курной избѣ и дождаться, пока утихнетъ вьюга. Но что за тоска сидѣть въ такую погоду въ курной избѣ! Окна занесены снѣгомъ; куда ни взглянешь, вездѣ горы того же снѣгу. Бабы, закопченныя оть дыма, сидятъ на печи съ своими прялками. Когда затопять избу, то дымъ ослѣпляетъ глаза своею ѣдкостiю, потому что печи черныя, то-есть сбитыя изъ одной глины. У этихъ печей, вмѣсто кирпичной, деревянная труба изъ досокъ. На потолкѣ прорублено отверстiе, въ которое вставляется эта труба; когда печь истопится, то въ трубу вкладываютъ, вмѣсто заслонки, большой пукъ соломы, или омялья, а когда затопляютъ печь, то эту солому, или омялье вынимаютъ и отворяютъ настежь двери, чтобы дымъ проходилъ свободнѣе. Что тутъ удивительнаго, если при такихъ печахъ, часто случаются въ деревняхъ пожары! Какъ ни дурна для житья черная изба, но мужикъ привязался къ ней и ни за что ея не оставитъ. Надо видѣть, съ какимъ бабьимъ плачемъ здоровый и сильный парень оставляетъ деревню. Здѣшнiй мужикъ будто приросъ къ своему родимому уголку. Я была свидѣтельницею, какъ одного собирали въ рекруты. Все сердце истерзалось, видя ихъ разставанье. Но за то какая радость, когда кто возвратится издалека на родину! Дорогою, я заѣхала въ усадьбу къ одной моей знакомой отдохнуть и пообѣдать. У нея обѣдалъ въ этотъ день бывшiй ея мужикъ, отданный въ солдаты и выпущенный въ отставку офицеромъ; сначала онъ казался очень смущеннымъ, но ласковый прiемъ хозяйки его ободрилъ, и онъ сталъ свободнѣе. Бывшая его госпожа, весьма добрая и съ хорошимъ состоянiемъ женщина, дала вольную брату его съ семействомъ.

Я заговорила о возвращенiи на родину. Это напомнило мнѣ одинъ случай, о которомъ покойный мой батюшка не могъ разказывать равнодушно, — всегда, бывало, выступятъ слезы.

Хотя наша корёжская деревня и на проселочной дорогѣ, но зимою эта дорога становится большою, потому что черезъ сосѣднiй лѣсъ сокращается разстоянiе съ Ярославлемъ. Возлѣ насъ жилъ отмѣнно добрый, но бѣднейшiй дворянинъ Н..... Онъ имѣлъ трехъ сыновей и дочь, и поддерживалъ семью своею работою, трудясь въ потѣ лица, какъ послѣднiй мужикъ. Нашелся благодѣтельный человѣкъ, который взялъ сыновей къ себѣ, записалъ ихъ въ корпусъ и помѣстилъ ихъ въ это заведенiе. При отцѣ оставались жена и дочь. Прошло много лѣтъ. Всѣ три сына были выпущены во флотъ. Двое старшихъ дослужились уже до штабъ-офицерскихъ чиновъ и вздумали побывать на родинѣ. Получили отпускъ и отправились. Бѣдный ихъ отецъ, несмотря на то, что ему было уже слишкомъ шестьдесять лѣтъ, все еще работалъ, потому что не имѣлъ ни одной семейки, а нанять работника ему было не на что, да и привыкъ онъ къ работѣ и безъ дѣла оставаться не хотѣлъ. Вотъ, въ одно утро, ѣдетъ онъ съ возомъ дровъ на маленькой лошадкѣ, а самъ онъ былъ въ шубенкѣ да кафтанишкѣ. Поровнялся онъ съ нашимъ домомъ, а отецъ мой сидѣлъ тогда у окна и все видѣлъ. Вдругъ догоняетъ его хорошая дорожная кибитка, въ которой сидѣли двое военныхъ въ богатыхъ шубахъ. Деньщикъ закричалъ старику: «вправо»! — Бѣдный старикъ заторопился; руки у него дрожатъ отъ старости и холоду; лошаденка упирается и нейдетъ съ дороги. Онъ снимаетъ шапку и, обнаживъ сѣдую голову, смиренно проситъ деньщика, чтобъ онъ посноровилъ, то-есть не торопилъ. Тутъ сыновья узнаютъ вь старикѣ своего отца, выскакиваютъ изъ кибитки и падаютъ передъ нимъ въ ноги. Старикъ испугался, подумалъ, что надъ нимъ смѣются, и самъ готовъ быль упасть на колѣна.

