А. П. Щапов. Сочинения, т. I, 1906 г., стр. 33-46

Смѣсь христiанства съ язычествомъ и ересями въ древне-русскихъ народныхъ сказанiяхъ о мiрѣ¹)

Древнiя ѳеогоническiя и космогоническiя преданiя словяно-русскаго язычества, встрѣтившись въ началѣ христiанской эпохи съ церковно-библейскимъ ученiемъ о Богѣ и мiрѣ, не скоро исчезли, а частiю сохранили старое, миѳологическое значенiе, частiю приняли оттѣнокъ апокрифически-христiанскiй, или, частнѣе, гностико-богомильскiй. Въ такомъ видѣ выразились первыя простонародныя понятiя о Богѣ, мiрѣ и человѣке въ двухъ древнѣйшихъ памятникахъ народной письменности — въ апокрифической бесѣдѣ трехъ святителей и въ стихѣ о голубиной книгѣ. Мы здѣсь разсмотримъ первую.

Апокрифическая бесѣда трехъ святителей извѣстна намъ въ двухъ редакцiяхъ. Въ одномъ, болѣе обширномъ спискѣ, находящемся въ сборникѣ академической, бывшей соловецкой, библiотеки подъ № 925, преобладаетъ элементъ миѳологическiй, съ нѣкоторыми оттѣнками гностико-манихейскаго ученiя. Миѳологическiя начала бесѣды коренятся большею частiю не на одной славяно-русской, даже не на одной обще-славянской, почвѣ, а восходятъ и до общаго индо-европейскаго начала. Предлагаемъ вполнѣ эту бесѣду по списку соловецкаго сборника.

«Бесѣда трехъ святителей, Григорiя Богослова, Ивана Златоустаго, Василiя великаго, съ толкомъ отъ патерика римскаго. Григорiй рече: кто первѣе Бога нарече? Иванъ рече: сатана, иже сверженъ бысть съ небеси преже созданiя адамля, за гордость наречеся сатана дьяволъ. Василiй рече: что есть высота небесная, широта земная, глубина морская?²) И рече: Петръ приникъ видѣ ризы едины лежаща и сударь, иже бѣ на главѣ его, не съ ризами лежитъ, но особь свитъ на единомъ мѣстѣ. Григорiй рече: сударь бѣ два плата служебныя на блюдѣ, а ризы его верхные небеса, преисподняя бездна стоитъ яко риза, стихарь шестаго неба его³), а поясъ желѣзное стоянiе около великаго моря, на немъ же земля плаваеть, а патрахилъ входъ и исходъ, а подъ поясомъ земля. Толстота ея яко отъ востока и до запада. И повелѣ его Господень ангеломъ согнати пену морскую и сотворити землю⁴) на трехъ китехъ великихъ, на тридцати малыхъ китовъ заляжетъ 30 околъ⁵) морскихъ, а душа ихъ третья часть райскiя воня, идутъ рыбы на ту воню и тѣмъ сыты бываютъ, а глубина жь того моря великаго ε ротогъ⁶) толщина какъ земля толста, дно же подъ тѣмъ моремъ великимъ ровно къ желѣзному столпiю, того же моря дно стоитъ на семи тысещахъ столпѣхъ, туто же есть и адово жилище: тутожь и антихристъ связанъ, ангели подвержаетъ его⁷), тоже столпiе его возвышено стоитъ, яко того моря тожь столпiе стоитъ на огнѣ неугасимомъ, подъ тѣмъ огнемъ туто же есть денница, яже прежь солнца сотворена. И ту есть людiе крилати летаютъ яко паутина мыслiю, а смерти нѣту имъ. Тоже иного ничего, но воздухъ Божiй и свѣтъ держитъ, то ти есть звѣзда яко риза. Василiй рече: гдѣ первѣе Богъ былъ, иже не бѣ свѣта? Иванъ рече: три комары на небесѣхъ, въ тѣхъ комарехъ, агнецемъ, туто есть сударь, а свѣту нѣтъ конца. Григорiй: протолкуй ми троицу. Иванъ рече: въ тѣхъ комарехъ Отецъ и Сынъ и Святой Духъ, свѣтъ есть, а другiй свѣтъ огонь есть⁸). Василiй рече: отъ чего суть ангелы сотворены? Григорiй рече: отъ духа Господня и отъ свѣта и отъ огня. Иванъ рече: отъ чего солнце сотворено есть? Василiй рече: отъ нутреннiя ризы Господня. Григорiй рече: отъ чего луна сотворена бысть? Василiй рече: отъ аера, отъ престола Господня и отъ воздуха. Василiй рече: еста ангела громная на не еленскiй старецъ Перунъ. Нахоръ⁹) есть жидовинъ, а два еста ангела молнiина. Григорiй рече: кольки вѣтровъ. Василiй рече: κι. Василiй рече: что четыре рози на землѣ, Григорiй рече: востокъ, западъ, югъ, сѣверъ. Василiй рече: протолкуй ми отвѣть: на востоцѣ Лука человѣчимъ образомъ, на сѣверѣ Иванъ орлимъ образомъ, на юзѣ Матѳей тельчимъ образомъ, на западѣ Маркъ львинымъ, а вси суть крилати¹⁰). Василiй рече: посла Господь ангела и взя единаго на востоцѣ α на западѣ д, на севѣрѣ α, на юзѣ м: то есть адамъ¹¹). Григорiй рече: отъ коликихъ частей адамъ сотворенъ бысть. Василiй рече: отъ осьми частей первое: отъ земли, второе отъ моря, третье отъ солнца, четвертое отъ камени, пятое отъ облака, шестое отъ огня, седьмое отъ вѣтра, восьмое отъ свѣта: отъ земли тѣло, отъ моря кровь, отъ солнца очи, отъ камени кости, отъ облака мысли, отъ огня теплота, отъ вѣтра дыханiе, отъ свѣта свѣтъ, а духъ самъ Господь вдохнулъ¹²). Иванъ рече: кольки великихъ горъ и морь и рѣкъ великихъ? Григорий рече: дι горъ великихъ аравитскихъ, а морь великихъ вι сквозе землю идутъ, а рѣкъ тридесять великихъ, изъ рая идутъ д рѣки. Иванъ рече: кольки острововъ великихъ? Василiй рече: wк а въ тѣхъ островѣхъ wв языка различныхъ имянъ, а костей въ человѣкѣ полтретья ста мЕ а составовъ только же»¹³).

