А. П. Щапов. Сочинения, т. I, 1906 г., стр. 580-590

Умственныя направленiя русскаго раскола ¹).

(Важное примечание)

Въ то время когда наше мыслящее меньшинство начинаетъ задумываться, по примѣру европейскихъ умовъ, надъ будущностью рабочихъ народныхъ силъ, надъ этимъ великимъ вопросомъ, стоящимъ теперь, по ходу идей и по логикѣ событiй, на очереди историческаго рѣшенiя, — думаетъ ли хоть какую нибудь думушку о своемъ рабочемъ житьѣ-бытьѣ огромная масса нашего простого, рабочаго народа? Масса, чернь, — говорятъ одни ревнители новаго будущаго, — это тяжелый, несворотимый тормазъ на пути прогресса, это страшная, темная сила, враждебная меньшинству лучшихъ новыхъ генерацiй, враждебная наукѣ и развитiю. Масса, народъ, — говорятъ другiе, — это свѣжая, непочатая почва для цвѣтущаго развитiя, вѣчный родникъ новыхъ, свѣжихъ, самостоятельныхъ силъ нацiональнаго прогресса, источникъ своеобразныхъ коренныхъ началъ и основъ самобытной, нацiональной гражданственности. Что же такое, въ самомъ дѣлѣ, масса простого, рабочаго народа въ дѣлѣ прогресса? Есть-ли въ ней самой хоть какiе-нибудь зачатки движенiя? Заглянемъ въ индустрiальную и умственную лабораторiю нашего простого, рабочаго народа, въ область его работы и мысли, и посмотримъ, есть ли тамъ хоть какое-нибудь интеллектуальное движенiе.

