"Тобольские Епархиальные Ведомости", №17, сентябрь 1882 год, Отдел неофициальный, стр. 341-356
Современное человѣчество много даетъ значенiя наукѣ, и не безъ основанiя. Будучи проникнута стремленiемъ благоустроить жизнь людей, наука уже въ значительной степени достигла сего, водворивъ среди нихъ цивилизацiю; въ будущемъ она обѣщаетъ еще болѣе свѣтлую эру человѣческой жизни. Между тѣмъ христiанство, говорятъ, неблаговолительно относилось всегда и нынѣ относится къ наукѣ, будто бы къ униженiю своему и къ доказательству своей внутренней несостоятельности и безсилiя... Поэтому не только не излишне, но совершенно необходимо разсмотрѣнiе вопроса о взаимномъ отношенiи христiанства и науки. Въ самомъ дѣлѣ, неужели христiанство и наука враждебны другъ другу? Можемъ ли мы и что именно сказать на это въ успокоенiе мятущихся умовъ?
Разсматривая христiанство и науку въ отношенiи ихъ предмета и области изслѣдованiя, мы никакъ не можемъ принимать ихъ за одно и тоже. И потому самому, что предметъ и область изслѣдованiя науки и христiанскаго религiознаго познанiя нетожественны, должно быть, съ логической необходимостiю, признано невѣрнымъ мнѣнiе, будто бы религiя и истинная наука (пусть будетъ это естествознанiе) враждебны между собою до того, что даже христiанство не только не цѣнитъ научныхъ открытiй, благоустрояющихъ и облагороживающихъ жизнь людей, но готово замедлять и преслѣдовать ихъ (1).
Можетъ ли быть противно христiанству могущество человѣческаго ума, который, будучи просвѣщенъ наукою, умѣетъ, для пользы земной жизни, извлекать драгоцѣнныя сокровища изъ глубочайшихъ нѣдръ земли и со дна морскаго, разнообразно пользуется для удобствъ жизни всѣми неистощимыми богатствами растительнаго и животнаго мiра? Неужели преступны стремленiя самосознающаго ума, который такъ царски обращается съ природою: заставилъ служить для пользы человѣка паръ, чтобы въ быстромь полетѣ переносить его чрезъ огромныя пространства и замѣнять человѣческiя силы въ разнообразныхъ произведенiяхъ труда, опоясалъ землю молнiею, чтобы облегчить человѣку взаимный обмѣнъ мыслей и потребностей, заставилъ работать для своихъ цѣлей солнечный лучъ, научилъ человѣка летать за облака и въ тяжелыхъ желѣзныхъ суднахъ плавать среди глубокой пучины океана, нестрашась бурь, крушенiй и разныхъ опасностей, и вообще учитъ человѣка побѣдоносно господствовать надъ природою и покорять ее для пользы и удобствъ настоящей земной нашей жизни? Неужели всѣ разнообразнѣйшiе плоды искуства, которое даетъ столько свѣтлыхъ, отрадныхъ наслажденiй чувству прекраснаго, всѣ изобрѣтенiя промышленности, которая стремится сдѣлать легкою и прiятною жизнь нашу въ этомъ мiрѣ вообще всѣ улучшенiя матерiальной жизни, о которыхъ постоянно заботится просвѣщенная здравою наукою цивилизацiя, недостойны христiанина? И неужели, наоборотъ, праздное невѣжество, жалкая неразвитость ума, безсмысленный взглядъ на себя и на все окружающее, рабское, пассивное отношенiе къ природѣ, это состоянiе немного лучшее неразумнаго животнаго, можетъ быть такъ желательно христiанству, что оно почитаетъ его выше развитаго, образованнаго ума, который клеймитъ укорительнымъ наименованiемъ "лжеименнаго, взимающагося на разумъ Божiй" и т. п.? Но не Самъ ли Господь содѣлалъ человѣка царемъ земной природы: "поставилъ его надъ дѣломъ рукъ своихъ, все покорилъ подъ ноги его, овецъ и воловъ, и всѣхъ животныхъ полевыхъ, и птицъ небесныхъ, и рыбъ морскихъ, проходящихъ стези моря" (псал. 8, 1)? Человѣкъ поставленъ царемъ земной природы, онъ долженъ и хочеть быть имъ, онъ и дѣлается имъ, согласно съ волею Господа. Такимъ образомъ всякое научное стремленiе ума и истинно-нравственная дѣятельность воли, направленная къ возобладанiю надъ природой, должны быть признаны дѣломъ не только непротивнымъ христiанству, но и вполнѣ согласнымъ съ нимъ.
Утверждать противное сему можетъ только человѣкъ, рѣшительно чуждый нетолько христiанскаго, но вообще религiознаго познанiя, чѣмъ однако, к сожалѣнiю, нынѣ иные готовы хвалиться вопреки всякому здравому смыслу, утверждающему, что невѣжество въ какой бы то нибыло области знанiя, доступнаго уму человѣка, нетолько не составляетъ достоинства его, но и въ высшей степени для него предосудительно и унизительно, — унизительно уже потому самому, что такой человѣкъ является лишеннымъ возможности судить о предметахъ, чуждыхъ его знанiю и уму.
И что въ данномъ случаѣ должно быть признано за особенное, можно сказать, оскорбленiе истины и правды, это то, что подобные люди прикрываются именемъ науки, которая положительно не даетъ имъ на то права. Чтобы небыть голословными, укажемъ на истинныхъ представителей науки, въ какомъ отношенiи они были къ религiи.