Изъ всей этой бесѣды видно, что, кромѣ апокрифовъ, на народное мiросозерцанiе, т. е. на богословскiя и космогоническiя понятiя первыхъ русскихъ грамотниковъ, имѣли еще сильное влiянiе старыя начала, преданiя языческой миѳологiи. Изъ бесѣдъ видимъ напр., что народъ помнилъ еще о Перунѣ, хотя уже только какъ о «старцѣ еллинскомъ», а не богѣ. Богъ, въ Троицѣ возвѣщаемый христiанствомъ, еще представляется въ бесѣдѣ, какъ стихiйный свѣтъ и огонь, что указываетъ на суевѣрiе тѣхъ двоевѣрно жившихъ христiанъ, которые еще въ XII в., по слову Христолюбца, «огневи молились, звали его огнемъ сварожичемъ». Кромѣ того, у Бога на небесахъ представляются «агнецы», что́ намекаетъ на древнѣйшiя языческiя преданiя, восходящiя до индiйской миѳологiи. Сказанiе о космогоническомъ значенiи великаго моря, окiяна, о сотворенiи земли изъ пѣны морской явно проистекаетъ изъ общей индо-европейской миѳологической космогонiи. Ангелы, духи небесные, также миѳологически представляются созданiями стихiйнаго неба, воздуха, вѣтра. Человѣкъ еще производится не всецѣло отъ Бога, какъ учитъ св. писанiе, а отъ осьми стихiйныхъ физическихъ частей или элементовъ, согласно съ другими индо-европейскими миѳологическими преданiями. Христiанство еще не понято въ его возвышенномъ ученiи. И обрядность христiанской восточной церкви толкуется такъ же миѳологически. Не въ христiанскомъ разумѣ, а въ обрядовыхъ учрежденiяхъ церкви народная мыслительность доискивается разгадки мiровыхъ вопросовъ. Таинственный символизмъ церковной обрядности возбуждаетъ мысль народныхъ грамотниковъ, — и они въ нее облекаютъ свои миѳологическiя представленiя.

Въ другихъ космогоническихъ сказанiяхъ, кромѣ миѳологическихъ образовъ, есть довольно явственные слѣды гностико-богомильскаго дуализма. Чтобы яснѣе видѣть эти слѣды, — нужно сказать напередъ нѣсколько словъ о главныхъ гностическихъ и богомильскихъ началахъ, выразившихся въ космогоническихъ сказанiяхъ русскаго народа. По сирско-гностическому ученiю, имѣвшему большое сходство съ богомильскимъ ученiемъ, Богъ Отѣцъ, первоначальное существо (πατήρ άγνωσος, по гелленскому гносису — ή μόνας, θεóς ãρρητος, по египетскому гносису — βυθός, πρωπάτωρ, προαρχή), высшiй Богъ сотворилъ разныя степени, чины ангеловъ и архангеловъ (δείναμεις, αρχαί äξουσίαι); высшему существу, непостижимому Богу противоположно злое начало — сатана (ό σατανάς). Ангелы, духи 7 планетъ, (ãγγελοι κοδμοποιοί, ãγγελοι κοδμοκράτορες) сотворили мiръ и человѣка: высшiй Богъ вложилъ въ него душу. Въ противоположность свѣтлому роду людей, одушевленныхъ, одаренныхъ душой отъ высшаго Бога, сатана сотворилъ мiръ темныхъ существъ, сообразныхъ съ своей природой. Богомилы, принявшие основные элементы этого гностическаго и манихейскаго ученiя, нѣсколько иначе развили ихъ, образовали свое гностико-дуалистическое ученiе. Сатанаилъ, мощный духъ (πνεúμα δεíνατον), за возмущенiе низверженный съ высоты небесной, изъ соревнованiя Богу, создалъ второе небо, вторую землю и избралъ ее въ жилище себѣ и соучастникамъ своего паденiя. Онъ покушался было создать и человѣка, и создалъ тѣло, но не могъ дать ему жизни и души: просилъ о томъ Бога, и Богъ послалъ въ тѣло дыханiе свое. Противъ Бога у сатанаила была постоянная вражда. Наконецъ, Богъ отрыгнулъ отъ сердца своего, чрезъ 5500 лѣтъ отъ созданiя мiра, Слово, — великаго совѣта ангела, архангела Михаила, явившагося потомъ во плоти въ лицѣ Iисуса Христа. Этотъ архангелъ Михаилъ или Христосъ побѣдилъ сатанаила, заключилъ его въ бездну, отнялъ отъ его имени священное окончанiе илъ и присоединилъ къ своему первоначальному имени Миха. Духъ св. также изшелъ изъ Отца въ одно время съ Сыномъ.

