А. П. Щапов. Сочинения, т. I, 1906 г., стр. 590-602

Умственныя направленiя русскаго раскола ¹).

(Важное примечание)

Секта людей божiихъ и скопцовъ
I.

Историческое развитiе восточно-великорусскаго, шаманско-пророческаго мiросозерцанiя русскаго раскола представляеть два перiода: перiодъ собственно кудесническiй и шаманскiй, продолжавшiйся до появленiя волхвовъ расколо-учителей (до конца XVII вѣка), и перiодъ пророческiй, начавшiйся со времени появленiя пророковъ людей божiихъ — этихъ новыхъ великихъ волхвовъ, какъ называлъ ихъ православный народъ.

Въ первый перiодъ финско-славянское кудесничество и шаманство подготовило изъ восточно-азiатскихъ элементовъ обильную почву для развитiя шаманско-пророческой секты людей божiихъ.

Славяне, распространивши свою колонизацiю по всему финскому сѣверо-востоку, среди разныхъ чудскихъ племенъ, повсюду здѣсь встрѣтили сильно-развитое финское кудесничество. По всему финскому сѣверо-востоку славились своимъ обаятельнымъ владычествомъ надъ народными умами финскiе волшебники, кудесники, кебуны, арбуи, въ родѣ прославляемыхъ доселѣ въ лапландскихъ легендахъ волшебниковъ Пэйвiэ (Paiwiö), Торагаса (Toragas), Каркiаса (Karkias), и т. п. ²) Славяне, вслѣдствiе колонизацiоннаго, сожительно-бытового и, наконецъ, физiологическаго смѣшенiя съ финскими племенами, мало-по-малу неизбѣжно подчинились умственному обаянiю этихъ могучихъ финскихъ волшебниковъ. И такимъ образомъ, какъ путемъ физiологическаго смѣшенiя славянскаго племени съ чудскими племенами слагался физико-этническiй великорусскiй типъ, такъ, вслѣдствiе умственнаго смѣшенiя славянскихъ миѳическихъ суевѣрiй съ суевѣрiемъ финскихъ кудесниковъ, развивался смѣшанный, азiатско-великорусскiй финско-славянскiй умственный типъ, и образовалось смѣшанное чудско-славянское, волшебно-кудесническое мiросозерцанiе. Финско-славянскiе волхвы, кудесники стали во главѣ умственной жизни огромной массы великорусскаго народа. Они были единственными вѣдунами, знахарями всѣхъ тайнъ природы, вѣдунами всѣхъ тайнъ царства минеральнаго, растительнаго и животнаго.

Первоначально, появленiе вѣдунства, въ историческомъ развитiи первобытнаго младенческаго мiросозерцанiя финскихъ и славянскихъ племенъ, не смотря на его большею частью мрачный, вредный, умственно-омрачительный характеръ, все-таки представляло, — скажемъ словами Кастрена, — Fortschritt in sich Protest gegen die blinde Gewalt der Naturmächte über den Menschen Geist, хотя протестъ этоть еще вовсе не могъ имѣть въ основѣ никакой высшей идеи, какая свойственна уже современному, европейскому, естествоиспытующему генiю ³). «Тогда какъ въ настоящее время, — говоритъ Розенкранцъ, — человѣкъ сознаетъ свою свободу, въ противоположность внѣшнему мiру, — въ религiи естественной — это чувство свободы, въ противоположность внѣшней природѣ, проявляется преимущественно, какъ волшебство, какъ Lauberei. Народы, живущiе въ естественной религiи, правда, отчасти превозмогаютъ природу, но только настолько, насколько ихъ побуждаетъ къ тому поддержанiе собственнаго бытiя. Они занимаются звѣроловствомъ, рыболовствомъ, пасутъ стада, воздѣлываютъ землю, но въ этихъ занятiяхъ своихъ они впервые сосредоточиваются [на] самихъ себя, впервые приходятъ къ сознанiю своей субъективной свободы только тогда, когда природа противопоставляетъ ихъ стремленiямь и мыслямъ такiя рѣзкiя, рѣшительныя противодѣйствiя, что обыкновенная дѣятельность становится недостаточною. Тогда, если небо отказываетъ въ дождѣ, если бурный, стремительный потокъ волнъ разрушительно устремляется противъ человѣка, если стада подвергаются мору, если въ умирающемъ жизнь уступаетъ смерти, — тогда затронутое въ человѣкѣ чувство собственнаго индивидуальнаго существованiя возмущается, приходитъ въ волненiе, и выражается въ заговорѣ, въ заклинанiи природы. Она [имъ] создана. Онъ ея господинъ и владыка, его слово можетъ заставить ее снова стать въ тѣ границы, въ какiя онъ хочетъ поставить ее. Облака должны излить задержанныя воды, наводненiя опять должны возвратиться въ свои прежнiе источники, моръ долженъ прекратиться, смерть исчезнуть, — такъ какъ онъ этого хочетъ. Такъ чувство свободы есть источникъ всякаго волшебства» ⁴).

