Г. Леви. АНГЛИЙСКОЕ НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО, 1924 год, стр. 17-37
Литература. A. Hetrner, Englands Wetherrschaft, 1915. — Eduard Meyer, England, 1915. — Gustav Schmoller. Grundriss der Volkswirtseljaftslehre, 1908, стр. 157 и сл. — v. Schulze-Gaevernitz, Britisher Imperialismus und englischer Freihandels, 1906 и новое издание. — Hermann Levy, Sociologiscihe, Studien üher das englische Volk, 1920 — J. E. Th. Rogers, The industrial and commercial History of England, 1892. — Smiles, The Hugenots, 1889. — Hermann Levy, Die Grundlagen des ökonomischen Liberalismus in der Geschichte der englischen Volkswirtschaft, 1912. — Sir W. Temple, Observations upon the United Provinces of the Netherlands, 1693. — Mattew Arnold, Culture and Anarchy, 1869. — C. G. F. Mastermann, The Condition of England, 1911. — Laveleye, Protestantism and Catolicism in their bearing upon the Liberty and Prosperity of Nations, 1875. — I. St. Rowitree, Quakerism, 1859. — E. Tweltsch, Die Sociallehren der christlichen Kircheu und Gruppen, 1912. — Max Weber, Die protestantische Ethik und der Geist des Kapitalismus, Archiv für Socialwissenschaft, 1905/6, Bd. XX и XXI.
Экономическое преобладание Англии основано частью на своеобразном географическом положении британских островов, которые специалисты-географы обозначают как окраинные континентальные острова на северо-западе Европы, частью на особых свойствах национального характера их обитателей.
Благодаря своему географическому положению, как островного государства, которое расположно впереди западно-европейского континента, отделено от него морем, но тесно к нему примыкает в географическом отношении, Англия в течение последнего периода своей жизни дважды была пощажена войной, этим великим разрушителем хозяйственного благосостояния наций. Хотя Наполеон в 1806 году и выдвинул против нее серьезную угрозу в виде континентальной блокады, помешавшей сбыту английских товаров и притоку иностранных, но именно благодаря островному положению Англии, разрушительное влияние войны не коснулось ни английской территории, ни английских фабрик, ни английского сельского хозяйства. Да и во время последней мировой войны, несмотря на всю губительную работу подводных лодок, несмотря на воздушные налеты, положение страны, со всех сторон окруженной морем, спасло от военного разрушения ее внутренние средства производства.
Но создают ли территориальные особенности Англии кроме этих преимуществ, имеющих чисто охранительный характер, какие-либо положительные факторы развития?
Как известно, первоначальное развитие современного капитализма находится в большой зависимости от возможности сбыта товаров на далекие рынки. Пока сухопутные средства сообщения были еще крайне несовершенны, на далекие расстояния в большом количестве могли перевозиться только такие товары, которые либо обладали редкостной ценностью, или же такие, для перевозки которых могли быть применяемы особо дешевые пути и средства сообщения. А так как в прежние времена, еще в большей степени, нежели сейчас, водные перевозки обходились дешевле сухопутных, то с самого начала Англия оказалась в гораздо лучшем положении в смысле экспорта, чем те страны, хотя бы, например, Германия, районы производства которых отделены от крупных рынков сбыта длинными сухопутными дорогами. Примером английского экономического развития может служить экспорт угля. Уголь, не являясь, конечно, продуктом большой ценности, однако, уже в XVII веке был значительным предметом вывоза с северо-восточного берега Англии, так что сэр Виллиам Петти мог утверждать в своей "Политической арифметике", что французы не могут существовать без Англии, как рыба — без воды. Постоянная угольная флотилия уже тогда регулярно совершала рейсы из Ньюкэстля на Тайне к северо-западному берегу Франции.