Въ промышленной и рабочей лабораторiи нашего народа, въ сферѣ его труда мы мало замѣчаемъ признаковъ умственнаго движенiя. Рабочiй вопросъ, такъ разносторонне и глубоко разработанный на западѣ и вызвавшiй тамъ уже разнообразныя и могучiя ассоцiацiи народнаго труда и самообразованiя, — этотъ вопросъ нимало не занимаеть умы нашего рабочаго народа, нисколько не возбуждаетъ его мысли. У насъ еще крайне мало развитъ, даже въ численномъ отношенiи, тотъ промышленный классъ народа, въ которомъ обыкновенно прежде и болѣе всего, чѣмъ въ остальной массѣ народа, пробуждается интеллектуальная жизнь, — именно классъ фабрично-заводскiй и ремесленный. У насъ еще только 1 фабричный рабочий приходится на 112 человѣкъ жителей, тогда какъ во всей Европѣ приходится, среднимъ числомъ, на 30,5 чел. жителей, а, въ частности, въ Англiи 1 фабричный приходится на 8,3 чел. жителей, въ королевствѣ саксонскомъ на 14,4, въ Швейцарiи на 15,8, въ Бельгiи на 17 чел. жителей, во Францiи на 25, въ Пруссiи на 26, въ Нидерландахъ на 32, въ Австрiи на 53, въ Италiи на 61 чел.; даже Испанiя и та въ этомъ отношенiи можетъ посоперничать съ нами, у ней 1 фабричный рабочiй приходится на 69 чел. жителей. Такъ же мало у насъ простыхъ ремесленниковъ по отношенiю къ общей цифрѣ населенiя. По приблизительнымъ вычисленiямъ Гауснера, 1 ремесленникъ приходится, среднимъ числомъ, для всей Европы, на 23 чел. жителей; въ Англiи, Францiи, Бельгiи, Пруссiи, Нидерландахъ, Баварiи, Саксонiи и др. 1 ремесленникъ приходится почти на 15 чел. жителей; въ Швейцарiи, Австрiи, Германiи, Данiи, Испанiи на 39 и менѣе, въ Португалiи на 50 чел., въ Норвегiи и Грецiи — почти на 60 чел., — а въ Россiи на 75 чел., т.-е. число ремесленниковъ почти въ 4 раза меньше средняго числа ремесленниковъ для всей Европы, и въ 5 разъ меньше общаго числа ремесленниковъ въ Англiи, Францiи, Бельгiи и т. п. ²). При такой неразвитости промышленныхъ силъ Россiи вопросъ труда и общественнаго его значенiя для рабочаго класса остается вопросомъ темнымъ; а это отражается и на застоѣ нашей такъ называемой черни; потому что вездѣ и всегда городскiе фабрично-ремесленные классы стояли во главѣ умственнаго движенiя простого народа. «Городскiя, промышленныя общины, говоритъ Риль, суть сила соцiальнаго двiженiя, а земледѣльческiя общины — сила социальной инерцiи, застоя. Въ тѣхъ проявляется самосознанiе, а въ этихъ дѣйствуетъ больше инстинктивность. Старыя легенды, старыя суевѣрiя у нихъ сохраняются дольше». ³) «Города, — говоритъ Туккеръ, — менѣе благопрiятны для здоровья, но болѣе знаютъ средствъ для обезпеченiя здоровья; они расширяютъ поле для добродѣтели и порока; они споспѣшествуютъ всякаго рода нововведенiямъ, какъ добрымъ, такъ и худымъ. Любовь къ свободѣ въ земледѣльческой массѣ сильнѣе и крѣпче, но за то между городскими классами она рацiональнѣе, умнѣе и энергичнѣе» и проч. ⁴). И у насъ, наибольшее интеллектуальное развитiе, и притомъ между самыми суевѣрными классами народа, замѣчается только въ тѣхъ городахъ, гдѣ наиболѣе развиты промышленность и ремесленность, тогда какъ рядомъ въ земледѣльческихъ уѣздахъ господствуетъ во всемъ упорствѣ суевѣрiе. Такъ, напр., въ Казани, городскiе раскольники, промышленники и ремесленники, вѣрятъ въ медицину и въ болѣзняхъ призываютъ докторовъ, а раскольники — не городскiе медицину считаютъ какою-то чертовщиною, даже избѣгаютъ прививать оспу, не смотря на страшныя и явныя послѣдствiя такого упорства; городская, торгово-промышленная раскольничья молодежь почитываетъ ужъ и книги свѣтскаго содержанiя, а уѣздные сельскiе раскольники обучаютъ свое юношество еще попрежнему — только по своимъ старымъ церковнымъ книгамъ; городскiе, и именно казанскiе раскольники — купцы и жены ихъ, — не только носятъ европейскiй костюмъ, но и бываютъ въ театрѣ, дочери ихъ учатся иностраннымъ языкамъ и музыкѣ, а сельскiе раскольники все это считаютъ бѣсовскою выдумкою, антихристовымъ новшествомъ ⁵). Раскольники посада Клинцы, Черниговской губернiи, владѣя многочисленными фабриками, заводами и мастерскими, — всего до 150, — не довольствуясь первоначальнымъ обученiемъ, заявляютъ потребность учредить у себя реальное, техническое училище, гдѣ бы преподавались физика, химiя, механика и географiя. А уѣздная земледѣльческая масса черниговскихъ раскольниковъ училища считаетъ негоднымъ новшествомъ ⁶). Притомъ у насъ и въ мануфактурно-промышленныхъ рабочихъ классахъ, даже въ городахъ, съ восточнымъ тщеславiемъ выставляющихся торгово-промышленными центрами, промышленная интеллигенцiя, по большей части, до того жалка, что какое-нибудь допотопное, рутинное, патрiархальное домашнее хозяйство и самые безъискусственные промыслы еще вполнѣ преобладаютъ надъ всякою ремесленностью, ведущею къ умственному прогрессу и требующею болѣе или менѣе развитой мысли и знанiя. Напр., въ Иркутскѣ, который, въ памятной книжкѣ на 1865 г., съ такимъ восточнымъ самохвальствомъ выставленъ умственно-прогрессивнымъ городомъ, до сопоставленiя даже съ Петербургомъ, — въ Иркутскѣ изъ числа 69,6% лицъ, занимающихся частною дѣятельностью, приходится на занимающихся торговлею 5,9%, ремеслами 11,7%, домашнимъ хозяйствомъ — 28,2%, на прислугу, поденщиковъ и чернорабочихъ — 15,7%, на занимающихся частными умственными занятiями — 8,2% ⁷). Такимъ образомъ изстаринное патрiархальное, восточно-обрядовое домашнее хозяйство въ Иркутскѣ, состоящее въ допотопно-рутинномъ, строго-обрядовомъ выполненiи, въ урочное время года, мѣсяца и дня, обычныхъ домашнихъ привычекъ, въ родѣ такъ называемыхъ капустокъ, или въ родѣ обряда суевѣрнаго окуриванiя хозяйками съ лихими бабами вѣдуньями отелившихся и нездоровыхъ коровъ и т. п., — такое домашнее хозяйство занимаетъ въ иркутскомъ промышленномъ обществѣ самое наибольшее число умовъ и рукъ, преобладаетъ надъ всѣми другими экономическими занятiями — ремесленными, фабрично-заводскими, народо-образовательными и т. п., и даже исключаетъ возможность развитiя многихъ ремеслъ и въ большинствѣ подавляетъ всякiе умственные, мыслительные интересы. Или въ томъ же Иркутскѣ, отличающемся несравненно больше восточно-купеческою чванною роскошью, чѣмъ умственными интересами, какихъ нибудь каретниковъ больше 200 (рабочихъ 200, мастеровъ 13, учениковъ 44), или извозщиковъ до 130, иконописцевъ до 20; а слесарей только 6, ткачей, мастеровъ каменныхъ дѣлъ и т. п. — ни одного ⁸). Вообще, крайняя малочисленность нашихъ рабочихъ классовъ, ихъ взаимная разрозненность, изолированность, поодиночность и грубая эгоистическая взаимная нетерпимость, исключающая рацiональную конкуренцiю, цеховая, гильдейская и регламентарная стѣсненность и подавленность, вотъ главныя причины малоразвитости, неподвижности нашихъ рабочихъ классовъ. Занимаясь обыкновенно разными ремеслами и промыслами по наслѣдству отъ прадѣдовъ, дѣдовъ и отцовъ, а не по наученiю и руководству науки, — наши рабочiе классы большею частiю не знаютъ никакого выхода изъ этого заколдованнаго круга рутинной промышленной наслѣдственности и традицiи. При крайней умственной неразвитости они не въ состоянiи не только изобрѣтать и развивать, на основанiи естествознанiя, новые виды и отрасли труда, но и не могутъ сознательно дѣйствовать, опознаться въ рутинной сферѣ старыхъ промысловъ, додуматься до того, какъ выйти изъ этой гнетущей рутины. Слышится иногда изъ среды нашихъ рабочихъ классовъ глухой ропотъ и вопль противъ тяготы, невыгодныхъ условiй и разносторонней эксплуататцiи труда. Но ропотъ этотъ вызывается вовсе не сознанiемъ лучшаго положенiя при другихъ условiяхъ труда, а механическимъ стѣсненiемъ силъ, даромъ истрачиваемыхъ на рутинные прiемы производства. Такъ, напр., плавая въ прошлое лѣто на пароходе «Енисей» въ туруханскiй край, мы слышали, на задней баржѣ парохода, такую жалобу рабочихъ — енисейскихъ мѣщанъ: «совсѣмъ безпользительна и не лучше каторжной наша работа. Впередъ вытаскали на себѣ изъ баржей тысячъ до 20 пудовъ, да назадъ перетаскали на баржи до 25,000 пудовъ. А дрова-то таскаешь? Надо идти далеко, сажень съ 200, съ полверсты и болѣе надо подниматься въ гору, на яръ, лѣзть въ чащу-трущобу такую, что едва стрѣла пройдетъ. Тащишь вдвоемъ-то на своихъ плечахъ пудовъ 10 или 12 дровъ, плечи веревкой изрѣжешь да изотрешь, руки измозолишь да исцарапаешь. И