А. Л. Сидоров. Экономическое положение России в годы первой мировой войны, 1973 г., стр. 133-166

Раздел первый
ЦАРСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО И ВОЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ ТЫЛА

Глава третья
ОСОБОЕ СОВЕЩАНИЕ ПО ОБОРОНЕ ГОСУДАРСТВА.

Программа нового строительства казенных военных предприятий.

Опыт двух лет мировой войны показал промышленную и военную слабость России и огромную зависимость русской армии в боевом снабжении от союзников и Америки. Для многих представителей промышленности и правительства эта зависимость стала особенно очевидной именно во время войны, когда пришлось обращаться за границу за всем начиная от подков и сапог и кончая тяжелой артиллерией, автомобилями, моторами для самолетов, станками, металлами. Однако правительство мирилось с этой зависимостью, как неизбежным злом, вытекающим из промышленной слабости страны. Даже отстраненный Сухомлинов в своих многочисленных доказаниях и разъяснениях Верховной следственной комиссии не прочь был прикрыть грехи преступления своего ведомства именно промышленной отсталостью России и огромным влиянием иностранных капиталов в банках и промышленности, которые «мешали» вооружить армию.

Лишь немногие члены Особого совещания по обороне пытались от теоретического осуждения иностранной зависимости встать на путь такой практической политики, которая способствовала бы ослаблению этой зависимости и созданию в России необходимых условий для развития своей промышленности. Пожалуй, наиболее четко заявил об ошибочности проводимой политики равнения на иностранные заказы Литвинов-Фалинский в своем докладе «О мобилизации русской промышленности», обсуждавшемся в Особом совещании в декабре 1915 г. Это обсуждение не дало практических результатов. Более того, «общественные деятели» и представители промышленности в Особом совещании после этого старались прикрыть рваческие требования промышленных акул идейными мотивами промышленной самостоятельности страны. Понимались они на деле как право финансовых и промышленных дельцов грабить казну и за ее счет строить промышленные предприятия.

Однако для некоторых деятелей Военного министерства понятие экономической самостоятельности не совпадало с правом буржуазии наживаться за счет казны. В меру своих сил и возможностей они стремились ликвидировать катастрофическое положение боевого снабжения армии. В ряду нескольких подобного рода попыток выделяется программа, разработанная и выдвинутая в Особом совещании новым начальником Главного артиллерийского управления А. А. Маниковским, назначенным на этот пост после отставки военного министра Сухомлинова. Программа Маниковского показывает, как даже наиболее дальновидные представители правящих кругов, обладавшие крупными познаниями и техническом опытом, умевшие проявить широкий подход к проблеме, неизбежно — поскольку они не затрагивали существовавшего режима — скатывались к утопическому прожектерству.

Характерной особенностью программы Маниковского, изложенной им в специальном докладе¹²¹, являлось то, что она центр тяжести переносила на строительство казенных военных заводов. Это объяснялось тем, что Маниковский и его сторонники в Военном и Морском министерствах, исходя из опыта войны, считали, что русская буржуазия не способна развернуть военное производство в крупных размерах, что для этого у нее нет достаточных экономических возможностей и организаторских данных, а кроме того, она руководствуется прежде всего интересами барыша, которые находятся в противоречии с интересами армии. Маниковский и его коллеги превосходно знали все темные дела и расчеты «облеченных доверием общества» представителей буржуазии в Особом совещании, ясно отдавали себе отчет в том, что по всем поставкам цены, назначаемые буржуазией, были выше цен казенных заводов, а цены «общественных» организаций буржуазии были еще выше частных. Надо полагать, что одной из причин, заставивших Маниковского ориентироваться на строительство прежде всего казенных заводов, было также стремление правительства обеспечить себе независимость от буржуазии в деле военного производства, с тем чтобы не дать ей возможности путем экономического давления добиться политических уступок в ее пользу. Деятельность военно-промышленных комитетов, Земгора и т. п. давала основания для такого рода опасений.

Главную цель своей программы Маниковский усматривал в необходимости «во что бы то ни стало избавиться, по части боевого снабжения, от иноземной зависимости и добиться того, чтобы наша армия все необходимое для себя получала бы у себя дома — внутри России». Он энергично защищал эту программу в Особом совещании, называя ее единственно «правильным путем».

Маниковский предлагал создать для каждого отдельного производства боевого снаряжения самостоятельную группу заводов. «В каждой такой группе основное ядро, так сказать постоянный кадр группы, должны составить казенные заводы, которые в случае мобилизации не только соответственно развернутся сами, но и выделят из себя соответствующий технический персонал для инструктирования остальных членов группы, то есть однородных производств частной промышлонности.

Вне такой постановки дела немыслимо получение вполне удовлетворительных результатов в необходимый кратчайший срок. Вся мобилизация нашей промышленности в той ее части, которой пришлось мобилизоваться путем самостоятельной импровизации, может служить лучшим подтверждением вышеоказанного»¹²².

Таким образом, программа Маниковского не представляла собой программы действительной индустриализации страны, невозможной в условиях самодержавия, без чего, конечно, не могла быть осуществлена задача создания мощной военной промышленности. Исходя из интересов и финансовых возможностей царизма, Маниковский мог ставить только узкую задачу создания казенной военной промышленности в далеко не достаточном объеме, чтобы обеспечить действительно выявившиеся потребности армии в вооружении и боевом снабжении. Поэтому все его рассуждения о том, что без полной самостоятельности в вооружении «трудно оставаться великой державой, несмотря ни на какие условия территории и внутренних богатств страны», что казенная военная промышленность может стать таким костяком, на котором возможно будет «развивать какую угодно мускулатуру частной промышленности», верные сами по себе, становились совершенно беспочвенными, теряли реальный смысл при исходной посылке, что всего этого можно добиться в условиях царизма.

В проекте Маниковского о казенном строительстве военных предприятий речь шла лишь о частичном развитии военных предприятий, которые, будучи внедрены во все области военного снабжения, не только подготовят кадры технически обученных рабочих и инженеров, но и явятся регулятором цен по отношению к частной промышленности. Маниковский все время подчеркивал, что его программа рассчитана на масштаб «нынешней войны». Исходя из ее опыта, он разделил все производства на четыре группы, определив удельный вес казенных предприятий в каждой из них.

Более сложные предметы снаряжения, предметы «исключительной важности» должны были, по мысли автора программы, на все 100% потребности изготовляться «одними казенными заводами». К этой группе он относил а) винтовки; б) пулеметы, в) ружья-пулеметы, г) сильновзрывчатые вещества и д) снаряжение снарядов, ручных гранат и пр. Во вторую группу должно войти производство бездымного пороха, дистанционных трубок, взрывателей и детонаторных трубок, которые изготовлялись бы казенными предприятиями на 75% потребности. Третья группа лишь на 50% обеспечивалась казенными предприятиями, к ней были отнесены орудия и лафеты, слабовзрывчатые вещества, противогазы и т.п., то есть предметы, изготовление которых не представляло особых трудностей для частной промышленности. И, наконец, в четвертую группу входило производство корпусов снарядов и гранат, предметов амуниции, электротехнических изделий и оптических приборов. В их изготовлении казенные предприятия должны были занимать от 10 до 20% всей потребности в целях «регулирующего» влияния на цены частных предприятий.

Приведенный перечень групп (а также наименование заводов, которые, согласно программе, должны были быть сооружены) показывает, что в программе совершенно отсутствовали предприятия по изготовлению новейших видов вооружения — самолетов, танков и бронированных автомобилей, а также новейших механических средств передвижения. Независимо от того, понимал или не понимал Маниковский значение новейших средств войны, указанный минус его программы был обусловлен технико-экономической слабостью страны, ибо включение в программу строительства казенных предприятий авиационных, автомобильных и моторостроительных заводов, металлургических предприятий, заводов, производящих качественные стали, предметы оптики и электротехники и т. д. и т. п., потребовало бы огромных финансово-технических средств, которых не было в распоряжении правительства. Этот дефект отражал также давнюю отсталость военно-технической мысли царского военного командования, неспособного учесть опыт современной войны, находящегося в плену опыта предшествовавших войн. По существу, программа ограничивалась стрелковым оружием и артиллерией. Она была более или менее целесообразна для подготовки к мировой войне, но не могла являться основой для вооружения армии в конце этой войны. Однако и такая куцая программа казалась многим современникам чрезвычайно большой и вызывала серьезные возражения, в первую очередь, конечно, со стороны крупной буржуазии.

Всего в программу строительства, разработанную Маниковским и утвержденную Особым совещанием по обороне, было включено 37 предприятий, на сооружение которых, по первоначальным расчетам, требовалось затратить свыше 607 млн. руб.¹²³.

Вот что представляла собой в целом строительная программа Главного артиллерийского управления, которая начала осуществляться еще в военные годы¹²⁴:

Для выполнения программы строительства требовалось 6 млн пудов металла, что составляло из расчета строительства на протяжении двух лет около 250 тыс. пуд. в месяц, или несколько больше 1% от валового производства металла (с учетом неизбежных потерь на припуск, стружку и т. п.) Эту цифру, по-видимому, следует увеличить до 2—3%; цемента требовалось около 5 млн. пуд., или 7 вагонов в день. Эти данные говорят о весьма скромных масштабах программы Маниковского, но даже и такая программа оказалась совершенно непосильной для царизма.