Вслѣдствiе такого необычайнаго и важнаго значенiя волхвовъ, вѣдуновъ въ историческомъ развитiи первобытнаго народнаго мiросозерцанiя, и самое рожденiе ихъ, также какъ впослѣдствiи и рожденiе первыхъ, главныхъ пророковъ людей божiихъ, — сопровождалось, по народному мiросозерцанiю, знаменьями и чудесами — потрясенiемъ и движенiемъ всей природы. Когда подъ влiянiемъ финскихъ кудесниковъ у славяно-русскихъ племенъ усилилось господство волхвовъ, вѣдуновъ, когда въ Кiевѣ родился вѣщiй Волхвъ Всеславьевичъ, — тогда во всей природѣ произошло великое движенiе:

А и на небѣ просвѣтя свѣтелъ мѣсяцъ,
А въ Кiевѣ родился могучъ богатырь.
Какъ бы молодой Волхвъ Всеславьевичъ:
Подрожала сыра земля,
Сотряслося славно царство индѣйское,
А и синее море сколебалось
Для ради рожденья богатырскаго,
Молода Волхва Всеславьича:
Рыба пошла въ морску глубину,
Птица полетѣла высоко въ небеса,
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицамъ,
А волки, медвѣди по ельникамъ.
Соболи куницы по островамъ ⁵).