сколько возни-то съ дровами: кладешь ихъ изъ полѣнницъ на носилки, съ носилокъ сбрасываешь въ шитикъ, въ шитикѣ укладываешь, потомъ сбрасываешь съ шитика на баржу, на баржѣ складываешь въ полѣнницы, потомъ опять съ баржи въ шитикъ и на пароходъ. И изъ-за чего вся эта каторжная работа? Все лѣто убьешь, и 50 рублей не заробишь. Ну, жалованья 15 рублей, въ 3 мѣсяца, значитъ, 45 рублей, да еще за 10 дней — всего выходитъ 50 рублей. Да всѣ они давно забраны. «Я забралъ, напр., 57 рублей, говорилъ одинь: значитъ, не только ничего не заробилъ, не унесу домой, а еще долженъ хозяину 7 рублей». Другой говоритъ: «я остался долженъ рубля 3», третiй: «я — 10 рублей» и т. д. Нѣтъ, что и говорить: совсѣмъ безпользительна эта наша плавка. А отъ хозяина какая милость? «Э, работають», — говоритъ онъ, лежа на боку. А кормитъ-то какъ? Въ контрактѣ было ряжено, чтобы каша была 2 раза въ недѣлю — въ четвергъ и воскресенье, а мы ее и въ глаза вовсе не видимъ; говядины было ряжено 1½ фунта на человека, а даютъ только по 1 фунту; говядина такая, что за 2, за 3 сажени нельзя подойти къ ней, а поѣшь ее, такъ отъ тебя заходомъ пахнетъ; теперь и получше говядина, такъ даютъ только по 1 фунту, по полфунту крадутъ, вѣрно наши-то крохи копятъ своимъ дѣтямъ. Въ первые годы былъ чай, а нынѣ только когда отправились изъ Енисейска, раза 2 дали чаю, а теперь его вовсе не видимъ. По всему этому, невольно, въ дорогу-то заберешься, у него же и издержишься кое на пищу, кое на чаишко и на одежу. Онъ же намъ продаетъ, насупротивъ прочихъ, дороже: какiя-нибудь рукавицы въ 1 руб. 50 коп. намъ ставитъ въ 2 рубля, сапоги въ 1½ и 2 рубля отдаетъ рабочимъ за 4 руб. 20 коп. И рукавицы-то тутъ же, на его жъ работѣ издорявишь, и сапоги-то тутъ же износишь. Въ первые годы хоть съ прикладомъ ходили: насаливали себѣ рыбы пудовъ 10, икры пуда 2 или около. А теперь изъ 50 рабочихъ человѣкъ 15 или 16 только везутъ немного рыбки-то, кто пудъ, кто 1½, кто 2 пудика. Остальные — ни фунта, ни косточки не вывезутъ». ⁹). И эти же енисейскiе граждане, рабочiе, на слѣдующее лѣто, опять наймутся къ тому же хозяину, забравши у него въ зиму по 3, по 5, по 16 руб. и т. д., рублей до 50 и больше. Нѣкоторые изъ нихъ уходятъ на прииски, въ тайгу енисейскую. И оттуда выходять потомъ съ такимъ же глухимъ ропотомъ. Такъ, напр., на маклаковской станцiи, въ 85 верстахъ отъ Красноярска, одинъ выходецъ съ прiисковъ енисейскихъ намъ разсказывалъ: «на прiискахъ народъ хуже скота живеть, вольная каторга. Казармы — съ землянымъ поломъ; печка въ нихъ, въ родѣ котла, испаряетъ вонючую, удушливую прѣль; нары полны грязи. Завалитъ рабочаго землей, — пишутъ: померъ божiю волею. Болѣзни — цынга, водянка и проч. валятъ рабочихъ. Рабочiе — все народъ сердитый. Ну, какъ и не быть сердитымъ? Не выспятся, не наѣдятся хорошенько. Утромъ рано, въ 2 часа, звонокъ будитъ ихъ на работу, и работаютъ они до 8 часовъ. Ѣдятъ одни щи изъ соленой говядины, по 1 фунту говядины въ день. Потомъ — народъ все сбродный изъ разныхъ мѣстъ, разнокалиберный, оттого ссорятся и дерутся между собою и проч. И по выходѣ изъ этой «вольной каторги», весной, рабочие опять идутъ и нанимаются на пароходъ, а многiе опять и на слѣдующее лѣто идутъ на ту же «вольную каторгу». Такъ бьются наши рабочiе, какъ рыба объ ледъ, вслѣдствiе своей умственной неразвитости, ненаходчивости и недодумчивости. Когда мы сказали рабочимъ на баржѣ: «вы бы подумали, нельзя ли вамъ, путемъ сбереженiя, составить складчину и артель и самимъ на судахъ плавать на низъ Енисея за рыбой и пушниной?» «Гдѣ?» сказали рабочiе въ одинъ голосъ: «никакъ не приходится намъ это дѣло: первое, намъ нечѣмъ начать, нечѣмъ заводъ завести, а второе, ты видишь, между нами нѣтъ никакого согласiя, видишь, какъ мы то и дѣло ссоримся, да бранимся изъ-за пустяковъ». И дѣйствительно, рабочiе на баржѣ частенько ссорились и ругались между собой. Вообще все сознанiе нашихъ здѣшнихъ рабочихъ, вся ихъ дума о невыгодномъ и неблагодарномъ трудѣ, о рутинной сжатости его, о горемычной безъисходности рабочаго житья-бытья ограничивается тупымъ, безсознательнымъ недовольствомъ и ропотомъ.

