"Смена", №16, октябрь 1924 год, стр. 9-10
СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩЕГО НОМЕРА: Под нелегальной фамилией крестьянина Олонецкой губ. Батышкова Степан Халтурин поступает столяром на службу в Зимний Дворец и должен совершить покушение на царя при помощи взрыва Зимнегно Дворца. С большим трудом пронося динамит, Степан все время прятал его к себе под подушку. Набралось до 3-х пудов и Степан решил произвести взрыв. 5 февраля 1880 года дворец был взорван. Было убито и ранено около 50 человек дворцовой стражи, но царь случайно остался живым. Через год после взрыва Зимнего Дворца, 1 марта 1881 г., разыгрался последний акт борьбы народовопьцев с царем. Бомбой Гренивицкого Александр II бып убит на Екатерининском канале. Убийство царя не изменило системы правительственных репрессий. Прокурор в Одессе Стрельников являлся одним из тех палачей, на которого должна была обрушиться «Народная Воля». Убийство Стрельникова было поручено Вере Фигнер, Степану Халтурину и агенту Комитета студенту Желвакову. Степан выехал в Одессу Началась слежка за Стрельниковым. Намечен был план: убьет Стрельникова Желваков в то время, когда прокурор будет обедать на бульваре, а Степан в роли кучера будет поджидать Желвакова, чтобы увезти его на случай преследования.
Пошла подготовка. У цыган лошадь купили, хорошую, белую лошадь, а экипаж — у каретника, сто рублей заплатили. Справили выезд. Только вдруг по Одессе начались аресты, человек пятнадцать в одну ночь захватили и прямо в тюрьму. Прибежала раз Фигнер к Степану и рассказала ему, что в эту ночь Сведенцов арестован и что на квартире был обыск, но ее не нашли, хотя знает, что за нею следят, везде ищут ее.
Значит, беда надвигается, надо спешить. Пришлось Фигнер Одессу покинуть, и на время скрыться Клименко. Совсем ускользало все дело из рук. Степан точно в горячке. Отправили Фигнер в Москву, а когда Желваков приехал в Одессу, то и Клименка пришлось отпустить. Остался Степан с Желваковым.
Желваков парень горячий, — все с налету берет, подходящий как есть человек. Рассказал Желвакову Степан, как и что — где надо стрелять, где будет с экипажем стоять Степан... Назначили день.
— Ты, Коля, ему в голову целься и стреляй прямо в упор, а то он, сволочь, кажется, носит кольчугу, еще не пробьешь.
— И кольчуга его не спасет — стрелок я хороший, — на пятнадцать шагов пробиваю я туза, — с улыбкой сказал Желваков.
— Ну, руку, Степан... Значит, завтра в 5 часов на Приморском бульваре... И Желваков со всем жаром души потряс руку Степана. Расцеловались товарищи.
Настал день. С утра Желваков и Халтурин в возбуждении были. Николай все насвистывал "Польку", а Степан продохнуть не мог, — весна давала чувствовать Степану себя, — кровь шла горлом сильнее, но Степан лишь досадно прятал свой платок, искровавленный за день от кашля. Был бледен Степан, точно стена, но держался спокойно, видно, снова взял себя в руки.
Все совершиться должно было в пять. В четыре товарищи вышли. Степан запрег лошадь, заложил экипаж, поехали вместе. У Гаванной слез Желваков, пошел вверх на бульвар, а Степан остался внизу.
Вошел в ресторан Желваков, обед заказал, деньги вперед заплатил, чтоб задержки в конце не случилось... начал ждать. Но вот показался и Стрельников. Ели оба. Что-то ел Николай, зубами жевал, а глазами сверлил генерала. С полчаса тянулся обед. Наконец, обед кончился. Потребовал счет генерал, расплатился и вышел довольный. Встал Желваков, пошел следом за ним, видит — по аллее движутся люди и среди них эполеты блестят, в развалку идет генерал, а следом за ним кто-то еще.
— Видно, шпик, Николая пронзило. Но не смутился. Стал приближаться, руки в кармане, а в кармане револьвер, нащупал собачку. Только аршин до генерала остался и вдруг... прямо в упор, в плешивый затылок из револьвера ахнул... только брызнула кровь и что-то серое, точно плевок, по шее полезло, с кровью смешалось. Упал генерал, головой о скамейку ударился и замер...
Замерло все — замер шпион, что рядом сидел, замерли люди, даже листья на деревьях как-будто бы замерли...
Но Желвакова уж нет. Как молния ринулся он, побежал по аллее, через решетку метнулся по спуску крутому вниз полетел... Вдруг крики:
— Ловите... держите... убили среди белого дня... и так четко, что эхом внизу отдалось.
— Услышат внизу, — пронеслось в голове...
И точно видит — люди спешат, навстречу бегут, а в глазах любопытство и страх. Летит Николай, револьвер сжимает в руке.
— Ловите, держите... убили...
Увидели все Желвакова, — один он у всех на виду, показывать пальцами стали. Кто-то навстречу к нему полетел, — щелкнул курком и кто-то упал — не то замертво, не то от страха свалился. Видит Степан, что в беде Николай, дернул возжами, к толпе полетел. Толпа сразу заметила, что летит извозчик на выручку — за одно, значит, с убийцею. Перерезали дорогу Степану. Кто-то лошадь схватил за узду, взвилась лошадь на дыбы, фаэтон покачнулся, и с козел свалился Степан.