Въ исторiи умственнаго развитiя и науки извѣстны имена великихъ авторитетовъ: Коперника, открывшаго систему движенiя мiровыхъ тѣлъ, Кеплера, объяснившаго законы этого движенiя и Ньютона, извѣстнаго своей теорiей всемiрнаго тяготѣнiя.
Въ Пруссiи, въ городѣ Торнѣ, есть церковь св. Iоанна. Тамъ стоитъ гробница Коперника съ надписью, которую составилъ себѣ самъ онъ и которую завѣщалъ написать на гробницѣ послѣ своей смерти. Вотъ эта надпись: "я желаю не милости, которой сподобился Павелъ, и не снисхожденiя, по которому Ты простилъ Петра: только о томъ снисхожденiи молю Тебя, которое Ты оказалъ на крестѣ разбойнику, только о немъ молю я". Второй изъ помянутыхъ лицъ — Кеплеръ такъ закончилъ свое сочиненiе о гармонiи мiровъ: "благодарю Тебя, Создатель и Богъ мой, за то, что Ты даровалъ мнѣ эту радость о творенiи Твоемъ, это восхищенiе дѣлами рукъ Твоихъ; я открылъ величiе дѣлъ Твоихъ людямъ, насколько мой конечный духъ могъ постигнуть Твою безконечность. Если я сказалъ что нибудь недостойное Тебя, то прости меня милостиво". Что касается Ньютона, то о немъ извѣстно, что онъ не произносилъ имени Бога, не обнажая своей головы.
Вотъ какими, между прочимъ, словами заканчиваетъ свои популярныя чтенiя по астрономiи Митчелль, директоръ цинцинатской обсерваторiи ("небесныя свѣтила", изд. 1860 г.): "воздавая должное генiю человѣка, проникшему тайны вселенной, не забудемъ благоговѣйно преклониться предъ Тѣмъ, Кто все сотворилъ и мощью своей власти держитъ созданiе. Что лучше можетъ возвести умъ нашъ къ мысли о Всемогущемъ Правителѣ вселенной и дать понятiе о Его непостижимыхъ свойствахъ, какъ не громадность и красота Его творенiя? Захотите-ли вы узнать славу Его, взгляните на непрерывный рядъ солнцъ и системъ, разсыпанныхъ въ Млечномъ пути. Умножьте сотни миллiоновъ звѣздъ, принадлежащихъ къ нашей собственной "островной вселенной", на тысячи тѣхъ звѣздныхъ системъ, которыя свѣтятъ въ небесномъ пространствѣ, въ предѣлахъ человѣческаго зрѣнiя, и вы составите себѣ понятiе о безпредѣльности Его творенiя. Но и это все будетъ только малая доля Его дѣлъ".
"Хотите ли вы составить приблизительное понятiе о вѣчности Его бытiя? Подите къ астроному, попросите его взять васъ съ собою въ одно изъ его странствованiй по пространству. Въ то время, какь онъ будетъ перелетать съ вами отъ предмета къ предмету, вспомните, что свѣтъ, который вы тогда увидите, который коснется вашего глаза, отъ отдаленныхъ облачныхъ пятенъ, плавающихъ на темно-голубой лазури небесъ, несется по пространству уже цѣлые миллiоны лѣтъ" (2).
"Захотите-ли узнать всемогущество Творца? Взвѣсьте шаръ земной, на которомъ мы живемъ, потомъ сочтите миллiоны людей, являвшихся и исчезавшихъ съ его лица въ послѣднiя седмь тысячъ лѣтъ. Соедините всѣ силы этихъ миллiоновъ существъ воедино, и попытайте съ этою помощью сдвинуть съ мѣста нашу планету. Эта равнодѣйствующая сила неуклонитъ ее ни на одинъ футъ въ теченiе цѣлаго тысячелѣтiя; между тѣмъ какъ подъ всемогущею десницею Творца не проходитъ минуты, въ которую она не пролетала бы болѣе тысячи миль. Но эта земля наша есть только одинъ атомъ, самая незамѣтная пылинка между Его безчисленными мiрами. По Его мановенiю каждая планета, и спутникъ, и комета, и самое солнце летятъ по указаннымъ имъ путямъ. Его единая рука правитъ миллiонами крутящихся вихремъ солнцъ, и вокругъ Его престола вращается все это безпредѣльное созвѣздiе безчисленныхъ вселенныхъ".
"Хотите-ли вы составить понятiе о всевѣдѣнiи Божiемъ? Вспомните, что высшая ступень знанiя, достигнутая всѣмъ человѣчествомъ, всѣми совокупными трудами самыхъ свѣтлыхъ умовъ его, дала возможность астроному только приблизительно вычислить возмущенiя планетныхъ мiровъ и предсказать возвратъ нѣкоторыхъ кометъ. Но Творецъ предусмотрѣлъ взаимныя возмущенiя безчисленныхъ миллiоновъ солнцъ, и планетъ, и кометъ, и мiровъ, на всѣ вѣка протекшiе и на всѣ вѣка грядущiе, не приблизительно, но съ совершенною и положительною точностiю. Вселенная вся въ движенiи: система возстаетъ надъ системою, группа надъ группою, туманность надъ туманностью, всѣ торжественно вращаются подъ всевѣдущимъ промысломъ Творца, и Онъ одинъ знаетъ конецъ и начало. Передъ славою и силою Его съ покорностью и благоговѣнiемь преклоняются всѣ разумныя существа, какъ на землѣ, такъ и на небѣ".