Несмотря на трудности большого строительства в обстановке войны, Маниковский настойчиво доказывал полную возможность справиться с предложенной программой. Большое место в своем докладе он отводил полемике с противниками программы, разбирая и опровергая выдвигаемые ими доводы. Разбирая довод о дороговизне военного строительства, он ссылался на опыт Франции, где заводы были построены «по бешеным ценам» военного времени и все же с лихвой окупались. Во что бы ни обошлись у нас заводы, писал он, «это будет дешевле, чем заказывать за границей то, что должно быть изготовлено на этих заводах».

Характерная черта программы Маниковского заключалась также в том, что она была рассчитана на завершение в послевоенные годы. Многие противники строительства казенных предприятий, указывая на это обстоятельство, делали его главным доводом доказательства ненужности всей программы. Отвечая им, Маниковский подчеркивал, что вопрос о сроках окончания войны не имеет никакого значения, ибо война может кончиться победой только тогда, когда «у нас окажется несомненный перевес в боевом снабжении, именно артиллерийском, так как только артиллерия решает ныне участь сражений». Но это не все и не главное. Мало выиграть войну, писал Маниковский, надо также к концу ее быть сильным и независимым, ибо к этому моменту «у наших союзников» не будет лишних боевых припасов, которые они согласились бы уступить России. К концу войны каждое государство будет предоставлено своим силам, «и горе тому, у кого к тому времени не будут подготовлены средства»¹²⁷.

Маниковский хорошо понимал, что послевоенная конъюнктура будет особенно неблагоприятна для России, так как после окончания войны начнется беспощадная экономическая и политическая борьба между союзниками. Поэтому, указывал он, «если не заложить прочного основания нашего военного заводского строительства теперь же», то это, может быть, не удастся сделать «совсем, так как по окончании войны у нас явятся сильнейшие конкуренты за границей», с которыми Россия не справится. Если мы не будем готовы к борьбе, продолжал Маниковский, «то могучая техника и наших друзей, и наших врагов раздавит нашу все еще слабую технику. При этом все они, чтобы покрепче и понадежнее захватить нас в свою кабалу, пойдут, может быть, сперва на предательски заманчивые для нас условия. Но если мы попадемся на эту удочку, то результат будет тот же, что и перед настоящей войной, т. е. мы будем зависеть от милости заграничных заводов. А ведь именно вследствие отсутствия своих заводов и необходимости прибегать к помощи заграницы мы и оказались столь беспомощными и неподготовленными во время настоящей войны».

Как видим, Маниковскому нельзя отказать в реальности его оценок союзников и характера отношений их к России. Он отнюдь не идеализировал союзников — Англию и Францию и не верил ни на йоту словесным обещаниям Ллойд Джорджа, Тома́ и других, на которые они были так щедры.

Остановимся более подробно на некоторых пунктах программы Маниковского¹²⁸.

«Особое совещание по обороне, — писал он, — очень поздно пришло к мысли о строительстве нового орудийного завода в Саратове после неудачного опыта с Виккерсом, строившим завод в Царицыне». Завод было предположено построить в 2,5 года. Городская дума отвела заводу участок земли в 100 дес., из них 40 дес. бесплатно.

В Саратов предполагалось перевести Петроградский орудийный завод и тем самым использовать накопленный технический опыт и кадры. Программа завода была рассчитана на 247 орудий в месяц. Однако завод ориентировался в основном на легкую и среднюю артиллерию и не имел собственной металлургической базы. Пушек и гаубиц калибра 152—203-мм планировалось производить 37 штук в месяц, в том числе лишь четыре 203-мм (8-дм) гаубицы. Артиллерию более крупных калибров не предполагалось изготовлять совсем. Стоимость механического оборудования завода предусматривалась на сумму около 16 млн. руб., а общая его стоимость — 37,5 млн. руб. К строительству завода не было приступлено.

Второй сталелитейный завод в Каменском первоначально был рассчитан на производство по 1 млн. штук черновых винтовочных стволов и снарядов 3-дюймового калибра, а также сортовой стали и проволоки на 1 млн. пуд. Стоимость завода определялась в 39 млн. руб. К строительству завода было приступлено еще в 1915 г. В связи с ростом цен и необходимостью больших дополнительных затрат сметная стоимость завода повысилась до 75 млн. руб. Некоторые цехи предполагалось открыть в 1917 г., а полностью закончить строительство к 1 января 1919 г. Установка завода на изгоговление винтовок и легких снарядов была пересмотрена. На базе завода было решено организовать изготовление тяжелых снарядов.

Снарядное отделение при втором сталелитейном заводе в Каменском было запроектировано взамен отделения по изготовлению винтовок и 3-дюймовых снарядов. Производительность завода планировалась в 11 200 снарядов в день, из них 200 снарядов 11—12-дюймовых, 1000 — 8-дюймовых и 10 000 — 6-дюймовых. Частичное открытие завода предполагалось в конце 1917 г. ⅔ всех затрат (33,5 млн. руб.) шло на оборудование. Однако стоимость завода была исчислена, повидимому, с преуменьшением, так как лишь треть затрат была высчитана по ценам военного времени.

Большое внимание в программе ГАУ было уделено трубочным заводам (в Пензе и Воронеже), снаряжательным заводам и мастерским. Помимо увеличения производительности существовавших казенных и особенно частных заводов, было решено строить новые. Пензенский завод был рассчитан на несколько миллионов дистанционных трубок и капсюльных втулок. Завод планировалось построить за три года. В 1915—1916 гг. на строительство было ассигновано свыше 9 млн. руб. Поскольку цены на строительство возросли почти в 1,5 раза, это увеличило стоимость завода до 20,6 млн. руб.

Воронежский завод был рассчитан на еще бо́льшую производительность, чем Пензенский. Он должен был быть по плану построен за два года (1917—1918 гг.)

Такой же завод но с меньшей производительностью, предлагал построить Второв, по потом отказался. Стоимость завода была исчислена в 42,5 млн. руб. Это было на 9 млн руб. дешевле, чем стоимость завода Второва в Московской губернии, а производительность казенного завода должна была быть в 2 раза больше, чем у Второва.

Троицкий снаряжательный завод предназначался для изготовления большого количества ручных гранат (16 млн. штук) и осветительных ракет. Уже в конце 1916 г. завод частично работал. Постройка этого завода имела «особую остроту», так как только с его помощью можно было справиться со снаряжением огромного количества ручных гранат, изготовлявшихся для армии.

Снаряжательный завод Второва близ Богородска был построен во время войны (1915—1916 гг.) на средства казны и должен был быть через определенный срок возвращен казне. Завод снаряжал 3—6-дюймовые снаряды.

Существовавшие в стране три казенных оружейных завода давали во второй половине 1916 г. около 110—120 тыс. винтовок в месяц, что было в 2 раза более запроектированного производства до войны (2000 штук в день), но и эти заводы покрывали только 50% потребности в винтовках. В течение всей войны армия испытывала острейший недостаток в винтовках, который лишь отчасти смягчался покупкой их за границей.

В апреле 1915 г. ГАУ признало необходимым обеспечить снабжение армии винтовками «исключительно внутренними силами страны»¹²⁹, а для этого построить новый казенный завод с производительностью в 600 тыс ружей в год. Но и это не покрывало всех потребностей, поэтому Военный совет решил строить два завода, один казенный, а другой частный, оба одинаковой производительности.

Стоимость Тульского казенного завода была определена в 31,2 млн. руб., но поскольку цены вздорожали на 59%, она поднялась до 50 млн. руб. На строительство завода было отпущено в 1915—1916 гг. 11 млн. руб., а на 1917 г. было намечено по смете истратитъ 15 млн. руб. Строительство полностью должно было быть закончено в 1918 г.

Построить частный ружейный завод особенно домогалась фирма Виккерс, действовавшая через известного авантюриста инженера Балинского и банкира Утина, которым покровительствовал военный министр Сухомлинов. В марте 1915 г. Балинский подал в ГАУ заявление о готовности построить новый ружейный завод в течение одного года по подписании контракта. Условия, выдвинутые Утиным, были следующие гарантированный правительством заказ на 3 млн. винтовок, который будет фирмой выполнен в 7 лет (цена на каждую винтовку 53 руб.), при подписании договора выдается аванс в размере 50% стоимости первого миллиона винтовок, техническое оборудование поставляют американские фирмы Пратт и Витнен¹³⁰. Таким образом, Виккерс и Балинский собирались строить завод на аванс от казны, а не на собственный счет. Правительство признавало приемлемым цену в 35 руб. за винтовку и пересмотрело вопрос о строительстве частного ружейного завода. Было решено построить в Екатеринославе второй казенный ружойный завод и перевести туда Сестрорецкий оружейный завод. Годовая производительность была установлена в 800 тыс. винтовок. Окончание строительства завода намечалось к 1 января 1920 г. Стоимость строительства первоначально исчислялась в 34,5 млн. руб., с поправкой на повышение цен — около 62,1 млн. руб. В 1915—1917 гг. на строительство ассигновывалось 19 млн. руб. Решение Особого совещания о постройке второго казенного ружейного завода было, конечно, более целесообразно, но срок строительства (5 лет) был чрезвычайно растянут. Практически завод строился из расчета на послевоенную конъюнктуру.