— Батюшка, благословите насъ; мы ваши сыновья Аггей и Александръ.

Радость старика была, разумѣется, неописанная.

Съ прiѣздомъ сыновей, все семейство было обезпечено, и не терпѣло ни въ чемъ нужды.

Въ послѣдствiи, старшiй сынъ былъ убитъ, не помню въ какомъ сраженiи, а двое остальныхь вышли въ отставку, одинъ подполковникомъ, другой капитаномъ, и поселились въ нашихъ краяхъ. Сосѣди звали одного полуполковникомъ; а меньшой женился, и жену его никогда не звали по имени, а всегда капитаншею.

Такимъ-то образомъ я ѣхала и стала наконецъ подъѣзжать къ Тотьмѣ. Проѣхавъ двадцать пять верстъ дремучимъ лѣсомъ по самой дурной дорогѣ, засыпанные снѣгомъ, мы дотащились до деревни. «Далеко ли до Тотьмы, голубчикъ?» Мужичокъ снялъ шапку, поклонился и сказалъ, что осталось тридцать версть. «А много ли лѣсу?» — Маленькой волоцокъ, всего семь верстъ; за волоцкомъ вы спуститесь въ Сухону, и поѣдете этою рѣкой до самой Тотьмы.

Уже начинало смеркаться, а ѣхать ночью было опасно; потому что Сухона при малѣйшей оттепели покрывается наледями, и на ней часто бываютъ полыньи. Дѣлать нечего, мы остановились ночевать. Я вошла въ чистенькую избу, а за мною по обыкновенiю вломилась толпа крестьянъ, крестьянокъ и ребятишекъ. Добрые хозяева мои были чѣмъ-то озабочены; въ углу сидѣла очень не дурная собою женщина съ заплаканными глазами и казалась равнодушною къ суматохѣ, произведенной нашимъ прiѣздомъ. На ней былъ старый сарафанъ и голова повязана бѣлымъ полотенцемъ, что́ означало великое горе.

— Отчего это она въ го́рѣ, спросила я хозяина?

— Охъ, родимая отвѣчалъ, онъ, — на нашу деревню попущенiе пришло; видно послѣднiя времена; анадысь мужъ этой молодицы поѣхалъ въ Тотьму съ дегтемъ и продалъ, а какъ домой ѣхалъ, на него напалъ лихой человѣкъ, душетянутель (душегубъ) да и ну бить его, еле жива оставилъ; положилъ въ сани, да нахлесталъ лошадь и пустилъ по дорогѣ; она уже подъ вечеръ и привезла его прямо домой. Смотритъ хозяйка: что не выходитъ изъ саней Миколя, пьянъ видно; какъ вышла да глядь, — а онъ лежитъ въ крови, какъ въ морсу; увидѣлъ жену и зазыкалъ (заплакалъ); мы сбѣжались и насилу перетащили его въ избу. Чуть-чуть слышно сталъ онъ голчить (говорить): попа да попа. Вотъ и поскакали за попомъ. Батька прiѣхалъ. Спрашиваетъ у него отець-отъ Матвей, а мы сзади: «кто тебя прибилъ?» а онъ сердечный покачалъ головой да и молвилъ: «Богъ съ нимъ, я прощаю, не ищите братцы, его»; и сталъ кончаться. Вотъ она, матушка, по немъ-то все и зычитъ; больно совѣтно сь нимъ жила. Такой грѣхъ, родимая, послѣднiя времена. Нутко и мы купили замки, а вотъ въ недавнюю пору у насъ ихъ не было и въ заводѣ; анбары сь хлѣбомъ и сараи запирались только деревянною задвижкой, а теперь вишь какой грѣхъ сдѣлался.

