А. Л. Сидоров. Экономическое положение России в годы первой мировой войны, 1973 г., стр. 290-332

Раздел первый
ЦАРСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО И ВОЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ ТЫЛА

Глава шестая
ОТНОШЕНИЯ РОССИИ С СОЮЗНИКАМИ ПО ВОПРОСУ ИНОСТРАННЫХ ПОСТАВОК

Борьба вокруг перевозок

В ноябре 1915 г. Особое совещание по обороне занялось двумя вопросами, которые на некоторое время привлекли к себе внимание русской буржуазии и вышли за пределы секретных заседаний Совещания и Совета министров. Первый вопрос касался организации коммерческих перевозок из Америки в Россию, а второй — перевозок из Англии в Россию. Эти два, казалось бы чисто деловых вопроса обсуждались более двух месяцев и явились поводом к острой политической дискуссии как в Особом совещании, так и за его пределами — в Центральном военно-промышленном комитете, среди судовладельцев и в министерских канцеляриях.

В связи с финансовым соглашением России с союзниками (сентябрь 1915 г.) объем военных заказов России в Англии и особенно в Америке в огромной мере вырос. За навигацию 1916 г. надо было перевести только из Америки около 1 млн. т. разных грузов ¹²². Организация перевозки такого количества грузов представляла труднейшую задачу для русского правительства, вследствие слабости собственного флота, неспособного справиться с задачей своими силами, ограниченности коммерческого тоннажа, который можно было зафрахтовать, и трудностей пути. Пароходы должны были охраняться в дороге, и охрану пути нес английский военный флот.

Английское правительство через А. И. Русина и Э. К. Гермониуса предложило взять дело американских перевозок в Россию в свои руки, с тем чтобы передать все пароходы «в ведение английского правительства, которое лишь при этом условии может взять на себя перевозку всех наших грузов из Америки» ¹²³. Англичане настаивали именно на передаче всех перевозок, и не соглашались заниматься ими, если часть их будет передана Добровольному флоту. А. И. Русин и Э. К. Гермониус являлись сторонниками этого предложения английского правительства. А. И. Русин просил русское правительство дать полномочия Э. К. Гермониусу заключить соглашение с английским правительством и видел в этом соглашении единственную возможность перевезти грузы.

Агент Министерства торговли и промышленности в Лондоне М. В. Рутковский по своей линии поставил в известность об этом предложении министра торговли и промышленности. 22 ноября 1915 г. он прислал подробную шифрованную телеграмму, где повторил английские условия и сообщал о положительном отношении Л. И. Русина и Э. К. Гермониуса, которые «уведомили уже военное и морское министерства, почему желательна передача всех перевозок в руки английского правительства». «Такое решение, — добавлял М. В. Рутковский, — исключает покупку новых судов для Добровольного флота, а следовательно и надобность в валюте» ¹²⁴. До решения этого вопроса Советом министров М. В. Рутковский предлагал прекратить переговоры с англичанами об отпуске валюты на покупку судов.

Министр торговли и промышленности указал М. В. Рутковскому, что прежде чем давать принципиальное согласие на предложение англичан, которое может иметь «серьезные последствия для будущности русского торгового флота», следовало спросить его, министра, полномочии. Затем Рутковскому было задано одиннадцать вопросов, ответы на которые должны были помочь министру составить более детальное и обоснованное мнение о предложении англичан. Министра интересовало, гарантирует ли Англия «доставку военных грузов полностью из Америки в Россию», на каких условиях должны быть переданы русские суда, какие предлагаются условия расплаты, может ли русское правительство взять, в случае надобности, суда обратно, будет ли сохранен русский судовой экипаж и т. д.

Из личных разъяснений Рутковского министру следовало, что английское правительство не брало ответственности за перевозку частных грузов и отнюдь не гарантировало доставку правительственных грузов, оно только поручало их адмиралтейству, в распоряжении которого находился весь торговый флот. Передача русских судов адмиралтейству не исключала сохранения всей администрации в руках Добровольного флота и русского состава экипажей судов. Передаваемые суда должны были подчиняться адмиралтейству «с точки зрения времени отправки судов из портов отправления». Расчеты с Добровольным флотом проводились бы русским правительством в рублях, а расчеты с иностранными судами вело бы английское правительство за счет кредита, отпущенного по финансовому соглашению. Оплата за пользование русскими судами должна быть не выше, чем соответствующая оплата английских судов, привлеченных правительством к перевозкам ¹²⁵. Из разъяснений М. В. Рутковского складывалась картина выгодности английского предложения для России. М. В. Рутковский, видимо, не подозревая, какую бурю негодования у русской буржуазии вызовет эта попытка англичан монополизировать перевозки.

Еще до предложения англичан о перевозках Совет министров принял решение усилить Добровольный флот покупкой судов грузоподъемностью в 50 тыс. т., на что требовалось свыше 1 млн. фунтов стерлингов валюты. Усиленный таким образом Добровольный флот должен был обеспечить перевозку всех грузов в Россию из Англии, Соединенных Штатов Америки и других стран. Об этих планах русского правительства было сообщено в Лондон. Английское правительство вежливо отказало в валюте, заявив что принятие предложения о передаче русских перевозок адмиралтейству исключает необходимость покупки новых судов. Англичане ревниво охраняли свою монополию и не соглашались делить перевозки с Добровольным флотом. Следовательно, основное требование английского правительства заключалось в том, чтобы перевозки были сосредоточены «всецело в английских руках», причем не допускалась «самостоятельная работа на линии Америка—Архангельск даже казенного пароходства в лице Добровольного флота» ¹²⁶.