Теперь сличимъ эти гностическiя и богомильскiя начала ученiя съ богословскими и космогоническими сказанiями, находящимися въ нашихъ древнихъ рукописяхъ. Въ одномъ соловецкомъ сборникѣ, въ статьѣ подъ заглавiемъ: «сказанiе о 7 планитахъ» читаемъ: «надъ твердью поясы, 7 планетъ, а не всѣхъ поясѣхъ стоятъ ангелы, а по поясамъ стоятъ звѣзды, и которая планита ниже стоитъ, тѣ звѣзды свѣтлѣе... Въ дι день Богъ солнце и луну и звѣзды, и въ той день испаде отъ славы сатана. И видѣ сатанаилъ небо и землю украшену, и помысли себѣ: сотворю престолъ на облацѣхъ себѣ, и буду подобенъ вышнему, да славить мя чинъ мой. И сотворилъ себѣ престолъ на облацѣхъ сѣверныхъ, и вознесеся и бысть тогда воевода чину ангельскому. И видѣ Богъ противника себѣ, и посла Богъ Михаила архангела и повелѣ сатанаила свержити долу. Прiиде же Михаилъ къ сатанаилу, и видѣ на немъ божество велико, и не смѣ на него и зрѣти. И прiиде Михаилъ къ Богу и рече: Господи! велико есть на немъ божество твое. Господь же снятъ съ него божество и рече: иди и свержи его долу. И прiиде Михаилъ, и видѣ сатанаила, яко проста человѣка, и удари его скипетромъ, и спадеся престолъ его, и пойде сатана долу, и со всѣми силами, и отнялъ отъ него Господь божество, и снятъ отъ него илъ, и да Господь илъ ангеломъ и архангеломъ, и нарече имя Михѣ Михаилъ, и дастъ ему надо всѣми небесными силами старѣйшинство, и нарече отступнику имя сатана дьяволъ, и бысть помраченъ, и съ своими силами пойде сатана верху и пошибе землю, и хотѣша небеса пастися. И рече Михаилъ: Господи, хощетъ небо двигнутися. И рече ему Господь: запрети словомъ. И рече Михаилъ: Господи, что повелиши глаголати? И рече Господь: изорцы: вонмемъ, святая святыхъ. Скоро изглагола тако. И тогда воспѣша вся силы небесныя: единъ свять, единъ Iисусъ Христосъ. И тогда утвердишися небеса, сатана же тогда пройде землю, и услыша гласъ Михаиловъ, и ста во адѣ на безднѣ подъ землею, а подъ нимъ вода, а подъ водою огнь негасимъ... А друзiи падоша на землю и слышаша гласъ Михаиловъ, и остася на земли, и ходятъ по поднебеснѣй, и все злое творятъ роду человѣческому; и претворишася въ бѣсы. Инiи же не доидоша до земли, и слыша гласъ Михаиловъ, и обиташа на воздусѣ... И всѣ тѣ бѣсы сатаны преобразуютъ себе во ангела и человѣка, и въ животину, и во всякую гадину, смущая человѣка».

Гностико-богомильскiя начала этого сказанiя и связь его съ вышеизложеннымъ ученiемъ богомиловъ очевидны и не требуютъ подробнаго аналогическаго сближенiя. Довольно указать на то, что, какъ по сатурнинову гносису, были особые ангелы, духи... семи планетъ, такъ и въ изложенномъ сейчасъ сказанiи о «седьми планетахъ» представляются такъ же ангелы по поясамъ, у седьми планетъ. Какъ по богомильскому ученiю, Михаилъ является побѣдителемъ, низложителемъ сатанаила, и за то, по волѣ верховнаго Бога, отнимаетъ отъ него эпитетъ илъ: такъ точно разказывается и въ приведенномъ сказанiи соловецкой рукописи.

Не входя въ дальнѣйшiя подробности, приведемъ здѣсь еще одно космогоническое преданiе, записанное въ одной рукописи пермской семинарiи, извѣстной также у томскихъ старообрядцевъ, подъ названiемъ «Христовъ дневникъ». Тогда сатанаилъ здѣсь является въ образѣ птицы — гоголя. Вотъ какъ намъ сообщено это преданiе: «когда не было ни неба, ни земли, было одно море тиверiадское. На этомъ морѣ плавалъ гоголь. Богъ велѣлъ гоголю достать со дна моря два камня. Гоголь досталъ, Богъ началъ бить камень о камень; отъ искръ вылетѣвшихъ изъ камня явились ангелы. Гоголь также ударилъ камень о камень, и у него явились свои ангелы — десятый чинъ, его собственный. Далѣе гоголь этотъ снесъ яйцо, на этомъ яйцѣ отразился Богъ — второе лицо. Богъ велѣлъ гоголю принести пять земель, гоголь принесъ, и изъ нихъ Богъ сотворилъ человѣка. Сотворивши человѣка, Богъ скрылся; дьяволъ воспользоваться этимъ случаемъ и сотворилъ людей уродливыхъ. Богъ прогнѣвался на сатанаила. Между Богомъ, сатанаиломъ и ихъ ангелами была постоянная вражда. Наконецъ Богъ побѣдилъ сатанаила, отнялъ у него илъ и отдалъ его вождю своего небеснаго воинства Михѣ. Такимъ образомъ стали двѣ враждебныя силы — сатана и Михаилъ».