Кроме двух ружейных заводов было решено построить пулеметный завод Датского оружейного общества для изготовления 15 000 ружей-пулеметов Мадсена¹³¹. Завод строился на средства казны на следующих условиях: Общество получало аванс в 10,4 млн. руб. до 1 января 1917 г., из них 8675 тыс. руб. в иностранной валюте для оплаты машин, станков и аппаратуры, заказываемых за границей. Синдикат обязывался поставить правительству ружья-пулеметы по цене 1735 руб. за единицу, включая все расходы по постройке и оборудованию. Таким образом, общая стоимость заказа равнялась 26 025 000 руб., впоследствии уменьшенная в связи с небольшим снижением цены до 25 999 500 руб. Через шесть месяцев после подписания контракта синдикат должен был поставить 4000 ружей-пулеметов, а в последующие месяцы — по 1000 штук в месяц. К строительству завода Общество приступило в конце 1916 г.

Россия начала войну при неполном комплекте ружейных патронов. Их недоставало от 300 до 400 млн. штук до положенного (13—15%)¹³². Производительность патронных заводов (двух казенных и одного частного) в 1913 г. равнялась 544 млн. патронов в год, что составляло всего 25% военной потребности. Во время войны выпуск патронов поднялся до 120—130 млн. штук в месяц, но потребность исчислялась в 200 млн. штук.

Патроны в огромном количестве заказывались в США и в Англии, строительство же патронного завода в России было решено с недопустимым опозданием — только в марте 1916 г. Третий казенный патронный завод было решено строить в Симбирске с производительностью в 840 млн. боевых патронов к трехлинейной винтовке, 1200 млн. штук гильз и 1,1 млн. пудов латуни. Стоимость завода планировалась в 41 млн. руб. К строительству было приступлено в 1916 г. Все станки были закуплены за границей, частичное открытие работ ожидалось в 1917 г. Задержка со строительством казенного патронного завода объясняется противодействием медного синдиката, стремившегося удержать спекулятивные цены на медь и противившегося организации производства латуни и мельхиора на казенном заводе.

Однако строительство и этого завода далеко не удовлетворяло выявившуюся потребность в патронах¹³³.

Почти половина всей программы ГАУ (16 объектов) приходилась на предприятия взрывчатых веществ, пороховые и химические заводы, изготовлявшие исходные материалы для взрывчатки. Разрабатывая планы нового строительства, ГАУ могло уже опереться на удачное начало, положенное Химическим комитетом (председатель — В. Н. Ипатьев), который сумел организовать производство аммиачной селитры, бензола из каменного угля и нефти, серной и азотной кислот¹³⁴. Способ изготовления азотной кислоты путем окисления аммиака из коксовых печей при помощи платинового катализатора был разработан в России И. И. Андреевым и инженером-технологом Кулепетовым. Он был «практически воплощен на первом в мире казенном заводе в Юзовке»¹³⁵. Труднейшая задача заключалась в том, чтобы организовать самую выделку взрывчатых веществ. Комитет справился с этой задачей, разработав способ получения новых типов взрывчатых веществ ксилила, динитронафталина, синтетического фенола. Было положено также начало изготовлению удушающих газов.

Заводы взрывчатых веществ и кислотные заводы располагались в Донбассе, в центре нефтяной промышленности — в Грозном, Баку — и по Волге, где сосредоточивалось большое количество нефти. Нижегородский завод взрывчатых веществ был рассчитан на снаряжение снарядов всех калибров и ручных гранат. По окончании его постройки предполагалось перенести туда оборудование Охтинского завода из Петрограда. Большинство мелких заводов, изготовлявших кислоты, хлор, толуол, удушающие газы, были закончены и начали работать во время войны.

Война выявила огромную потребность в азотной кислоте. Только для пяти пороховых заводов ее требовалось свыше 3 млн. пуд., а если учесть нужду в ней трех заводов взрывчатых веществ, то потребность возрастала до 5,2 млн. пуд. Такого количества азотной кислоты добыть из привозной чилийской селитры было невозможно. Нужен был новый источник, которым явился воздух. Онежский завод на р. Суне был первым заводом в России по производству азотной кислоты из воздуха. Военное министерство и здесь проявляло обычную сдержанность и неповоротливость. Поскольку этот способ требовал много электроэнергии, было решено строить пока лишь опытный завод, который предполагалось закончить к концу 1917 г. На это было отпущено 6,5 млн. руб. Стоимость основного завода исчислялась в 26 млн. руб. с лишним. Местом строительства была выбрана р. Суна, водопад которой давал возможность построить гидростанцию.

Со строительством гидростанции на р. Суне и завода для получения азотной кислоты электролитическим способом Военное министерство запоздало по крайней мере лет на 8—9. Еще за 5 лет до начала войны заведующий химической лабораторией Николаевской инженерной академии Горбов написал докладную записку начальнику Главного инженерного управления Военного министерства, в которой предлагал «в предвидении войны на западной границе иметь возможность добывать селитру или азотную кислоту в России, что осуществимо двояким путем: путем устройства соответственного электрохимического завода на средства казны или же привлечением к делу частных капиталов»¹³⁶. Он предлагал в 1910 г. отправить инженеров для изучения бассейна р. Суны. Стоимость завода и гидротехнических сооружений определялась им в 5 млн. руб., а срок строительства — не менее 4 лет. Спустя лишь 8 лет Военное министерство взялось за частичное осуществление предложения Горбова, приступив к постройке небольшого опытного завода.

Во время войны была значительно увеличена производительность существовавших в России трех казенных и четырех частных заводов взрывчатых веществ. Компанией Барановского был построен пятый частный завод во Владимирской губернии, дававший 39 000 пуд бездымного пороха. Но производительность как казенных, так и частных заводов была ничтожно мала по сравнению с выявившейся потребностью.

Годовая потребность в порохе определялась в 1916 г. в 800 тыс. пуд. дымного пороха и 7,5 млн. пуд. бездымного, а производительность существовавших заводов равнялась 324 тыс. пуд. дымного и 1364 тыс. пуд. бездымного. Годовой дефицит достигал огромной цифры — 6,6 млн. пуд., причем 6134 тыс. пуд. нехватки приходилось за счет бездымного пороха¹³⁷. Пороховые заводы давали лишь 20% потребности, а 80% покрывалось путем огромных закупок пороха за границей. Именно в свете этих данных надо оценивать предложение Особого совещания по обороне о строительстве двух пороховых заводов (в Тамбове и Самаре, причем Тамбовский завод было решено строить еще до войны) и создании первого хлопкоочистительного завода в Туркестане с ограниченной производительностью в 200 000 пуд. очищенного материала. Намеченные ГАУ к строительству два казенных пороховых завода при достижении запланированной производительности в 1,2 млн. пуд. могли удвоить производительность бездымного пороха в стране¹³⁸, но все же они могли покрыть только незначительную часть дефицита.

Стоимость обоих заводов определялась в 60 млн. руб., а окончание строительства — в 1918 г. (хотя основные строительные работы на обоих заводах должны были заканчиваться в 1917 г.) Постройка обоих пороховых заводов хотя и являлась значительным вкладом в пороховой баланс страны, удваивая его, но по-прежнему оставляла нерешенной всю проблему снабжения армии бездымным порохом и не снимала с повестки дня необходимость в огромных заказах. Может быть на примере с порохом, являвшимся самым слабым местом боевого снабжения, наиболее ярко вскрывается ограниченный характер военно-хозяйственного творчества правительства и буржуазии. Даже наиболее передовые деятели царского режима могли выдвигать только мелкие, ограниченные планы и предложения, годные лишь на починку некоторых дыр в потрепанном кафтане военного производства страны.

Из других предложений ГАУ заслуживает внимания постройка машиностроительного завода в Туле, который должен был изготовлять особо точные станки для нужд военной промышленности. Опыт заказа таких станков военным ведомством на внутреннем рынке был неудачен, а потребность на ближайшие 5—6 лет определялась в 15—20 тыс. станков на сумму в 40 млн. руб.¹³⁹ На строительство такого завода было запроектировано истратить около 32 млн. руб. Это был первый, причем достаточно робкий, разведочный шаг в сторону создания отечественного точного машиностроения. Но и этого шага сделать не сумели — все осталось только на бумаге.

В области металлургии было решено строить небольшой алюминиевый завод производительностью в 75 тыс. пуд. (при потребности в нем в 500 тыс. пуд., причем цена за пуд алюминия поднялась к концу войны до 120 руб.) К строительству этого завода было приступлено более энергично, чем к строительству других заводов; еще в 1916 г. авансом были отпущены 4200 тыс. руб. на поиски бокситов и дешевой гидроэнергии.

Последнее, что мы отметим в программе Маниковского, — это заводы оптического стекла и приборов. До войны оптические приборы и оптическое стекло в России не производились, а получались из Германии. Производительность предполагаемого завода оптических приборов равнялась примерно годовой потребности армии в 1916 г. Оба завода было решено расположить в г. Изюме, у источников угля, глины и песка. Подготовительные работы были начаты в 1916 г., но этим дело и ограничилось. Заводы построены не были.

Таким образом, мы рассмотрели основные объекты программы ГАУ и можем теперь дать оценку ее значения для вооружения армии.

Программа ГАУ безнадежно опоздала. За исключением мелких снаряжательных мастерских, предприятий, изготовлявших сырье для взрывчатых веществ, да части химических предприятий, все осталъные предприятия намечено было ввести в действие только в 1918—1920 гг.

Если бы Военное министерство разработало эту программу раньше, скажем к 1913—1914 гг., и сумело бы осуществить ее действительно боевыми, военными темпами, она могла бы иметь практическое значение в деле вооружения войск, повлияв тем самым на ход военных операций. Однако ничего этого не было и не могло быть сделано, хотя бы потому, что всякое предложение подобного рода встретило бы сильнейшие возражения не только со стороны иностранного капитала, но и со стороны российской буржуазии.

Такая недееспособность вытекала из природы самодержавия и российской буржуазии, что является убедительным доказательством несостоятельности всей политической системы и господствующих классов царской России.

Предложенная ГАУ и Особым совещанием по обороне программа свидетельствовала также о технической косности военных верхов, проявивнтих полнейшее равнодушие и непонимание значения новых видов техники в современной войне. Готовить армию к такой войне и не развивать новейшие виды вооружения — авиацию, бронированные автомобили, танки и т. д. — могли только люди и режим, обреченные ходом истории на слом. За исключением жалкой попытки организовать изготовление автоматов Мадсена, программа никак не перекликалась с тем новым, что война породила в области техники. Правительство не только не организовало нового мощного пулеметного завода, но и не предусмотрело его в своей программе. Говоря о решающей роли артиллерии, творец этой программы — Маниковский, сам крупнейший специалист-артиллерист, предложил строить артиллерийский завод, не предназначенный для изготовления артиллерии тяжелых калибров, хотя именно в это время в армии было приступлено к формированию тяжелой артиллерии особого назначения, а нужда в тяжелой артиллерии была особенно резко ощутима.

Пороховые, взрывчатые, ружейные и патронные заводы, намеченные к строительству, никак не разрешали коренной задачи — освободить Россию от иностранной зависимости, поставить армию в деле вооружения на собственные прочные ноги. Даже если бы вся программа ГАУ была выполнена еще во время войны, то новые заводы не на очень много смогли бы уменьшить тот огромный дефицит в порохе, взрывчатых веществах, ружьях и патронах, который увеличивался с неудержимой быстротой с каждым месяцем войны. По-прежнему оставался бы только один, причем безнадежный, путь для его покрытия — заказы за границей. Но в решающих пунктах программа ГАУ оставалась на бумаге. Вооружение и снабжение армии по-прежнему шло частично за счет работы уже существовавших казенных заводов и мобилизованной частной промышленности, а частично за счет поступлений из-за границы.

Военно-техническая база русской армии, несмотря на все «успехи» частной промышленности, так и осталась отсталой и чрезвычайно бедной. Намеченные ГАУ мероприятия не могли ее кардинально изменить. Для этого нужны были и другие масштабы и другие политические условия.

Программа ГАУ является прекрасным историческим свидетельством неспособности помещиков и буржуазии царской России к широкому творчеству в вопросах ведения войны и вооружения армии.

Государственное регулирование потребления металла.
Металлургический комитет

Работа военной промышленности неразрывно связана с металлургией. Чтобы производить вооружение, нужен прежде всего металл.

Война потребовала десятки миллионов пудов проволоки, огромного количества металла повышенных сортов, особенно высококачественной стали. Производство цементной стали выросло в 1916 г. в 10 раз по сравнению с довоенным временем: с 2,7 млн. пуд. до 24,5 млн. пуд.¹⁴⁰ Между тем общее производство металла в России (без Польши) сократилось на 25,5 млн. пуд., особенно значительно — почти на 10 млн. пуд., или на 17,5%, — упала выплавка чугуна на Урале¹⁴¹.

Уже в начале 1915 г. на рынке обнаружился недостаток в металле, что повело к резкому росту цен, особенно с середины 1915 г. В течение 1915 г. цены на литейный чугун поднялись на 40%, а на сортовое железо — на 36,6%.

Интересы предприятий, работающих на войну, требовали вмешательства и в рыночную стихию и в производственную организацию металлургической промышленности. Однако в начале войны не было установлено даже элементарного порядка в распределении металла. Не упорядочила дело и организация Особых совещаний.

Все же Особому совещанию по обороне уже летом пришлось оказывать помощь металлургической промышленности.

В июле 1915 г. выявился крупный недостаток рабочей силы в рудной и металлообрабатывающей отраслях промышленности. Еще Совещание по обеспечению армии предметами боевого снабжения высказывалось за привлечение труда военнопленных и применение на рудниках «труда иноземных рабочих — персов и представителей желтой расы»¹⁴². Правительство поддержало предложение о привлечении в горную промышленность труда китайцев и в этом направлении начало вести работу. Тогда же (летом 1915 г.) раздавались голоса о необходимости назначить в Харьков особо уполномоченное от Военного министерства лицо для заведования трудом военнопленных. Но лишь в конце 1915 — начале 1916 г. Особое совещание по обороне вынуждено было вплотную заняться вопросами металлургии: дополнительно к топливному кризису и кризису перевозок обнаружился металлический голод.

«Регулирование» металлического рынка началось с создания во второй половине августа 1915 г. при Металлургическом отделе Центрального военно-промышленного комитета Бюро по распределению металлов¹⁴³. Бюро должно было выяснить потребности военных заводов в черных металлах, содействовать усилению производительности металлургических заводов, а также распределять металл между потребителями. Практически Бюро, являясь органом буржуазной общественной организации, не имело никаких прав и возможностей выполнить свои задачи и оказалось мертворожденной организацией. Оно не вышло и не могло выйти за узкие рамки помощи предприятиям в покупке металлов. Бюро «не облечено принудительной властью и потому оказалось не в состоянии разрешить своих задач»¹⁴⁴, — говорил Поливанов. Сам Центральный военно-промышленный комитет в начале ноября 1915 г. возбудил перед Особым совещанием по обороне ходатайство о создании при Особом совещании по обороне нового органа с государственными функциями, оставляя за Бюро всю подготовительную работу.

При обсуждении этого вопроса все сходились на признании необходимости «учреждения нового органа», но раздавались различные голоса на тему о том, при ком он должен находиться.

Представители Министерства Торговли и промышленности предлагали создать такой орган при Особом совещании по топливу, т. е. при министре торговли и промышленности; соответствующее предложение было даже внесено в Совет министров. Оно обосновывалось теми соображениями, что уже в мирное время данное Министерство тесно соприкасалось с металлургией, приобрело навыки в управлении этой отраслью, а поэтому «могло бы вести это дело на началах определенной систематической политики, а не разрозненного удовлетворения отдельных потребностей»¹⁴⁵.

В речах защитников Министерства торговли и промышленности чувствовалась явная оппозиция против Военного министерства. По их мнению, признание первенствующими потребностей обороны вовсе не означало, что надо передавать в Военное министерство «все, связанные с обороной, отрасли государственного хозяйства», но лишь обязывало все ведомства в своей деятельности руководствоваться «прежде всего интересами военными»¹⁴⁶.

Эту же точку зрения защищал и министр торговли и промышленности, подчеркнувший, что Совещание по топливу имеет ту же конечную цель, что и Совещание по обороне.

Но большинство участников Совещания не согласилось с доводами министра торговли. В изъятии вопросов металлургии из ведения военного министра оно увидело ослабление контроля со стороны военного ведомства за деятельностью промышленности в интересах войны. Эта мера привела бы к тому, что Военное министерство, «сохраняя за собой формальные права по управлению заводами, изготовляющими снаряжение армии, было бы лишено фактической силы обеспечить поставку этими заводами необходимого металла и, следовательно, утратило бы действительное руководство мерами обороны. Результатом подобного положения явилось бы двоевластие»¹⁴⁷.

Победили сторонники Военного министерства. Было решено создать Металлургический комитет при Военном министерстве, т. е. в системе Особого совещания по обороне государства. 17 декабря 1915 г. Особое совещание по обороне учредило должность уполномоченного по делам металлургической промышленности с состоящим при нем комитетом с широким представительством как государственных, так и буржуазных организаций и представителей промышленности¹⁴⁸. Руководителем этого комитета был назначен А. З. Мышлаевский.

На уполномоченного была возложена ответственная задача: обеспечить металлом заводы, работающие «на нужды обороны» и на другие нужды, связанные с ней. На комитет же возлагалось выяснение общей потребности в металлах как для военных предприятий, так и для других. Комитет должен был распределять металл по категориям потребителей и по районам. Он получил право выяснять производственную способность предприятий и давать указания заводским совещаниям по изменению порядка выполнения заказов на металлы и даже реквизировать металл¹⁴⁹. Особое совещание утвердило в основном положение о комитете, разработанное Военно-промышленным комитетом и отвечавшее интересам владельцев металлургических предприятий и «Продаметы».

Порядка в металлопромышленности комитет не навел. Он послушно шел за воротилами из «Продаметы» и других объединений промышленников. Отношения комитета с заводскими совещаниями не отличались четкостью, единства в руководстве заводами не получилось, по-прежнему несколько организаций давали указания заводам, часто в обход комитета, а срочные требования фронта «поступали непосредственно на заводы; программа прокатки неустанно изменялась, намеченный план работы нарушался»¹⁵⁰. Заводчики попрежнему выполняли выгодные заказы и откладывали более важные, с государственной точки зрения, но менее выгодные.