Располагала ли Россия достаточным тоннажем, чтобы справиться с этой задачей самостоятельно? По справке, составленной на основе письма исполняющего обязанности начальника отдела торгового мореплавания Б. Н. Кандибы, видно, каким флотом располагала Россия ^126a. Всего на этой линии мог работать 21 пароход грузоподъемностью около 132 тыс. т., они могли перевезти в 1916 г. от 480 до 540 тыс. т. грузов. Кроме того, в распоряжении капитана 1-го ранга Саговского, стоявшего во главе организации по закупке и перевозке английского угля, находился 21 пароход грузоподъемностью в 106 тыс. т.; они могли перовезти от 170 тыс. до 280 тыс. т. Таким образом, наличным русским флотом при условии переключения его целиком на рейсы в Америку можно было перевезти от 650 тыс. до 820 тыс. т.

В справке была запроектирована и работа еще некупленных пароходов в 50 тыс. т. Но и тогда тоннаж русского флота не обеспечивал перевозки всех грузов. Поэтому Министерство торговли и промышленности предусмотрительно решило дополнительно ассигновать 32,7 млн. руб. на усиление русского флота, из них 12,7 млн. руб. — Добровольному флоту и 20 млн. руб. — по другим пароходствам. На эти деньги можно было купить суда тоннажем около 190 тыс. т.

Однако реальность этого плана зависела от возможности достать валюту. Кроме того, сомнительна была и сама возможность закупить такое большое количество судов. Поэтому Министерство торговли и промышленности, хотя и считало английское предложение невыгодным для развития русского флота и с точки зрения финансовой, все же высказалось за его принятие, оно оставляло уверенность в разрешении трудной задачи, какой, несомненно, являлась переброска значительного количества грузов, а на все остальное приходилось закрывать глаза.

Предложение английского правительства обсуждал Совет министров. Ничего не решив, он передал его в Особое совещание по обороне, которое рассматривало его 28 ноября 1915 г. На заседании все единодушно признали, что английское предложение недопустимо для национального достоинства России и невыгодно для коммерческого флота страны. Лишь член Государственного совета М. А. Стахович высказал готовность пожертвовать интересами торгового флота России в пользу государственной обороны, но и он, сославшись на недостаточное освещение вопроса, выразил желание рассмотреть его в особой комиссии. Так и было решено.

Однако и комиссия не пришла к определенному выводу, и вопрос снова был поставлен на рассмотрение Особого совещания ¹²⁷. На этот раз докладчиком выступил помощник военного министра А. С. Лукомский, склонявшийся к принятию английского предложения. Отсутствие валюты для покупки новых судов, без которых русский флот не мог справиться с перевозками, явилось тем аргументом, который заставил членов Особого совещания отвести все соображения о невыгодности английского продложения и высказаться «в пользу передачи перевозок британскому адмиралтейству». В процессе обсуждения общее настрение наиболее характерно выразил представитель Министерства торговли и промышленности С. П. Веселаго, заявив, что «мы вынуждены, поступаясь в известной мере интересами своего судоходства и национальным самолюбием, принять предложение Англии на перевозку наших грузов». Большинство членов Совещания мирилось с предложением англичан по необходимости, и лишь представители Министерства иностранных дел расценивали его как проявление исключительного доброжелательства Англии к России.

В итоге прений Совещание приняло английское предложение, но дипломатической формулировкой пыталось замазать его действительный смысл. С одной стороны, оно признавало, «что в интересах национального самолюбия представлялось бы предпочтительным сохранить перевозки в своих руках», а с другой, — противореча себе, оправдывалось, что «передача их Англии не отразится значительно на судьбе русского мореплавания», являясь лишь «установлением совместной службы движения на океанских путях» ¹²⁸.

Председатель Государственной думы М. В. Родзянко и присоединившийся к нему член Государственного совета В. И. Гурко не примирились с принятым решением, пытаясь добиться его пересмотра через Совет министров. Для подтверждения своего протеста Родзянко представил, кроме подробно мотивированного «особого мнения», ряд документов (записку совета съезда судовладельцев, справку о потребном тоннаже и о наличных пароходах и т. д.), которые должны были подтверждать неприемлемость английского предложения.

«Особое мнение» Родзянко — довольно интересный документ ¹²⁹. Надо было выступать против своей союзницы Англии и сделать это так, чтобы не быть зачисленным в лагерь германофилов. Воздав должное союзнице России и заверив Совещание в своей преданности Англии, «поклонником» которой он себя считал, Родзянко далее довольно резко критикует английское предложение и политику русского правительства. Правда, в экономической оценке этого предложения Родзянко не оригинален, все аргументы против соглашения были уже приведены до него, и он лишь повторял их. Зато он дает резкую политическую оценку английской акции, прямо выразив сомнение в добросоюзническом характере предложения. Родзянко квалифицирует его как открытую попытку ограничить свободу действий русского правительства, которая, не встретив отпора, легко может стать прецедентом для будущего. Соглашение с Англией, по мнению Родзянко, «являлось бы удостоверением несостоятельности русского правительства» и оскорбительно «для национального самолюбия страны». Можно с полным основанием, указывает Родзянко, провести параллель между финансовым соглашением 1915 г. с Англией и соглашением с ней же о перевозке грузов. Если первое ограничивало финансовый суверенитет России и ставило ее в зависимость от богатого союзника в вопросах финансовой политики, то данное соглашение лишало страну самостоятельности в вопросах торговли и мореплавания и тем самым обрекало Россию на полную зависимость от своей союзницы в деле снабжения армии и всего хозяйства страны.