Развившись подъ влiянiемъ финскаго кудесничества, вслѣдствiе физiологическаго и умственнаго объединенiя славянскаго племени и чуди, чудско-славянское кудесничество стало во главѣ умственнной жизни огромной массы сѣверо-восточнаго, великорусскаго народонаселенiя. Во-первыхъ, кудесники, какъ главные вѣдуны и представители финско-[славя]нскаго, народнаго мiросозерцанiя, всегда поддерживали въ народѣ естественную нацiонально-языческую антипатiю къ церковно-византiйскому христiанскому ученiю. До ХIII вѣка они, какъ извѣстно, на сѣверо-востокѣ русской земли производили открытыя народныя возстанiя противъ проповѣдниковъ церковно-византiйскаго мiросозерцанiя. А по украйнамъ, гдѣ чудь преобладала надъ русскимъ населенiемъ, чудскiе кебуны и кудесники возставали противъ проповѣдниковъ христiанства и въ XVI вѣкѣ, и послѣ. Когда Стефанъ пермскiй пришелъ просвѣщать финскiя племена пермяковъ и зырянъ, — то противъ него возсталъ главный кудесникъ пермской земли, начальникъ всѣхъ тамошнихъ волхвовъ, старѣйшина всѣхъ чародѣевъ, волшебствомъ своимъ управлявшiй всею пермскою землею ⁶). Онъ говорилъ новокрещеннымъ пермякамъ: «люди и братья Пер[мя]не! Почто оставляете своихъ отеческихъ боговъ и вѣру? Зачѣмъ перестаете приносить богамъ жертвы, какъ приносили отцы ваши? Кого слушаете: человѣка ли изъ Москвы пришедшаго? Можеть ли намъ изъ Москвы быть какое добро, и женамъ нашимъ, и дѣтямъ нашимъ? Не оттуда ли намъ были тяготы многiя и насильство безмѣрное, тiуны частые, доводчики и приставы? Тяжко, братья, житье наше будетъ». Въ пренiи съ Стефаномъ пермскiй кудесникъ, между прочимъ, говорилъ: «вѣра наша многимъ лучше вашей — христiанской вѣры, потому что у васъ христiанъ одинъ Богъ, а у насъ много боговъ и много помощниковъ: они даютъ намъ ловлю, все, что въ водахъ — рыбы, въ воздухѣ — птицъ, и все, что въ болотахъ, борахъ, лугахъ, въ поросляхъ, въ чащахъ, въ березникахъ, въ ельникахъ, въ соснягѣ и въ раменьи и въ прочихъ лѣсахъ — бѣлокъ, соболей, куницъ, рысей, и прочая ловля наша отъ нихъ, отъ боговъ нашихъ и до васъ доходитъ: нынѣ нашею ловлею и ваши князья и бояре обогащаются и одѣваются, ходятъ и гордятся опушками на подолахъ своихъ шубъ» и проч. ⁷). Извѣстно также, какiя страданiя претерпѣлъ Трифонъ печенгскiй, просвѣтитель кольскихъ лопарей, въ борьбѣ съ ихъ кебунами-кудесниками: «народъ, омраченный невѣдѣенiемъ, — говорить жизнеописатель Трифона, — а паче кебуны ихъ спорили съ нимъ, и ярились какъ звѣри, за волосы его терзали, о землю метали, били и пихали, называя его незнаемымъ странникомъ и юродомъ, кричали на него: «если онъ не выйдетъ изъ ихъ страны, то горькою мукою и самою смертiю угрожали ему, и говорили между собой: пойдемъ, убьемъ его, ибо поно[сит]ъ насъ паденiемъ въ беззаконие» ⁸). И послѣ такой открытой оппозицiи противъ христiанскихъ учителей, — кудесники и волхвы постоянно старались отвлекать массу народную отъ усвоенiя христiанской вѣры и снова обращали ихъ къ языческому идолослуженiю. Великiй пермскiй волхвъ и чародей Памъ, по словамъ жизнеописателя Стефана пермскаго, «ненавидя вѣры христiанскiя и не любя христiанъ, некрещеннымъ пермякамъ не веляше креститися, хотящимъ же вѣровати возбраняше, запрещаше; увѣровавшихъ же и крестившихся снова развращаше своимъ ветхимъ ученiемъ» ⁹). Между прочимъ, особенно усердно поддерживалось кудесническое влiянiе въ той чудской странѣ, гдѣ впослѣдствiи особенно привилась секта людей божiихъ и скопцовъ, именно въ Вотской пятинѣ, въ предѣлахъ нынѣшней с.-петербургской губернiи. Новгородскiй архiепископъ Макарiй писалъ въ 1532 г. духовенству Вотской пятины: «въ вашихъ мѣстахъ многiе христiане съ женами и дѣтьми своими заблудились отъ христiанской православной вѣры, въ церкви не ходятъ, а молятся по своимъ мольбищамъ, древесамъ и каменьямъ... а на кануны свои призываютъ арбуевъ (волхвовъ, кудесниковъ), и тѣ арбуи смущаютъ христiанство своимъ нечестiемъ, и по ученiю ихъ тѣ христiане заблудивъ, многiя злочинiя творятъ и до сего дне» ¹⁰). Для большей части народа волхвы и кудесники замѣняли православныхъ священниковъ. «Многiе люди, — читаемъ, напримѣръ, въ одномъ указѣ Алексѣя Михайловича, — забывъ Бога и православную вѣру, въ городахъ и уѣздахъ бываютъ со многимъ чародѣйствомъ и волхвованiемъ: волхвовъ, чародѣевъ и богомерзкихъ бабъ въ домы къ себѣ призываютъ и къ малымъ дѣтямъ, и тѣ волхвы надъ больными и надъ младенцами чинятъ всякое бѣсовское волхвованiе и отъ правовѣрiя всѣхъ православныхъ христiанъ отлучаютъ» ¹¹). Такимъ образомъ подъ влiянiемъ волхвовъ и кудесниковъ, въ большей части народа, а особенно по украйнамъ, гдѣ преобладало населенiе обрусѣлое изъ новокрещенныхъ чухонцевъ, лопарей, чувашъ, черемисъ, мордвы, вотяковъ, и т. п. до самаго появленiя сектъ пророчествующихъ, — поддерживалась старая, языческая антипатiя и холодность къ православной церкви и богослуженiю ¹²). Мало того: древнерусскiе, чудско-славянскiе, волхвы и кудесники поддерживали въ массѣ народной даже и тѣ элементы языческаго богослуженiя, какiе потомъ вошли въ составъ моленiй и радѣнiй людей божiихъ. Именно, они поддерживали такъ называемыя церковными учителями-ригористами «идольскiя сборища», «зарекали соборы», т.-е. сзывали старыя религiозно-увеселительныя собранiя народныя. На этихъ сборищахъ идольскихъ, по словамъ тѣхъ же духовныхъ писателей, быша «радость» бѣсовская, происходили плесканiя и плясанiя мужчинъ и женщинъ, жены и дѣвы пѣли «песни бѣсовскiя, мiрскiя и прiязныя», плескали и плясали и главами трясли, кликали коледы, овсеня и плуга, и туть же ѣли (жраху) обѣды [жерт]венные и, наконецъ, «туть же совершалось мужамъ и отрокамъ великое прельщенiе и паденiе, женамъ замужнымъ беззаконное оскверненiе и дѣвамь растлѣнiе» ¹³). Такимъ образомъ въ массѣ народной искони поддерживалась привычка къ сборищамъ и къ оргiямъ, къ сборищамъ, сопровождавшимся пѣснями, хороводными плясками, мiрскими обѣдами или [...]скими складчинами и пиршествами и даже «свальнымъ грѣхомъ». Сектѣ людей божiихъ оставадось только дать всѣмъ этимъ религiозно-языческимъ игрищамъ догматическую форму и санкцiю своихъ моленныхъ сборовъ и ученiй.

