"Смена", №12, июль 1924 год, стр. 27-30
НА СЛЕДУЮЩИЙ день (20 февраля) было другое празднество. Новые должностные лица ходили в большой процессии по улицам. Это было очень интересное историческое шествие. Все участники были одеты в богатые, изукрашеные золотом, шелковые костюмы, относящиеся к разным эпохам их прошлого. Вторую половину дня я посвятил второму тайному визиту к Тсаронгу, который официально еще не был осведомлен о моем прибытии. Он закатил мне великолепный обед, на котором были и спиртные напитки, — разнообразные изобретенные им комбинации Виски. Тсаронг, единственный человек в Тибете, позволяющий себе иногда европейские блюда, припасы для них стоят ему бешеных денег. К моему удивлению, после обеда Тсаронг вытащил небольшую английскую трубку, набил ее и стал потягивать крепкий табак. Тибетцы, все почти фанатично настроены против курения. Курение рассматривается ими, как тяжелое преступление против нравственности, и курящие считаются одержимыми одним из самих опасных злых духов. Далай-Лама также очень строг в этом отношении, и опубликовал строгий эдикт, направленный против курильщиков и продажи табаку.
Я очень любил курить, и одно из величайших лишений для меня было бросить курение с самого Даржеллинга. Тсаронг тоже не позволяет себе курить публично.
Тринадцатый ныне правящий Далай-Лама в парадном одеянии во время приема. Древние тибетские священные книги предсказывают, что он должен быть поспедним Далай-Ламой Тибета.
Нюхание табаку, однако, не запрещается в такой степени, и многие монахи с увлечением нюхают табак.
На следующий день (21 февраля) город несколько успокоился; утром я был приглашен в суд, и там мне предложили помочь им составить об'яснительное послание в Кашак или Совет Министров с изложением того, почему и зачем я прибыл в Лхассу. Я нашел в помещении Суда двух чиновников, сидящих в небольшой комнате. Судьи были одеты в красные шелковые костюмы, настолько похожие на мое докторское Оксфордское одеяние, что я был поражен.
Они сидели на особом возвышении в конце комнаты. В комнате из мебели находился диван и небольшой лакированный столик перед ним, на котором стояли серебряные чайники, наполненные чаем. Чайники эти постоянно доливались маленькими служителями.
С другой стороны комнаты на небольших подушках сидели, поджав под себя ноги, писцы. Обычно, каждое лицо, призванное на суд, должно стоять на коленях на голом полу перед судьями: для меня, однако, было сделано специальное исключение; одному из старших писцов было приказано очистить для меня свое сиденье.
В продолжение моего пребывания в Лхассе я слыхал и о других подобных случаях разрешения религиозных споров; будучи очень сдержаны в отношении лишения жизни диких животных, тибетцы очень мало ценят человеческую жизнь.
Монахи низших ступеней часто прямо становятся грабителями на больших дорогах. Отчасти это об'ясняется, впрочем, и экономическими причинами. Монахи в европейских монастырях не должны заботиться о своем ежедневном пропитании. Дело другое в Тибете: здесь хотя монастыри и очень богаты, но богатство тратится на пышные церемонии, постройки и содержание старших духовных лиц. Рядовые монахи должны жить лишь на присылки из дому или плату за совершение религиозных треб; но так как этого часто не хватает, то монахи должны прибегать к другим источникам, чтобы спасти, если не душу, то тело. Так как они не очень склонны к работе, то нередко занимаются разбоем.