Итакъ, въ области нашего промышленнаго труда, рутина и разрозненность силъ составляютъ отличительныя черты застоя. Заглянемъ же теперь въ сферу его умственной жизни.

Здѣсь прежде всего замѣтно какое-то темное броженiе, замкнутое въ кругу старыхъ, унаслѣдованныхъ съ вѣками понятiй и вѣрованiй. Въ массѣ простого, рабочаго народа безпрерывно развиваются разнообразныя ученiя и составляются все новыя и разнообразныя умственно-общинныя согласiя. Каждое ученiе, каждое согласiе имѣетъ свой отличительный, индивидуальный умственный типъ и выражаетъ одно какое-нибудь умонастроенiе простого, рабочаго народа. И всѣ они, въ совокупности, повидимому, доискиваются одного какого-то умственнаго и соцiальнаго идеала, общаго для всѣхъ ремесленныхъ рабочихъ общинъ, всѣ болѣе или менѣе исполнены «общаго упованiя», ожиданiй, надеждъ на свое новое, лучшее будущее. Загадочны и весьма любопытны эти умственныя блужданiя, поиски, идеалы и стремленiя раскольничьихъ рабочихъ согласiй.

Вотъ, напр., такъ называемое «Общее Ученiе» и рабочее согласiе или братство «Общихъ», возникшее въ 20-хъ годахъ нынѣшняго столѣтiя въ Саратовской губ. и особенно распространившееся въ Закавказьѣ, основанное молоканами Евсигнеевымъ, Яковлевымъ и Михаиломъ Акинфiевымъ Поповымъ. Въ этомъ «Общемъ ученiи», изложенномъ въ «Уставѣ упованiя общаго ученiя» Михаила Акинфiева Попова, и въ этомъ рабочемъ союзѣ или согласiи «Общихъ» выразился замѣчательный, своеобразный, общинно-устроительный умственный тактъ нашего простого, рабочаго народа. Здѣсь мы укажемъ только на основныя черты этого «Общаго ученiя», отлагая подробности до особаго очерка секты «Общихъ». Каждая слобода, по этому ученiю, есть особая община. Каждая партiя, на которую подразделяется союзъ «Общихъ», или каждый домъ составляетъ какъ бы домашнюю церковь. Дома для жительства каждой партiи строятся мiромъ единомышленниковъ одной свободы. Имѣнья, движимыя и недвижимыя, и доходы съ нихъ, принадлежатъ братскому общему союзу, по изравненiи каждаго, не разбирая, кто, гдѣ, въ какой странѣ или деревнѣ находится; личной же собственности, ни движимой, ни недвижимой, ни у кого нѣтъ. Дома, скотъ, земледѣльческiя орудiя, телѣги, все домашнее хозяйство, земли, сады, огороды, мельницы, пчельники, кожевни, однимъ словомъ — все сельское хозяйство и промышленность находятся въ распоряженiи партiй, принадлежатъ цѣлой слободѣ, въ которой партiи находятся, и доходы со всего этого имущества составляютъ общую сумму общины. У «Общихъ» въ каждой слободѣ одна общая денежная касса, одно общее стадо, одно общее хлѣбопашество и полеводство. Изъ общей кассы, также изъ общаго имущества, отпускаются части въ партiи поголовно, на число душъ, по изравненiю. Такимъ образомъ распредѣляются по партiямъ скотъ, всѣ хозяйственныя потребности, одежда, обувь и проч. А въ каждой партiи выбирается домашнiй или земскiй распорядитель, сохраняющiй все мужское верхнее платье и обувь партiи, домашняя или земская распорядительница, распоряжающаяся женщинами партiи; распорядительница надъ пищею обязана смотрѣть, чтобъ хлѣбъ былъ хорошо испеченъ, пища хорошо сварена, и раздавать хлѣбъ и пищу, уравнивая ихъ; наконецъ, всеобщая распорядительница завѣдуетъ принадлежащимъ партiи всѣмъ бѣльемъ, холстомъ, нарядами, женскими сарафанами, платками, занавесками, холодниками и проч. Слободы управляются также выборными чинами — судьею, главнымъ учителемъ и наблюдателемъ общины, жертвенникомъ, распорядителемъ, видѣтелемъ, молитвенникомъ, словесникомъ, членомъ, тайникомъ, мысленникомъ. Всѣ работы, полевыя и домашнiя, производятся общими трудами, по наряду общинныхъ чиновъ и домашнихъ распорядителей. Въ каждой слободѣ учреждены общiя училища, въ которыя обязаны отдавать своихъ дѣтей всѣ родители «Общаго упованiя»: книги и бумаги, потребныя для школъ, покупаются на общественную сумму. «Ученiе Общее» всѣмъ рабочимъ проповѣдуетъ братство, символомъ котораго служитъ общее взаимное лобызанiе — соборное, на общихъ соборныхъ сходахъ всей слободы, домашнее — между членами каждой партiи и единотѣльное, при входѣ другъ къ другу въ дома. Бракъ у общихъ не почитается таинствомъ и совершается по одному взаимному согласiю молодой четы, и по засвидѣтельствованiю предъ народомъ. Таковы главныя, основныя начала «Общаго ученiя».