Во-вторыхъ, волхвы и кудесники, считавшiеся единственными вѣдунами, знахарями всѣхъ тайнъ природы, всѣхъ тайнъ царствъ минеральнаго, растительнаго и животнаго, являлись предъ народомъ единственными пророками его судебъ, физическихъ и нравственныхъ; вѣдунами, накликателями, заклинателями и прорицателями физическаго и нравственнаго добра и зла. И здѣсь сначала надобно замѣтить, что въ древней Россiи вѣдуны, знахари были отчасти единственными доморощенными распространителями самыхъ первыхъ, младенческихъ зачатковъ естествознанiя. Дознавая по своему и для своихъ цѣлей природу, — знахари иногда дѣлали кое-какiя физическiя открытiя. Такъ знахарь бобыль Калина Артемьевъ, державшiй у себя разные волшебные предметы, открылъ въ Олонецкомъ уѣздѣ рѣку, въ которой водился жемчугъ ¹⁴). Травники, составлявшiеся знахарями и вѣдунами и переходившiе изъ рукъ въ руки въ спискахъ, были первыми доморощенными зародышами ботаническихъ знанiй на Руси. Во второй половинѣ ХVII в., когда въ Москвѣ заводились уже нѣмецкiя аптеки и понадобилось фармакологическое знанiе травъ и кореньевъ, — самъ царь Алексѣй Михайловичъ обратился къ русскимъ знахарямъ. Въ 1674 г., по его указу, велѣно было въ Якутскѣ «всякихъ людей спрашивать, кто знаетъ о лекарственныхъ травахъ, которыя бы пригодились къ болѣзнямъ, въ лекарство человѣкамъ». Знахарь, служилый человѣкъ, Сенька Екимовъ взялся «сыскивать въ поляхъ лекарственныя травы». «И я, холопъ твой, — писалъ онъ въ челобитной своей къ царю, — не вдалекѣ отъ Якутска въ поляхъ, которыя знаю лекарственные травы и коренья и сѣмена, сыскалъ, и водки изъ тѣхъ травъ сидѣлъ, и отъ какихъ болѣзней человѣческихъ тѣ травы и водки годны, и какъ тѣмъ травамъ и кореньямъ имена, — о томъ писано въ моей росписи... А около, государь, Якутска лекарственныя травы родятся не по вся годы, а родятся лекарственныя травы: бронецъ чернокрасный, воронецъ, изгоны, излюдень, жабные и разные травы по Ленѣ не только и по стороннимъ рѣкамъ, на Собачьей рѣкѣ, у моря многiя; а такихъ лекарственныхъ травъ, которые ростутъ по тѣмъ мѣстамъ, въ русскихъ городахъ нѣтъ». Въ травникѣ своемъ этотъ знахарь описалъ 21 видъ лекарственныхъ травъ и кореньевъ, съ обозначенiемъ ихъ отличительныхъ и характеристическихъ признаковъ лекарственнаго употребленiя и географическаго распредѣленiя или мѣстонахожденiя, при водахъ, при озерахъ, промежъ горъ въ ручьяхъ, въ лугахъ и проч. ¹⁵). Для характеристики знахарскихъ ботаническихъ изысканiй и свѣдѣнiй мы выпишемъ изъ «росписи» знахаря Екимова описанiя нѣкоторыхъ травъ и кореньевъ. «Трава, имя ей — колунъ; цвѣтъ на ней бѣлъ, горковата, растетъ при водахъ не во всѣхъ мѣстахъ, и сѣмя той травы красно; а годна та трава: буде у мужскаго пола или у женскаго нутряная застойная болѣзнь, пер[...] моча нейдетъ... Трава, имя ей — елкiй, растеть при озерахъ не во всѣхъ мѣстахъ, а родится въ той травѣ сѣмя, цвѣтомъ коричное, что как [...]ской макъ; а годно то сѣмя къ лекарству: будетъ у мужескаго пола или у женскаго бываетъ внутри порча, грыжа, или иная какая нутряная болѣзнь; и то сѣмя положить въ скляницу, и налить добраго горячаго [вина] или ренскаго и дать стоять дней 11 или 13, а что стоить то сѣмя съ тѣмъ питьемъ долѣ, то и лучше; и послѣ тѣхъ урочныхъ дней — такъ тому больному человѣку принимать не ѣдчи, не по одно время, части двѣ, и сухое то сѣмя ѣсть велѣть, а малому въ ростѣ, дѣтямъ, давать то сѣмя въ коровьемъ молокѣ, отъ тѣхъ же грыжныхъ болѣзней; и то сѣмя грыжное и иныя болѣзни исцѣляетъ и гортань очищаеть: а травки [...] той 26 золотниковъ»... Описавши много другихъ травъ, знахарь заключаетъ: «да онъ же знаетъ около Якутскаго въ озерахъ, не во всякомъ мѣстѣ родится масло ростомъ круто, что яблоко большое и малое, ходит[...], а живетъ въ глубокихъ озерахъ... (далѣе описывается его лекарское употребленiе), а ловятъ то масло объ одну пору осенью, по льду н[...] и куюрствомъ» ¹⁶). Многiя знахарскiя описанiя травъ дышутъ неподдельной свѣжестью воззрѣнiй на природу. Напримѣръ: «трава вездѣ ростетъ, по пожнямъ и по межникамъ и по потокамъ; листье разстилается по [...] кругомъ листковъ рубежка, а изъ нея на серединѣ стволикъ тон[...] красенъ, а цвѣтъ у него жолтъ, и какъ отцвѣтетъ, то пухъ станетъ цепочкой, а какъ пухъ сойдетъ со стволиковъ, то стануть плѣшивы и въ корнѣ и въ листу и въ стволикѣ, какъ сорвешь, бѣленько. Есть такая трава, ростетъ по лугамъ, при лугахъ, при холмахъ, и ростеть какъ [...]ка, а цвѣтъ какъ у щавеля, а ростетъ въ колено и ниже, а [...] коленьями, межъ коленцами брюшки, а листь у ней какъ зогзинъ кукушкинь цвѣтъ, трава долга, а въ ночи стоитъ вяла, листь виснетъ, какъ солнце сядетъ, а какъ солнце взойдетъ, листъ стоить, а сама трава [...]» ¹⁷). Но такое практическое, реальное познанiе и описанiе природы далеко не составляло общую для всѣхъ знахарей точку мiросозерцанiя. Напротивъ, общiй взглядъ на природу все-таки былъ таинственный, мистико-[...]ческiй и пневматологическiй. Незнанiе силъ и законовъ природы, а воображенiе вмѣсто нихъ и волшебствомъ вопрошаемые духи открывали вѣдунамъ и чародѣямъ — тайны природы, тайны благотворныхъ и злотворныхъ силъ и дѣйствiй въ физическомъ и нравственномъ мiрѣ. Въ томъ же царствѣ растительномъ, къ тому или другому растенiю и корню чародѣй приступалъ не смѣло, не съ рацiональнымъ знанiемъ ихъ химико-бiологическихъ свойствъ, а съ суевѣрнымъ страхомъ и благоговѣнiемъ, чтобы не оскорбить пребывающаго въ травахъ и кореньяхъ демона, и этимъ то не лишить ихъ чародѣйской силы, — и приступалъ не во всякое время, а ждалъ урочнаго дня и часа. «Траву детлевину — учатъ волхвы, чародѣи, — надобно рвать между купальницею и петровымъ днемъ, какъ рвешь ее, очертись кругомъ куста, и говори: «есть тутъ матка травамъ, а намъ надобѣ». А брать траву полотая нива, надобно кинуть золотую или серебряную деньгу, а чтобъ желѣзнаго у тебя ничего не было, а какъ будешь рвать ее, и ты пади на колѣно, да читай молитвы, да стой на колѣнѣ, хватай траву ту, обвертѣвъ ее въ тафту, въ червчатую или бѣлую: беречь ту траву отъ смертнаго часу; а хочешь идти на судъ или на бой, никто тебя не переможетъ» ¹⁸). Вода, такъ же какъ и растительность, въ мистико-пантеистическомъ мiросозерцанiи вѣдуновъ-волхвовъ, преисполнена была чародѣйныхъ волшебныхъ тайнъ. Извѣстно, что славянскiя и финскiя племена боготворили воду. У русскихъ славянъ были особенныя «моленiя рѣчныя и кладязныя», релегiозныя сборища и умыканье дѣвицъ совершались «у воды» ¹⁹). Совершая у воды «кладезныя и рѣчныя моленья», — по водѣ подслушивали таинственные, вѣщiе голоса, прорицанiя о судьбѣ, надъ водой гадали; нося ее въ рѣшетѣ, надъ водой волховали, наговаривали, взывали къ ней такимъ, напр., молебнымъ образомъ: «Матушка вода! обмываешь ты круты берега, желты пески, бѣлъ горючъ камень своей быстрой и золотой струей: обмой-ка ты, съ раба божьяго всѣ [убыт]ки и притки, уроки и призоры, щипоты и ломоты, злу худобу... Будьте мои слова крѣпки и лѣпки» ²⁰). Волхвы въ особенности обладали тайнами воды, такъ же какъ и растительности. По суевѣрiю народному, они чародѣйствовали не только надъ водой, но и въ рѣкахъ. Грамотные предки наши даже въ XVII в. разсказывали съ полной вѣрой — старую легенду, какъ будто бы старший сынъ миѳическаго Словена назывался Волхомъ, чародѣйствовалъ въ р. Волховѣ, и залегалъ водный путь тѣмъ; которые ему не поклонялись ²¹). Далѣе, волхвы могли приводить въ движенiе воздухъ, давать волшебное, чародѣйское направленiе вѣтрамь, вѣдунствомъ своимъ по ветру лихо насылали, и однимъ дуновенiемъ своимъ производили разныя сверхъестественныя дѣйства — исцѣляли больныхъ, приводили въ сознанiе обмершихъ, и т. п. ²²). Насылка по вѣтру состояла въ томъ, что лихой колдунъ, знавшiй искусство возбуждать вѣтры и направлять ихъ куда-угодно своими заговорами, производилъ вѣтеръ, потомъ бросалъ по вѣтру пыль и примолвлялъ, чтобъ такъ по вѣтру понесло пыль на такого-то человѣка, чтобы его корчило, мяло, раздувало, сушило, и проч. и проч. ²³) Даже цари московскiе боялись этого волшебнаго напуска по вѣтру. Въ подкрестныхъ запискахъ на вѣрность царю вѣрноподданный присягалъ, «чтобъ вѣдуновъ и вѣдуней недобывати, ни вѣдомствомъ по вѣтру никакихъ лихъ не насылати» ²⁴). На сѣверѣ особенно страшны были своимъ вѣдунствомъ — дуновенiями и насылками по вѣтру финскiе кудесники. Наконецъ, волхвы обладали миѳической тайной урожаевъ и неурожаевъ, изобилiя или недостатка рыбныхъ, звѣриныхъ и другихъ промысловъ. Поэтому, когда случался голодъ, они выступали на сцену, истолковывали, сообразно съ старыми языческими понятiями, причины голода и указывали средство къ прекращенiю его. Такъ въ 1024 г., по разсказу лѣтописца, въ суздальской области народъ умиралъ съ голода, волновался и производилъ мятежи. И вотъ встаютъ, говоритъ лѣтопись, волхвы или кудесники въ Суздалѣ и раздуваютъ пламя. Они ходять съ мѣста на мѣсто и доказываютъ, что виноваты въ голодѣ извѣстные имъ люди, а именно: «старыя женщины и безполезная старая прислуга», чадь или челедь, яко си держатъ гобино. ²⁵)