Все эти природные благоприятные условия усиливаются также и тем, что английский берег почти повсюду изобилует глубокими бухтами, реками и каналоподобными заливами, дающими морским судам возможность проникать глубоко внутрь страны — в противоположность хотя бы Франции, имеющей малоизрезанные, плоские или крутые берега без бухт. Альфред Геттнер в своем превосходном сочинении об Англии говорит: — «Если сравнить значение, которое имеет море для Англии и для Франции, то придется признать, что на различие в этом отношении между обеими странами часто обращают мало внимания и относительно меньший удельный вес Франции ставится в слишком большую зависимость не от природных условий, а от национального характера ее населения"
Но территориальный строй имел крайне благоприятное значение для всего экономического развития Англии не только своими очертаниями на периферии, но и своими хозяйственными преимуществами также и внутри страны. Англия в течение нескольких столетий слыла богатейшей по обладанию углем страной: особые ее преимущества в этой области заключались еще в том, что угольные залежи на ее территории не концентрируются в определенных пунктах, локально ограниченных (как мы это наблюдаем хотя бы в Германии с ее Верхней Силезией и Рейнской областью или в Северо-Американских Соединенных Штатах с Западной Пенсильванией), но разбросаны по всей поверхности государства и притом в одинаково благоприятных для эксплоатации технических и экономических условиях — мы находим уголь на северо-восточном берегу и в графстве Кумберлендском, в Шотландии и в Уэльсе, вообще по всей стране, вплоть до южной ее оконечности. Поэтому даже на самой заре развития промышленности, в эпоху крайне примитивных еще средств сообщения, тут не существует остроты угольного вопроса — не приходится тут ломать головы над разрешением трудной проблемы дорого стоющего транспорта, дешевого горючего материала. По этой же причине и скудость английских лесов, которые к тому же беспорядочно истреблялись, не имело таких отрицательных последствий, как в других странах. Не менее богата была Англия и рудой. Правда, теперь английские медные, свинцовые и оловянные рудники имеют только чисто легендарную известность, но к концу XVIII века они играли еще выдающуюся роль. Преобладание Англии в железо-рудном деле было поколеблено развитием испанской и скандинавской промышленности по добыванию железной руды, а также появлением томасовского способа обработки железа, благодаря которому сделалось возможным использование менее ценной, но богатой фосфором руды.
В течение всего XIX века английская железорудная промышленность была первенствующей во всем мире. Какую другую страну, кроме Англии, мог иметь в виду немецкий поэт, когда он говорил: "Там, где роют железо в недрах земли, растет там и мощь человека".
Свойства английской почвы, возможность и степень ее использования для земледелия с течением времени испытали значительные изменения хозяйственного характера — поскольку вообще плодородие почвы в большей степени зависит от деятельности людей, чем устойчивое и неменяющееся содержание минералов в недрах земли. Надо заметить, что в общем английский климат и свойства английской почвы гораздо более благоприятствуют развитию пастбищного хозяйства, чем земледелия. Правда, в тот или иной момент, в течение последних столетий или даже десятилетий, под влиянием той и иной кон'юнктуры цен или производственных отношений, вспахивались обширные луговые пространства, или, наоборот, громадные пахотные угодья превращались в луга, но все же более устойчивые данные, в особенности же природные условия страны, несомненно, гораздо более благоприятствовали развитию лугового хозяйства и животноводства. Это особенно бросается в глаза, когда из богатых зерном восточных и северо-восточных округов страны, вы попадаете на северо-запад и юго-запад ее и, наконец, добираетесь до цветущих луговых долин Уэльса. Специальные статистические данные также подтверждают относительное увеличение размеров пастбищного хозяйства по направлению от востока к западу Англии.
Наконец, даже при самом кратком обзоре природных свойств Англии, нельзя не упомянуть об особом преимуществе климатического свойства, именно об обилии влаги; которое еще и в настоящее время дает текстильным фабрикам Манчестера и его окрестностей такие природные выгоды, которых не заменить искусственным способом и на которых основано превосходство английской тонкой пряжи. На этом мы можем покончить с теми моментами, которые об'ясняют чисто территориальные преимущества английской хозяйственной области.
Обычная, но в своем обобщении совершенно неправильная, аналогия, строит целую схему об'яснения специфических черт национального характера англичан, исходя из островного положения страны. В эту ошибку впадает, между прочим, и Густав Шмоллер, большой заслугой которого, с другой стороны, является то, что он — один из первых, — стал рассматривать человека в его хозяйственной деятельности, учитывая его этнологические особенности, а не как общий для всех народов тип. Но и он начинает свое сочинение изложением тех особенностей английского характера, которые якобы зависят от островного положения страны. Так, он говорит, между прочим: "Благодаря островному положению их родины и условиям политического и экономического развития, у англичан выработался твердый и замкнутый характер. Уверенная решительность, трезвая активность, твердая сила воли являются их выдающимися чертами. Гордый и равнодушный к другим, идет англичанин своей дорогой, неуклюже, но с полным сознанием своего достоинства, просто и спокойно берется он за работу, приступает к политической деятельности, борется с тяжелыми сторонами жизни; он как бы нисходит милостиво и к отдельным людям и ко всему человечеству, скверно относится и грубо обращается с представителями низших рас и классов, но в то же время у себя дома, в своой семье, в своей общине, приходя, он — благороден, честен, верен своему долгу, великодушен". Если попробовать поглубже разобраться в хозяйственном жизненном обиходе англичан, то сразу придут на память те два совершенно разнородных свойства английского характера, которые бросаются в глаза всем чужестранцам, посещавшим островное королевство. Вспомните хотя бы "Reisebilder" (Путевые письма) Генриха Гейне, в которых он так остроумно противопоставляет "круглоголовых" — "кавалерам", разврат и распущенность одних — пуританской строгости нравов других.