Быстро на ноги встал. Побежал. Засверкал револьвер в руках, но споткнулся, упал, запутался сам в армяке. И сразу все помутилось... навалилось что-то тяжелое, придавило Степана к земле... начали бить... кровь показалась из горла — алая, потекла по губам.
Налетела полиция, уцепилась в Степана, связала, поволокла за собой...
А тем часом Желваков отбивался. Видит, что сбили Степана, назад побежал. Бежит, но силы слабеют, а выхода нет... Остановился, чтоб дух перевести, мигом примерил и ринулся вбок, но навстречу какой-то чиновник схватил за пальто Николая и повис. Упал Николай. Подлетели другие, набросились, смяли, придавили к земле, руки скрутили...
— Да скажите — хоть кого он убил? — Теперь только спохватившись, обратились к полиции...
— Прокурора убил.
— Эту собаку. Господа, убит Стрельников...
— Кто-то взвыл матерщиной.
— Да если б я знал, что он прокурора убил, так стал бы его задерживать. Эх, ты — сволочь... кого задержал... героя полиции в руки отдали... Вот смазать по харе тебе, — волновался рабочий. Толпа все росла, становилась больше, но все чего-то молчали, точно обухом кто двинул толпу: — всем было стыдно, мучила совесть...
— Погубили героев, можно сказать... Эх — люди... и кто-то плюнул в толпу.
— Ты кто?
— Скажите, убит он или нет?
— Отвечай на вопросы — кто ты? Твое имя, фамилия?
— Все равно не скажу, пока не ответите мне — убил я или только ранил его?
— Молчать, негодяй!!!
Наступило молчание. Генералы сидели кругом, а перед ними один — тот, которые стрелял, бессильный теперь, — руки прикручены сзади, но гордость во взоре, и, кажется, что не они, а он генералов допрашивает... Подумал...
— Эх, нет бомбы со мной и руки прикручены... но все же молчал, решил, что будет молчать, пока не ответят ему. А на стене часы отбивают секунды, начал считать.
— Убил...
Вздохнул облегченно:
— Прекрасно... я тоже так думал...
— Теперь отвечай...
— Отвечу... — теперь я спокоен... Что хотите, то и делайте со мною теперь...
— Твое имя, фамилия? Сообщники кто?
— Не знаю...
— Как не знаешь?! — побагровел генерал и, сжав кулаки, потянулся вперед.
— Что-ж, ударьте... я связан теперь...
— Введите другого...
Степана ввели. В лице бледность, но холоден взор.
— Ты кто?
— Вы паспорт мой отобрали, там сказано ясно.
— Паспорт фальшивый.
— Конечно, фальшивый, — настоящий в карман не положишь.
— Откуда приехал?
— И про это я не скажу.
— Но кто же, чорт возьми, тогда вы?
— Мы социалисты... Нас двое — сообщников нет и искать не старайтесь. В Одессу мы с целью приехали — прикончить мерзавца. Сюда нас послали и мы сделали дело.
— Кто послал вас? — как бы вновь уцепившись, спросил генерал.
— Те, кто убили царя.
— Они давно уже повешены.
— Повесили пять. Но нас тысячи, нас миллионы, нас много.
Мы — те, кто мстит за народ, за кровь народом пролитую, кто мстит произволу царя, прокурорам, жандармам и всем, кто душит народ, мешает несть нам свободу.
— Довольно... рассвирепел генерал. — Уберите всю сволочь.
И Степана увели с Николаем, а через час снова допрос. Снова имя, фамилия... И так без конца. Устали допросчики. Утомились и Степан с Николаем. На ногах еле держались, отказались совсем отвечать. И только ночью, под сильным конвоем в тюрьму отвезли, в подземелье запрятали. И всю ночь до утра гудела тюрьма. А на утро снова допрос и опять повели, но молчали опять, говорили только о деле, и жутко в конторе было. А по коридорам мимо "глазков" уже летит надзиратель и в "глазок" одинокий кричит:
— Выходи, пойдем на допрос, может, ты признаешь убийц, фамилию скажешь...
Под сильным конвоем повели арестантов, по одиночке в контору, а в конторе два человека, молчаливые оба, и их-то признать арестантам велели, открыть личность, если кто знает убийц, может, видел на воле.
— В первый раз вижу таких... ответил мрачный старик в кандалах.
— Не приходилось встречать... еще глуше ответил другой.
А тем часом телеграммы летели к царю, прямо в Гатчину, а оттуда в Одессу назад:
— Немедля повесить убийц.
— Значит, надо повесить, коли царь приказал.
Через несколько дней суд.
По указу его, императорского величества... кто то что то читал...
— Но не все ли равно... поскорее...
— ...казнь через повешение...
— Повешенье... слово какое... а...
— Повесите нас, но найдутся другие...
Потащили опять.
Повели через двор. На дворе уже стало сереть... небо румянится, значит, скоро и утро настанет... Идут дальше...Но вот и высокий помост, и на нем две перекладины...
— Подхватили Степана, повели на помост... Но ноги не шли... Кто-то об руку вел... шли долго, целую вечность... но вот и помост... повернули лицом... на табуретку поставили... Веревку на шею накинули.
Табуретка с помоста слетела... Закачался Степан и повис, телом своим вздрагивать начал, бился в конвульсиях..
ВСЕ БЫЛО КОНЧЕНО. Трупы висели теперь без движения... Только мертвые лица горели в огне... то утренний луч играл на лицах мертвецов...
Над морем подымалось весеннее солнце...