Въ 1070 г., разсказываетъ лѣтописецъ, «бывшей, единою скудостiю ростовской области, вста два волхва отъ Ярославля, глаголюще: мы знаемъ, кто обилье держитъ, — и пойдоша по Волгѣ. Гдѣ придутъ въ погостъ, тутъ же нарицаху лучшiя женщины, глаголюще, яко си жито держатъ, си рыбу, а си медъ, — а си скору. И привожаху къ нимъ сестры своя, матери и жены своя: они же, въ мечтѣ, прорѣзавше за плечомъ, вынимали либо жита, либо рыбы, и убивали многи жены, а имѣнье ихъ отымали себѣ». ²⁶) Усвояя себѣ власть надъ естественной экономiей жнзненныхъ средствъ человѣка, волхвы, по общей вѣрѣ народной, умѣли заколдовывать [разныя] промыслы, такъ что кому заколдуютъ, тотъ не добудетъ ничего. «166[..] года, сентября 24 дня, на Тюмени, въ съѣзжей избѣ кречатый помощникъ Митрiй Головинъ сказалъ словесно воеводѣ: «въ прошломъ году онъ, Митрiй не добылъ кречета потому, что на него хвалили кречатьи помощники Ѳедка Онохинъ съ братомъ съ Иваномъ меньшимъ, и говорили ему, «что [не] добыть кречета» и надъ нимъ Миткою Ѳедка съ братiею вѣдовали: «кто подлѣ нихъ и рыбу ловитъ, и тотъ ничего не добудеть» ²⁷). Поэтому, промышленные и торговые русскiе люди, отправляясь на промыслы и ловы, подобно самоѣдамъ, остякамъ и др. финскимъ племенамъ, просили напередъ волхвовъ пошаманить: «въ ловы идуще или на куплю отходяще, чародѣяньемъи кобми ходили сихъ искати» ²⁸). Наконецъ, волхвы усвояли себѣ сверхъестественное вѣдѣнiе судебъ людскихъ. Матери призывали чародѣевъ, и они волхвовали надъ младенцами, узнавали и опредѣляли ихъ судьбу ²⁹). И взрослымъ также они предсказывали судьбу. Въ одномъ сборникѣ ХVIII в., гдѣ сохранилось длинное исчисленiе разныхъ суевѣрiй и предразсудковъ, какiе омрачали умственную жизнь нашихъ предковъ въ XVI, ХVII и даже XVIII в., между прочимъ сказано, что многiе волхвы и бабы-кудесницы волшебствуютъ и ложное вѣщаютъ, а народъ имъ вѣритъ. И пророки людей божiихъ также ложное вѣщали, и народъ имъ вѣрилъ. Вообще всѣ указанныя здѣсь волшебныя свойства кудесниковъ и чародѣевъ, какъ увидимъ далѣе, почти всецѣло унаследованы были потомъ и лжепророками людей божiихъ.