Этот дуализм еще и теперь наблюдается в "доброй старой Англии" с ее типами Фальстафа и Пиквика, с одной стороны, и, с другой, строгонравственными широкими народными массами, ценящими только труд, деловитость и — на-ряду с этим — умеренный спорт. Мы считаем не лишним остановиться на истории развития этой двойственной натуры.
В Англии начала XVII века только-что упомянутые типы "доброй старой Англии", несомненно, были еще господствующими. Это относится к высшим кругам английского общества того времени. Вот, что говорит Маколей о деревенском джентельмене тогдашнего времени: "Многие помещики получали такое воспитание, которое мало чем отличалось от воспитания их дворни; будущий глава семьи все свое детство и юность проводил в имении своих родных, имея в качестве воспитателей конюхов и лесников. Главным и самым важным делом для помещика было заботиться о своем имении, производить пробу своему зерну, щупать поросят, а в базарные дни за кружкой пива заключать сделки с торговцами быками и хмелем. Его удовольствия заключались в сельских забавах, его чувства были грубы и первобытны, божба, грубые шутки, пошлая ругань не сходили с его уст — и все это на пошлейшем провинциальном жаргоне. Редко показывался такой деревенский джентельмен на широкий божий мир, но и то, что он мог там видеть, способствовало скорее затемнению его разума, чем прояснению его".
Только с середины XVII века на исторической арене — на-ряду с этими типами "доброй старой Англии" — все более выдвигается современный английский "homo economicus" 1). Характерным для данной эволюции является тот факт, что английские писатели, выставляя своим соотечественникам, как идеал, новый хозяйственный тип, брали его черты от представителей других наций. Так поступает, например, сэр Виллиам Темпль (Temple), когда он рисует англичанам делового человека Голландии, который отличается своей трезвостью, прямотой, честностью и особенно тем, что "каждый чувствует склонность к делам". Англичане скоро получили возможность сами воочию познакомиться с этим типом современного им делового человека, когда их родина со времени королевы Елизаветы, а особенно Кромвеля, стала оказывать широкое убежище массам протестантов, бежавших от религиозных преследований. По единогласному свидетельству английских источников, эти беглецы находили радость в работе, и при этом у них не проявлялось никаких грубых выходок, расточительности и т. п. "Честен как гугенот", стало, как сообщает позднейший историк тогдашних эмигрантов, Смайльс, ходячей поговоркой. И англичане в течение XVIII столетия так прочно усвоили себе те самые качества, пред которыми они в XVII веке преклонялись у голландцев, французов и фламандцев, что и сами сделались как бы образцом для других наций. Скандинавский писатель фон-Таубе (von Taube) в своих "Путевых письмах", напечатанных в 1770 г., говорит: "Здесь также можно встретить — как и в других странах — льстецов, обманщиков, людей жадных и лукавых, но громадное большинство народа состоит из людей искренних и честных и, не желая оскорблять другие нации, я все же сказал бы, что если бы мне грозила опасность и если бы я вследствие этого должен был доверить свою судьбу незнакомому мне человеку — я избрал бы англичанина". Далее автор говорит о том, что с этой честностью связана известная купеческая сдержанность, отвращение к излишним преувеличениям и ненужным словам, что в Англии совершенно нет обыкновения торговаться, запрашивать лишнее, уступать, и всех сопровождающих эти явления моментов, но, наоборот, царит система "твердых цен"; наконец, он указывает на то, что даже еврейские купцы, пользующиеся столь дурной славой в других странах, должны в Англии держаться строгих деловых принципов и во всяком случае стараются приспособиться к английским деловым обычаям.