"Захотите-ли вы составить понятiе о премудрости Божiей? Взгляните на дивное построенiе великолѣпной семьи планетъ и спутниковъ, вращающихся вокругъ солнца. Каждый шаръ взвѣшенъ и установленъ, каждая орбита вымѣрена и выгнута въ свою изящную форму. Движенiе и перемѣщенiе во всемъ; все измѣняется, кромѣ законовъ, предписанныхъ премудростiю Творца: они хотя и допускаютъ колебанiя системы въ извѣстныхъ предѣлахъ, однакоже никогда не ведутъ къ нарушенiю порядка и еще менѣе къ распаденiю. Все совершенно, все согласовано. Гармонiи планетъ, вращающихся вокругъ нашего солнца, вторятъ десятки миллiоновъ движущихся мiровъ, которые мерцаютъ вокругъ яркихъ солнцъ, пламенѣющихъ на тверди небесной".
"Громадна и величава вселенная Господа! — заключаетъ Митчелль свое размышленiе о высочайшихъ свойствахъ Божiихъ, указываемыхъ наукою въ изученiи природы неба. Кто пораженный зрѣлищемъ вселенной, не воскликнетъ вмѣстѣ съ еврейскимъ царемъ-поэтомъ: "яко узрю небеса, дѣла персть Твоихъ, луну и звѣзды, яже Ты основалъ еси; что есть человѣкъ, яко помниши его, или сынъ человѣчъ, яко посѣщаеши его?"
Такъ ли, значитъ, относились къ религiи, въ частности къ христiанству, истинные представители науки, какъ относятся къ ней нѣкоторые изъ преемниковъ ихъ въ наше время? Мы въ правѣ сказать, что въ современныхъ представителяхъ науки недостаетъ чего-то (и немалаго), если кто нибудь изъ нихъ можеть утверждать о враждебномъ отношенiи религiи къ наукѣ.
Скажемъ, что злоупотребленiя возможны вездѣ, что они существуютъ и въ области религiи и науки. Эти-то злоупотребленiя всегда создавали и создаютъ тотъ кажущiйся антагонизмъ или разладъ, какой, будто бы, существуетъ между религiею и наукой. Но вольно же людямъ злоупотреблять именемъ науки и религiи. Посему должно признать, что въ данномъ случаѣ все дѣло держится на недоразумѣнiи, на томъ, что люди, въ вопросѣ о взаимномъ отношенiи религiи и науки, выходятъ, какъ говорится, изъ должныхъ границъ.
Въ религiи есть много истинъ, недовѣдомыхъ для естествознанiя, равно какъ и естествознанiе открываетъ истины, до которыхъ нѣтъ дѣла религiи, а если и религiя и естествознанiе разсматриваютъ что нибудь одно, то разсматриваютъ, какъ уже это было сказано, совершенно съ различныхъ сторонъ. Такъ мы, обращаясь къ Богу, говоримъ: "Господи, пошли намъ здоровье!" или: "Отецъ нашъ небесный, дай намъ хлѣбъ насущный!". Оба эти молитвенныя воззванiя должны быть признаны вѣрными сами по себѣ, какъ съ религiозной, такъ и съ естественно-научной точки зрѣнiя. Ибо приведенными выраженiями, съ одной стороны, указывается на источникъ здоровья, или пропитанiя, а съ другой — на средства, какими подается это здоровье или пропитанiе. Ими выражается та мысль, что источникомъ здоровья служитъ Богъ, что Богъ же даетъ намъ и хлѣбъ; естествознанiе же говоритъ, что здоровье подается чрезъ научно-образованныхъ врачей, чрезъ правильное леченiе, чрезъ воздержанiе и пр., и что хлѣбъ выростаетъ на землѣ. Очевидно, оба положенiя справедливы, стало быть, здѣсь нечего и споръ вести, а слѣдуетъ только опредѣлить границы естествознанiя и богословiя.
Естествознанiе всегда начинаетъ съ готоваго матерiала, оно изслѣдуетъ разные уже дѣйствующiе законы, и дальше этого идти не можетъ. Но если мы спросимъ естественныя науки: откуда эта матерiя, откуда ея жизнь и управляющiе этою жизнiю законы? откуда движенiе въ природѣ, когда основное свойство матерiи, по ученiю физиковъ инертность? — то не получимъ никакого отвѣта, потому что естествознанiе перестаетъ быть здѣсь естествознанiемъ, а дѣлается религiей, или философiей. Вотъ почему естествоиспытатели, начиная съ Аристотеля и до Александра Гумбольдта, держались того мнѣнiя, что первыя причины всего лежатъ внѣ всякаго наблюденiя, а поэтому и выходятъ изъ предѣловъ точнаго естествознанiя (3). Никто нестанетъ возражать, если естествоиспытатель скажетъ: для меня и для моихъ естество-научныхъ изслѣдованiй существуютъ только второстепенныя причины, такъ какъ первоначальныя лежатъ внѣ вякаго наблюденiя; моя задача состоитъ въ томъ, чтобы разсмотрѣть и изслѣдовать того же, наприм., человѣка, какъ главнѣйшее изъ существъ млекопитающихъ, какимъ онъ и представляется по своей физической организацiи. 3аблужденiе естествоиспытателя начинается только тогда, когда онъ воображаетъ, что описанiемъ физической стороны человѣка опредѣляется весь человѣкъ, и что, съ раскрытiемъ причинъ второстепенныхъ, дѣйствiя которыхъ замѣчаются въ природѣ, раскрываются и причины первоначальныя, а съ тѣмъ вмѣстѣ разрѣшается и вся разгадка жизни.