Съ распространенiемъ церковной грамотности въ народѣ, въ XVI и особенно въ XVII вѣкѣ, велико-русское, чудско-славянское кудесничество и шаманство стало все болѣе и болѣе преобразовываться въ секту волшебно-расколоучительную, шаманско-пророческую. Церковно-книжное ученiе замѣтно усилилось въ народѣ въ XVI и особенно въ XVII вѣкѣ, такъ что духовные ревнители церковно-византiйскаго ученiя не разъ издавали списокъ «книгъ истинныхъ, чести прединныхъ, ихъ же подобаетъ чести, и ложныхъ, отреченныхъ, ихъ же не внимати, ни чести не подобаетъ». Въ это время и между знахарями и волхвами появилось не мало грамотниковъ, которые читали и преданныя для чтенiя церковныя книги, но еще болѣе того отреченныя. Нѣкоторые волхвы и знахари поступали даже въ монашество, чтобы своему колдовству и ворожбѣ придать высшую религiозную санкцiю. Одинъ земледѣлецъ, по разсказу житiя Никиты переяславскаго, промышлялъ въ своемъ селѣ ворожбою: потомъ постригся въ монахи въ монастырѣ св. Никиты и былъ сдѣланъ пономаремъ. Но и въ этомъ новомъ званiи не оставилъ своего прежняго обычая и тайно продолжалъ колдовать. Изъ города и деревень многiе съ больными приходили въ монастырь, чтобы получить исцѣленiе; этоть же чернецъ-волхвъ говорилъ имъ: «что понапрасну тратитесь? Приходите лучше ко мнѣ. Когда я еще въ мiру жилъ, многiя болѣзни врачевалъ, нечистыхъ духовъ своимъ волшебствомъ прогонялъ, не только человѣкамъ, но и скотамъ помогалъ» ³⁰).