С XVII века в жизненном обиходе англичанина и произошла та своеобразная эволюция, которая и сделала из него идеальный экономический тип человека современной капиталистической эпохи. Эта эволюция в значительной степени сгладила его природные наклонности к эксцессам. Ибо не следует забывать, что именно в XVIII веке в Англии, на-ряду с водворением серьезной дисциплинированности в области хозяйственной жизни, царили в высших слоях общества вряд ли еще когда существовавшие легкость и развращенность нравов, как это ярко видно из ряда картин Гоггарта (Hogarth) и Бенберри (Bunbury). Прогресс нравственности с XVII ст. наложил необходимые ограничения на все эксцессы подобного рода, а этот прогресс, в свою очередь, как это теперь бесспорно установлено историческими исследованиями, имеет своим первоисточником известные религиозные течения, которые в общем охватываются одним понятием — "пуританизм". Под этим последним термином могут подразумеваться все те большие и малые секты, которые отошли от коренной местной церкви и проявили стремление опереться на чисто кальвинистические взгляды на религию и нравственность. Но издавна — и вплоть до настоящего времени — влияние религии на светскую жизнь и деятельность английского народа было так велико, — что и пуританизм имел определяющее значение для всего склада английского национального характера. При этом бесспорным является тот факт, что пуританское мировоззрение было сначала воспринято именно наиболее захваченными хозяйственной работой кругами населения, т.-е. средними слоями английского общества, в то время как придворное дворянство и высшее общество, тоже издавна, как и теперь, в большей степени склонялось к близким к католицизму воззрениям государственной церкви.
В чем же именно выявилось влияние этих пуританских идей, значение которых для внешнего жизненного обихода англичан отметил уже Лавеле в своем сочинении о влиянии католицизма на хозяйственную жизнь, и немного позже — Мэтью Арнольд (Mattew Arnold), Макс Вебер, Эрнест Трельч (Troeltsch) и др.? Коротко говоря, пуританизм или, иными словами, религиозные воззрения нонконформистской Англии основан на первоначальном учении Кальвина о божественном избрании людей. Согласно этому учению, все люди изначала прокляты богом. По особому выбору и "призванию" (Call) отдельные люди избавляются от этого проклятия и — в силу божественного избрания — достигают уверенности в своем спасении, отделяясь этим от отверженных богом. Это учение о предопределении вовсе не означает, однако, что тот или другой отдельный избранник может беззаботно и без приложения маленького труда успокоиться на мысли, что он уже спасен. Наоборот, как мы это ясно видим у Трельчя, именно — мысль о том, что каждый человек обладает абсолютной уверенностью в своем спасении, ведет к тому, что человек становится орудием "призвания", что цели его спасения осуществляются путем труда и борьбы или что, наконец, человек стремится к тому, чтобы сохранить за собой эту уверенность в спасении посредством своих деяний, как целей (а не средств) пребывания в сонме избранных богом. Отдельный человек верит, что его оправдание перед богом осуществляется "в самой его жизни", а не "посредством" ее, "in vocatione", а не "ver vocationem" (в призвании, а не путем призвания). Из религиозных воззрений на предназначение богом человека к определенной деятельности вытекает и то исключительное значение, которое придавалось занятиям человека и всему с ними связанному, как непосредственным явным результатам божественного "избрания". Если католицизм или склонный к нему кальвинизм государственной англиканской церкви смотрел на хозяйственную деятельность людей и связанные с ней человеческие занятия, в большей или меньшей мере, только как на необходимое зло, то пуританизм возвел эту деятельность на алтарь религиозного почитания с тем, разумеется, ограничением, что человек во всех своих хозяйственных проявлениях будет руководиться принципами честности и порядочности. Труд, денежный заработок, рост богатства — все это считалось явными проявлениями божьей милости. Ровентри — сам представитель известной нонконформистской семьи, в своей книге о квакерах, вышедшей в 1859 году, писал "Истинное благочестие весьма способствует успеху купца, укрепляя его моральную чистоту и воспитывая в нем осторожность и предусмотрительность, т.-е. такие качества, значение которых очень велико для тех, кто хочет иметь в деловом мире доверие, необходимое для того, чтобы можно было непрерывно накоплять капитал" (См. "О квакерах", Лондон, 1859). Сочинение Бакстера (Baxter), известное "Christian Directory", может служить богатым источником для ознакомления со взглядами на хозяйственную деятельность тогдашней этики, основанной на религиозном базисе; в этом сочинении, состоящем большей частью из ответов на вопросы членов прихода, говорится, между прочим: "Работай, чтобы разбогатеть для бога", а в другом месте: "если бог указывает вам путь, идя по которому вы можете законным путем больше заработать, чем в ином месте, а вы от этого пути отклоняетесь и вступаете на другой, менее выгодный, то вы этим противодействуете той или другой цели вашего призвания (calling), предопределенного богом".