Такимъ образомъ, если естествознанiю или наукѣ (въ тѣсно нынѣ понимаемомъ смыслѣ) недоступны первыя причины бытiя, то оно не можетъ и не должно судить о нихъ, оно не должно, напр., браться за объясненiя, съ своей точки зрѣнiя, круга явленiй духовныхъ, оно не можетъ и не должно служить принципомъ для нашихъ религiозно-нравственныхъ убѣжденiй и дѣйствiй. Въ этой сферѣ, вслѣдствiе неправильнаго направленiя мысли, оно можетъ составлять заблужденiе. Но никакъ нельзя заключать, чтобы, въ своей сферѣ мысли, въ сферѣ физической, наука была бы ложна и безполезна. Поэтому истинный христiанинъ будетъ всегда съ довѣрчивостiю и благодарностiю пользоваться тѣми благотворными научными изслѣдованiями лучшихъ естествоиспытателей, которыя касаются области его физической жизни, но онъ никакъ не сдѣлаетъ ихъ руководителями своей религiозно-нравственной жизни. Для этого есть у него свой источникъ — слово Божiе и руководящая его воспитательница — Христова церковь.
Въ свою очередь и христiанство, подобно естествознанiю, имѣетъ, какъ мы сказали, свой предметъ и свою область изслѣдованiя, оставляя которую, представители христiанской мысли также могутъ впадать въ заблужденiя. И первѣе всего, какъ сами они, такъ и послушающiе ихъ, не должны смотрѣть на христiанство, какъ на какую нибудь научную систему, берущую на себя долгъ объяснить все видимое. Долгъ религiи служить религiозно-нравственнымъ цѣлямъ. Эти цѣли намъ ясно указываютъ сами св. писатели, говоря, объ ученiи Христовомъ и своей проповѣди: сiя вся писана быша, да вѣруете, яко Iисусъ есть Христосъ, Сынъ Божiй, и да вѣрующе, животъ имате во имя Его (Iоан. XX, 31). Се есть животъ вѣчный, да знаютъ Тебе единаго истиннаго Бога, и его же послалъ еси Iисусь Христа (—ХVII, 3). Поэтому требовать отъ христiанства то, что не составляетъ его задачи, нельзя. Между тѣмъ отъ христiанскихъ богослововъ, изучающихъ библiю или евангелiе, часто требуютъ разъясненiй, касающихся вопросовъ чисто внѣшней жизни природы и человѣка. Правда, эти разъясненiя могутъ даваться богословами, но только отчасти, и тамъ, гдѣ разъясняемый предметъ болѣе или менѣе ясно указанъ въ самомъ словѣ Божiемъ. Во всѣхъ же другихъ случаяхъ эти разъясненiя по вопросамъ, возбуждаемымъ естественною пытливостiю ума человѣческаго, но невходящихъ существеннымъ образомъ въ область религiознаго познанiя и задачи христiанства, — могутъ даваться только условно и считаться не болѣе, какъ за частныя мнѣнiя людей, неимѣющихъ высшаго, божественнаго авторитета, а потому иногда и погрѣшимыхъ. При этомъ однако нужно имѣть въ виду: если отъ богослова требуются разъясненiя какихъ нибудь предметовъ изъ области мiровѣдѣнiя, и эти разъясненiя, на основанiи извѣстныхъ, опредѣленныхъ мѣстъ писанiя, могутъ даваться не тожественны съ естествознанiемъ, то въ этомъ случаѣ преждевременно еще возставать противъ религiи въ пользу науки, помня, что современному естествознанiю, нерѣдко выдающему себя за непогрѣшимую науку, еще нельзя свои частные выводы прилагать къ истинѣ Христовой и ко всему библейскому ученiю, которое имѣетъ полное свое оправданiе въ будущихъ судьбахъ жизни и человѣчества. Пусть наука сдѣлаетъ окончательные выводы и скажетъ послѣднее свое слово, тогда можно будетъ свѣрять съ нею и слово Бога Вѣчнаго. А до того времени усматриваемыя какiя-либо несогласiя науки съ библiею должны быть устраняемы или дальнѣйшими изслѣдованiями представителей науки, или — если они не будутъ поддаваться въ данный моментъ таковымъ изслѣдованiямъ, то должно отдаться водительству вѣры. Во всякомъ случаѣ христiанинъ долженъ быть вполнѣ увѣренъ, что наука, если она преслѣдуетъ одну истину, въ окончательныхъ своихъ изслѣдованiяхъ не можетъ дать выводовъ, противоположныхъ ученiю библейскому; онъ долженъ быть глубоко убѣжденъ въ истинѣ словъ Спасителя: прейдетъ небо и земля, iота едина или едина черта не прейдетъ отъ закона, дондеже вся будутъ (Мѳ.: V, 18),