ДЕЛОВОЕ об'яснение с городскими властями велось самым дружеским образом. После него я остался у них некоторое время поболтать: они задавали мне множество вопросов, преимущественно об английской жизни, при чем, в противоположность Тсаронгу, обнаруживали поразительное невежество относительно всего того, что делается за пределами их родной страны. С своей стороны я воспользовался удобным случаем, чтобы познакомиться при их посредстве с тибетскими судебными порядками. Твердого закона в настоящее время в Тибете нет. Старого обычного права также уже не существует, и власти пытаются разрешать каждый случай по существу, независимо от устаревших статутов, лишь в слабой степени руководствуясь прецедентами. Мои новые знакомые горько жаловались мне на свои затруднения при определении наказаний. Тибет никогда не применял и не применяет системы тюремного заключения. Преступники задерживаются здесь лишь до разбора дела. Но еще недавно обычны были такие наказания, как отсечение руки, ноги, ослепление и т. д., правда, за серьезные преступления. Нынешний Далай-Лама нашел, что все эти жестокие наказания не соответствуют буддийской вере, и они им недавно отменены, так что по закону судьи могут присуждать теперь лишь к наказанию плетью или к высылке из страны, каковы бы преступления ни были, вплоть до убийства. Лхасские власти говорили мне, что такие наказания недостаточно суровы, не удерживают других от преступлений и очень сожалели, что старая система Далай-Ламою отменена.
КАШАК ОЧЕНЬ важное учреждение. Тибетцы до сих пор не различают судебных и административных функций правительства. Каждый губернатор — в то же время судья в своем округе, и Кашак, являясь высшим административным органом, несет в то же время обязанности верховного апелляционного суда. Исполнительная власть Далай-Ламы вся осуществляется при помощи Кашака. Кашак назначает и увольняет губернаторов 53 тибетских округов и всех других главнейших чиновников. Он издает законы и правительственные распоряжения; при чем ради укрощения буйных монахов наиболее важные законодательные акты проводятся через национальное собрание. Члены Кашака назначаются Далай-Ламою и ответственны непосредственно перед ним.
Кашак — кабинет министров в Тибете, снятый вместе со свитой и высшими офицерами тибетских войск во внутреннем дворе Поталы, дворца Далай-Ламы.
Кашак собирается ежедневно, кроме субботы. Каждый четверг он собирается в присутствии Далай-Ламы, либо в Потале, либо в его частном дворце, Норбу-Линга, в котором он предпочитает обыкновенно находиться. Во время этого заседания делается ему доклад о том, что сделано было Кашаком за всю неделю, Далай-Лама входит во все подробности и нередко дает руководящие указания, как необходимо в будущем поступать в тех или иных случаях; в то же время он никогда не настаивает на решениях, которые могли бы вызвать неудовольствие или оппозицию. Он уже дважды терял свой престол и, очевидно, не желает в третий раз испытать ту же участь.
Во время своего визита я нашел трех членов кабинета сидящими, поджав под себя ноги, в жалкой маленькой комнате, полной бумаг, в роде той, в которой занимались судившие меня городские власти. Нчапа и Парканг почти ничего не говорили, и беседа шла лишь между мною и Лонченом.
Лончен сказал, что Кашак не знает, что ему делать со мною. Он заявил, что и он, и другие Шапе вовсе не против иностранцев, но что Национальное собрание резко высказалось против разрешения мне приезда в Лхассу, когда ставился об этом вопрос несколько месяцев тому назад. И он полагает, что оно будет очень разгневано, узнав о моем прибытии.
К тому же и индийское правительство отнеслось очень несочувственно к моей попытке. Им не только отдан приказ оставить меня в Киккиме, но майор Бели, узнав о моем прибытии в Лхассу, послал новое требование о немедленной высылке моей в Индию.
Тем не менее, раз я уже попал сюда, добавил Лончен (в этом я увидел влияние Тсаронга), он будет стараться убедить, чтобы мне позволили остаться еще некоторое время в городе. Во всяком случае мне следует продолжать сейчас оставаться переодетым, иначе население может узнать о моем прибытии и устроить беспорядки, которые могут кончиться очень печально.
ТРИ ДНЯ СПУСТЯ (26 февраля) я в первый раз увидел Далай-Ламу. Далай-Лама не захотел дать мне публичной аудиенции, так как это могло быть использовано в качестве агитации против него, но его любопытство было сильно возбуждено мною, и он устроил тайное свидание, обставив его такими предосторожностями, что ни мои слуги, ни хозяин дома Сонам не знали, что оно имело место. Однажды ко мне явился посланец, сказавши, что он прислан за мной из Кашака, но, повернув за угол, мой провожатый повел меня в обратную сторону по площади, которая ведет к Потале; подойдя к подножью дворца, мы вошли в боковую дверь, и, поднявшись по множеству переходов и лестниц, очутились в небольшой комнате, где сидело только одно лицо. Это и был никто иной, как воплотившееся божество — его святейшество Далай Лама.