Естественно, что религиозно-этическое обоснование представлений о призвании — занятии, о труде имело большое значение для всего хозяйственного обихода англичан. Прежде всего с отрицательной стороны — пуританизм активно боролся со всеми теми занятиями английского народа, которые не имели хозяйственного значения. Крайне сурово восставал он против излишнего увлечения спортом, а в особенности тех его эксцессов, которые заслужили такую дурную славу в царствование Карла I. (Особенно излюбленными была тогда достаточно примитивная медвежья охота, петушиные бои и т. п.). Характерно, что в одном старом английском сочинении мы находим осуждение обычая праздновать карнавал по тем мотивам, что нет никакого смысла отдыхать от труда на таком бессмысленном занятии, в то время как именно самый труд и соответствующий ему регулярный и здоровый отдых служат для человека не бременем, а высшим счастьем. Из подобного рода воззрений вытекает и теперь еще наблюдающееся у англичан своеобразное отношение к искусству, на которое они в общем смотрят, как на приятное средство развлечения, но отказываются признавать его самоцелью человеческой деятельности. Упомянутый уже нами Ровентри в своем сочинении о квакерах пишет: "Вопросы искусства потеряли свое значение, и мало ценились также положительные стороны наук и свободной литературы — в течение первого столетия существования "Общества друзей". Их место должно было занять ознакомление с торговлей и промышленностью, путешествие в далекие страны и т. п. Положительным результатом пуританских нравственных воззрений на трудовое призвание человека явилось установление прочных руководящих принципов экономической деятельности. Пуританская же этика хозяйственной деятельности закрепила спайку между религиозностью и деловитостью. Характерно, что с XVIII века массами стали печататься книги под названием "Религиозный ткач", "Религиозный купец" и т. п. Известный писатель Дефоэ (Defoe) явился — среди других — своего рода предтечей с своей проповедью о необходимости для хозяйственной деятельности проникнуться религиозными принципами, а, с другой стороны, приспособить религиозность к материальным потребностям жизни. Поэтому, повсюду, как руководящие принципы, проповедывались порядочность и честность в домах, правильное и соответствующее истине ведение торговых книг и, с другой стороны, недоверие к чужим людям, да и вообще тот принцип, что лучше всего доверяться только себе самому, — принцип, глубоко коренящийся в самых основах женевского учения кальвинизму который ставит отдельного человека и его совесть в непосредственное тесное общение с богом.
Целый ряд позднейших источников и исследований свидетельствует, что именно та часть английского населения, которая в XVII и XVIII веках приняла наиболее активное участие в деле капиталистического развития островного государства, принадлежала к кругам нонконформистов или пуритан. Известный английский экономист-историк Роджерс (Rodgers) говорит, между прочим, что крупные денежные суммы, собранные к концу XVII ст. после пожара Лондона, были получены главным образом от пуритан. "Эти люди сберегли такие деньги, что благодаря им не только был восстановлен город, но и стала возможной революция". Список исторических имен руководителей английского банка изобилует фамилиями известных диссидентов; лондонские же нонконформисты основали самое крупное конкурирующее с ост-индской компанией Голландии колониальное общество. Другой английский экономист-историк Эшли (Ashley) показал, какое большое влияние оказали диссиденты на рост накопления богатств в Бирмингаме.
С другой стороны, характерно — что тоже отмечено в более старых сочинениях — что основное ядро тех слоев населения, которые участвовали в процессе накопления богатств, состояло из пуритан. Так, Вуд (Wood) пишет в своем сочииении "Рассуждение о торговле", появившемся в 1719 г.: "Те, кто отходят от господствующей церкви, принадлежат, большей частью, к низшим классам населения — это механики, ремесленники, владельцы мануфактур". И он насчитывает такое большое количество занятых торговлей и промыслами, что он предсказывает крупным землевладельцам — приверженцам англиканской церкви, — озлобленным против этих групп населения, худшие бедствия, если они будут настолько глупы, что станут отравлять жизнь диссидентам. "Пуританское движение" пишет Роджерс, "несомненно было определенным движением именно средних слоев населения Англии — купцов в городах и крестьян в деревнях". Такой генезис современного английского среднего класса имеет значение и для понимания теперешнего строя английского общества.