Металлургический комитет столкнулся, прежде всего, с фактом остановки 16 доменных печей ввиду недостатка руды, что уменьшило добычу металла на 60 млн. пуд. Вследствие этого ощущался недостаток металлов для работавших на войну заводов. Мышлаевский, докладывавший об этом Особому совещанию по обороне, предложил «ограничить или даже вовсе прекратить расходование металлов на нужды, прямого отношения к обороне не имеющие». И в этом вопросе деятельность Совещания по обороне была мало эффективной. Она шла не по линии увеличения производства металлов, а лишь по линии более правильного распределения металла среди потребителей.

Металлургический комитет получил право ограничить или совсем прекратить отпуск металла на строительства. Весь металл должен был направляться «на предприятия, обслуживающие оборону в боевом смысле слова»¹⁵¹. Цены на металл стали быстро расти, началась спекуляция. Совещание поручило Металлургическому комитету проработать вопрос о ценах на металл. Эта «проработка» вопроса о ценах подвигалась вперед очень медленно. Спустя два с лишним месяца, в конце апреля, докладывая Особому совещанию по обороне о борьбе Металлургического комитета со спекуляцией, Мышлаевский лишь обещал, что «комитет в близком будущем выработает твердые цены на чугун и черные металлы». Эти «твердые цены» должны быть установлены «по соглашению с самими промышленниками» и отвечать условиям рынка. Другими словами, в их основу клались рыночные, спекулятивные цены, которыми владельцы металлургических заводов не имели оснований быть недовольными¹⁵². В качестве меры борьбы с нарушителями предполагаемых твердых цен Мышлаевский выдвигал реквизицию металла.

К весне 1916 г. все яснее сказывался недостаток металла. Производство не поспевало за растущим спросом. Выяснилось, что домны остановились из-за недостатка кокса, который не подвозила железная дорога. На работе металлургической промышленности отрицательно сказывалась плохая работа транспорта. Присутствовавший в Совещании по обороне представитель Министерства путей сообщения признал, что «в деле сокращения металлургического производства доминирующее значение принадлежит недостаточности транспорта»¹⁵³. Председатель Металлургического комитета, соглашаясь с этим заявлением, указывал также и на недостаток рабочих рук. 16 домен продолжали бездействовать, а на копях скопилось до 200 млн. пуд. угля, который «не может быть вывезен даже в соседние заводы или домны». Из-за недостатка транспорта на заводах оставались невывезенными свыше 22 млн. пуд. готовых изделий.

Для устранения задержек металлургической промышленности комитет предполагал обеспечить подвоз к заводам топлива, металла и взрывчатых веществ, а также организовать вывоз готовой продукции. Но как можно было осуществить эти меры, комитет не мог сказать, ибо это зависело от Министерства путей сообщения.

Такое же положение создалось с рабочей силой. Необходимо было увеличить число рабочих на предприятиях, а вместо этого под влиянием дворянства военнопленных предполагалось направлять лишь на сельскохозяйственные работы. Представители металлургии просили Особое совещание по обороне «во что бы то ни стало возместить заводам отнимаемую у них рабочую силу».

Кроме транспортных затруднений на работе металлургических заводов сказывались и причины, связанные непосредственно с организацией труда, ухудшением качества рабочей силы, так как труд женщин, пленных и подростков был гораздо менее производителен, чем взрослых мужчин, призванных в армию. Чтобы уменьшить недостаток металла, Металлургическому комитету было отпущено 30 млн. руб. на закупку металла за границей¹⁵⁴.

Но иностранные закупки могли в лучшем случае лишь временно смягчить острый дефицит в некоторых сортах металла. Для улучшения работы металлургической промышленности требовалось, по крайней мере, коренным образом улучшить, во-первых, снабжение заводов рабочей силой и, во-вторых, работу железных дорог. Последнему многие члены Особого совещания придавали решающее значение. Так, член Государственного совета В. И. Карпов говорил: «Влияние, оказываемое на металлургическое дело расстройством перевозок, настолько велико, что пред этой причиной все остальные отступают на задний план и могут быть вовсе отброшены из учета»¹⁵⁵.

Однако гораздо легче оказалось перестроить организационные формы металлургической промышленности, чем разрешить транспортную проблему и рабочий вопрос. В мае 1916 г. Мышлаевский предложил изъять металлургические заводы из ведения заводских совещаний и подчинить их власти главного начальника снабжения металлами, «облеченного достаточными полномочиями». По существу, речь шла о создании единого центра по регулированию металлургической промышленности с периферийным аппаратом при нем. По мысли Мышлаевского, на начальника этого центра возлагалось изучение возникающих на местах предположений с реквизицией труда для нужд металлургических заводов; определение потребности ведомств в металлах и распределение таковых; установление порядка выдачи удостоверений на получение металлов; установление изменения сроков исполнения заказов; реквизиция металлов и т. п.¹⁵⁶

Предложения Мышлаевского одобрили, и на их основе был разработан проект положения о главном уполномоченном по снабжению металлами, который обсуждался Совещанием 1 июня 1916 г. Однако лишь в августе положение было утверждено. Главным уполномоченным по снабжению металлами стал Мышлаевский. Он имел свой аппарат — районных уполномоченных и их представителей на заводах; власть заводских совещаний более не распространялась на металлургические предприятия.

Новое положение значительно увеличивало власть главного уполномоченного по снабжению металлами как в вопросах распределения металла внутреннего и заграничного происхождения, так и в вопросах производственных. Однако вся деятельность его протекала в тесном контакте с монополистическими организациями — «Продаметой», «Кровлей», синдикатом меднопрокатных заводов, а потому и не нарушала их интересов. Все же в результате деятельности главного уполномоченного было несколько упорядочено распределение металла, точнее выявлена потребность разных отраслей хозяйства, уменьшена спекуляция. В этом известное положительное значение создания нового органа государственно-монополистического регулирования.

29 августа 1916 г. главный уполномоченный представил военному министру записку¹⁵⁷, из которой видно, что месячные заявки ведомств составили 21,8 млн. пуд., что значительно превосходило производство металла внутри страны. Чтобы удовлетворить важнейшие, еще не учтенные потребности, следовало сократить представленные заявки на 4,5 млн. пуд. Мышлаевский предлагал, в частности, уменьшить на 1,5 млн. пуд. заявки Министерства путей сообщения на рельсы, но ввиду категорического протеста 1,5 млн. пуд. были разверстаны между: Главным артиллерийским управлением (835 тыс. пуд.), Министерством путей сообщения (625 тыс. пуд.), Морским министерством (33 тыс. пуд.) и Главным военно-техническим управлением (7 тыс. пуд.). Остальные 3 млн. пуд. были «найдены» за счет механического сокращения остальных заявок на 21,33%.

В результате такой урезки получилась следующая картина:

Главными потребителями металла являлись Главное артиллерийское управление и Министерство путей сообщения.

Все производственные министерства и отрасли (без Министерства путей сообщения) получили всего около 10% металла, а остальное количество шло непосредственно на военные нужды. По количеству металла можно представить и удельный вес военно-промышленных комитетов и Земгора в выполнении военных заказов: на их долю приходилось около 5% металла, или немного более, чем получало Интендантское управление.

Добившись некоторого улучшения в распределении металла в пользу военных предприятий, главный уполномоченный не мог добиться увеличения производства металла. Промышленность по-прежнему не была обеспечена рабочей силой: обследование членом Государственного совета Ф. А. Ивановым металлургического дела на Урале показало, что «наибольшее затруднение доставляет Уралу рабочий вопрос»¹⁵⁸. Предполагалось усилить рабочую силу на Урале за счет пленных и китайских рабочих. Но так как в процессе обсуждения выяснился недостаток рабочих по предприятиям других ведомств, в этом отношении ничего не было решено. Иванову было поручено представить свои соображения «о порядке решения рабочего вопроса». Так от частного вопроса приходили к необходимости решить общегосударственную проблему первейшего значения.

Пока вырабатывались эти «соображения», положение с металлом обострилось еще более. Военный министр Д. С. Шуваев заявил в июне 1916 г. о согласии освободить от призыва в армию техников и мастеров по именным спискам. В октябре он повторил свои заявления и заверил, что принимаются меры к более целесообразному распределению военнопленных. Несмотря на эти заверения, на заседании Особого совещания по обороне в октябре 1916 г. Гучков говорил уже не о трудностях, а о надвигающемся кризисе, из которого «без крупного заграничного заказа мы не будем в состоянии выйти»¹⁵⁹. Он подробно развил свой план покупки металла в Швеции и Японии, заказа рельсов в Америке, чтобы использовать производительность рельсопрокатных заводов для других нужд.

Вопрос о металле не сходит с повестки дня Особого совещания по обороне в последние месяцы перед Февральской революцией. Производительность металлургических заводов в октябре—ноябре 1916 г. определялась в 21 млн. пуд., а за вычетом производства металла петроградских и казенных горных заводов, который им же и потреблялся, «в распределение поступает 16—16,5 млн. пуд. металла в месяц. Между тем заявленные на октябрь потребности составляли 21,5 млн. пуд. Таким образом, образовался дефицит около 25%, что и вызвало необходимость неполного удовлетворения большинства заявленных потребностей. Однако необходимо принять во внимание, что некоторые потребности еще не учтены, потребность фронта вошла в требования ведомств далеко не полностью и, наконец, потребность населения остается ныне в значительной степени неудовлетворенной.

При учете всех этих потребностей дефицит достигает 50%, т. е. составил 8 млн. пуд. металла в месяц. Для покрытия этого дефицита необходим крупный заграничный заказ на металлы и на простейшие металлические изделия»¹⁶⁰. Так мрачно обрисовал положение главный уполномоченный по снабжению металлами. В его докладе нет никаких намеков на возможное улучшение добычи металла.