Въ спискѣ апокрифической бесѣды трехъ святителей, сообщенномъ намъ профессоромъ каз. университета В. И. Григоровичемъ, такъ же находимъ довольно ясные оттѣнки гностико-богомильскаго космогоническаго мiросозерцанiя. Вотъ эта бесѣда, подъ заглавiемъ «сказанiе трудолюбивыхъ мужей — списано отъ божественныхъ книгъ Василiя великаго, Григорiя Богослова, Iоанна Дамаскина о преславныхъ прежнихъ невѣдомыхъ вещехъ, о безначальномъ Господѣ Богѣ нашемъ, какъ бысть Господь Саваовъ прежде всея видимыя и невидимыя твари. Прежь земли бысть Господь Саваовъ — въ трехъ комарехъ на воздусѣхъ. — И помысли себѣ Господь Саваовъ безначальный отецъ, тако отригну отъ сердца и роди возлюбленнага Сына Божiя Господа нашего Iисуса Христа; изъ устъ своихъ Духъ свой святой испусти о голубинѣ образѣ. И рече Господь: буди небо хрустальное на столпѣхъ желѣзныхъ, на седьмидесяти тьмахъ тысящъ, и будите езера и облака и звѣзды и свѣтъ, и вѣтръ издуну изъ нѣдръ своихъ, рай на востоцѣ насади, мразъ отъ лица Господня, а громъ гласъ Господень въ колесницѣ огненнѣй утвержденъ, а молнiя слово Господне изъ устъ Божiихъ исходитъ, а солнце отъ внутреннiя ризы Господней, понеже Господь лицу своему. И рече Господь: буди на земли море тиверiадское, вода соленая. И сниде Господь по воздуху на морѣ тиверiадское, и узрѣ Господь плавающаго на томъ морѣ гоголя, и ста надъ нимъ Господь и рече ему: гоголе, ты кто еси. И рече: сатана азъ есмь. И рече Господь сатанѣ: понурися въ море и вынь земли и камень и преломи на двое, изъ лѣвыя руки дастъ сатанѣ половину камени, удари Господь жезломъ на камень. И сотвори Господь отъ искръ огненныхъ Михаила архангела и Гаврiила — взлетѣли ангели. Сатана жь изсѣче изъ камени бѣсовскую безчисленную силу боговъ. И рече Господь: будите тридесять три кита на морѣ тиверiадскомъ, и буди на тѣхъ китахъ земля». — Сюда же должно отнести и слѣдующее «сказанiе о созданiи мiра» — русской варiантъ предъидущихъ сказанiй: «Егда не бысть неба на земли, тогда бысть едино море тиверiадское, береговъ у него не было. И сниде Господь по воздуху на море теверiацкое, и видѣ на морѣ гоголя плавающаго, а тотъ гоголь сатанаилъ, зародился въ пѣне морстѣй. И рече Господь сатанаилу: а мене не вѣдая, ты кто еси! И рече сатанаилъ: азъ есмь Богъ. — А мене како нарицаешь? И рече сатанаилъ: а ты Богъ богомъ и Господь господѣмъ. Аще бы не ты, сатанаилъ, рекъ Господь, азъ бы туже искоренилъ на морѣ тиверiатскомъ, а сатанаилъ понырился въ море. И рече Господь сатанаилу: вынеси мнѣ земли, песку, кремень. То сатанаилъ, послушавъ Господа и понырился въ море, и вынесе земли, песку, кремень. И взя Господь у сатанаила земли и разсѣя по морю тиверiяцкому, и буди на мори земля толста и пространна. И взя у сатанаила кремень, и преломи его наполъ, и въ правой руцѣ остави Господь у себя, изъ лѣвыя руки даде сатанаилу, и взя Господь песокъ и нача бити въ кремень, и рече: изъ сего кремна вылѣтайте ангели и архангели, по образу моему и по подобiю, сильнiи и безплотнiи; — и нача вылетати изъ того кремня искры огненныя: у сотвори Господь ангелы и архангелы и всѣ девять чиновъ. И видя сатанаилъ что сотвори Господь, и началъ тожде дѣлать; изъ лѣвыя руки нача у сатанаила вылетати ангелы его, и сотвори сатанаилъ себѣ силу великую чинами ангельскими и чинъ сатанаиловъ причти въ девять чинъ. И видѣ сатанаилъ, яко отъ Бога почтенъ и ото всѣхъ ангеловъ славимъ, и помысли въ сердцѣ своемъ радость: поставлю престолъ свой на облацѣхъ и Богу подобенъ высшее ему. И видѣ Господь мысль его лукаваую, и восхотѣ сего свергнути съ небесъ на землю со всею силою лукавою. И прiиде Миха къ сатанаилу, и попали Миху отъ сатанаила огнь. Прiиде Миха ко Господу и рече Миха: Господи! не могу еже мнѣ заповѣда: огнь мене палитъ отъ сатанаила. Миху постриже въ чернецы и нарече имя Михаилъ, а сатанаила нарече сатана, понеже отъять отъ сатанаила чинъ: дасть Господь чинъ Михаилѣ и наречется архангелъ Михаилъ, а сатанаилъ, — сатана. И посла Господь Михаила къ сатанѣ, и еще Михаила поскимни. И прiиде архангелъ, удари сатану скипетромъ и порази его со всею силою лукавою, и шла его сила на землю три дни и три нощи, яко каплей дождевой. И въ третiй день сотвориша Ангелы соборъ и постави Господь надъ всѣми силами ангельскими начальникомъ Михаила архангела, и рекоша: аминь аминь, аминь».

Сличая содержанiе этого апокрифо-космогоническаго сказанiя съ вышесказаннымъ ученiемъ гностиковъ и богомилевъ, мы замѣчаемъ въ немъ, сквозь миѳологическiе образы, довольно явственные оттѣнки гностико-богомильскаго ученiя. Такъ это сказанiе о безначальномъ Богѣ Отцѣ, пребывавшемъ прежь земли въ трехъ камарехъ на воздусѣхъ, отрыгнувшемъ отъ сердца своего Сына Божiя, испустившаго изъ устъ своихъ Духа святаго, особенно это представленiе сатаны соучастникомъ Бога въ творенiи мiра, въ родѣ димiурга, и творцемъ особаго, сатанинскаго царства существъ, — все это довольно ясные слѣды гностико-манихейскаго и гностико-богомильскаго дуализма и эманатизма. А представленiе сатаны въ образѣ птицы, гоголя, — это извѣстный образъ миѳологической космогонiи.