Какъ бы то нибыло, но изъ за временныхъ недоразумѣнiй между наукою и библiею, никакъ не слѣдуетъ возставать исключительно противъ религiи, и тѣмъ болѣе отвергать христiанство. Могутъ ли быть оправдываемы въ этомъ случаѣ возстанiя противъ христiанства, во имя науки? Оправдываются ли они, по крайней мѣрѣ, жизнiю? Водясь безпристрастiемъ и справедливостiю, будемъ смотрѣть на христiанство въ его настоящемъ значенiи для человѣчества, цѣнить его по тому влiянiю, какое оно оказываетъ на жизнь, по той пользѣ, которую оно приноситъ человѣку. Что мы усматриваемъ при этомъ? То, что христiанское ученiе плодотворнѣе всякаго другаго, выдуманнаго и приложеннаго къ жизни за послѣднее время. Что можетъ возбуждать болѣе энергiи и стремленiя къ усовершенствованiю человѣка и предохранять его отъ грубыхъ увлеченiй въ жизни: ученiе ли Iисуса Христа о человѣкѣ, увѣряющее въ его божественномъ происхожденiи, или ученiе современныхъ естествовѣдовъ, стремящихся, во чтобы ни стало, доказать, что человѣкъ имѣетъ родоначальникомъ орангутанга? На этотъ вопросъ отвѣчать уклончиво можетъ только человѣкъ, добровольно завязывающiй себѣ глаза предъ очевидною истиною. Да и вообще сказать, есть ли и было ли ученiе, болѣе влiяющее на нравственный ростъ человѣчества, кромѣ христiанскаго ученiя? Какiе народы стоятъ въ исторiи выше по всестороннему своему развитiю? Не христiанскiе ли? И этого развитiя они достигли, хотя еще, нося имя христiанъ, невполнѣ усвоили сердцемъ и приложили къ жизни спасительное ученiе Христа. Зачѣмъ христiанскiе народы доселѣ не оставятъ личныхъ своихъ страстей и не разучатся, по выраженiю пророка, ратоватися? (Исаiи II, 4). Зачѣмъ до сего времени не расковали они своихъ мечей на орала и копiй на серпы, напротивъ годъ отъ году увеличиваютъ число смертоубiйственныхъ орудiй? Зачѣмъ не стремятся они къ тому вожделѣнному миру, который воспѣтъ былъ св. небожителями при рожденiи Спасителя мiра? А сколькихъ бы благъ могло уже достичь человѣчество, если бы осуществило въ жизни спасительныя истины Христа! И неудивительно видѣть въ христiанствѣ высокое влiянiе на жизнь человѣчества. Кто изъ современныхъ моралистовъ высказалъ что нибудь новое, чего давно уже не было бы извѣстно не только мiру христiанскому, но еще еврейскому народу? Укажите въ современномъ ученiи естествовѣдовъ идеалъ нравственнаго человѣка, равный тому, какой рисуетъ намъ ветхозавѣтный богодухновенный пѣвецъ Давидъ: "Господи, восклицаетъ онъ, кто можетъ обитать на святой горѣ Твоей, или кто можетъ пребывать въ жилищѣ Твоемъ? Тотъ, кто ходитъ непорочно и дѣлаетъ правду; кто говоритъ истину и не клевещетъ языкомъ своимъ; кто не дѣлаетъ искреннему своему зла и не принимаетъ поношенiя на ближняго своего; кто клянется хотя бы злому и не измѣняетъ; кто сребра своего не отдаетъ въ ростъ и не принимаетъ даровъ противъ невиннаго". (Псал. XIV). Если христiанинъ и наполовину осуществитъ въ жизни своей этотъ высокiй нравственный идеалъ, извѣстный мiру еще за 1000 лѣтъ до Р. X., то, думаемъ, онъ отнюдь не будетъ ниже человѣка современной нравственности, опредѣляющаго свою дѣятельность и свои отношенiя къ ближнему побужденiями, такъ называемаго на современномъ языкѣ, "благороднаго эгоизма", при чемъ другiе люди, ближнiе его цѣнятся имъ настолько, насколько они необходимы только для его собственнаго благосостоянiя. — Такимъ образомъ, если христiанство отнюдь не ставитъ человѣка ни въ умственномъ, ни въ нравственномъ отношенiи ниже, чѣмъ онъ можетъ быть при руководствѣ современной науки, то къ чему и предпочитать христiанству науку и подчасъ унижать и дерзать ниспровергать его во имя этой самой науки, какъ это не въ рѣдкость встрѣтить нынѣ?
Мы въ правѣ сказать, сопоставляя науку съ религiею, что напротивъ наука въ примѣненiи ея къ жизни, въ дѣлѣ благоустроенiя ея, нерѣдко стоитъ далеко ниже христiанства. Не говоря объ указанномъ выше отсутствiи въ ней облагороживающихъ человѣческую личность мотивовъ къ нравственной дѣятельности, — посмотрите, какимъ цѣлямъ она служитъ? Хвалятся научной теорiей Дарвина; но какова эта теорiя въ примѣненiи къ жизни? Не есть ли это филосовски-физiологическая теорiя, стремящаяся въ концѣ всего оправдать тотъ цивилизаторскiй деспотизмъ, какой европейцы проявляютъ въ отношенiи менѣе ихъ культированныхъ народовъ и другихъ низшихъ расъ человѣчества? Не говоримъ о небезупречной политикѣ въ международныхъ отношенiяхъ, создавшихъ пресловутую заповѣдь; "не зѣвай", которою представители европейскихъ народовъ, во имя цивилизацiи, желали бы оправдывать свои дѣйствiя, полныя борьбы за существованiе. У каждаго изъ насъ на памяти явленiе, свершавшееся на глазахъ европейцевъ, и даже самими европейцами, едва ли прекратившееся окончательно еще и теперь. Это — рабство.