Выступивший от Центрального военно-промышленного комитета А. И. Коновалов сделал поправку к подсчетам Мышлаевского, увеличив ежемесячный дефицит в металле до 10 млн. пуд. По его мнению, не приходилось «рассчитывать на расширение производительности русских металлургических предприятий в ближайшем, по крайней мере, времени». По мнению Шингарева, положение с металлом после продовольственного вопроса «является едва ли не наиболее важным вопросом настоящего момента». Острый недостаток в металле может привести «в конце концов к опасному кризису в деле снабжения армии. Устранить этот недостаток средствами русской промышленности представляется маловероятным»¹⁶¹. Один из лидеров кадетской партии также признавал остроту положения со снабжением металлами. Он не верил в возможность выйти из этого кризиса путем развития производительности металлургической промышленности, ибо понимал, что вопрос о работе металлургии тесно связан с рядом крупных экономических проблем — продовольствие, транспорт, рабочая сила, — с которыми до сих пор буржуазия и правительство не справлялись.

Представители промышленности признавали, что они сами не в силах устранить препятствия, мешающие расширению производительности металлургических заводов. Они добивались от Совещания одного — повышения цен.

Кризис в металлургической промышленности в действительности был одним из проявлений общего кризиса народного хозяйства России, всех ведущих отраслей капиталистической промышленности и транспорта.

Особое совещание по обороне и главный уполномоченный по снабжению металлами признали свое бессилие в деле коренного улучшения положения с металлами. Поэтому основное внимание Совещания было направлено в сторону сокращения потребностей в металле для второстепенных нужд и увеличения закупок за границей. Решено было нажать на союзников на предстоящей в январе 1917 г. Петроградской конференции и потребовать от них увеличения снабжения России металлами.

Решение Особого совещания по обороне от 11 января 1917 г. является характерным документом для оценки всей политики правительства. В трех пунктах этого решения выражено признание полнейшего краха попыток правительства справиться с проблемой металлургии. Заграничный рынок признается единственной надеждой на спасение, и все взоры устремляются на союзников. Именно поэтому Совещание решило: «1) поставить на обсуждение имеющего состояться в Петрограде междусоюзнического совещания вопрос о снабжении России металлами в необходимых ей количествах; 2) просить министра финансов ускорить разрешение вопроса о новом японском займе и об отпуске из этого займа 100 млн. иен для покупки металла в Японии; 3) просить министра финансов возможно безотлагательно разрешить вопрос об отпуске валюты на 240 млн. руб. для заказов черных металлов за границей»¹⁶².

Это решение является знаменательным во всех отношениях. Оно показывает, что царское правительство совместно с буржуазией не в состоянии были обеспечить потребности хозяйства в самом необходимом для ведения войны продукте — металле. Спасение они видели в новых займах и заграничных закупках. Нужны были огромные средства для закупки металла, которые возможно было опять-таки получить только у англичан и французов. Новые кредиты еще больше ставили Россию в зависимое положение от союзников. Если даже предположить, что союзники отпустили бы России просимые средства, то весьма сомнительна сама возможность закупки и доставки в порты, перевозки по железным дорогам на предприятия такого огромного количества металла. Но члены Особого совещания и не задумывались над всем этим, им казалось, что решение вопроса заключается в искусстве министра финансов добиться получения новых кредитов.

Состоявшаяся вскоре конференция союзников разбила иллюзии русского правительства и буржуазии. Ссылаясь на ограниченность морского тоннажа и слабую пропускную способность портов и русских железных дорог, союзники установили жесткий лимит для всех перевозок, который исключал возможность получить металл в большом количестве.

Ориентация на заграничную покупку металла была более легкой, но оказалась более беспочвенной, чем заботы об увеличении производства внутри страны. На том пути, по которому пошло правительство, нельзя было добиться реально ощутимых результатов. Особое совещание по обороне и главный уполномоченный по снабжению металлами не справились с задачами, которые перед ними стояли. Попытки правительства парализовать растущую разруху, организовать металлургию и обеспечить страну металлом оказались совершенно неэффективными. Растерявшись от многочисленных заявлений о кризисе металла, рабочей силы и транспорта, правительство совершенно не вмешивалось в организацию производства, не обуздало банки и синдикаты и лишь пыталось регулировать распределение, которое от начала до конца проводилось в интересах узкой верхушки буржуазии — воротил металлургической промышленности. Убедившись, что эти мероприятия не в состоянии обеспечить самые насущные нужды страны в металле, лидеры буржуазии должны были прийти к выводу, что потерпела крах не только политика правительства, но и их собственная, в чем буржуазия боялась признаться даже самой себе.

Особое совещание по обороне и кризис перевозок и топлива¹⁶³

Повседневным практическим руководством перевозками и топливом занимались два специальных Особых совещания, созданные одновременно с Особым совещанием по обороне государства; последнее занималось этими вопросами только в экстренных случаях, когда положение делалось критическим или когда появлялась необходимость поправить политику Особых совещаний по перевозкам и топливу в интересах максимального развития военного производства или, как тогда говорили, в интересах «обороны».

Вопросы перевозок и топлива появлялись на повестке дня заседаний Особого совещания по обороне обычно вместе. Когда говорилось о топливных затруднениях, неизбежно выплывал вопрос о плохой работе железнодорожного транспорта, а когда докладывали о работе железных дорог, представители Особого совещания по топливу старались свалить все недостатки работы топливной промышленности на плохую работу железных дорог.

Уже летом 1915 г. вопрос о вывозе топлива из Донбасса и снабжении им промышленности центра превратился в проблему, выходящую за рамки какого-либо одного ведомства. Этим пришлось заниматься Особому совещанию по усилению снабжения армии.

Увеличение добычи топлива, особенно донецкого угля, организация вывозки его и распределения в соответствии с интересами учреждений и предприятий, работающих на войну, привлекали внимание правительства. В марте 1915 г. министр путей сообщения, которому было поручено снабжение углем, ввел некоторые ограничения в свободную продажу угля, чтобы использовать «всю производительность и все запасы донецкого угля на удовлетворение прежде всего потребностей государственных»¹⁶⁴; были отменены частные договоры на продажу угля. Тогда же в топливный вопрос пытался вмешаться министр внутренних дел, который жаловался Горемыкину, что города и городские предприятия в отношении обеспечения топливом поставлены «как бы на второй план»¹⁶⁵.

Война изменила направление товарных грузопотоков. Утратили значение порты Балтики и Черного моря, а решающее место заняли Владивосток, Архангельск, позднее Мурманск, через которые шли сотни миллионов тонн грузов, преимущественно военных. Поэтому вопросы работы портов, особенно Архангельского, вывозки из этих портов грузов и строительства железных дорог, связывающих порты с центральными железнодорожными магистралями, неизбежно стояли в центре внимания не только Особого совещания по перевозке, но и Особого совещания по обороне.

Еще 1 июня 1915 г. Особое совещание по усилению снабжения действующей армии главнейшими видами довольствия занималось рассмотрением вопроса об увеличении доставки грузов из Владивостока. Вопрос этот был поставлен «промышленными кругами»¹⁶⁶. Тогда же было принято решение о подчинении Архангельской линии железной дороги особому уполномоченному морского ведомства, что вызвало решительный протест представителей Министерства путей сообщения¹⁶⁷.

Полномочия Особого совещания по обороне были гораздо шире, чем у его предшественника, и это давало законное право ставить вопросы перевозок на обсуждение. С другой стороны, работа железнодорожного транспорта летом и осенью 1915 г. настолько ухудшилась, что грозила катастрофой всей промышленности.

В сентябре 1915 г. недогруз угля в Донецком бассейне составлял 30% общего назначения, причем 90% его министр торговли и промышленности объяснял неподачей вагонов. В октябре недогруз увеличился и достигал 33% назначения, причем уже на 95% объяснялся «почти исключительно недостатком вагонов»¹⁶⁸, в начале ноября недогруз перевалил за 40% назначения. Еще хуже было с поступлением топлива в отдельные районы. Так, Петроградский фабричный район, являвшийся кузницей вооружения, получил для военных предприятий в сентябре 1915 г. 56% назначенных грузов, а в октябре 1915 г. всего лишь 36% от назначения.

Министр признавал, что снабжение топливом остальных районов находится «в столь же неблагоприятных условиях». Вследствие неподвоза железными дорогами топлива, руды и флюсов для доменной плавки остановилось 23 доменных печи, что составляет более ⅓ наличных доменных печей. За первую половину ноября дополнительно прекратили работы 5 печей.

Острые затруднения в топливе испытывала металлургия. Кризис являлся не случайным преходящим явлением, а длительным, угрожая стать хроническим. В начале января 1916 г. уполномоченный Особого совещания по обороне по Екатеринославскому району нарисовал следующую картину положения черной металлургии Юга. «Вообще нужно констатировать тот факт, что металлургические заводы из-за постоянных задержек в доставке сырья (нет вагонов) и топлива переживают критическое состояние, которое отражается на всех почти заводах, получающих от них металл и изделия. Ежедневно я получаю несколько телеграмм с указанием на то, что выполнение спешных заказов военного ведомства остановилось или грозит остановиться через несколько дней»¹⁶⁹.