В протесте Родзянко отражены противоречия, существовавшие между русской и английской буржуазией. Эти противоречия война несколько приглушила, но не уничтожила. Когда английское правительство предложило России невыгодные условия кредитования, русская буржуазия слегка поругивала правительство — и только. Когда же буржуазия сама лишилась «законных» прибылей, которые сулили перевозки военных грузов, она подняла протест против правительства под лозунгом защиты самого правительства и «национального достоинства» ¹³⁰.

Попытка Родзянко добиться пересмотра принятого Совещанием решения о передаче Англии перевозок успеха не имела. В марте 1916 г. Особое совещание по обороне поручило комиссии под председательством вице-адмирала Кербера разработку вопроса об условиях передачи перевозок в руки английского правительства.

Второй эпизод, вокруг которого русская буржуазия подняла еще больший шум, чем по поводу английских перевозок из Америки, касался договора Англо-Русского комитета с английской транспортной фирмой «Мартенс», ведавшей перевозками русских грузов из Англии в Россию и перегрузкой угля в Архангельске. Здесь буржуазия действовала смелее, так как речь шла уже о частном лице, вдобавок, по утверждению буржуазии, немца по происхождению, имеющем «родственные и деловые связи с Германией» ¹³¹.

Инициатива в постановке этого вопроса исходила от Центрального военно-промышленного комитета. 16 августа 1915 г. председатель комитета А. И. Гучков послал специальное письмо председателю Верховной следственной комиссии, в котором сообщал, что по договору, заключенному агентом Министерства торговли и промышленности М. В. Рутковским с фирмой «Мартенс», последней передано монопольное право на все перевозки грузов из Англии и других стран. Этим договором не защищены интересы России, «лица, передавшие весь импорт в иностранные руки, не сочли даже нужным обратиться предварительно к отечественным морским предприятиям» ¹³². В записке чувствуется обида за отечественные морские предприятия, обойденные каким-то чиновником Министерства торговли и промышленности. В этом заключался главный смысл письма Гучкова, а отнюдь не в разговорах об ущербе интересам России. Впрочем, русская буржуазия давно уж пыталась отождествлять интересы России с интересами своего кармана. Гучков просил председателя Верховной следственной комиссии выяснить, в какой мере фирма «Мартенс» действовала в русских интересах, и не было ли потопления русских судов, зафрахтованных фирмой «Мартенс» германскими подводными лодками ¹³³. В газете «Вечернее время» 24 октября 1915 г. была помещена заметка под сенсационным заголовком «Морской пират» — так назывался в заметке прибалтийский немец Ричард Мартенс. В ней разоблачалась спекулятивная деятельность Мартенса и указывалось на его близость с капитаном Саговским, возглавлявшим организацию по закупке и перевозке английского угля. Заметка, естественно, подлила масла в огонь.

В договоре М. В. Рутковского с фирмой «Мартенс» совет съезда судовладельцев, выступивший со специальной запиской, «с ужасом» увидел «громадную государственную опасность, которой грозит этот договор». Это понятно, так как из представленных документов выяснилось, что Мартенс своей «ненормально дешевой ценой» и незначительным комиссионным вознаграждением за доставку грузов, лишал своих конкурентов немалой прибыли. Между тем срок договора с Мартенсом кончался 1 декабря 1915 г., и буржуазия вовремя начала кампанию, чтобы предупредить возможность продления договора.

Верховная следственная комиссия затребовала объяснений от многих министров, а также от М. В. Рутковского, виновника заключения договора с фирмой «Мартенс», от русского посла в Англии А. К. Бенкендорфа и других лиц. Лидеры буржуазии в Особом совещании по обороне, прежде всего М. В. Родзянко, связывали этот факт вообще с плохой работой Англо-Русского комитета, до которого они давно добирались.

Из ответа министра торговли и промышленности следует, что договор был заключен в Англии Англо-Русским комитетом (т. е. самим же Рутковским — А. С. ) в середине мая «с частной английской компанией на комиссионных условиях» ¹³⁴. Эти условия министр В. Н. Шаховской находил более выгодными, чем хозяйственное ведение дела. Именно об этих условиях «с ужасом» сообщали судовладельцы, которым был передан контракт с Мартенсом на заключение. Судовладельцы, естественно, увидели в этом договоре величайшую государственную опасность потому, что якобы «все грузы, которыми должно снабжаться наше отечество через Архангельский порт, в данную минуту сосредоточены в руках какой-то иностранной комиссионерской конторы» ¹³⁵. Судовладельцы фактически повторили аргументы, содержавшиеся в докладной записке Гучкова, в которой он также указывал, что Мартенсу «дается монопольное право на организацию всей перевозки морским путем, всех грузов, закупаемых и заказываемых для нужд обороны как в Англии, так и в других странах» ¹³⁶.