В Германии мы также находим "среднее сословие", интересы которого экономически резко отграничены от других классов и которые имеют своих представителей в лице известных политических партий, но в Германии нет среднего класса, столь определенно однородного, как в Англии. В Англии как будто отпадают все те различия в происхождении и образовании отдельных групп средних слоев населения, каковые мы наблюдаем в Германии. В Англии перед нами выступает, как единое целое, определенная компактная часть населения, отделяющаяся от трудового пролетариата снизу и земельной аристократии и высших слоев городского общества — сверху. Это деление общества на три определенных группы настолько характерно для Англии, что о нем говорится во всех сочинениях, касающихся общественных условий этой страны. Так, мы встречаем его в романах Дизраэли, далее четвертью века позже в политических сочинениях Мэтью Арнольда, который разделяет англичан на "варваров", "филистеров" и "чернь", наконец, в более позднем произведении известного английского писателя Мастерманна (Mastermann), который в своей книге, вышедшей в 1911 г., называет высший класс "завоевателями", средний — "обитателями пригородов", а рабочий класс — "массой". О среднем классе он отзывается так: "Этот класс — типичный продукт Англии и Америки, т.-е. тех наций, которые больше всего содействовали тому, чтобы прогресс торговли и финансов увенчал собой успехи сельского хозяйства и промышленности".
Именно в том и заключается отличие английского среднего класса от немецкого "среднего сословия" (Mittelsland), что последнее насквозь проникнуто традицией и целью своей жизни ставит сохранение перешедшего от предков жизненного уровня, прибегая для этого даже к средствам цехового средневековья, тогда как английский средний класс всецело втянулся уже в процесс капиталистического развития и не только весь им охвачен, но и каждый отдельный представитель этого класса (Society) считает своей главной целью переход в высшие общественные классы. Характерно, что все уже названные нами писатели, да и многие другие, в том числе и Оскар Уайльд в своей квалификации среднего английского класса подчеркивают его филистерство, мещанство, ограниченность интересами своего прихода. Но и тут мы находим пункты соприкосновения с пуританским неизменным обиходом и его влиянием на промышленную деятельность. В постоянном труде, бережливой жизни, добропорядочно и благопристойно, но в то же время безмерно монотонно, бесцветно и безрадостно тянутся дни большей части английского среднего класса. Английские писатели сами указывают на всю безрадостность такого существования, когда люди в будни регулярно изо дня в день едут в битком набитых поездах в Сити, чтобы там в один и тот же час, в одну и ту же минуту, день за днем, без всякого изменения вливаться в море одинаковых улиц с одинаково построенными домами, домами, в которых вы найдете довольно высокий по немецким понятиям комфорт, но комфорт такой однообразный, и поэтому такой монотонный...
Развлечения их состоят в скучном и длинном английском воскресении, ханжеском хождении в церковь, вакантных днях в конце недели летом или в путешествиях в Швейцарию, организуемых компанией Кука, а зимой — в нескольких посещениях театральных представлений таких пьес, которые "принято" смотреть, а на-ряду со всем этим проявляется безмерный интерес к спорту всякого рода — мало, правда, понимают в нем представители среднего класса, но за то притворяются весьма заинтересованными. Вот, что читаем мы у того же Мастерманна, англичанина, знающего, как немногие, своих соплеменников: "Многие писатели, имеющие представление о пригородном и провинциальном среднем классе английского населения, стараются представить его горячим приверженцем истины, полным благоволения к людям, видят в нем прямого выразителя определенной фазы цивилизации. Но если не прибегать к натяжкам такого рода, если постараться суммировать общее впечатление, то сразу бросится в глаза определенный пробел, пробел не в индивидуальном самоудовлетворении представителей данного класса, не в физическом или духовном их прогрессе, а в общем смысле, содержании их интересов, их идеалов. Освобожденная от злого духа нищеты, душа их осталась опустошенной, готовой воспринять другое содержание. Представители этого класса, слабые по своей интеллигентности, без всякого творческого порыва в своей повседневной работе, стремятся исключительно к богатству, к возвышению по общественной лестнице. Расставшись с здоровыми занятиями — физическим трудом, работой на свежем воздухе, — проводя целые дни в тесных закрытых конторских помещениях, они всегда заняты счетоводством или ведением корреспонденции; для каждого отдельного человека из всей этой массы, оторванной искусственной атмосферой Сити от действительной жизни, весь смысл жизни сводится к ликованию по поводу победы какого-нибудь наемного спортсмена, шутке-загадке на премию в его газете или в безмерной фривольной распущенности мира-варьете и желтого журнализма. И как бы доброжелательно ни относиться ко всему этому, каких бы оптимистических взглядов ни держаться, все же в последнем итоге приходишь к самым неутешительным заключениям, к возмущению против жизни, которая, несмотря на всю индивидуальную энергию и удовлетворение, в ней проявляющиеся, потеряла совершенно вкус, всякую привлекательность, всякий "огонь", т.-е. именно то, что придает ценность человеческой жизни".