Это невысокий сухощавый человек, с лицом, более длинным и овальным, чем это обыкновенно бывает у тибетцев. Перенесенная в детстве оспа оставила небольшие следы на его лице, почти незаметные в слабо освещенной комнате.
Голова Далай-Ламы была выбрита, как полагается духовному лицу, а длинные заостренные усы закручены по индусскому образцу. Хотя Далай-Лама был человеком, которому все здесь воздают божеские почести, человеком, убежденным, помимо этого, в собственной своей божественности, он держал себя в высшей степени просто и спокойно. Он не имел того тонкого полу-мистического облика, каким поразил меня Траши-Лама в Шиатце. В нем гораздо более чувствовался внимательный наблюдатель людской природы и проницательный истолкователь сокровенных мыслей человека. Он очень властолюбив, при чем властолюбие это холодное и расчетливое; все его стремления направлены к тому, чтобы усилить свою власть и ослабить противников.
В юности его необузданный темперамент побуждал его иногда совершать необдуманные и неосторожные поступки, но испытания и несчастия долгого изгнания 1) научили его осторожности и лукавству, которые составляют теперь его силу. Он преследует определенные цели, и ничего не предпринимает, не оценив всех возможных последствий.
ВСЕ ЗНАЮТ, что сан Далай-Ламы не наследственен; этот верховный правитель Тибета избирается волею народа, но по системе, представляющей из себя нечто единственное во всем мире. По буддийской теории Далай-Лама воплощение божества Ченрези, а затем последовательное перевоплощение самого себя. Через короткий промежуток времени, продолжающийся от немногих месяцев до двух лет после смерти предшествующего Далай-Ламы, Высший Духовный Совет об'являет народу, что поиски его увенчались успехом и он обрел Далай-Ламу. Новый Далай-Лама может быть новорожденным ребенком или мальчиком двух лет, но во всяком случае он должен родиться после смерти предшествовавшего Далай-Ламы, душа которого, предполагается, и переселилась в этого ребенка.
Иногда перед смертью своей Далай-Лама указывает окружающим, что он, вероятно, переродится в такой-то провинции, или даже в таком то роду. Такие предсказания, конечно, несколько облегчают "работу" Высшего Духовного Совета, когда он приступает к поискам перевоплотившегося Далай-Ламы 2). Но когда никаких указаний не дано, или по поводу них среди приближенных имеются разногласия, приступают к определению избранника, бросая жребий. И не один только Далай-Лама, перевоплощение предыдущего, выбирается таким удивительным путем, этот же способ метания жребия применяется и при выборе многих других высших духовных лиц, особенно настоятелей самых известных и богатых тибетских и монгольских монастырей. Что касается менее значительных духовных лиц, то тут наблюдается своего рода преемственность, и осуществляется последовательное продвижение старейших.
Первые четыре Далай-Ламы были лишь духовными вождями и не имели никакого политического значения. Только пятое "перевоплощение" Далай-Ламы, при помощи татар, захватило в свои руки и светскую власть. С этого именно момента множество интриг сплетается с каждым последующим воплощением. После целого множества разнообразных, не всегда правильных перевоплощений, Далай-Лама стал наследовать самому себе чрезвычайно часто, ни один Далай-Лама не доживал обыкновенно до 18 лет, времени своего совершеннолетия. Другими словами, не достигшие совершеннолетия Далай-Ламы были долгое время марионетками в руках правившей Тибетом духовной олигархии.
Всемогущие священники и монахи, опасаясь, что взрослый Далай-Лама не всегда будет мягким воском в их руках, очень ловко устраивали новое перевоплощение, как только первосвященник достигал совершеннолетия.
Во время избрания нынешнего Далай-Ламы Тибет был под сильным китайским влиянием, и Китай не желал, чтобы управление Тибетом попало бы в руки какой-либо богатой и знатной тибетской фамилии. Этим и об'ясняется, что выбор пал на сына крестьянина.
Этому крестьянскому сыну теперь уже 49 лет.