В этом договоре, по словам Гучкова, не были предусмотрены сроки и регулярность доставок, денежная ответственность контрагента за «неисполнение договора или неаккуратную и несвоевременную доставку срочных грузов». Перегрузочные операции тоже были сданы доверенному этой фирмы — некоему Тимроту ¹³⁷. Гучков выступал в защиту интересов национальной буржуазии от монополии союзников. В этом он нашел горячих сторонников в лице Родзянко и других.

Мы не располагаем материалом, подтверждающим заявление русской буржуазии о монопольных правах фирмы «Мартенс» и деятельности ее во вред интересам государства. В разгрузке грузов в Архангельске Мартенсу принадлежала небольшая часть работ, производившихся им дешевле других подрядчиков. В отношении перевозок он был комиссионером Англо-Русского комитета, который фрахтовал 8 пароходов для перевозки комитетских грузов (3 парохода русских, 2 — французских и 3 — английских). Англо-Русский комитет принял услуги фирмы «Мартенс», как объяснял М. В. Рутковский, «лишь на выполнение агентских обязанностей по отправке грузов комитета» ¹³⁸. Русский посол в Лондоне давал положительный отзыв о деятельности этой фирмы ¹³⁹. Что касается коммерческой стороны дела, то лишь в одном пункте договора Мартенс обеспечил для себя особые условия, сводившиеся к тому, что при возвращении пароходов из России в Англию они должны брать грузы по «нашему (Мартенса — А. С.) усмотрению». Видимо, это давало возможность совершать спекулятивные операции с русскими товарами.

Член Верховной следственной комиссии А. А. Бобринский, расследовавший дело о контракте Мартенса с Англо-Русским комитетом, выступая с докладом по этому вопросу, считал главным недостатком договора именно право фирмы «Мартенс» определять характер груза для обратной перевозки в Англию ¹⁴⁰, большего и он указать не мог.

В обоих рассмотренных нами случаях русская буржуазия поднимала шум и выступала против Англии и бесхозяйственной деятельности Англо-Русского комитета вовсе не потому, что очень заботилась о престиже русского правительства и его выгодах. В поведении правительства и его агентов она видела угрозу своим интересам, и это заставляю ее поднимать голос протеста. Правда, политика английского и поведение русского правительства давали в руки буржуазии все данные для подобных разговоров и выступлений. Совещание по обороне являлось тем органом, где такие выступления носили наиболее резкий и открытый характер.

Однако буржуазия боялась «выносить сор из избы». Защищая свои узкоклассовые интересы и стремясь нажиться на войне, буржуазные лидеры давали в руки правительства сильные доводы против своих домогательств. Несмотря на поднятую ими шумиху, дело обычно оканчивалось капитуляцией буржуазии. Таким образом, буржуазия, как и правительство, продемонстрировала свою неспособность защищать интересы страны от требований союзников, ибо она по своей классовой природе не могла защищать интересы народа.
 

Миссия А. И. Русина в Англию и Францию

Поездка начальника Морского генерального штаба А. И. Русина состоялась по инициативе английского военного министра лорда Китченера, пригласившего русского военного министра посетить фронты союзных армий. Кроме того, командование союзных армий «настойчиво просило устроить в Лондоне совещание из лиц, ответственных за снабжение армии, в целях согласования усилий, которые делаются, и для выяснения мероприятий, коим одна страна может оказать помощь другой» ¹⁴¹. Ввиду невозможности военному министру отлучиться из Петрограда было решено послать особую миссию под председательством адмирала А. И. Русина.

В состав миссии вошли следующие лица: от Главного артиллерийского управления — В. Г. Федоров, от Главного инженерного управления — Савримович, от Генерального штаба — Кельчевский, от Особого совещания по обороне — коллежский советник А. А. Терне и представители морского ведомства — лейтенанты В. В. Романов и Любомиров.

Состав миссии, которая должна была разрешить ответственные вопросы снабжения русской армии, был недостаточно подготовлен к решению большого количества сложных технических и хозяйственных вопросов. Нельзя не согласиться с В. Г. Федоровым, который в одной из своих работ, вышедших много позднее, писал, что состав миссии «имеет безусловно случайный характер и совершенно не соответствует всей обстановке, которая сложилась для русской армии, я был на фронте, я знал, в каком положении находится теперь армия, и считал, что без помощи союзников ей вряд ли удастся самостоятельно подняться на ноги. Несмотря на мои искренние симпатии и глубокое уважение к А. И. Русину, я все-таки считал, что во главе миссии для помощи русской сухопутной армии никоим образом не мог быть поставлен моряк, кроме того, из восьми человек миссии только один генерал Савримович был служащий довольствующих учреждений по непосредственному снабжению армии» ¹⁴². Себя Федоров также не считал достаточно компетентным представителем по всем вопросам артиллерийского снабжения. «Знать все потребности армии, начиная от орудий большого калибра и кончая телефонными станциями, стереотрубами или какой-нибудь капсюльной латунью для изготовления капсюлей для наших заводов, конечно, могло только лицо, стоящее в центре всего снабжения» ¹⁴³.

Миссия имела в своем распоряжении ведомость с перечнем предметов, необходимых России до 1 января 1917 г. и подлежащих заказу за границей. Она состояла из 209 пунктов, и А. И. Русину было предложено ею «руководствоваться при переговорах как основой». Главнейшей задачей миссии являлось получение за границей ружей и патронов к ним.