Такъ отъ временъ первоначальнаго грубаго двоевѣрiя народъ всегда высказывалъ и высказываетъ свои теологическiя и космогоническiя понятiя, съ одной стороны — въ миѳологическихъ образахъ, съ другой — по апокрифамъ, отзывающимся гностико-богомильскимъ ученiемъ. Мы увидимъ далѣе, что даже кудесники сѣверо-восточной Руси, поднимавшiе общую народную, вооруженную вражду противъ христiанскаго духовенства, даже эти кудесники, откуда-то успѣвшiе усвоить христiанскiя понятiя о Богѣ, сатанѣ и объ ангелахъ, высказали тоже дуалистическое ученiе, подобное гностическому, манихейскому и богомильскому. «Богъ, — говорили они, — мывая въ мовницѣ и вспотилъ себя, отерся ветошью, и бросилъ ее съ неба на землю: и распрѣся сатана съ Богомъ, кому изъ нихъ сотворить человѣка? И сотворилъ дьяволъ человѣка; а Богъ душу въ него вложилъ». И эти понятiя донынѣ повторяетъ нашъ народъ въ нѣкоторыхъ областяхъ на разные лады. Вспомнимъ, наприм., народное сказанiе о происхожденiи горъ отъ сатаны, во время творенiя мiра Богомъ, и сибирское сказанiе о происхожденiи мошекъ отъ сатаны, или вспомнимъ народное сказанiе о собранiи Богомъ птицъ, для содѣйствiя ему въ творенiи рѣкъ и озеръ, — сказанiе, очевидно, напоминающее космогоническое значенiе тѣхъ или другихъ птицъ въ миѳологическомъ мiросозерцанiи разныхъ народовъ¹⁴). Все это не отрывки ли одного же и того же частiю апокрифическаго гностико-богомiльскаго, а частiю миѳологическаго мiросозерцанiя? А гдѣ ни послушайте, почти вездѣ некнижный народъ скажетъ вамъ подобныя космогоническiя преданiя. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ можно услышать даже чисто гностико-богомильское понятiе о Богѣ Саваовѣ, какъ старшемъ Богѣ, и объ Iисусѣ Христѣ какъ молодомъ Богѣ¹⁵). Наконецъ замѣтимъ, что гностико-богомильскiй дуализмъ такъ глубоко вкоренился въ народныя понятiя, что донынѣ составляетъ даже нравственно-догматическую основу мiровоззрѣнiя нѣкоторыхъ раскольническихъ сектъ. Напр. секта бѣгуновъ или странниковъ, возникшая около половины XVIII в., весь мiръ раздѣляетъ на два царства: Божiе и сатанино. Въ «разглагольствiи тюменскаго странника», сочиненномъ бѣгуномъ Василiемъ Москвинымъ (около 20-хъ годовъ нынѣшняго столѣтiя), такъ изображаются эти два царства:

въ мiрѣ Божiемъ:	въ мiрѣ сатаниномъ:
1. Богъ истинный, творецъ всея твари, зиждитель, вседержитель, пастырь, руководитель и всему мiру хранитель и спаситель.	1. Противникъ Божiй, антихристъ, дьяволъ, сынъ погибельный, седмиглавый змiй, древний клеветникъ, судiя сатанинъ, титанъ, преисподнiй бѣсъ.
2. Духъ святый, истинный и животворящiй.	2. Духъ ложный, противный, погибельный и убивательный.
3. Градъ небесный, Сiонъ, вышнiй Iерусалимъ, и райскiя обители въ немъ, и проч.	3. Великiй градъ адскiй, темный вавилонъ и адовы темницы въ немъ, и проч.

Откуда, спрашивается, заимствовалъ народъ такiя двоевѣрныя понятiя? Какiя были причины этого двойственнаго характера народнаго мiросозерцанiя, частiю миѳологическаго, частiю христiанско-апокриѳическаго, и въ частности — дуалистическаго?

Причина влiянiя миѳологiи на христiанское народное мiросозерцанiе понятна. Не могъ же вдругъ весь народъ, тотчасъ послѣ крещенiя, познать все христiанское ученiе. Простая, младенческая вѣра, безъ знанiя, и донынѣ еще составляетъ господствующую, отличительную черту религiознаго сознанiя нашего простого народа. А въ древней Россiи еще менѣе развито было отчетливое, разумное знанiе христiанскихъ истинъ. Въ повѣсти о печерскомъ псковскомъ монастырѣ, о печерской чудотворной иконѣ Богоматери, писанной въ второй половинѣ XVI в., еп. псковскiй Геннадiй такъ характеризовалъ вѣру предковъ нашихъ: «людiе же прости поселяне, на Господа Бога надежду возлагающе и на пресв. Богородицу... ово просто со вздыханiемъ сердца, тайно въ себѣ горѣ умъ простирающе: прости человѣцы, не умѣющiе писанiя, еже навыкли звати и сперва, егда крести великiй князь Владимiръ въ Херсунѣ, тогда бывшiи съ нимъ самовидцы народи, и корсунскiй глаголъ по гречески навыкоша звати: кирiе лиейсонъ, по словенски же: Господи помилуй: прости человѣцы, мужи и жены, и инiи прости людiе всякъ возврастъ, послѣдствующе сему въ себѣ тайно, елико чего кто умѣюще, молящеся глаголютъ»¹⁶). При такой простотѣ ума и сердца, эти младенцы во Христѣ — простые русскiе люди, крестившись въ водахъ Почайны, или Волхова, или Шексны, естественно, съ самаго начала, «послѣдствующе себѣ тайно, елико чего кто умѣюще, молящеся», вовсе не считали несовмѣстнымъ съ христiанствомъ молиться «въ рощенiи», подъ овиномъ, у воды; или, строя уже христiанскiе храмы, думали сохранить, наряду съ ними, у алтаря церковнаго «камень да березу»¹⁷). Попрежнему, «овъ требу творилъ на студенци, дъжда исквы отъ него, забывъ яко Богъ съ небеси дождь даетъ: овъ рѣку богыню нарицалъ и звѣрь, живущъ въ ней, яко Бога нарицалъ» и проч.¹⁸). Мы не будемъ приводить здѣсь всѣхъ извѣстныхъ свидѣтельствъ о первоначальномъ грубомъ двоевѣрiи народномъ. Оставляемъ также до другого мѣста изложенiе географическихъ и историко-этнографическихъ причинъ особеннаго долговременнаго господства двоевѣрныхъ понятiй на финскомъ сѣверо-востокѣ, гдѣ христiанство распространялось среди финскихъ племенъ, вмѣстѣ съ славяно-русской колонизацiей. Припомнимъ здѣсь только слѣдующее свидѣтельство изъ извѣстнаго слова Христолюбца, который обличаетъ въ двоевѣрiи не только невѣжей-народъ, но и вѣжей-поповъ: «сiй не могый терпѣти крестьянъ двоевѣрно живущихъ, иже суть крестьяне, а вѣруютъ въ Перуна и въ Хорса и въ Мокошь и въ Сима и въ Регла и въ вилы, ихже числомъ тридевять сестрениць глаголютъ окаянки невѣгласи, то всѣ мнятъ богы и богинями... и огневи молятся, зовутъ е Сварожицемъ и чесновитокъ богомъ же творять, егда же будетъ у него пиръ, тогда же кладутъ въ ведра и въ чашу и тако пiютъ о долѣхъ своихъ. Не только невѣжи, но и вѣжи то творятъ, попове и книжницы... Огневи молятся подъ овиномъ и виламъ и Мокоши и Симу и Реглу и Перуну и роду и рожаницамъ и всѣмъ тѣмъ, иже суть имъ подобна»¹⁹).