Буржуазные нравственные взгляды англичанина на трудовое призвание человека, которые и в настоящее время нашли свое социологическое выражение в только-что обрисованной структуре средних классов, в прошедшие столетия, конечно, гораздо более влияли на формирование деятеля экономической жизин, чем теперь, когда вообще так ослабело значение религии. Но именно благодаря об'единению религии с трезвыми вопросами хозяйственной жизни, отодвигая одновременно на задний план метафизические, потусторонние, вообще чисто-философские проблемы, суб'ект экономической деятельности в Англии не отклонялся проблемами неэкономического характера от своих непосредственных материальных задач, как это мы наблюдаем, например, во Франции к концу XVIII в. Спокойные занятия вопросами этики во всяком случае гораздо более подходили к хозяйственной деятельности, чем страстные споры относительно понятий о естественном праве, первоначальной свободе людей, оправдании государства. Одновременно с этим мы наблюдаем влияние пуританской индивидуалистической хозяйственной этики и на вопросы образования и восиитания, которые играют такую исключительно большую роль в деле развития производительных сил. Тут мы и до настоящего времени видим, с одной стороны, замечательную консервативную привязанность к схоластически-гуманистическому типу образования достаточно устарелому, а, с другой — там, где дело идет не об этих науках, господствует максимальная свобода обучения, побуждающего индивидуума к труду, развивающего в нем деловой дух, стремление к прогрессу. И тут уж нет никаких метафизических проблем, никакого блуждания в море научных абстракций, а есть налицо только такое воспитание человека, которое с первых же шагов ставит своей задачей подготовить его к его будущей профессии, т.-е. прежде всего к практической работе. Характерно, что в опубликованной в 1916 году анкете, в которой 36 самых выдающихся ученых Англии делились с читателями своим жизненным опытом, указано, что ни один из представителей естественно-научного знания в Англии не преподает ни в одной из 35 главных общественных школ Англии.
Очень интересно мнение Виндельбанда о педагогических принципах Локка, (Locke): "Основанием их является мысль о необходимости свободного развития; и все требования самостоятельности, наглядной формы теоретического обучения, учения, совмещаемого с игрой, свободных физических упражнений, обращение особого внимания на индивидуальные особенности отдельного человека — все это сосредоточено в основных "Мыслях о воспитании" Локка. Отсюда же и вытекает давняя антипатия англичан к техническим и даже торговым высшим школам, которым они всегда противопоставляют, как неизмеримо выше стоящее, практическую школу "мальчика на побегушках" на фабрике или в конторе, работающих в постоянном соревновании с другими. Тут практический индивидуальный опыт противополагается, как наилучшая школа, систематическому учению. Поэтому-то и мог сказать однажды в своей речи к студентам такой большой знаток Германии и Англии, как лорд Голдэн (Haldane), что: "англичанин действует, руководясь представлениями, немец — понятиями. Англичанин — очень редко, гораздо реже, чем немец, вырабатывает себе определенный план, устанавливает определенный принцип, прежде чем начать действовать. Отчасти это делается по привычке, отчасти это вполне соответствует всей его жизни и — во всяком случае — это является следствием свойственного ему индивидуализма. Житейский опыт показывает, что такое свойство часто является источником силы, но часто и наоборот, т.-е. источником слабости. Часто на пути его попадаются такие препятствия, которые можно было бы предвидеть. Сначала подумать, потом делать — это правило поведения настолько ценно, что в практической деятельности с ним нельзя не считаться. Как бы не преходящи были дела мира сего, как ни трудно предвидеть последствия их, те, кто разбираются в них, сознают, по крайней мере, на чем они держатся, если и не всегда знают, куда они идут".