Чтобы дать представление о заявках русского правительства на заграничные заказы, приведем некоторые данные из сводной описи, которой предшествовала объяснительная записка, подписанная военным министром А. А. Поливановым ¹⁴⁴. Первые 11 пунктов касались заявок на артиллерию, винтовки и пулеметы. Россия нуждалась в огромном количестве пороха, толуола, колючей проволоки, телефонных аппаратов и телефонного кабеля. Свыше 20 пунктов заявки касались разных сортов стали и разнообразного авиационного имущества. Механические средства передвижения также занимали видное место. Артиллерия нуждалась в тракторах, а тылы армии и штабы — в грузовых и легковых автомобилях, механических мастерских, санитарных автомобилях, мотоциклетах и велосипедах. Механическому транспорту требовалось огромное количество комплектов запасных частей, шин и покрышек. Свыше 70 пунктов перечня занимали предметы медицинского снабжения армии.

Таким образом, самое беглое и общее ознакомление с перечнем нужд русской армии, которые должны были быть удовлетворены при участии и с помощью союзников, показывает, что миссия ехала с широкой программой заявок, касавшихся буквально всех сторон снабжения русской армии. В заявке не была указана даже примерная стоимость предметов, которые предполагалось закупить. Однако и без этого было ясно, что дело идет о миллиардных заказах, от успешного выполнения которых в большой мере зависела боеспособность армии.

В объяснительной записке к ведомости А. А. Поливанов писал: «Прилагаемая ведомость обнимает собой перечень предметов, подлежащих изготовлению до 1 января 1917 г. за границей ввиду невозможности получения их на внутреннем рынке. Срок до 1 января 1917 г. является удлинением на полгода срока программы снабжения армии, установленного Особым совещанием по обороне государства в соответствии с длительностью навигационного периода. Означенная ведомость не может, однако, считаться исчерпывающей всю потребность русской армии за указанный период времени», так как размер потребности армии может измениться в сторону увеличения в связи с обстановкой на фронтах ¹⁴⁵.

Миссия выехала из Петрограда в Архангельск. Оборудование и организация архангельской гавани еще не были закончены. Не только пристань, но буквально все улицы и площади были завалены ящиками, оборудованием, ворохами колючей проволоки, грудами металла, складами снарядов. Знаменитая Бакарица превратилась уже в огромный порт, куда стекались иностранные грузы. На протяжении многих километров выросли пристани для приемки иностранных пароходов; везде понастроены были склады и сараи. «Целые горы, в буквальном смысле этого слова, каменного угля лежали вдоль пристани, громадные ящики с различными станками для развития военных заводов, набросанные в хаотическом беспорядке, громоздились один над другим, из Америки уже стали прибывать винтовки системы Винчестера, снаряды для полевой артиллерии, шли громадные партии пороха, бесконечное количество ящиков с ручными гранатами посылали Англия и Франция» ¹⁴⁶ и т. д.

Охрана этих грузов, доставленных с такими затруднениями, была поставлена плохо. Защита же морских подступов к городу и пристани лежала на единственном старом надводном судне «Бакан» и двух подводных лодках. В порт прибыл слабо вооруженный легкий английский крейсер «Ифигения». Этим и ограничивалась защита морских коммуникаций к единственному окну России в Европу.

Из Архангельска в Лондон миссия выехала 4 октября 1915 г. ¹⁴⁷ на английском крейсере. В самом начале путешествия произошло приключение, надолго задержавшее русскую миссию. При выходе из горловины Белого моря крейсер наскочил на мину и подорвался; при спасении экипажа погиб тральщик. Некоторые члены миссии отделались ушибами, но все были спасены и доставлены в бухту Иоканки, где и дожидались прибытия нового военного корабля из Англии. Из-за этого несчастного случая русская миссия прибыла в Лондон с большим опозданием — 9 ноября, и на следующий же день она приняла участие в работе конференции по обсуждению вопросов снабжения.

Представители союзников уже съехались: от Франции — Альбер Тома, от Италии — Марафини. Лорд Китченер отсутствовал в Лондоне, и потому главным лицом, с которым русской миссии пришлось иметь дело, бьп министр снабжения Д. Ллойд Джордж, «в котором мы встретили человека, вполне сочувствующего нашим интересам и ясно представляющего себе положение на нашем театре военных действий», — как писал А. И. Русин ¹⁴⁸. Передавая свои впечатления от встреч с Ллойд Джорджем, А. И. Русин вынес уверенность, что его собеседник лучше всех других английских государственных деятелей понимал «исключительную роль России в настоящей войне». Русская армия занимала, по мнению Ллойд Джорджа, «тот театр, на котором неприятелю может быть нанесен решительный удар, но который, с другой стороны, в случае недостатка снабжения представит собою наиболее уязвимое место союзников» ¹⁴⁹. Ллойд Джордж, видимо, убедил А. И. Русина, что он является сторонником оказания помощи России в наибольшем масштабе, но у него, из-за неосведомленности о потребностях России, «иногда не хватает аргументов, чтобы убедить свое военное ведомство и свой военный совет, до которого доходят все важные вопросы, в необходимости уступить нам то или иное». Так односторонне, неправильно и некритично излагается в отчете А. И. Русина позиция английского министра снабжения.

Задача совещания союзников, по словам Ллойд Джорджа, заключалась в том, чтобы выявить потребности России и Италии и найти «способы к их удовлетворению». Поэтому Ллойд Джордж особенно настаивал в своей вступительной речи на получении от союзников правдивых и точных данных «всех нужд и нехваток, которые наиболее остры в данное время», чтобы знать, «какие потребности могут быть удовлетворены своими средствами, без помощи союзных стран».