Или вотъ другое, не менѣе оригинальное ученiе, возникшее въ средѣ простого народа, именно такъ называемое ученiе немоляцкое, распространенное, въ 30-хъ годахъ, донскимъ казакомъ Гавриломъ Зиминымъ. Въ этомъ ученiи преимущественно выразилось своеобразное умонастроенiе нашего простого, рабочаго народа — и, въ частности, размашистое вольнодумство казачьихъ умовъ. Такъ какъ въ этнологическiй составъ донского казачьяго войска вошло много родовъ калмыцкихъ, татарскихъ и турецкихъ, — то и неудивительно, что на этой этнологической почвѣ возникло такое хладнокровное отрицанiе всѣхъ церковныхъ и гражданскихъ учрежденiй въ Россiи, какое представляетъ ученiе «немоляковъ». Внѣшнее, церковное богослужебное моленiе, по ученiю немоляковъ, съ 1666 года будто бы прекратилось, и теперь настало время «умнаго поученiя и ума дѣланiя», церкви или храмы православные — суть простые дома. Посты, а также праздники, немоляки совершенно отвергаютъ; пищу употребляютъ во всякое время, какую хотятъ, не различая постныхъ и скоромныхъ дней. Брачный союзъ заключается у немоляковъ безъ всякихъ чиноположенiй и молитвъ, а по одному только обоюдному согласiю жениха съ невестою и родителей; другъ друга же, безъ всякихъ причинъ, нарушающихъ вѣрность супружества, оставлять не должны. Умершихъ немоляки погребаютъ безъ всякихъ пѣнiй и молитвословiй, но какъ можно въ самомъ простѣйшемъ видѣ, толкуя, что умерший есть трупъ, земля, и потому поминовенiя объ умершихъ никакого не дѣлаютъ. Второе пришествiе Христово и страшный судъ, а также царство небесное, рай и адъ немоляки тоже отрицаютъ. Наконецъ, немоляки судятъ, что всѣ власти и учрежденiя, какъ основанныя яко бы на незнанiи о временахъ вѣка, не могутъ быть дѣйствительными, почему и уклоняются отъ надлежащаго повиновенiя имъ. Будучи проникнуты такими понятiями, немоляки и всякую присягу отвергаютъ. Вслѣдствiе такихъ убѣжденiй немоляки уклоняются отъ точнаго исполненiя гражданскихъ законовъ, толкуютъ такъ: въ службу государственную, какого бы рода она ни была, хотя и можно поступать, но только при неизбѣжныхъ обстоятельствахъ, именно, если правительство опредѣлитъ понудительными мѣрами; но если бы случилось имъ (немолякамъ) стать противь непрiятеля съ оружiемъ, то, по ихъ ученiю, отнюдь не должно вооружаться.

Или воть, еще странное общество рабочихъ, — такъ называемыхъ «людей божiихъ и скопцовъ» — общество «плотничковъ и купцовъ русскихъ», какъ воспѣваютъ себя въ пѣсняхъ скопцы. Въ этомъ обществѣ оригинально выразился преимущественно восточный умственный складъ великорусскаго рабочаго народа. На «сборищахъ» этого общества рабочiе люди, «плотнички и работнички божiи» ищутъ прежде всего разгадки и познанiя своей «общей и частной судьбы», посредствомъ восточнаго финско-русскаго шаманства, облеченнаго въ форму восточнаго лжепророчества. Простодушные рабочiе люди божiи отъ души вѣрять, что самъ

Милосердный ихъ отецъ.
Всѣхъ пророковъ избираетъ,
На святой кругъ поставляетъ,
Духа въ нихъ вселяетъ.
Судить судьбу благословляетъ.

Угнетенные, подавленные вѣковымъ крепостнымъ рабствомъ, — «плотнички», по своему восточному умонастроенiю, съ востока ждутъ своего искупителя и рѣшенiя «общей судьбы».

Красно солнышко засвѣтитъ,
Теплой воздухъ разольется.
То нашъ батюшка страдатель.
По сырой землѣ катаетъ,
Своихъ вѣрныхъ собираетъ
Изъ всѣхъ четырехъ странъ,
Не убояся черныхъ вранъ,
Тюрьмы, остроги отворяетъ,
На себѣ все всподымаетъ, —
Всѣ печали и труды.

На сходбищахъ рабочаго согласiя людей божiихъ и скопцовъ, — собираются все больше простые рабочiе — «плотнички» и думаютъ думу.

Сидятъ плотнички московскiе,
Московскiе, петербургскiе.
Они думу думаютъ за едино:
Ужъ какъ намъ быть,
По синю морю плыть
Супротивъ волны...

Пѣснѣ деревенской, простонародной, какую поетъ рабочiй людъ на работѣ и по праздникамъ, на веселыхъ игрищахъ и сборищахъ, пѣснямъ и хороводнымъ пляскамъ «дѣвицъ», — рабочее согласiе людей божiихъ и скопцовъ даетъ религiозную санкцiю.