Поразительные успехи англичан за океаном в истории современной экономической эпохи в значительной степени об'ясняются общим складом английского характера и английской системой воспитания. Именно туда, к нецивилизованным народам, принесли англичане те свои качества, которые так необходимы для колонизатора — абсолютное присутствие духа в затруднительные моменты жизни, стальную волю, стремление перенести учреждения своей родины в нецивилизованную страну и неслыханную, ни с чем несравнимую стойкость в неуклонном стремлении к своим целям. Только этими свойствами и об'ясняется процесс "англизации" (Anglisierung) заокеанских стран, в которых укрепляется английское владычество или на которые англичане распространяют свое влияние путем протектората. Но за то в этих же свойствах надо искать и причину, об'ясняющую также неоднократно замечавшееся в мировом хозяйстве последних десятилетий ослабление английского влияния. Ибо по мере того, как прогрессирует цивилизация и уменьшается число совершенно варварских стран, заокеанские местности все больше развивают свои национальные и хозяйственные особенности и, параллельно с этим, играют все меньшую роль преимущества тех, кто был первым "завоевателем" данных мест в экономическом отношении. Последние должны уступить свое место купцам, умеющим приспособиться к данным существующим хозяйственным условиям. Но этого-то умения приспособляться к мировым хозяйственным условиям и не дает английская система воспитания, по крайней мере в такой же мере, в какой она старается способствовать развитию в человеке индивидуальной деловитости, присутствия духа и колонизаторского таланта. Уже один только факт пренебрежительного отношения к изучению чужих языков, которые якобы вовсе ненужны колониальному завоевателю, отразился весьма отрицательно на положении английской внешней торговли за последние 40—50 лет. Пришлось, как это не раз отмечалось в оффициальных докладах, в частности в докладе комиссии 1918 г., всецело доверяться владеющим туземным языком посредникам, тогда как представители других наций, хотя бы те же немцы, более знакомые с иностранными языками, могли вести свое дело в заокеанских странах, не прибегая к посредникам. В этом же докладе, в котором говорится о "торговой и промышленной политике после войны", определенно указывается, что, например, в Китае немцы перенесли торговлю внутрь страны тогда, как англичане ведут ее только на морском берегу, а для обслуживания внутреннего рынка пользуются услугами туземных торговцев-посредников. Часто также в оффициальных английских докладах можно найти сетования на то, что английские фабриканты не умеют приспособляться к потребностям заграничного рынка, к запросам его на те или другие определенные типы товаров. Пока английские товары безраздельно господствовали на заокеанских рынках, нетрудно было диктовать свои условия. Но это положение резко изменилось с того момента, когда конкурентами на далеких рынках выступили и другие нации. Так, известный английский писатель Даусон (Dawson) пишет в своем сочинении об "эволюции современной Германии": — "Немецкий купец не ждет, пока иностранец заговорит без ошибок на его языке, он сам говорит с ним на его собственном родном языке (хотя часто и с акцентом), посылает ему свои прейс-куранты, цены, образцы и т. п., а если письменные сношения не достигают желаемых результатов, то посылает к нему специальных лиц для заключения торговой сделки".
Приходится поэтому признать, что выросший исторически столь определенный и односторонний экономический склад англичанина не всегда и не везде соответствует требованиям экономической деятельности. Но тут вообще трудно установить абсолютный критерий пригодности или непригодности того или иного суб'екта хозяйственной деятельности. Все это зависит от требований времени, характера и степени развития, сбыта и мировых условий производства. В эпоху первоначального капиталистического развития, когда свобода личности и индивидуалистический дух были абсолютно необходимы для самого возникновения новых нарождающихся отношений, англичане проявили выдающиеся способности. Они выступили как величайшие изобретатели в то время, когда изобретение было результатом скорее опыта и практики, чем систематической научной работы. Из их среды вышли великие изобретатели: в области текстильной промышленности — Картрайт, в железоделательной — Бессемер и Томас-Гилхрист (Thomas-Gilchrist), позже Уатт и Стефенсон; они построили первые пароходы, превратили деревянные суда в стальных гигантов нашего времени, но когда прошла эпоха первого столетия невиданных промышленных переворотов, когда надо было уже то, что имелось, организовать и систематически использовать, то тут англичанин и встретился с затруднениями, к которым он вовсе не был подготовлен ни по своему воспитанию, ни по своим склонностям. Поэтому так часто и раздавались — до войны — жалобы известных деятелей английского хозяйства на то, что англичане отстали от других народов и отсюда же вышел призыв к обновлению в области организации и даже образования.
Война, которая на целые десятки лет встряхнула всю экономическую деятельность всего мира и привела сначала к безмерной реорганизации, должна была, само собой разумеется, отодвинуть на задний план проблемы хозяйственно-педагогического обновления англичан.
1) Человек, как суб'ект хозяйственной деятельности, абсолютно отрешенный от всех тех черт, кроме черты личного интереса. Перев. (назад)