Однако все содержание речи Ллойд Джорджа мало свидетельствовало о том, что он намерен серьезно помочь России. Смысл его речи был следующий: в первый период войны основное внимание английского правительства было приковано к усилению мощи морских сил, что «потребовало участия всех промышленных и технических средств страны». От ⅔ до ¾ всех технических средств Англии было направлено на создание господства на морях.

По словам Ллойд Джорджа, господство Англии на морях необходимо не только в интересах самой Англии, «но и для общего успеха дела союзников». Лишь в последнее время Англия могла направить серьезные средства на создание сухопутных сил, их вооружение и снабжение. Английская сухопутная армия по численности была меньше армии Сербии, Болгарии или Греции. Эта армия предназначалась для охраны метрополии, а отнюдь не для серьезного участия в борьбе на континенте. Посылка войск во Францию преследовала якобы задачу «морально поддержать нашу союзницу» ¹⁵⁰.

Далее Ллойд Джордж произнес следующие многозначительные слова: «Более 6 лет я принимаю участие в работе правительства по государственной обороне, и никогда среди нас не возникал вопрос посылки наших войск на материк. Но что произошло после этого? Мы решили поднять на ноги всю мощь империи не только на море, но и на суше и выступить на поддержку с могучей сухопутной силой. У нас было 200 тыс. солдат — теперь 2,5 млн. Тот, который сказал бы это 21 июля прошлого года, был бы сочтен за сумасшедшего. Наш план войны не имел даже намека на развертывание такой армии, и пришлось все создавать наново. Пришлось привлечь к делу снабжения частные фирмы, создавать новые производства. Конечно, наши технические средства велики, но все были направлены для мирной промышленности, а надо было поставить на ноги и вооружить 2½-миллионную армию. Будь у нас арсеналы, как у России, Франции и Италии, подготовленные для армии большой численности, наша техника пустила бы в ход военную промышленность, и мы могли бы обильно снабжать наших союзников. Как г. Тома, так и другие союзники обращаются ко мне за разными припасами, и мне часто приходится отказывать им, что представляется странным для такой промышленной страны, как наша. Но мне хочется, чтобы союзники поняли, что нам нужно снарядить 2½-миллионную армию с головы до ног» ¹⁵¹.

Поэтому Ллойд Джордж предупредил делегатов, прибывших «с желанием получить от нас многое из того, что мы производим, помнить», что технические средства Англии заняты вооружением своей армии и флота и не следует рассчитывать на многое. «Вполне естественно, что наш первый долг — это забота о вооружении нашей армии, и как бы велики ни были нужды наших союзников, во многих случаях наши еще больше» ¹⁵². После такой вступительной речи делегаты русского правительства не могли рассчитывать на многое.

Читатель может убедиться, что Ллойд Джордж — министр снабжения очень мало походит на Ллойд Джорджа — мемуариста, политического деятеля в отставке. В своих мемуарах он критикует близорукую политику английского правительства, отказавшего России в 1915 г. в серьезной помощи, поставившего тем самым ее армию на грань поражения и затянувшего войну. Но разве сам Ллойд Джордж на конференции в 1915 г. выражал желание действовать так, как он признавал необходимым впоследствии? Из его речи было видно что только через год, в июле-августе 1916 г., после вооружения английской армии, Россия могла надеяться на получение серьезной помощи от Англии. Так обстояло дело в действительности.

В своей речи представитель Франции А. Тома сообщил, что Франция увеличила выпуск артиллерии в 12 раз и создала производство «не существовавшей у нас тяжелой артиллерии». Поблагодарив Анлию за помощь в разного рода материалах, он призвал союзников к откровенному обмену сведениями, предлагал изучить создавшееся положение и «начать сорганизовываться». Обращаясь к русской и итальянской делегациям, он спрашивал: «Что у вас сделано? Над чем вы работаете? Какие ваши планы в ближайшем будущем? Должен быть откровенный обмен сведениями между союзниками. Не надо больше секретов. Откройте ваши карты». У А. Тома хватило смелости признать, что при раздаче заказов «до сих пор мы сплошь и рядом занимались грабежом друг у друга: в нейтральных странах союзники конкурировали при даче заказов», поэтому он предагал выработать соглашение о «взаимных согласованных действиях». Далее было сказано о бо́льших ресурсах стран Антанты, чем у Тройственного союза, о бо́льших возможностях Англии и неиспользованных средствах Нового Света и ничего конкретного о помощи союзникам за счет продукции французской промышленности ¹⁵³.

«Карты» России видны были всем, и слова А. Тома показывали, что целью совещания является в первую очередь взаимная информация, а не деловое изучение русских потребностей и заявок для их удовлетворения.

В тот же день на вечернем заседании подверглась «беглому обзору» привезенная русскими делегатами и врученная Ллойд Джорджу ведомость заявок России. Заседание установило «громадность наших пожеланий в области тяжелой артиллерии и указало на невыполнимость этих пожеланий в полном объеме (что, впрочем, предвиделось еще в Петрограде)». Союзники более всего были скупы в отношении артиллерии, особенно тяжелой, ибо, как говорит Ллойд Джордж, бои показали, что без тяжелой артиллерии невозможно предпринимать наступательные операции против укрепления противника. Поэтому в тяжелой артиллерии России было отказано. Ллойд Джордж соглашался уступить лишь небольшое количество легких гаубиц.

Французское правительство обещало уступить России половину своего производства 280 мм. гаубиц и ⅓ производства 105-мм. орудий.

На следующем (последнем) заседании обсуждались остальные важнейшие пункты русской ведомости. Среди требований первое место занимал вопрос о патронах для винтовок, расход которых на русском фронте был в несколько раз больше, чем во французской и английской армиях. После объяснения русских военных экспертов и заявлений английского военного атташе в России подполковника А. Нокса, что большие требования России вызываются маневренной войной и недостатком орудийных снарядов, «почувствовав особенности ведения боев на нашем фронте, наши союзники стали гораздо податливее. Ллойд Джордж обещал доложить выяснившееся на совещании военному совету и настаивать на том, чтобы нам была оказана широкая помощь» ¹⁵⁴. Однако эта помощь не покрывала всех потребностей России в патронах, и был поставлен вопрос о поставках из Англии станков для оборудования в России нового патронного завода.

Следующий вопрос касался снабжения России алюминием. Союзники хотели узнать, на что требуется России 600 тыс. пудов алюминия в год, и не получили определенного ответа. А. И. Русину было сообщено, что при изготовлении дистанционных трубок уже отказались от употребления алюминия, а при производстве аммонала употреблялось лишь 5% алюминия. Было определено отпускать России не более 100 т. алюминия в месяц.

Последний вопрос, обсуждавшийся на совещании, касался потребности России в ферровольфраме и быстрорежущей стали. Союзники согласились отпустить лишь 50 т. ферровольфрама и до 2500 т. быстрорежущей стали, в это количество должна была войти сталь, уже разрешенная к вывозу, но еще не вывезенная из Англии ¹⁵⁵.

Вопрос о снабжении России металлами в полном объеме не поднимался, так как миссия не располагала достаточными материалами для ведения переговоров по этому вопросу. В заключение совещания были приняты решения о порядке дачи заказов и создании Центрального статистического бюро. По первому вопросу было признано необходимым, чтобы заказы на военные предметы исходили «от одного правительства к другому», и исполнялись под «непосредственным наблюдением правительства» даже в том случае, когда заказ выполняет частное лицо, но с согласия правительства. На деле это означало усиление контроля правительств Англии и Франции за русскими заказами в этих странах.

Вопрос о Центральном статистическом бюро занял непропорционально много времени, прения носили академический характер. Ллойд Джордж произнес длиннейшую речь. Было принято решение, чтобы государства ежемесячно представляли сведения о программе производства главных предметов вооружения (список заказов, исполненных внутри страны и за границей), о потребностях в сырых материалах и рабочей силе как для собственного производства, так и для исполнения заказов союзников ¹⁵⁶.

По всем остальным потребностям России велись отдельные переговоры с Ллойд Джорджем, военным министром и работниками министерства снабжения. Эти деловые переговоры тянулись около двух недель. По отзывам А. И. Русина и В. Г. Федорова, отношение работников соответствующих английских министерств было доброжелательным. В противоположность Японии, где все засекречивалось, английское военное министерство пошло навстречу пожеланиям русских делегатов.

Особенно поразило членов миссии быстрое решение крупного вопроса о строительстве в России нового патронного завода производительностью 50 млн. патронов в месяц. Все станки и оборудование этого завода должна была поставить Англия. Заявка о потребности России в таком заводе была сделана утром. В течение дня военный совет рассмотрел эту заявку, в 1 час ночи было сообщено о благоприятном решении вопроса, а в 7 час. утра следующего дня член миссии должен был уже выехать на автомобиле на завод, чтобы сделать там все указания о количестве и типе станков. Такая оперативность и быстрота казались необычными длгя русских офицеров, привыкших к бюрократической медлительности канцелярий русского Военного министерства.

Результаты всех переговоров в области артиллерии сводились к следующему: Англия отказалась поставить России 12-дюймовые гаубицы, кроме девяти штук, уже заказанных Виккерсу, сдача которых должна была произойти в марте 1916 г., но согласилась передать России заказ на 8—6 дюймовые гаубицы, изготовлявшиеся на американском заводе «Мидваль и К°» в количестве 200 штук каждого калибра. Сдача этих гаубиц должна была начаться с середины 1916 г. (ожидалось ежемесячное поступление 8-дюймовых орудий — 15 и 6-дюймовых — 28). В отношении пушечных снарядов решили просить английское правительство заказать на каждую гаубицу по тысяче выстрелов ¹⁵⁷.

Миссия решила передать американскому заводу заказ на все 400 орудий, но Главное артиллерийское управление уменьшило заказ на 6-дюймовые гаубицы до 90. Таким образом, в области тяжелой артиллерии дело ограничилось лишь 300 орудиями, причем до отъезда миссии из Лондона переговоры о размещении заказа еще не были закончены. Вместо предполагавшегося заказа на 1400 48-линейных гаубиц британское правительство согласилось передать России 300 полевых 45-линейных гаубиц со всей материальной частью и комплектами снарядов, но без пороха. Вероятный срок доставки гаубиц относился на февраль—апрель 1916 г. В британском военном министерстве сообщили русской миссии о готовности обсудить вопрос о дальнейшем снабжении русской армии большим количеством таких гаубиц. В 520 3-дюймовых горных пушках было отказано совсем. Даже В. Г. Федоров, склонный скорее переоценивать помощь союзников, считал неудовлетворительным практический итог соглашения в деле помощи России артиллерией ¹⁵⁸.