Самоотверженный испанецъ открывалъ въ 1492 году американскiй материкъ для креста и цивилизацiи европейской, а христiанскiе народы сдѣлали изъ этой плодороднѣйшей и благораствореннѣйшей части свѣта обширный людской заводъ. Они осуществили бесчеловѣчную идею, низвели племя негров на степень ручныхъ животныхъ и свою систему возвели въ теорiю, по которой выходило, что европейцы имѣютъ право на такое поведенiе съ неграми, какъ племя высшее... Въ Западной европѣ, навѣрно, и теперь найдутся люди, которые не смыли еще съ своихъ рукъ черной крови и которые съ сожалѣнiемъ вспоминаютъ объ этомъ выгодномъ торгѣ, теперь, къ ихъ несчастiю, запрещенномъ. Впрочемъ, зачѣмъ за примѣрами ходить далеко? И русское интеллигентное общество, недавно почувствовавшее себя просвѣщеннымъ наукою, давно ли разсталось съ печальнымь въ русской исторiи явленiемъ, своего рода рабовладѣльчествомъ — "крѣпостничествомъ" — и добровольно ли разсталось? Всѣ ли еще и теперь помирились съ правомъ рабовъ на свободу? Подумайте, къ чему и для чего ведутся войны съ Зулусами и другими негритянскими племенами? Не для того ли, между прочимъ, чтобы въ лицѣ ихъ добыть рабочую силу, необходимую для англiйскихъ колонiй, плантацiй, фермъ и пр. Какъ назвать всѣхъ этихъ покровителей невольничества въ многообразныхъ его видахъ, не только допускаемыхъ жизнiю, но и оправдываемыхъ соцiальною наукою? Во всякомъ случаѣ, ихъ нельзя причислить къ разряду людей, осуществляющихъ въ жизни христiанскiя идеи. Нѣтъ, это — осуществители на практикѣ идей ложно понятой современной науки, пытающiеся ученiемъ "о борьбѣ за существованiе" и о господствѣ высшей расы и организма надъ низшими формами жизни оправдать современную нравственную дѣятельность людей, клонящуюся къ униженiю подобныхъ себѣ, вопреки евангелiю или христiанству, которое всегда проповѣдывало возвышенное ученiе объ истинной личной свободѣ, равенствѣ и братствѣ.
Религiя христiанская не есть религiя страстей и не можетъ служить эгоистическимъ интересамъ какой либо части человѣчества. Въ этомъ случаѣ она не исполняла бы своего назначенiя, составляла бы чистое злоупотребленiе въ рукахъ корыстныхъ людей. Между тѣмъ, какъ мы видимъ, современная наука, въ практическомъ своемъ примѣненiи, именно представляетъ то самое злоупотребленiе, которое, какъ бы для отвода только глазъ отъ истины, хотятъ навязать христiанству.
Гдѣ же, слѣдовательно, преимущество науки предъ религiею? Нѣтъ, участь современной науки незавидна, при указанной ея роли, и ей подчасъ могутъ злоупотреблять также, какъ религiею. Однако, изъ за этого извращенiя ея задачи, не бросаютъ же въ науку камнями и не относятся къ ней съ пренебреженiемъ и тѣмъ болѣе съ презрѣнiемъ. Зачѣмъ же не поступаютъ такъ въ отношенiи религiи, изъ за злоупотребленiя которою нерѣдко возникаютъ недоразумѣнiя, бросающiя тѣнь на ея отношенiе къ наукѣ?
Скажемъ: если бы не злоупотребляли религiею и наукою, то, при сохраненiи должныхъ границъ между тою и другою, въ отношенiи изслѣдованiя ими истины, не было бы между ними враждебнаго отношенiя, напротивъ, они неизбѣжно были бы въ полномъ согласiи и единенiи между собою, преслѣдуя одну общую цѣль — просвѣтить истиною, облагородить человѣка и возвысить его надъ всѣмъ видимымъ. Въ данномъ случаѣ не только не можетъ быть враждебнаго отношенiя къ наукѣ, но на самомъ дѣлѣ оказывается, что религiя можетъ служить только опорою для науки. Больше сказать, религiя-то собственно создала самую науку, указанiемъ человѣку на его высокое достоинство и назначенiе въ земной природѣ, которою онъ долженъ владѣть. Какъ бы сталъ владѣть человѣкъ природою, незная ея и неумѣя поставить себя въ должное отношенiе къ ней? Очевидно, требовалось изучить ее. Вотъ почему и первые адепты науки были некто другiе, какъ лица, посвятившiя себя на служенiе религiи. Говорить ли послѣ этого, что религiя враждебна наукѣ? Не наука ли,