Изъ этого слова Христолюбца видно, что точка зрѣнiя на мiръ, въ массахъ народныхъ, до ХIII или даже XIV столѣтiя, была всецѣло миѳологическая, полиѳеистически-религiозная! Созерцая и олицетворяя стихiи и явленiя природы въ образахъ Перуновъ, Хорсовъ, Дажьбоговъ, вилъ и т. п., народъ, очевидно, еще вполнѣ вѣрилъ въ миѳическую олицетворенность, въ зооморфизмъ и антропоформизмъ силъ, стихiй и явленiй природы. И съ этимъ-то религiозно-полиѳеистическимъ мiросозерцанiемъ, съ этой миѳологической ѳеогонiей и космогонiей должно было встретиться христiанское ученiе о Богѣ, мiрѣ и человѣкѣ. При стеченiи, сближенiю своемъ съ миѳологическимъ мiросозерцанiемъ народа, — оно, естественно; не могло не исказиться въ понятiяхъ народныхъ, не могло иначе выразиться въ первыхъ произведенiяхъ народной мыслительности, какъ съ примѣсью, на половину, миѳологическихъ элементовъ. Къ тому-же старыя преданiя и понятiя ѳеогоническiя и космогоническiя сильно поддерживали въ народѣ, даже открыто, вооруженнымъ сопротивленiемъ отстаивали волхвы и кудесники, — эти вѣдуны и хранители таинъ миѳологическаго мiросозерцанiя. Въ ученiи вѣдуновъ вполнѣ высказалось преобладанiе въ первые два или три столѣтiя понятiй языческаго, полиѳеистически-религiознаго мировоззрѣния надъ ученiемъ церковно-библейскимъ. Поэтому мы считаемъ нужнымъ показать здѣсь, какъ вѣдуны миѳологiи противопоставляли христiанскому мiросозерцанiю старыя начала религiозно языческой ѳеогонiи и космогонiи. Дѣйствуя во имя естественной религiи, во имя боговъ природы, волхвы, какъ вѣдуны миѳологическихъ таинъ природы, возмущали народъ предсказанiями чудесныхъ знаменiй, превращенiй и потрясенiй въ порядкѣ природы. И народъ, живо сохраняя вѣру въ олицетворенность силъ природы, въ физическiя, стихiйныя божества, живущiя въ воздухѣ, въ водахъ, на землѣ, приписывая природѣ всемогущую волю и силу, народъ вѣрилъ всякимъ невозможнымъ чудесамъ и превращенiямъ въ природѣ. Такъ въ лѣтописи читаемъ: «въ си времени (т. е. въ 1071 г.), приде волхвъ, пришедъ Кiеву глаголаше сице повѣдая: явилимися пять боговъ, глаголюще сице: повѣдай людемъ, яко на пятое лѣто Днѣпру потещи вспять и землямъ преступити на иня мѣста, яко стати греческой земли на русской, а русской на греческой, и прочимъ землямъ измѣнитися, егоже невѣгласи послушаху». Чтобы успѣшнѣе поддержать въ народѣ свой авторитетъ, волхвы большею частiю возставали по случаю какого либо необычайнаго физическаго явленiя на небѣ или на землѣ. «Въ лѣто 1091, — говоритъ лѣтописецъ, — бысть знаменье въ солнцѣ, яко погибнути ему и мало ся его оста; аки мѣсяцъ бысть, въ часъ 2 дне, мѣсяца маiя въ 21 день. Въ се же лѣто бысть Всеволоду ловы дѣющю звѣриныя за Вышегородомъ, заметавшимъ тенета и кличакомъ кликнувшимъ, спаде превеликъ змiй съ небесе, ужасошася вси людiе. Въ се же время земля стукну, яко мнози слышаша въ се же лѣто волхвъ явися въ Ростовѣ». Всего чаще волхвы возставали и возмущали народъ по случаю физическихъ бѣдствiй, особенно ощутительно касавшихся быта народнаго, и при этомъ всегда объясняли физическiя причины бѣдствiй, по своимъ темнымъ языческимъ представленiямъ, признавая напр., причиною ихъ женщинъ, да старую чадь. Поборники христiанской истины, усмиряя бунтующiй по наущенiю волхвовъ народъ, противополагали съ своей стороны языческому ученiю вѣдуновъ христiанское ученiе о высшей небесной силѣ въ управленiи физическихъ бѣдствiй и о высшей нравственной цѣли ихъ. «Въ лѣто 6532 (1024 г.), — читаемъ въ лѣтописи, — встали волхвы въ Суздалѣ, избивали старую чадь по дьяволю наученью и бѣсованью, говоря, что они держатъ гобино». Услышавъ о такомъ суевѣрномъ образѣ мыслей вѣдуновъ, Ярославъ, въ противоположность имъ, по словамъ лѣтописи, «рекъ сице: Богъ наводитъ по грѣхомъ на куюждо землю гладомъ или моромъ, ли ведромь, или иною казнью, а человѣкъ не вѣсть ничтоже». Еще яснѣе высказалась борьба христiанскихъ понятiй о Богѣ, природѣ и человѣкѣ съ языческимъ мiросозерцанiемъ, по случаю возстанiя волхвовъ въ ярославской и ростовской области. Волхвы опять возстали по случаю физическаго бѣдствiя, — неурожая и голода, и опять высказывали свой суевѣрный взглядъ на причины неурожая. Когда они схвачены были, по повелѣнiю воеводы Яна, и приведены къ нему на Бѣлоозеро, тутъ у нихъ завязался съ Яномъ споръ о причинѣ голода, о сотворенiи человѣка и о составѣ его физической и духовной природы. «Янъ, — говоритъ лѣтопись, — спросилъ волхвовъ: зачѣмъ вы погубили столько людей?» Кудесники отвѣчали: «тѣ люди держатъ плодородiе: если мы всѣхъ ихъ перебьемъ, то будетъ обилiе: хочешь, передъ тобой мы вынемъ изъ нихъ жито, или рыбу?» Это темное, суевѣрное представленiе о зависимости, или происхожденiи отъ извѣстнаго человѣка такого внѣшняго, физическаго явленiя, каково напр., долговременное ведро, или большой дождь, ненастье, неурожай и т. п., — это представленiе господствовало въ народѣ еще и въ половинѣ ХIII вѣка. Такъ въ 1228 г., по случаю слишкомъ долговременнаго дождя, въ Новгородѣ простая чадь, собравшись на вѣче, возмутилась противъ архiепископа Арсенiя, пошла на владычнъ дворъ съ криками: «того дѣля стоитъ тепло долго»; — и выпроводила архiепископа изъ города. Такъ точно и Яну волхвы высказывали это же самое убѣжденiе относительно неурожая. Янъ началъ опровергать ихъ суевѣрное понятiе тѣмъ, что неестественно быть житу въ человѣкѣ, въ составѣ человѣческой природы и физически невозможно, чтобы онъ — скрывалъ его въ себѣ. «Богъ, — говорилъ онъ, — сотворилъ человѣка отъ земли, составилъ его изъ костей, жилъ и крови, нѣтъ въ немъ ничего, а одинъ Богъ знаеть», т. е. почему неурожай и голодъ. Волхвы, вѣдуны миѳологической космогонiи, возразили: «а знаете ли вы, какъ человѣкъ сотворенъ?» «Какъ?» спросилъ Янъ. «Богъ мылся въ мовницѣ, — отвѣчали кудесники, — вспотѣлъ, отерся ветошью и бросилъ ее съ неба на землю: тутъ поднялся споръ у сатаны съ Богомъ, — кому изъ нихъ сотворить человѣка; и сотворилъ дьяволъ человѣка, а Богъ душу въ него вложилъ; потому, если умретъ какой человѣкъ, тѣло идетъ въ землю, а душа къ Богу». Янъ спросилъ ихъ: «а какому вы Богу вѣруете?» Антихристу, — отвѣчали они. — «А гдѣ онъ?» — спросилъ Янъ. «Сидитъ въ безднѣ», отвѣчали кудесники. Янъ на это сказалъ имъ: «какой то́ Богъ, сидитъ въ безднѣ; то бѣсъ, а Богъ на небеси, сидитъ на престолѣ, славимый ангелами, которые предстоятъ ему со страхомъ; а тотъ изъ ангеловъ сверженъ, котораго вы называете антихристомъ, за гордость сверженъ съ неба, и сидитъ въ безднѣ, какъ вы сами говорите».