Лихiя бабы-кудесницы, знавшiя колдовство чудскихъ арбуевъ, поступали въ просфирни и, по просьбѣ суевѣрныхъ христiанъ, «надъ просфорами, и надъ кутьями, и надъ свѣщами, также и надъ богоявленской водой, волхвовали и приговаривали, яко же арбуи въ Чюди» ³¹). Подъ влiянiемъ церковно-книжнаго и чернокнижнаго ученiя, подъ влiянiемъ истинныхъ и ложныхъ или отреченныхъ книгъ грамотные книжные волхвы и знахари стали сами сочинять новыя, двоевѣрныя, христiанско-миѳологическiя ученiя, книги и обряды. Такъ они сочинили, напр., отреченныя книги: Волховникъ, — о волхвованiи птицами и звѣрями, о таинственной, миѳической предзнаменательности разныхъ примѣтъ; Чаровникъ, въ нихъ же есть 12 главизнъ — стихи двоенадесяти опрометныхъ лицъ звѣриныхъ и птицъ; Волхование различное Путникъ — книга, въ ней же есть писано о стрѣчахъ и коби всякiя еретическiя; Звѣздочтецъ, ему же имя Стоднецъ, — «въ ней же безумнiе люди вѣрующе волхвуютъ ищуще дней рожденiй своихъ, урока жизни и бѣдныхъ напастей, и различныхъ смертей и казней, и въ службахъ, и въ купляхъ, и въ ремеслахъ призываютъ бѣсовъ на помощь себѣ вѣдуще Божiхъ судебъ» ³²). Старое, языческое, финско-кудесническое мiросозерцанiе, грамотные волхвы и чародѣи облекали въ формы церковно-книжнаго ученiя. Такъ, своимъ волшебнымъ, кудесническимъ заговорамъ и заклятiямъ они придавали формы церковныхъ молитвъ, и сочинили, по словамъ списка истинныхъ и отреченныхъ книгъ, «на пакость невѣждамъ попамъ и дьяконамъ» льстивые сельскiе сборники, худые номоканунцы къ молитвенникамъ у неразсудныхъ поповъ, лживыя молитвы о трясовцахъ, о нежитехъ и о недузѣхъ» ³³). Языческую, финско-славянскую космогонiю они, въ видѣ апокрифическихъ разсказовъ, вносили въ христiанское, народное мiросозерцанiе и въ такiя апокрифическiя произведенiя, какъ стихъ о голубиной книгѣ, бесѣда трехъ святителей и т. п. И донынѣ масса народная пробавляется ихъ космогоническими преданiями. Въ изданiяхъ этихъ сильно отразился финскiй элементъ.