Подозрительный и осторожный по натуре и, без сомнения, знающий по наслышке участь ряда своих предшественников, теперешний Далай-Лама, достигнув совершеннолетия, никогда не пил и не ел, пока подаваемых ему блюд не попробуют несколько его приближенных.
В НАСТОЯЩЕЕ время сила придворной партии постепенно возрастает, но всех интересует вопрос, что может произойти в случае смерти теперешнего Далай-Ламы. Захватит ли бразды правления Тсаронг, объявив себя королем, как о том довольно определенно поговаривают, или же он поступит осторожнее: проведет в Далай-Ламы такого ребенка, который может восприять его идеи и образ мыслей. Или же сбудется древнее пророчество, гласящее, что 13-й Далай-Лама будет последним, и Тибет после его смерти попадет в руки "белых дьяволов Запада", при чем самое имя Далай-Ламы станет лишь воспоминанием прошлого. Легко поставить себе все эти 3 вопроса, но кто на них может ответить? Мысль моя усиленно работала над ними, когда я вел свой разговор с его святейшеством 3).
Хотя мы говорили на самые общие темы, Далай-Лама взял с меня слово держать содержание нашей беседы в тайне. После часового разговора я простился с ним и вернулся в Лхассу в мое жилище той же тайной калиткой, через которую я был приведен.
На следующее утро (27 февраля) буря разразилась. Я знал, что после того, как о моем прибытии узнают довольно многие, трудно будет сохранить его в тайне от толпы.
Известия обо мне, распространившись по городу, дошли, наконец, до ушей фанатически настроенных монахов. Рано утром я увидел целую толпу, собравшуюся около моих окон. Толпа быстро росла и к полудню стала очень волноваться. Два или три буяна выскакивали вперед и вопили и требовали, чтобы я показался у окна, другие кричали: "смерть иностранцу".
К ним присоединились прочие, крик все усиливался, затем в окна полетели камни. К счастью, моя комната была во втором этаже и до нее было трудно добраться; однако, камнями было немедленно разбито мое окно. Так как у толпы не было огнестрельного оружия, я увидел, что толпа в сущности не может ничего сделать, если только не проникнет внутрь здания. Все дома в Лхассе построены замкнутыми квадратами со двориком внутри. Нижние этажи отводятся под склады, конюшни и не имеют обыкновенно ни окон, ни дверей на улицу, во внутренность же двора ведут ворота с крепкой калиткой; лестницы во второй этаж все идут также со двора. Конечно, я запер и завалил и ворота и калитку и приготовился выдержать осаду. Толпа ломилась в калитку и хотела выломать ее. Но она сделана была из основательных брусьев и держалась твердо.
При других условиях могла бы быть опасность от огня, но в Тибете постройки либо каменные, либо глинобитные и поджечь их было невозможно. Была, правда, опасность, что среди жильцов окажутся какие-либо предатели и откроют калитку толпе: на этот случай я поставил у дверей моих слуг. Особенно этого я, однако, не опасался, так как уличная толпа ломает обыкновенно, не разбирая, все кругом и никому из жильцов не было смысла пускать в дом эту буйную банду.
ТОЛПА СТРАШНО кричала, волнуясь и требуя моей головы; слуги мои сильно перепугались; тогда мне пришло в голову доставить себе маленькое развлечение. В самом деле, разве не забавно наблюдать со стороны, как штурмуют, думая найти вас, ваш собственный дом, где вы уже не находитесь? Внимание толпы было настолько приковано к окнам, сзади которых я, по их мнению, находился, что никому и в голову не могло притти, чтобы я мог быть в числе уличных безобразников. Увлеченный этой интересной идеей, я тщательно возобновил свое переодевание и грим, и, потихоньку проскользнув через маленькую дверь на заднем дворе, выходящую на другую улицу, прошел две улицы и очутился против моего дома среди волнующейся толпы.
Чтобы не отставать от других, я посылал время от времени более или менее энергичные проклятия на свою голову, бросал небольшие камни в мое собственное, давно уже разбитое, окно.
Я всегда был неловок в этом спорте и, стараясь попасть в свое окно, нечаянно разбил два соседних.
