АРИСТОКРАТИЧЕСКИЕ фамилии в Тибете привыкли к некоторым китайским блюдам, но крестьяне круглый год едят одно и тоже. Дичь и рыба считаются тибетцами нечистыми для еды. Растительная пища почти неизвестна.
Сырое, несколько испорченное мясо, чай с маслом и ячменная мука не очень аппетитны, но переход в 30 миль отбивает все прочие чувства, кроме голода, так что я ел все это с жадностью. Сатана, как господин, иногда позволял себе на постоялых дворах кое-какие китайские лакомства, но я, как слуга, был принужден есть с тибетскими крестьянами и не смел ничем таким воспользоваться.
На следующий лень (5 февраля) мы пришли в Шигатце; мы были теперь в самой населенной части Тибета и проходили днем через многочисленные, но небольшие по размерам своим деревни. Я подсчитал, что Тибетское плоскогорье едва ли имеет свыше 1.500.000 жителей.
За это время мои ноги были так избиты грубой тибетской обувью, что итти было прямо мучительно. Я пробовал итти босиком, но острые камни резали мои ноги, и когда я стал оставлять за собой красные следы, мне пришлось опять надеть эту обувь.
Бедному Диогену было еще хуже; благодаря своим отмороженным ногам, он очень уставал и Сатана часто бил его, чтобы поднять и побудить итти. Уже к самому вечеру мы перешли маленькую возвышенность и увидали Трашиль-Гумпо, — громадный монастырь в 5 милях от Шигатце.
Самый город Шигатце лежал за холмом одну милю дальше; у подножья монастыря была небольшая деревушка. В ней наши компанионы-торговцы имели свои собственные дома. За время пути мы так подружились, что они пригласили нас остановиться у них вместо того, чтобы искать пристанища в гостиннице в самом городе. Мы с радостью приняли это приглашение и решились провести у них целый день с целью дать и себе и животным небольшой отдых.
Мы хотели также посмотреть город и посетить монастырь, который ежегодно привлекает тысячи богомольцев.
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ Тибет состоит из 2 провинций: Тсанг — на востоке и Тсу — на западе. В первой — столица Шигатце, в другой — Лхасса. Не так давно обе провинции были отдельными государствами, и настоятель монастыря Трашинь-Гумпо являлся также королем Тсанга, но теперь чиновники из Лхассы управляют обеими провинциями.
Политически, следовательно, Далай-Лама выше, чем Траши-Лама, но в отношении религиозном оба они почитаются одинаково. Благодаря авторитету ТрашиЛамы, многие тибетцы глядят на Далай-Ламу, как на светского владыку, а на Траши-Ламу, как на духовного руководителя Тибета. Мне было очень приятно узнать, что Траши-Лама будет проходить днем в религиозной процессии по городу, и я, пробравшись вместе с богомольцами, буду иметь возможиость увидеть его. Это человек с умным и красивым лицом, что соответствует и его характеру, как его рисуют, и высокому, занимаемому им посту. Монастырь Трашинь-Гумпо — самый образцовый по своим порядкам. Он известен своею ученостью и привлекает много учащихся со всех сторон Тибета. Здесь они получают очень высоко ценимые ученые степени. В нем сейчас не менее 5000—6000 монахов.
В этот же день мы приобрели пожилого осла, с целью облегчить наш остальной путь. Вечером наши хозяева задумали устроить нам прощальный банкет. Он состоял из большого количества обычных тибетских блюд, которые усердно поливались спиртными напитками. Один из них — "чанг" представлял из себя очень вкусное некрепкое пиво, сваренное из ячменя, приятное и освежающее после долгого пути. Второй назывался арак; не тот арак, который мы знаем, это была простая крепкая водка. Арак с трудом переносят даже очень крепкие головы.
Этот арак чуть не погубил всего.
Вечер начался очень весело. Веселые жесты, веселые народные песни быстро следовали одна за другой, но скоро компания очень опьянела. И Латен и Сатана пили один арак, не прикасаясь к другому напитку. Они скоро перестали владеть собою, и, напившись пьяными, начали между собою страшную ссору.
От брани они перешли к ударам, и их едва удалось разнять. В пылу драки они забыли свои роли и оба требовали, чтобы я, как господин, разрешил их распрю. Я был страшно встревожен, и если бы наши хозяева не были столь простодушными людьми, переодевание могло бы открыться; однако, все сошло благополучно.
МЫ РАНО ВСТАЛИ на следующий день (7 февраля) перед нашим последним переходом. Первые три дня наша дорога должна была итти по южному берегу знаменитой Брамапутры.
Брамапутра вытекает с гор крайнего запада Тибета, протекает несколько сотен миль по самому центру Тибета в правильном восточном направлении, параллельно цепи Гималаев, а затем поворачивает на юг, и, прорвавшись через горы, переходит в Индию, где она впадает в Бенгальский залив, недалеко от Калькутты; когда мы подошли к реке, то увидали, что долина реки занимает 2 или 3 мили, при чем река в сухое время разбивается на ряд небольших, но очень быстрых потоков.
Я был в стране совершенно не обозначенной на географических картах, даже не нанесенной хотя бы приблизительно теми шпионами, которые посылались Британским правительством с этою целью в Тибет. Конечно, я старался собрать как можно больше географических подробностей.
В силу моего переодевания в принятой на себя роли, регулярное наблюдение было, конечно, невозможно, но каждую ночь, после того, как мои спутники на постоялом дворе ложились спать, я выходил на двор и при лунном свете наносил необходимые заметки касательно той части страны, которую мы прошли днем.