Разнообразные документы, изученные нами, показывают, что промышленности страны угрожал паралич из-за недостатка топлива. Представители промышленности, члены Особого совещания по обороне требовали прежде всего навести порядок на железных дорогах.

В интересах государства нужно было срочно разобраться в положении дела и наметить практические меры.

По инициативе Особого совещания по обороне в октябре 1915 г. был поставлен доклад в Министерстве путей сообщения и на совместном заседании четырех Особых совещаний. Созданной здесь особой комиссии поручили разобраться в вопросах работы железных дорог. В ноябре 1915 г. был представлен доклад, в котором указывалось, что в основе транспортных неурядиц «лежит отсутствие единства в заведовании железными дорогами фронта и тыла»¹⁷⁰. Все железные дороги фронта были изъяты из ведения Министерства путей сообщения и подчинены начальнику военных сообщений при верховном главнокомандующем. Благодаря этому железные дороги фронта оказались в руках военных людей, «в громадном большинстве случаев совершенно в этом деле неопытных», а специалисты оказались «отстраненными» от руководства этим делом¹⁷¹. В этом разрыве управления дорогами фронта и тыла, в освобождении Министерства путей сообщения от ответственности за дороги фронта, комиссия, а вслед за ней Особое совещание по обороне видели коренную причину транспортных затруднений.

Доклад комиссии о положении на транспорте вскрыл наличие серьезного кризиса. Недостатки в работе железных дорог стали проявляться «почти с самого начала войны и уже к весне текущего (1915 — А. С.) года приобрели угрожающий характер». Был нарушен обмен вагонами между фронтом и тылом. На фронте все пути были забиты, и чтобы расчистить дорогу, вагоны сваливали под откос. В тылу же испытывался острый недостаток вагонов, вследствие чего нарушался подвоз предметов первой необходимости и «в особенности топлива к крупным потребительским центрам». По мере того как линия фронта передвигалась на восток в связи с отступлением русских армии, «расстройство транспорта увеличивалось все более и, наконец, к настоящему моменту достигло грозных размеров»¹⁷². Из-за недостатка подвижного состава в Донецком угольном бассейне почти полностью прекратился подвоз топлива в Петроград, где находились главнейшие военные заводы.

Комиссия требовала самых решительных мер к устранению «основной причины» железнодорожной разрухи — разрыва между дорогами тыла и фронта, введения единоначалия, особенно необходимого в военное время. Она предупреждала о возможных грозных последствиях, к которым приведет существующее положение, считая, что «неизбежным последствием сохранения существующего порядка явится ряд катастрофических явлений. Раскрывающаяся картина ближайшего будущего вызывает в полном смысле слова содрогание». Даже народные волнения в связи с продовольственными затруднениями казались комиссии «наименьшим злом» по сравнению с возможностью «остановки в производстве предметов боевого снаряжения армии» и грозным признаком «недостаточного питания самой армии». Вследствие перегруженности ряда передаточных станций, ведущих к фронту, — Двинска, Смоленска, Вязьмы — происходили задержки с доставкой на фронт продовольствия и фуража. Таково, по мнению комиссии, было положение дела, требовавшее для исправления немедленных и серьезных мер.

Но комиссия видела выход только в действиях организационного порядка. Она совершенно не изучила вопросы технического оснащения дорог, состояния паровозов и вагонов, строительства подъездных путей, производства рельс. Ее предложение объединить руководство всеми дорогами в руках министра путей сообщения, хотя и было вообще разумным, все же являлось полумерой, не способной коренным образом улучшить работу транспорта. Нужны были новые паровозы и вагоны, требовалось строительство новых участков, увеличение пропускной способности железных дорог и станций и т. д.

Одновременно с работой комиссии Особых совещании вопросами работы железных дорог занималось и само Особое совещание по обороне. На заседании 11 ноября 1915 г. по докладу Борисова положение с топливом и перевозками было признано катастрофическим. Но в объяснении причин сложившегося положения Особое совещание по обороне повторило заявление комиссии, что в основе всех затруднений лежит разрыв в управлении фронтовыми железными дорогами и тылом.

Для лечения этой «болезни» члены Особого совещания по обороне не могли дать ценных советов. Нельзя признать таковыми предложения о прекращении выдачи новых заказов петроградским предприятиям или об ограничении снабжения топливом и электроэнергией предприятий второстепенных, с точки зрения военных заказов. Ряд членов Совещания предлагали вынести обсуждение вопроса в соединенное заседание Особых совещаний под председательством царя¹⁷³.

Само Министерство путей сообщения произвело обследование двух дорог¹⁷⁴. Наряду с административными непорядками в выводах комиссии указывались и более глубокие причины: рост движения грузов, отсутствие плана перевозок, ухудшение состояния паровозов и вагонов, ухудшение качества угля и т. д.

В последующих своих решениях¹⁷⁵ в феврале и апреле 1916 г. по вопросу о работе железных дорог Особое совещание по обороне очень резко отмечало недостатки в работе, а члены Совещания не скупились на самые пессимистические оценки положения. Однако практические советы и предложения сводились к тому, чтобы поставить вопрос в Совете министров. Особое совещание по обороне не встало на путь внедрения плановых перевозок, реально не помогло железным дорогам в изготовлении паровозов, рельсов, вагонов и других железнодорожных заказов.

Установленный комиссией и Особым совещанием основной порок — отсутствие единоначалия — и тот не был устранен, так как боялись Ставки и не хотели с ней ссориться.

Дело ограничилось тем, что в ноябре министр путей сообщения создал Временный распорядительный комитет по перевозкам, который должен был объединить все мероприятия по перевозкам грузов по железным дорогам тыла. На этом и успокоились.

1 декабря 1915 г. на заседании комиссии Особых совещаний заслушали письмо Поливанова, который сообщал, что доклад комиссии на объединенном заседании Особых совещаний нецелесообразен, и интересовался, скоро ли комиссия закончит свою работу. Комиссия признала, что вновь созданный Временный распорядительный комитет по перевозкам, правомочный только в тыловых перевозках, не устранит коренную, по ее мнению, причину расстройства железных дорог — отсутствие единства действий по всей сети железнодорожного транспорта, о чем и решила довести до сведения Особых совещании. После этого комиссия признала свою работу законченной.

Лишь в самом конце 1916 г. предложение комиссии было практически осуществлено. Во главе военных перевозок при Ставке был поставлен, по соглашению с министром путей сообщения Треневым, на правах помощника министра Кисляков. Через него фронтовые дороги были подчинены министру путей сообщения. Потребовался год, чтобы провести простую организационную меру. Такова была сила консерватизма в государственном аппарате царской России.

Вопросами топлива Особое совещание по обороне неоднократно занималось в ноябре и декабре 1915 г. Транспортные затруднения неизбежно вели к топливному кризису, устранение которого прямым образом зависело от улучшения перевозок. Особенно плохо было дело со снабжением углем Петрограда. Министерство путей сообщения вынуждено было «отпускать уголь предприятиям, работающим на оборону, из запасов железных дорог, в дальнейшем же, в случае непринятия надлежащих мер в рассматриваемой области, и этот ресурс иссякнет, и тогда Петроградский промышленный район, в пределах коего изготовляется почти 60% всего количества предметов государственной обороны, производимых в России, будет поставлен в крайне тяжелое положение»¹⁷⁶. В конце ноября 1915 г. в одном Петрограде накануне остановки было 58 крупных предприятий, среди них и Путиловский завод, располагавший запасом угля менее чем на двое суток.

Петроградское заводское совещание произвело по поручению военного министра осмотр запасов топлива на предприятиях и разделило их на три группы с целью первоочередного снабжения наиболее важных военных заводов и закрытия других¹⁷⁷. Особое совещание по топливу приняло некоторые меры по улучшению подачи угля в столицу, но наступающие холода и метели опять могли ухудшить подачу угля. Поэтому Совещание по топливу решительно высказалось против открытия в Петроградском районе новых промышленных предприятий, эвакуации в Петроград предприятий из других районов и расширения существующих. Если же, несмотря на предупреждение, произошло бы расширение каких-либо предприятий, то снабжение их производилось бы «не иначе, как в счет соответственного сокращения снабжения топливом каких-либо иных потребителей того же района»¹⁷⁸. Министр торговли и промышленности, ведавший снабжением топливом, предупредил Поливанова, что и в будущем нельзя надеяться на поступление в Петроградский район топлива в размере, «хоть сколько-нибудь превышающем установившуюся за последнее время крайне низкую норму»¹⁷⁹.

Следовательно, работа железных дорог и снабжение топливом были важнейшими решающими факторами всей военной экономики России. Между тем уже осенью 1915 г., в начале второго года войны, эти отрасли хозяйства не только не обеспечивали всех потребностей страны, но даже не справлялись со снабжением важнейших военных предприятий и не обеспечивали снабжение металлургических предприятий юга России рудой и топливом. Вся промышленность страны переживала острый кризис.

Топливная промышленность находилась под контролем Особого совещания по топливу — бюрократической организации с большим аппаратом и сложной системой управления. Однако как производство, так и продажа топлива находились вне государственного контроля, целиком в руках капиталистов и рыночной стихии. Государство лишь давало разрешение на получение топлива и устанавливало предельные высшие цены, которые неудержимо росли за спекулятивными рыночными ценами. Особенно слабо регулировался нефтяной рынок: по оценке бывшего редактора «Известий Особого совещания по топливу», торговля нефтью оставалась «относительно свободной» до октября 1917 г. В тех случаях, когда первоочередные потребители не получали достаточно угля, применялись принудительные наряды или частичные реквизиции топлива¹⁸⁰.