Скоро, однако, это занятие мне надоело, и я вернулся в свое убежище тем же путем, как вышел. Я узнал потом, что Тсаронг приготовил отряд солдат, чтобы оказать мне помощь, если толпа ворвется в дом. Но до этого не дошло и никакой защиты не потребовалось.
Когда стало темно и наступило обеденное время, толпа мало по малу разошлась. В течение ближайших дней небольшие группы народа неоднократно снова собирались перед нашим домом и производили в том же духе враждебные демонстрации, но из них ничего серьезного не выходило, отчасти потому, что стало известно, что я нахожусь под покровительством тибетского правительства и при серьезной опасности меня защитят.
Тем не менее, часовые были поставлены около моих дверей на случай каких-либо событий и правительство просило меня не покидать внутренности дома, пока кончится период, в течение которого монахи управляют городом, ибо меня могли узнать и избить на улице.
Когда же монахи уйдут, и все в городе войдет в обычную колею, запрещение это будет немедленно снято.
Вследствие этого с 27 февраля по 13 марта я был в сущности пленником правительства Священного города. Время это я провел очень приятно. Посылки с провизией, постоянно приходившие от Тсаронга и других знакомых и возможность полного отдыха восстановили вполне мои силы.
За это время многочисленные общественные процессии и церемонии происходили в городе по большей части на площади перед самыми моими окнами. Это позволило мне в деталях изучить многие священные обряды буддизма.
ОДНОЮ ИЗ САМЫХ интересных была процессия с факелами, в которой Далай-Лама и другие важные лица прошли по всем улицам Лхассы 3 марта — первое полнолуние в Тибетском новом году. Любопытным добавлением процессии были довольно крупные отряды войск, которые под предводительством Тсаронга шли в начале и конце процессии. Должностные лица были в своих средневековых шелковых костюмах, солдаты же носили британскую форму и были вооружены современными винтовками. В самые торжественные моменты процессии играл военный оркестр.
ПРИЧЕСКА НА ВСЮ ЖИЗНЬ: женщины из провинции Тсанг в южном Тибете, вплетают себе в волосы при замужестве дугу, усыпанную бирюзой, и носят ее, не снимая, до самой смерти.
Другое развлечение доставляли мне визиты довольно большого числа именитых горожан. Ко мне заходили и чиновники и офицеры обученных по-европейски войск, и монахи, и купцы. От всех них я получал много ценных сведений о современном положении Тибета. 13 марта управлявшие городом монахи передали, наконец, все свои функции обычным городским властям, и в тот же вечер почти все монахи оставили город. И какою пустыней и безжизненной казалось после этого Лхасса! В обычное время население Лхассы не превышает 20.000 человек; на новый год в ней скопляется до 100.000 богомольцев и монахов. С 14 марта я начал свободно разгуливать по городу, делая заметки, зарисовывая детали наиболее интересных построек: но мне уже надоела Лхасса и хотелось скорее вернуться в Индию.
С некоторыми затруднениями я получил разрешение вернуться, а 24-го марта Кашак предоставил мне, в дополнение к паспорту, достаточное количество вьючных животных для всей партии и разрешение пользоваться во время обратного пути всеми казенными гостинницами и постоялыми дворами.
При этом Кашак настоял, чтобы меня сопровождал вооруженный конвой; по их словам, на меня иначе могли напасть в дороге. Затем все пошло, как по маслу. Я довел свой караван от Лхассы до Гиантце, от Гиантце пошел старой, давно мне известной, дорогой на Ятунг, от Ятунга через Сикким направился в Даржелинг, куда благополучно прибыл 17 апреля.
Мои тибетские приключения на этом закончились,
1) Автор скромно опускает, что в "несчастиях" главным образом играло роль английское правительство. Ред.
(стр. 29.)
2) Ироническое отношение к "перевоплощению" вполне понятно и справедливо. Однако, чем по существу отличается почитание наследственной коронной власти в Англии и других капиталистических странах? В чужом глазу видит сучок, а в своем бревна не видит. Ред.
(стр. 29.)
3) Добавим: в соответствии с интересами английской буржуазии. Ред.
(стр. 29.)