Какъ въ космогоническихъ, такъ и въ ѳеогоническихъ понятiяхъ вѣдуновъ господствовалъ дуализмъ, элементы котораго, быть можетъ, такъ же отразились и въ апокрифической бесѣдѣ трехъ святителей, особенно въ первомъ приведенномъ нами спискѣ. Такъ въ ХI вѣкѣ одинъ двоевѣрный новгородецъ, пришедши разъ къ чудскому кудеснику, для волхвованiя, далъ ему вопросъ: «какiе ваши боги? гдѣ живутъ?» Кудесникъ отвѣчалъ: «въ безднахъ: суть же образомъ черны, крылаты, съ хвостами, поднимаются и подъ небо слушать вашихъ боговъ: ваши боги ангелы на небѣ: если кто умретъ изъ вашихъ людей, то возносится на небо; а если кто изъ нашихъ умираетъ, то уносится къ нашимъ богамъ въ бездну».

При такомъ преобладанiи въ народномъ мiросозерцанiи миѳологическихъ элементовъ, при этой упорной борьбѣ миѳологически настроенной мыслительности народной, старыхъ полиѳеистически-ѳеогоническихъ и космогоническихъ понятiй съ новымъ христiанскимъ ученiемъ о Богѣ, мiрѣ и человѣкѣ, понятно вполнѣ, какъ естественно и возможно было влiянiе миѳологiи на первыя христiанскiя начала народнаго мiросозерцанiя, на первыя выраженiя младенческой христiанской народной мыслительности.