Однако попытка правительства осенью 1915 г. в известной мере монополизировать в своих руках распределение топлива провалилась. Она была встречена в штыки не только горнопромышленниками, но и всеми организациями буржуазии. Совет съездов представителей промышленности и торговли и другие организации составили комиссию, которая обратилась к председателю Совета министров с докладной запиской, в которой весьма подробно излагаются все отрицательные последствия, к которым якобы приведет казенная монополия на минеральное топливо¹⁸¹. Несмотря на то что министр торговли и промышленности имел право объявлять продажу твердого и жидкого минерального топлива как на территории всей империи, так и в пределах отдельных районов «исключительным правом казны»¹⁸², он это право не использовал.

Когда через год возник проект организации «Центроугля» — общеимперского синдиката, который должен был покупать всю добычу угля по определенным ценам и распределять по плану — этот проект также был провален промышленниками, причем во главе похода против государственного регулирования выступил Центральный военно-промышленный комитет. Таким образом, Особые совещания по обороне и топливу не могли провести мероприятия, абсолютно необходимые в интересах эффективного ведения войны: их политика в области топлива определялась своекорыстными интересами буржуазии, стремившейся к наживе и обогащению и решительно выступавшей против всяких попыток со стороны государства ограничить эту наживу путем усиления плановости. Особое совещание по обороне не вникало глубоко в суть работы железных дорог, а Министерство путей сообщения не выдвигало перед Совещанием коренных вопросов работы транспорта.

Положение несколько меняется весной 1916 г.

В докладе товарища министра путей сообщения Э. Б. Войновского-Кригер о работе железных дорог, сделанном в Особом совещании в конце апреля 1916 г., впервые полным голосом было сказано о недостатках железнодорожного транспорта, указано на причины транспортных затруднений, вытекающие не столько из организационной несогласованности, сколько из слабости сети, бедности вагонного и паровозного парка и неразвитости узловых станций, не приспособленных к форсированной работе. Докладчик показал, что около половины всех перевозочных средств обслуживают непосредственные потребности войны, поэтому для тыла их остается недостаточно, и сообщил о мерах, принятых для усиления перевозок путем увеличения на дорогах подвижного состава, строительства новых линий и усиления пропускной способности существующих. Большего сделать было нельзя из-за отсутствия рельсов, рабочей силы и других трудностей. «Меры эти подошли к своему предельному развитию и более, к сожалению, расширены быть не могут»¹⁸³.

Обсуждение доклада заняло два заседания. Выступивший в прениях Шуваев внес предложение о необходимости «иметь общий план перевозок», которое было поддержано другими участниками заседания. Параллельно были приняты меры к усилению водных перевозок, чтобы разгрузить железные дороги. В частности, было решено перевозить по воде нефть, хлеб и некоторые военные грузы. Это была хотя и слабая, но деловая попытка координировать работу железных дорог с водными путями и подойти к составлению общего плана перевозок.

Хотя перевозки по железным дорогам в 1916 г. и увеличились по сравнению с предыдущим годом, но затруднения не были ликвидированы. Несоответствие между провозоспособностью железных дорог и требованиями на перевозки значительно выросло, подвижной состав износился, количество неисправных паровозов и вагонов увеличилось, а новых не поступало. В Америке был размещен заказ на паровозы и вагоны, «однако на скорое их прибытие в Россию рассчитывать не приходится»¹⁸⁴. Все это подготовило предпосылку к тому, что недостатки в работе железных дорог, проявлявшиеся уже в 1915 г., зимой 1916—1917 гг. переросли в транспортный кризис.

Из частных вопросов работы железных дорог внимание Совещания занимали окраинные магистрали, по которым перебрасывались поступавшие из-за границы грузы. Особое совещание несколько раз посылало в Архангельск комиссию с целью ускорить строительство ширококолейной железной дороги, а потом поднять ее провозоспособность и упорядочить работу порта.

В августе 1915 г. Архангельск посетил французский военно-морской агент, поделившийся с Особым совещанием своими впечатлениями о работе порта и железной дороги¹⁸⁵. Организацией работы в порту и морских перевозок он остался доволен. Работа порта достигала 5 тыс. т. грузов ежедневно и казалась ему превосходной, за исключением классификации и распределения грузов. В порту были приняты меры к усилению траления, вследствие чего уменьшилась гибель судов. Однако он советовал увеличивать количество тральщиков с 18 до 30. Вследствие увеличения числа ледоколов навигация могла продолжаться в зимние месяцы. Порт был оборудован мощными кранами в 15, 50 и 100 т, что позволяло быстро вести разгрузку судов. В части работы порта французский агент предлагал лишь отдельные улучшения.

Совершенно неблагоприятное впечатление осталось у него от железной дороги, так как узкоколейный путь не соответствовал размаху работы порта. «Перешивка пути на широкую колею находится в периоде работы и должна вестись с наивозможной быстротой», — писал он. Между тем военное ведомство призвало в армию 500 строительных рабочих, на строительстве не хватало гвоздей и т. д. В конце своей записки он высказался за подчинение дороги начальнику порта, против чего решительно возражало Министерство путей сообщения.

К 1916 г. закончились работы по перешивке узкого полотна на широкое, и пропускная способность дороги поднялась до 240—250 вагонов в день. Из них 125 вагонов занимал уголь. К концу года ежедневно железная дорога перебрасывала в 2 раза больше вагонов. Это было уже достижением. В 1916 г. Англия намеревалась отправить в Архангельский порт 108 млн. пудов разных грузов, порт же и железная дорога могли принять и отправить до 160 млн. пудов. В связи с этим было решено обратиться к английскому правительству с просьбой об усилении отправки грузов из Англии в Архангельск¹⁸⁶.

На огромной сибирской дороге были узкие участки, которые снижали перевозку грузов из Владивостока.

Строительство железной дороги Петроград—Мурманск шло чрезвычайно медленно. Все это требовало от Особого совещания по обороне постоянного наблюдения и контроля за работой Министерства путей сообщения. В сентябре 1916 г. члены Государственной думы — Добровольский и Шингарев — знакомились со строительством Мурманской дороги и представили Особому совещанию доклад. Только на южной части дороги протяжением 400 верст существовал сквозной проезд. В средней части еще не всюду было готово полотно, а в северной, хоть оно и было проложено, но степень готовности дороги была меньшей, чем в южной части. Одновременно строились порты и причалы, прибывали краны и ледоколы. Коммерческую эксплуатацию всей дороги строители намеревались начать в январе 1917 г., доводя пропускную способность в марте до 200 вагонов в день. В январе 1917 г. движение по всей дороге уже началось, и делегаты союзников на Петроградскую конференцию перевозились этим путем. Со строительством Мурманской железной дороги Россия запоздала на 2,5 года, что отрицательно сказалось на снабжении армии предметами боевого снаряжения.

В сентябре 1916 г. Особое совещание заслушало доклад председателя Центрального военно-промышленного комитета Г. X. Майделя о недостатках в работе транспорта на Кавказе, от чего страдало снабжение фронта и края. Все снабжение держалось на «единственной железной дороге», пропускная способность которой была далеко не достаточная. Морской транспорт работал слабо, а строительство подъездных путей к фронту шло медленно. «Так же медленно идет сооружение железной дороги между Батумом и Трапезондом»¹⁸⁷.

Особое совещание одобрило предложение докладчика об ускорении строительства Черноморской железной дороги и подъездных путей к фронту. В целях оказания помощи местной администрации с разрешения наместника на Кавказе была создана комиссия, в которую вошли представители Государственной думы и Государственного совета, Всероссийских земского и городского союзов и Центрального военно-промышленного комитета. В конце года комиссия представила доклад об обследовании ею железных дорог и ряд практических предложений.

Изучение политики Особого совещания в вопросах железнодорожных перевозок и топлива показывает наличие серьезного экономического кризиса, охватившего осенью и зимой 1915—1916 гг. промышленность и железные дороги. Политический кризис самодержавия переплетался с глубочайшими экономическими потрясениями, которые осложняли обстановку.

Особое совещание по обороне, являясь руководящим центром в области военной экономики страны, не отдавало себе отчета в глубине экономического кризиса. Его рекомендации о мерах борьбы с ним носили поверхностный и случайный характер и не могли обеспечить кардинального улучшения положения.

Особые совещания по топливу и перевозкам были созданы не для планового регулирования всего народного хозяйства, а лишь для удовлетворения первоочередных нужд и потребностей, порожденных войной. В области топливной промышленности не была серьезно поставлена задача развития добычи угля в других районах империи.

Общее экономическое развитие и интересы военного хозяйства требовали всемерного усиления плановости в перевозках, в распределении и добыче топлива, но все эти мероприятия наталкивались на организованное сопротивление буржуазии, выступавшей против всякой попытки регулирования, которое угрожало или могло угрожать ее личным интересам, интересам наживы.

Правительство и военные «регулирующие» органы отступали перед дружным натиском буржуазии — отступали потому, что чувствовали себя слабыми и на фронте, и в тылу. Дело ограничилось поверхностным «регулированием». Не были осуществлены в широких масштабах плановые перевозки на железных дорогах и плановое распределение топлива.

Царскому правительству не удалось путем внедрения государственно-капиталистического учета и контроля организовать стройное военное хозяйство.