Добрымъ молодцамъ лжепророчица, какъ ворожея, предсказываетъ:

Будешь, батюшкинъ пѣвецъ.
Будешь на разные голоса распѣвать...

Обремененные повседневною необходимостiю — въ потѣ лица вырабатывать хлѣбъ, и, наконецъ, лишенные такихъ общественныхъ удовольствiй, какими наслаждается и экзальтируется высшее, не рабочее общество, — «плотнички», рабочие люди божiи ищутъ въ своихъ собранiяхъ духовнаго утѣшенiя и увеселенiя. Собравшись вмѣстѣ съ «дѣвицами» и сплетшись въ дружный хороводный кругъ, — они все поютъ и поютъ, да пляшутъ, вдохновляясь надеждою узрѣть какого-то своего батюшку искупителя.

Но эта странная, экзальтированная, шаманско-лжепророчествующая секта нашего простого народа въ то же время преисполнена, какъ сейчасъ увидимъ, самыми мрачными заблужденiями, порожденными восточнымъ влiянiемъ.

А что это еще за круги мужчинъ и женщинъ въ поляхъ, подъ открытымъ небомъ, среди зелени, цвѣтовъ и лѣса? Это — собранiе духоборческое. И тутъ все одни рабочiе, и преимущественно земледѣльцы и садоводы ¹⁰). Отрицая храмы и всю церковную внѣшность, они поютъ псалмы и пѣсни духовныя въ полѣ, подъ открытымъ небомъ, въ храмѣ природы. Духоборческая община, также какъ и согласье «общихъ» — это община рабочихъ людей ¹¹). Въ запискѣ о духоборцахъ, подъ заглавiемъ: «Нѣкоторыя черты объ обществѣ духоборцевъ», написанной, вѣроятно, Лопухинымъ въ 1803 г., такъ изложена сущность ученiя и внутренняго устройства духоборческой общины на Молочныхъ водахъ: «наиболѣе уважаемая, по ученiю и въ жизни духоборцевъ, добродѣтель, есть братолюбiе. У нихъ нѣтъ между собою собственности, но каждый имѣнiе свое почитаетъ общимъ. По переселенiи ихъ на Молочныя воды, они доказали это и на самомъ дѣлѣ: ибо они сложили тамъ всѣ свои пожитки въ одно мѣсто, такъ что теперь у нихъ тамъ одна общая денежная касса, одно общее стадо и въ двухъ селенiяхъ два общихъ хлѣбныхъ магазина; каждый братъ беретъ изъ общаго имѣнiя все, что ему ни понадобится.