Нравы здѣшнихъ мужиковъ такь чисты, въ нихъ столько простоты и безкорыстiя, что дѣйствительно нельзя безь участiя видѣть этихъ людей и слушать ихь разказы. Они почти всѣ зажиточные, несмотря на то, что не ходятъ для работъ ни въ Петербургъ, ни въ Москву, и не знаютъ никакого дѣла, кромѣ хлѣбопашества и сидѣнья смолы и дегтя, который приготовляютъ слѣдующимъ образомъ. Осенью, въ началѣ сентября, они ходятъ въ лѣсъ драть бересту, которую связываютъ въ пучки. Иногда близь деревни, но большею частiю въ лѣсахъ, они устраиваютъ дегтярни изъ досокъ, располагая ихъ съ трехъ сторонъ стоймя, прикрѣпляя доски брусьями и покрывая ихъ жердями, на которыя сверху настилаютъ ельникъ; внутри же этого шалаша сбиваютъ изъ глины горнъ; потомъ берутъ двѣ корчаги, имѣющiя продолговатую форму на подобiе кувшиновъ. На одной корчагѣ просверливается на днѣ нѣсколько скважинъ и въ корчагу эту кладутъ бересту, спрыснувъ ее немного водой, и покрываютъ крышкой; корчагу съ берестой ставятъ на другую корчагу, стоящую на горнѣ, подъ который кладутъ дрова. Когда дрова разгорятся, то пробранная жаромъ береста свертывается; изъ нея выходитъ деготь и сквозь дырявое дно стекаетъ въ другой горшокъ. Иногда ставятъ до десяти корчагъ вдругъ и легко добываютъ по два и по три пуда въ сутки. Потомъ льютъ деготь въ бочки и везутъ въ Тотьму, гдѣ купцы скупаютъ и отправляютъ его въ Вологду, а оттуда везуть въ Архангельскъ.

На другой день рано утромъ я уѣхала. Мнѣ хотѣлось поспѣть въ монастырь къ обѣднѣ. Благополучно проѣхавъ волокъ, мы спустились по самому крутому скату въ рѣку, по которой лежала дорога. Какiе чудные виды представляли крутые берега, покрытые съ обѣихъ сторонъ соснами и елями, и изрѣдка деревнями! Наконецъ я увидѣла Тотьму: небольшой, чистенькiй городокъ съ церквами старинной архитектуры и хорошими деревянными домиками, между которыми есть нѣсколько и каменныхъ. Проѣхавъ за городъ версты полторы, мы прибыли въ монастырь преподобнаго Ѳеодосiя, Тотемскаго чудотворца. Радость моя была неописанная, ибо давно лежалъ у меня на сердцѣ обѣтъ, который наконецъ я видѣла исполненнымъ...

(1) Заснулъ. (назад)

(2) Такъ называются торговцы, которые носятъ свои товары по селамъ въ мѣшкахъ или коробахъ. (назад)

(3) Въ селѣ Илiи Пророка, 21 ноября, бываетъ Введенская ярмарка, на которую съѣзжаются всѣ дворяне продавать масло и покупать ленъ, который на Корёгѣ не родится, да рыбу, привозимую изъ Грязовецъ и Вологды. Богатые дворяне закупаютъ семгу, икру красную, то-есть ершовую и сиговую, и рябчиковъ. Рябчиковъ покупаютъ на мѣстѣ, въ дешевую осеннюю пору, иногда по 10 к. с. за пару, и возятъ въ Москву, Петербургъ, гдѣ они идутъ иногда въ продажу вмѣсто кедровиковъ или рябчиковъ, привозимыхъ изъ кедровыхъ лѣсовъ Вологодской и Архангельской губернiй. (назад)

(4) Разказываютъ, что когда лѣшiй ходитъ по лѣсу, то кричитъ: «шелъ да нашелъ, шелъ да нашелъ». (назад)

(5) Есть повѣрье, что колдунъ или знахарь передаеть предъ смертiю свои чары кому-нибудь изъ ближнихъ или друзей. Но если не найдется охотника взять на себя эти знанiя, то колдунъ умираетъ въ мученiяхъ, которыя стихаютъ только тогда, когда кто-нибудь подниметъ на избѣ конь. Конемъ называются два слега, соединенные крестообразно надъ крышей, на лицевомъ фасадѣ избы. (назад)

(6) Выше было замѣчено, что сосѣдей рѣдко называютъ по фамилiямъ, которыхъ часто и не помнятъ, а если и припомнять, то искажаютъ: напримеръ, они не скажутъ Головнина или Макарова, а Головниха, Макариха. (назад)

(7) Говядина. (назад)

(8) Въ плечо цѣлуютъ въ знакъ уваженiя. (назад)

(9) Слугъ называютъ всегда уменьшительными именами; хотя бы они были дряхлые старики; на вопросъ: кто пришелъ? какой-нибудь сѣдой слуга откликнется: а я, матушка, Гришка, къ вашей милости пришелъ за приказанiемъ. (назад)