(1) Тоб. епарх. вѣд. въ № 9 помѣстили небольшую статью: "ученiе Дарвина о человѣкѣ", написанную, какъ сказано въ началѣ ея, "въ интересахъ христiанской апологетики, на основанiи отзывовъ людей, болѣе или менѣе научно знакомыхъ съ ученiемъ Дарвина". Сибирская газета, недовольная тѣмъ, что такой ничтожный, печатный органъ, какъ епархiальныя вѣдомости, можетъ "смѣть свое сужденiе имѣть" о великомъ естествоиспытателѣ, сдѣлало въ № 23 своего изданiя замѣтку на сказанную статью, признавъ ее написанною съ обычною (хотя и запоздалою) цѣлiю "тормозить распространенiе идей генiальнаго мыслителя". При этомъ газета не поскупилась на рѣзкiя выраженiя, изобличающiя въ авторѣ человѣка того сорта людей (въ области мысли), "ндраву которыхъ препятствовать не смѣй". Какъ рѣзкость сужденiй автора замѣтки, такъ и обнаруженное имъ беззастѣнчивое отношенiе къ основнымъ воззрѣнiямъ религiи на человѣка, мы предоставляемъ его совѣсти и усвоеннымъ имъ литературнымъ прiемамъ. Но не можемъ не сдѣлать, по поводу сего, нѣсколькихъ замѣчанiй. Первѣе всего авторъ статейки "ученiе Дарвина о человѣкѣ" вовсе не такъ жалко трактуетъ Дарвина, какъ могло это показаться Сибирской газетѣ. Словами Фабри вотъ какое значенiе приписывается новому ученiю въ естествознанiи: "ученiе это дало толчекъ естествознанiю къ новымъ разнообразнымъ изслѣдованiямъ, оть чего нѣкоторые организмы, принимаемые до сихъ поръ за особые виды, впослѣдствiи будутъ признаны видоизмѣненiями одного и того же вида, и изслѣдованiя его подвинутъ впередъ важное въ практическомъ отношенiи, искуственное разведенiе новыхъ видовъ животныхъ и растенiй. Въ извѣстныхъ границахъ основанная имъ теорiя превращенiй имѣетъ свою цѣну, такъ какъ ей лучше, нежели какой-либо другой теорiею, объясняется разность значительныхъ видоизмѣненiй въ одномъ и томъ же видѣ. Но съ естественно-научной точки зрѣнiя теорiя Дарвина пока не принадлежитъ къ числу рѣшенныхъ вопросовъ" (епарх. вѣд. № 9, стр. 180). Въ подтвержденiе послѣдняго авторъ указалъ на Бурмейстера, Грацiолета, Гекскли и др., не совсѣмъ согласныхъ съ Дарвиномъ, въ вопросѣ о происхожденiи человѣка отъ низшей животной формы организмовъ. Рьяный же газетный защитникъ ученiя Дарвина, оставляя это безъ вниманiя, и недопуская возраженiй, заявляетъ, что ученiе Дарвина признается всѣми, какъ непреложный законъ. Но пусть и признается; пусть Дарвинъ считается генiальнымъ естествоиспытателемъ, въ чемъ ему не отказываютъ, разсматривая его только какъ естествоиспытателя. Слѣдуетъ ли дѣлать широкiя обобщенiя изъ его научныхъ выводовъ, чего, видимо, нечуждъ авторъ, равно какъ не чужды нынѣ весьма многiе, считая ученiе Дарвина противоположнымъ библейскому, — даетъ ли на это право самъ Дарвинъ? Даетъ ли онъ право на обобщенiя, при томъ отрицательнаго (въ отношенiе библiи) свойства, положимъ, хотя въ томъ же вопросѣ о человѣкѣ? Отвѣчая на это, достаточно будетъ указать, что, по словамъ самой Сибирской газеты, Дарвинъ, оказывается, приписываетъ человѣку, вмѣстѣ съ благородными качествами — "сочувствiемъ, которое онъ распространяетъ и на самыхъ отверженныхъ, доброжелательствомъ, которое онъ простираетъ не только на другихъ людей, но и на послѣднихъ изъ живущихъ существъ", приписываетъ, говоримъ, "божественный умъ", который постигъ движенiе и устройство солнечной системы" и пр. (См. стр. 534 Сиб. газ. и Тоб. епарх. вѣд. № 9 стр. 179). Но не къ тому же взгляду на человѣка приводитъ, въ основной своей мысли, заключительный выводъ статьи епарх. вѣдомостей, что "библiя предоставляетъ естествознанiю право анатомически и физiологически разбирать человѣка, по его внѣшней организацiи, какъ существо высшее въ лѣствицѣ тварей, и только охраняетъ самостоятельность и духовную природу его внутренней жизни, безусловно возвышающей его надъ всѣми другими существами?" (см. стр. 184 Тоб. епарх. вѣд. № 9). Правда, Дарвинъ имѣетъ своеобразный взглядъ на человѣка, въ отношенiи физической его стороны, но, по его собственному сознанiю, этотъ взглядъ требуетъ пока серьезнаго научнаго подтвержденiя и провѣрки. Какой будетъ результатъ этой провѣрки, это — вопросъ будущаго, предрѣшать который въ своемъ излюбленномъ (матерiалистическомъ) взглядѣ во всякомъ случаѣ не дѣло безпристрастнаго изслѣдованiя истины. Съ своей же стороны скажемъ, что въ библiи есть свидѣтельство о весьма некультурномъ состоянiи человѣка за перiодъ его жизни предъ потопомъ. Люди тогдашняго времени писанiемъ представляются не болѣе какъ животными, о которыхъ Самъ Богъ произноситъ судъ: не имать Духъ мой пребывати въ человѣцѣхъ сихъ во вѣкъ, зане суть плоть (Быт. VI, 3). Можно отчасти усматривать въ библiи и признаки этой животности людей: они ходятъ въ звѣриныхъ шкурахъ ("кожанныхъ ризахъ"), не рано узнаютъ употребленiе металла, а узнавши пользуются имъ, по всѣмъ признакамъ, въ слабой степени; не имѣютъ люди удобныхъ жилищъ; жизнь ихъ проходитъ только въ томъ, что ѣдятъ, пьютъ да женятся. Соотвѣтственно сему, нужно признать на весьма низкой степени и интеллектуальное ихъ состоянiе, или, какъ нынѣ любятъ выражаться, мозговыя ихъ отправленiя. Достаточно того, что имъ чужды высшiя цѣли жизни и религiозныя идеи — о Богѣ и безсмертiи... Если естествознанiе доберется до раскопки палеонтологнческихъ остатковъ за этотъ удостовѣряемый библiею перiодъ жизни человѣка на землѣ; то оно, пожалуй, что найдетъ подтвержденiе ученiя Дарвина о тожествѣ въ отдаленныя времена человѣка съ животнымь. Но при этомъ нужно помнить, что библiя означенное животное состоянiе человѣка представляетъ, какъ слѣдствiе паденiя его и извращенiя имъ основныхъ задачъ своей жизни, указанныхъ первоначально Богомъ, котораго человѣкъ отвергъ. И во всякомъ случаѣ, отсюда еще далеко до признанiя самобытнаго происхожденiя человѣка, во много-миллiонной перiодъ времени, изъ "первобытной клѣточки" (кстати — откуда она возникла?) что, кажется, всего болѣе желательно современному естествознанiю, или, вѣрнѣе — людямъ, менѣе серьезнымъ и менѣе мыслящимъ послѣдователямъ Дарвина. Противъ этихъ-то послѣдователей, или — такъ называемаго "дарвинизма", строго говоря, и направляютъ свою критику христiанскiе апологеты, въ родѣ Фабри, а нестолько противъ самого Дарвина, ученiе котораго послѣдователи его, обыкновенно, роняютъ своими преждевременными, и вслѣдствiе односторонности умственнаго направленiя, лишенными критики обобщенiями. Чтобы намъ не быть въ данномъ случаѣ безосновательными, укажемъ Сибирской газетѣ на ея литературныхъ собратовъ: "Новое время" и "Новости", изъ которыхъ первое, по поводу смерти Дарвина, заявило, что у насъ на Руси ученiе его искажено и доведено до nec plus ultra, а "Новости" по тому же случаю писали, что если бы Дарвинъ могъ вѣдать, что негдѣ на востокъ отъ Англiи ученiе его понято по своему — "борьба за существованiе" въ смыслѣ динамитнаго дѣйствованiя, "естественный подборъ" въ смыслѣ половой разнузданности, то онъ, пожалуй, отказался бы отъ своего ученiя. Такимъ людямъ, ръянымъ, но недалекимъ дарвинистамъ, нельзя не противостоять, во имя истины и правды, которую они попираютъ, не сознавая сего въ своемъ самообольщенiи и даже не стѣсняясь утверждать, что они-то именно и водятся въ своихъ изысканiяхъ истиною и правдою, а всѣ другiе (въ томъ числѣ и библiя) проповѣдуютъ ложь и предразсудки... Можетъ ли библiя, въ частности христiанство, быть въ разладѣ съ "истинною" наукою, пусть будетъ это естествознанiе? — отвѣтъ на это даетъ настоящая статья.
(стр. 342-346.)
(2) Обыкновенно усматриваютъ противорѣчiе библiи съ наукою въ вопросѣ о происхожденiи мiра. При чемъ говорятъ, что би6лiя опредѣляетъ бытiе мiра 7000, а астрономiя, какъ можно видѣть изъ приведеннаго мѣста, исчисляетъ бытiе мiра миллiонами лѣтъ. Но такъ ли? бытiе ли всего мiра опредѣляется числомъ 7000 лѣтъ? Относительно мiра надземнаго, или неба, въ библiи только сказано: "въ началѣ сотвори Богъ небо". И если за симъ, что дальше говорится о небѣ, то только въ отношенiи его къ землѣ, при чемъ съ несомнѣнностiю предполагается уже его существованiе. Такъ предполагаетъ это бытiе мiра прежде земли библейское понятiе дня. Такъ и о солнцѣ и лунѣ въ 4-й день упоминается уже какъ о существующихъ свѣтилахъ небесныхъ, которымъ только дается особое назначенiе въ отношенiи вновь образованной земли — "освѣщати землю и разлучати между днемъ и нощiю". См. подробнѣе статью проф. Глорiантова, помѣщенную въ Христ. Чт. за 1861 годъ, ч. 1, подъ заглавiемъ: "взглядъ на ученiе современной геологiи о происхожденiи мiра и будущей его судьбѣ, при свѣтѣ божественнаго откровенiя".
(стр. 347-348.)
(3) Таково выраженiе, приписываемое Александру Гумбольдту о предѣлахъ естествознанiя: "для всѣхъ научныхъ изслѣдованiй, касающихся послѣднихъ вопросовъ, мы нуждаемся въ аксiомѣ, т. е. предположенiи, которое можетъ быть строго доказано умозаключенiями, а еще менѣе фактами, но которому мы можемъ вѣрить только на основанiи правдоподобiя". Пастеръ, одинъ изъ первостепенныхъ, послѣ Дарвина, представителей естествознанiя, въ рѣчи, произнесенной недавно въ Сорбонѣ (Париж. академiи) сказалъ, что у естествознанiя есть границы, и что матерiализмъ въ своихъ положенiяхъ одностороненъ.
(стр. 350.)