Точно такъ же, возможно было и влiянiе апокрифовъ, и въ частности, началъ гностико-богомильскаго мiросозерцанiя. Причина влiянiя апокрифическихъ и преимущественно гностико-богомильскихъ идей на первоначальныя христiанскiя богословскiя и космогоническiя понятiя народа заключается въ большомъ приливѣ и распространенiи на Руси византiйскихъ и сербо-болгарскихъ апокрифовъ, съ самыхъ первыхъ вѣковъ христiанства на Руси до XV вѣка, и послѣ того. Извѣстно, что въ то время, когда Византiя начинала намъ сообщать свою церковною письменность, и когда болгарскiй царь Симеонъ, по свидѣтельству якимовской лѣтописи, такъ же послалъ къ намъ «iереи учены и книги довольны и дьяконовъ и демественниковъ, въ то время въ Византiи скопилось множество апокрифовъ, сочиненныхъ разными еретиками, особенно гностиками²⁰), а въ Болгарiи, и даже на Руси, по берегамъ Чернаго моря, рядомъ со многими другими сектами, сильно распространялась секта павликiянъ и богомиловъ — отрасли гностиковъ, манихеевъ, мессалiанъ (εύχείται)²¹). Эти сектанты почерпали основныя начала своего ученiя изъ гностическихъ и манихейскихъ апокрифовъ. Болгарскiе послѣдователи ихъ и сами сочиняли новые апокрифы, особенно апокрифическiя молитвы. Такъ въ спискѣ апокрифическихъ книгъ, между прочимъ, сказано: «кануновъ много лживыхъ, и молитвы составлены лживые отъ трясавицы, Еремея попа болгарскаго басни, глаголетъ бо окаянный, седящу святому отцу Сисѣнiю на горѣ синайстѣй, и видѣ седьмь ангелъ исходяшихъ изъ моря и ангела Сахаила именуема, и иная изыдоша седьмь ангелъ, седьмь свѣщь держаще, седьмь ножевъ остряще: корасторъ (о 70) именъ Богу, все то еретицы списали; суть между божественными писанiями лживыя писанiя, насѣяны отъ еретикъ, льстивiе соборники сельскiе, худые мануканунцы, по молитвенникамъ у неразсудныхъ поповъ, лживыя молитвы о трясавицахъ, о нежитехъ и о недузехъ» и проч. Такимъ образомъ, какъ непосредственно изъ Византiи, такъ въ особенности изъ Болгарiи, рано стали переходить къ намъ апокрифы византiйскiе и болгарскiе. Уже Авраамiй Смоленскiй, жившiй въ концѣ ХII и въ началѣ ХIII вѣка, читалъ глубинныя книги, т. е. апокрифическую книгу «глубина». Въ ХIII и XIV вѣкѣ эти книги оказали такое сильное влiянiе на народную мыслительность, что грамотники народные и сами сочиняли апокрифическiя статьи, съ примѣсью миѳологическихъ элементовъ. Въ концѣ XIV вѣка и началѣ XV апокрифы византийскiе, сербо-болгарскiе и славяно-русскiе уже до такой степени умножились, что митрополитъ Кипрiанъ, сербъ родомъ, призналъ необходимымъ составить списокъ какъ истинныхъ, признанныхъ церковiю книгъ, такъ и отреченныхъ, и въ немъ подробно изчислилъ и византiйскiя и сербо-болгарскiя и русскiя апокрифическiя сочиненiя или статьи. Съ этихъ поръ, списокъ отреченныхъ книгъ, такъ какъ и истинныхъ, въ русской церкви получилъ какъ-бы каноническое значенiе, потому, что вносился въ церковныя книги, напр., въ молитвенники и уставы, съ той цѣлью, чтобы духовенство знало, что должно читать, и чего не должно читать, и предохраняло народъ отъ чтенiя апокрифическихъ книгъ²²). Несмотря на то, не только народные, мiрскiе грамотники, но и священнослужители съ особеннымъ сочувствiемъ читали апокрифическiя книги и сочиняли новыя отреченныя статьи, предпочитая ихъ византiйскимъ источникамъ знанiя. Курбскiй жаловался: «нынешняго вѣка мнящiеся учители больше въ болгарскiя басни, або паче въ бабскiя бредни упражняются, прочитаютъ и похваляютъ, неже въ великихъ учителей разумѣхъ наслаждаются». Дьяки церковные, въ родѣ Семейки Григорьева, держали у себя книги недобрыя, ересныя, да приговоры и рафли, тетради гадательныя. Сборники XVI и XVII вѣка наполнены апокрифическими статьями, рядомъ съ статьями принятыми церковью, только иногда подъ другими заглавiями. Напр., въ сборникѣ соловецкой библiотеки есть апокрифическое евангелiе Iакова (№ 807), отрывокъ изъ апокрифическаго евангелiя Никодима (№ 889), апокрифическiя сказанiя объ Адамѣ и Евѣ, сказанiе о камняхъ и о ефудѣ Аарона, указанный въ кодексѣ апокрифовъ Фабрицiя, епистолiя апостола Павла — отрывокъ изъ 10 апокрифическихъ посланiй апостола Павла (ό 'Απόσολος) сказанiя о рахманехъ, разныя апокрифическiя сказанiя объ ангелахъ, о именахъ ангельскихъ; «божественнаго Илiи и Елисея дѣйствiя въ дусѣ: Илiя убо седьмь дѣйствъ сотвори» и проч., (сборн. № 844, л. 237—239 и др.). Изъ славянскихъ, сербо-болгарскихъ апокрифовъ, въ сборникѣ соловецкомъ находятся довольно значительные отрывки изъ громовника, напр., статьи: сказанiе о громѣ, окруженiе солнцу и лунѣ, изъ зелейника — довольно большой отрывокъ, находящiйся въ сборникѣ подъ № 988. Наконецъ апокрифы, особенно нравственнаго содержанiя, иногда безсознательно вносились въ сборники церковныхъ, назидательныхъ, свято-отеческихъ творенiй, въ изморагды, златоусты, соборники и торжественники, имѣвшiе церковное значенiе и употребленiе. Напр., въ измарагдѣ соловецкой библiотеки подъ № 270, писанномъ въ XV вѣкѣ, находится, между прочимь, евангелiе отъ Матѳея, слово апостола Iакова о недѣлѣ, видѣнiе Исаiи, Павлово видѣнiе и другiе.