Первый день нашего пути был омрачен смертью мула, нога которого была ранее повреждена. В Шигатце ему стало лучше, так что эта смерть была для нас неожиданна: мы потеряли таким образом уже 3-х животных из 6, что мы взяли в в начале пути, между тем нам предстояло еще несколько дней пути до Лхассы. Эта новая смерть сильно увеличила вес того, что нам пришлось тащить на собственных своих плечах, и при первом удобном случае я купил другого осла.
Нас надули с этой покупкой, так как наш вновь приобретенный осел стал, пройдя 3 или 4 мили. Кнут не оказывал на него никакого действия, и, протащив его еще с милю, мы оставили его на дороге, распределив между собой его ношу. При таком положении Сатана должен был итти пешком, так как на его пони навалили часть груза; сам он при этом категорически заявил, что не может ничего нести сам, так как это совершенно не соответствовало бы той роли господина, какую он должен играть.
8 ФЕВРАЛЯ мы нашли Тангку полную нищими певцами, которые толпились на нашем дворе и назойливо требовали денег. На следующее утро Сатана сделал первую свою попытку шантажировать меня. Он понял, как мне хочется пройти в Лхассу, и решил, что я заплачу какую угодно сумму, лишь бы дело не сорвалось. Он потребовал от меня 1000 рупий, грозя в противном случае сообщить властям, кто я. Мое первое ощущение было побить его, но я понял, что это нехорошо, и пошел на компромисс.
Я обещал дать ему 200 рупий за его молчание, сумму значительно меньшую той, которую я дал бы ему, если бы он работал добросовестно. В то же время я потребовал, чтобы он пред'явил свое требование в письменной форме. Он по наивности сделал это; тогда я сообщил ему, что он в моей власти, и что, если нас вернут или вышлют из Лхассы в результате его действий, я его засажу в тюрьму в Индии за шантаж.
9 февраля мы пришли в деревню Тангуру. Приближаясь к этой деревне, мы прошли мимо громадного монастыря. Один из монахов остановил нас и стал допрашивать, ибо наш сиккимский костюм возбудил его подозрения, но Сатана, который, надо дать ему справедливость, был великолепный актер, ответил на все вопросы монаха, к полному моему удовольствию.
Наш дальнейший путь привел нас к реке и я увидал в чистой воде множество рыб громадной величины; в то же время берега реки были покрыты дикими гусями и утками, совершенно не пугавшимися нашего приближения. Их число и полное спокойствие об'ясняется отношением тибетцев к охоте и рыбной ловле. Нельзя губить жизнь диких животных, нельзя убивать диких птиц, нельзя ловить рыбу, говорят они. В тоже время можно сколько угодно убивать домашних животных и тибетцы очень любят их мясо.
Река здесь покойна, и небольшие лодки ходят между Шигатце и Тангуру, после же этого места Брамапутра переходит в стремительный поток, так что ниже почти на 60 миль плавание совершенно невозможно.
Сооружаемые Тибетцами лодки чрезвычайно грубы и просты по конструкции. Они сделаны из кожи, натянутой на распорках, и очень похожи на суда древних британцев. На озерах таких лодок не знают вовсе. В Тибете много монастырей и храмов расположено на островах больших озер и сообщение с берегом происходит лишь зимой по льду, когда вода замерзает и можно пройти пешком.
Следующий день (10 февраля) мы достигли места, где река Ронг впадает в Брамапутру. С этого места было невозможно продолжать дорогу вдоль реки, ибо берега подошли к самому руслу и река мчалась между 2 вертикальными скалами
ХОТЯ ЛХАССА лежит на север от Брамапутры, но мы должны были сделать длинный крюк на Юго-Запад, следуя течению реки Ронга, к ее истоку, — озеру Ямдро, оттуда мы должны были вернуться к Брамапутре и, перейдя ее, попасть в самую Лхассу. Вскоре мы остановились у подножья "Великолепного Дцонга", или замка Рингпо, расположенного в немногих милях от долины Ронга. На постоялом дворе мы нашли небольшую партию тибетцев, которая шла к Ятзе и великому озеру, и решили итти с ними до этого места; мы нашли совместное путешествие очень удобным, особенно в виду тибетского обычая вставать и пускаться в путь до света, пока кругом еще темно. Когда же мы были одни, нам было легко заблудиться в темноте в ранние утренние часы, так как мы не знали дороги, а карты были неверны.
На следующий день (11 февраля) наша разросшаяся партия продолжала свой путь по долине Ронга. Ветер буквально сбивал нас с ног. Я нахожу, что в этих узких горных долинах ветер более концентрируется, чем на равнине, и теперь ветер так дул, что с трудом можно было двигаться; хотя долина узка, но на ней довольно много деревень, так как почва здесь очень плодородна. Вскоре мы дошли до места, откуда по боковой дороге только два—три дня пути до Гиантце; только три месяца тому назад я с полным комфортом жил в этом городе, и я невольно сравнил это с моим теперешним положением. Около полудня мы прошли через деревню, славящуюся своими теплыми ключами. Вода здесь собирается в бочки вдоль самой дороги, и я видел множество купавшихся в них тибетцев. Таких ключей очень много в Тибете; им приписывается большая целительная сила, и тибетцы, преодолев свою нелюбовь к воде, сидят часто в ней целыми часами.
ТЕПЛЫЕ КЛЮЧИ нередко содержат здесь серу и помогают поэтому во многих отношениях: сера уничтожает в частности паразитов, которыми страдают все тибетцы. В грязной одежде тибетцев вошь плодится во множестве. И мы не остались целы от этой заразы. Постоялые дворы полны вшами, и их я в изобилии находил на себе. Сначала их присутствие было для меня прямо невыносимо, но потом я привык.