Наконецъ, когда сталъ возникать расколъ, волхвы и чародѣи, шаманы и кудесники стали обращаться въ пророковъ и расколоучителей. Такъ какъ повсюду въ великорусскихъ областяхъ и селахъ населенiе большею частiю было смѣшанное, чудско-славянское, состояло изъ обрусѣлой и крещеной чуди, веси, мери, мордвы, чухонцевъ, чувашъ, черемисъ, зырянъ и другихъ финскихъ племенъ, крайне преданныхъ шаманству, то повсюду въ этихъ волостяхъ и селахъ чудско-славянскiе волхвы, шаманы, кудесники и кудесницы, подъ влiянiемъ церковно-книжнаго ученiя, прикрывали свое шаманство и кудесничество христiанскимъ обличьемъ пророковъ и пророчицъ и старому кудесническому шаманству придавали видъ христiанско-пророческiй. «По погостамъ, и по селамъ, и въ волостяхъ, — какъ свидѣтельствовалъ еще Стоглавъ, — лживые пророки и пророчицы, мужики, женки, и дѣвки, старыя бабы тряслись, падали, коверкались, бились, разсказывали о разныхъ явленiяхъ, пророчили будущее». «По случаю морового повѣтрiя, свирѣпствовавшаго въ Россiи въ 1656 году, во время исправленiя церковныхъ книгъ, также явилось много пророковъ, знахарей, особенно между расколоначальниками, которые, подобно кудесникамъ ХI вѣка «повинныхъ творили моровому повѣтрiю, овъ сего, овъ инаго, лживо вопiяли къ людямь: видѣхъ сонъ, видѣхъ сонъ, и извѣщая: се и сiе прiяхъ отъ Бога, и ложная пророчествовали» ³⁴).

Въ концѣ XVII в., по единогласному свидѣтельству Игнатiя митрополита тобольскаго и Дмитрiя ростовскаго, «въ пути нѣкоемъ отъ града Вологды, въ Каргополѣ, къ морю явился, аки бы учитель нѣкiй, волхвъ и чародѣй и примысли себѣ имя пустынника, и многiе поселяне послѣдовали за нимь, имуща его себѣ учителя и наставника». Этотъ волхвъ и чародѣй, сверхъ разныхъ чудесъ и волшебствъ, училъ, между прочимъ, совращать въ расколъ посредствомъ порошка, сдѣланнаго изъ высушенного и истолченнаго сердца новорожденнаго младенца. «И аще васъ послушаютъ или не послушаютъ, — говорилъ этотъ волхвъ-расколоучитель своимъ ученикамъ, — вы отъ сего даннаго истолченiя младенческаго сердца, тайно влагайте имъ въ брашно или въ питiе или въ сосудъ, гдѣ у нихъ бываетъ вода въ дому, или въ кладязь: егда отъ того вкусятъ, тогда къ намъ обратятся и имутъ вѣру словесамъ вашимъ» ³⁵). Другiе расколоучители, по словамъ Дмитрiя ростовскаго, совращали православныхъ въ расколъ «волшебнымъ причастiемъ, давая ягоды дѣланныя изъ нѣкiя муки, подобныя клюквѣ» и т. п. ³⁶).

Такъ, чудско-славянское кудесничество заключало въ себѣ всѣ элементы для развитiя кудесническо-пророческой секты людей божiихъ, и, подъ влiянiемъ двоевѣрнаго, христiанско-миѳологическаго книжнаго ученiя, постепенно, само собою преобразовывалось въ чародѣйно-расколоучительную и волшебно-пророческую секту. Отъ волхвовъ-пророковъ и чародѣевъ-расколоучителей и черницъ и дѣвокъ-раскольницъ, кудеснически бившихся о землю до галлюцинацiоннаго видѣнiя отверстыхъ небесъ и т. п., оставался одинъ шагъ до христiанство-шаманствующнхъ пророковъ и пророчицъ людей божiихъ и до «великаго волхва и пророка надъ пророками» Селиванова. И вотъ въ концѣ же XVII и въ началѣ XVIII в. Данило Филипповъ и Иванъ Тимофѣевъ Сусловъ положили начало сектѣ людей божiихъ, а во второй половинѣ XVIII столѣтiя Селивановъ возродилъ ее въ секту скопцовъ и довелъ до высшаго развитiя. Не вдаваясь здѣсь въ хронологическую исторiю секты людей божiихъ ³⁷), которая исполнена миѳологическихъ вымысловъ и басней, особенно до пророка Прокопiя Лункина († 1732 г.), — мы раскроемъ, изъ какихъ именно элементовъ чудско-славянскаго, языческо-кудесническаго мiросозерцанiя, сложилась секта людей божiихъ, что привзошло въ нее изъ эпоса и мiросозерцанiя славянскаго и изъ обрядовъ и суевѣрiй финскихъ, чѣмъ видоизмѣнилась или дополнилась она изъ другихъ этнологическихъ источниковъ, и какимъ образомъ, наконецъ, получила восточно-великорусскiй, шаманско-пророческiй типъ, преобразившись въ секту скопцовъ. Изложенiе всѣхъ этихъ вопросовъ покажетъ намъ, сколько всякаго мрака въ умственной жизни нашего темнаго народа, и какъ безотлагательно необходимо скорѣйшее, всеобщее, всенародное естественно-научное просвѣщенiе его.