«Въ обществѣ ихъ нѣтъ никакихъ старшинъ, которые бы управляли и распоряжали обществомъ; но общество управляетъ всѣмъ и каждымъ. Письменныхъ постановленiй и правилъ также нѣтъ у нихъ никакихъ. Судя по обыкновенному духу простого народа, въ обществѣ духоборцевъ должно бы, кажется, быть разногласiе и безпорядокъ; однакожъ такого безпорядка никогда еще у нихъ не замѣчено. На Молочныхъ водахъ, до трехъ и даже до пяти многолюдныхъ семействъ, уживаются въ одной большой избѣ. Духоборцы общительны и дружелюбны между собой. Они дѣлаютъ у себя собранiя, приглашая къ себѣ собратiй. И если такое собранiе дѣлаетъ недостаточный, который не имѣетъ чѣмъ угостить собравшихся къ нему, то прочiе доставляютъ ему нужную къ ужину пищу, или иногда приносятъ ее съ собой. Пришедши въ собранiе, они привѣтствуютъ другъ друга — мужчины мужчинъ, а женщины женщинъ, взявшись другъ съ другомъ правыми руками, дѣлая другъ другу три поклона и цѣлуясь троекратно: рука за руку берутъ въ знакъ союза любви, благовѣщанiя и познанiя разума. Страннопрiимство также не послѣдняя между ними добродѣтель: съ проѣзжающихъ чрезъ ихъ селенiя они не берутъ ничего — ни за постой, ни за пищу. Для проѣзжающихъ у нихъ на Молочныхъ водахъ построенъ былъ особый общественный домъ. Къ ближнему духоборцы сострадательны: само мѣстное начальство, при всѣхъ взводимыхъ на нихъ обвиненiяхъ, не одинъ разъ засвидѣтельствовало предъ высшимъ начальствомъ, что они въ нуждахъ оказываютъ ближнимъ пособiе и великiя благотворенiя; они жалостливы даже къ домашнему скоту: ибо почти никогда не бьютъ его. Наказанiй между братьями нѣтъ никакихъ, кромѣ исключенья изъ общества, и это исключенье бываетъ за самыя явныя преступленiя. Бракъ они не почитаютъ таинствомъ, и совершается онъ у нихъ по одному взаимному согласiю молодой четы. Такъ какъ между духоборцами нѣтъ никакого предпочтенiя по богатству и по знатности фамилiй, то родители у нихъ вовсе не вмѣшиваются въ браки. Церемонiй и обрядовъ при томъ также никакихъ не бываетъ: достаточно для брака согласiя молодыхъ супруговъ и обѣщанiя жить вмѣстѣ: тогда объявляютъ они родителямъ и братiи, и живутъ вмѣстѣ. Какъ скоро мужчина познаетъ дѣвицу, будетъ съ нею въ тайномь союзѣ, — то онъ уже не можеть отказаться имѣть ее и своей женой: въ противномъ случаѣ онъ исключается изъ общества. Этому же наказанiю подвергаются и прелюбодѣи, если бы они случились между ними. Разводъ, въ намѣренiи вступить въ новый бракъ, у нихъ никогда не бываетъ: ибо это считается уже прелюбодѣйствомъ. Но если бы обѣ стороны пожелали не знать другъ друга для чистоты, то это конечно зависитъ отъ нихъ самихъ. Женщины у нихъ призваны на учительство: ибо, говорять они, и женщины имѣютъ разумъ, а свѣтъ въ разумѣ ¹²). Относительно ученiя духоборцевъ, Лопухинъ, въ выпискѣ своей о духоборцахъ, составленной имъ при первомъ его донесенiи императору Александру I изъ Харькова отъ 12 января 1801 года, между прочимъ, сообщаетъ: «Царское достоинство приписываютъ единому токмо Богу, впрочемъ разумнѣйшiе изъ нихъ признаютъ за нужное для развращенныхъ людей на землѣ власть верховную, не отличая оной отъ прочихъ человѣковъ, и государю дотолѣ токмо повиноваться должно, доколѣ повелѣнiя его согласны съ истиною и съ волею Высочайшаго Существа; почему и всѣ духовныя ихъ пѣсни составлены изъ псалмовъ, болѣе относящихся къ единству Бога и къ верховному [его] правительству надъ вселенною. Подать давать и защищаться отъ неприятеля считаютъ за должное; но всякое нападенiе, хотя бы то было по повелѣнiю начальниковъ, отвергаютъ» ¹³).

И много еще есть другихъ, не менѣе оригинальныхъ умственныхъ оттѣнковъ въ разныхъ отрасляхъ русскаго раскола. Въ настоящее [же] время расколъ представляетъ два основныхъ корня, изъ которыхъ развились и развиваются всѣ новыя умственныя направленiя и оттѣнки разнообразной раскольничьей мыслительности. Безпоповщинское, поморское согласiе представляетъ основной корень, изъ котораго развиваются главнымъ образомъ секты отрицанiя, секты, которыя и теоретически, ученiемъ, и фактически, въ жизни, отрицаютъ общепринятый существующiй порядокъ. Таковы, напр., секты — нѣтовщина, бѣгуны, немоляки и т. п. Молоканское духоборческое ученiе, возникшее отчасти подъ влiянiемъ западныхъ мистико-соцiальныхъ идей, характеризуется главнымъ образомъ положительнымъ, общинно-устроительнымъ умственнымъ направленiемъ, и потому служитъ источникомъ сектъ и ученiй общинно-устроительныхъ. Такъ изъ этого ученiя развилось «Общее ученiе» и «Согласье общихъ».

Вообще же, умственное движенiе русскаго раскола представляетъ четыре главных характеристическiя направленiя. Во-первыхъ, азiатско-великорусское, шаманско-пророческое умонастроенiе, господствующее въ сектѣ такъ называемыхъ людей божiихъ и скопцовъ; во-вторыхъ, западно-великорусское, или духовно-общинное направленiе, выразившееся въ сектахъ духоборческихъ и особенно въ такъ называемой сектѣ «Общаго ученiя» или «Общихъ»; въ-третьихъ, византiйско-великорусское, церковно-грамотническое умонастроенiе, преобладающее въ поповщинѣ и во многихъ сектахъ безпоповскихъ, особенно въ поморской; и, наконецъ, въ мистико-скептическiй образъ мыслей, проявившiйся, напр., въ сектѣ «немоляковъ». Въ настоящемъ очеркѣ мы разсмотримъ историческое развитiе и умственный складъ общества людей божiихъ и скопцовъ.