А. И. Русин сделал попытку поправить дела при помощи возвратившегося в Лондон лорда Г. Г. Китченера, на личное свидание с которым «возлагал надежды, считая, что он будет содействовать увеличению получаемого нами непосредственно в Англии количества предметов снабжения, особенно же ружейных патронов». Во время разговора с Китченером А. И. Русин пытался заручиться его содействием и в получении большого количества тяжелых гаубиц. Однако, как признал сам Русин, «надежды эти не оправдались» как в отношении ружейных патронов, так и гаубиц. Китченер согласился лишь воздействовать на японцев, чтобы они отпустили России побольше ружейных патронов. Но и из этой попытки на деле ничего не вышло. Узнав о том, какое количество пушек Англия согласилась уступить России, «лорд Китченер был неприятно поражен тем, что такое большое количество орудий, очень, по его слопам, необходимых, английской армии, нам уступлено». В результате А. И. Русин пришел к выводу, что отсутствие Китченера в Лондоне во время обсуждения русских заявок в Военном совете «было для нас скорее полезно».

Ввиду согласия французского правительства отпускать России каждую третью изготовленную 42-линейную пушку, Россия могла получить в 1916 г. 108 пушек этого калибра. Этим, да еще передачей американского заказа на гаубицы и ограничивалась помощь союзников в артиллерии.

Переговоры относительно снабжения России винтовками и патронами закончились следующими результатами. Прежде всего выяснилось, что «бесполезно думать о помещении в Америке новых заказов на винтовки», а поэтому придется ограничиться теми, которые «уступаются нам английским (60 000 японского образца), французским (39 000 Лебеля, 80 000 Гра-Кропачек и около 460—480 тыс. Гра) и итальянским (около 500 000 Вегтерли) правительствами» ¹⁵⁹.

Ллойд Джордж обещал увеличить число винтовок и патронов, отпускаемых России, если поставки из Америки в Англию будут приходить своевременно и в должном количестве. На основе детальных расчетов В. Г. Федорова видно, что союзники обещали поставить России свыше 1,1 млн. винтовок, вполне удовлетворительных по своим боевым качествам, «но, к сожалению, к большей части этих винтовок не имеется надлежащего количества патронов» ¹⁶⁰.

Размещение заказов на остальные предметы вооружения — пулеметы, стереотрубы, телефоны, взрыватели, ручные гранаты, даже шрапнели для 48-линейной артиллерии — было произведено без особых затруднений.

В связи с благоприятным решением вопроса о поставке Англией станков России для оборудования нового патронного завода было спешно приступлено к изготовлению этих станков в расчете на оборудование завода ежедневной производительностью 2 млн. патронов ¹⁶¹. Изготовление станков для завода большей мощности задержало бы полное выполнение заказа до 1917 г., с чем нельзя было примириться. Сдача станков должна быта начаться через три месяца после подписания контракта и закончиться через 10 месяцев. Уже через полгода должно было быть сдано такое количество станков, которое позволяло организовать выделку 20 млн. патронов в месяц.

Заказ на пистолеты был помещен Э. К. Гермониусом лишь на 100 тыс. (вместо 1 млн.), с 250 патронами на пистолет. Этот заказ должен был изготовляться в Испании ¹⁶².

Заказы на дымный порох были размещены в количествах, необходимых России, — 240 тыс. пудов, но в снабжении толуолом было отказано ¹⁶³.

Этим в основном исчерпывались заказы на вооружение. Подводя итоги своей деятельности, В. Г. Федоров писал, что «хотя по очень значительной части тех требований, которые были помещены в основной ведомости ГАУ, и удалось прийти к некоторым соглашениям с соответствующими министерствами в Англии и во Франции, однако в то же время нельзя не признать, что количество разных предметов вооружения и боевого снаряжения, которые обещаны России правительствами союзных наций, все-таки не покрывает громадных потребностей русской армии» ¹⁶⁴.

Мы рассмотрели итоги деятельности миссии по вопросам непосредственно боевого снабжения.

Критическая оценка деятельности миссии в области закупок военно-технического имущества позволяет сделать вывод, что, кроме заказа на аэропланы во Франции и небольшого заказа на электро-техническое оборудование, ничего сделать не удалось как по причине плохой подготовки самой миссии, так и вследствие весьма прохладного отношения правительств союзнических государств. Очевидно, реализация большей части заявки, с которой прибыла миссия, должна была стать делом повседневной деятельности Русского правительственного комитета в Англии, а также Американского комитета.

Гораздо больше сочувствия со стороны английского правительства миссия встретила в деле закупки предметов интендантского снабжения. Еще до поездки миссии в Англию русское правительство разместило крупные заказы в Америке (сапоги, шипы для подков). Кроме того, оно готовилось передать новый заказ на сукно, седла, шипы. Это встревожило англичан, охотно предложивших свои услуги ¹⁶⁵. По приезде миссии в Лондон «представителями британского военного министерства неоднократно указывалось, что заказ этих предметов снабжения удобнее было бы разместить на ангийском рынке, ибо американские поставщики, получая сырой материал из Англии, должны окупить стоимость приобретенного товара, а также его перевозку и прочее, и потому они вынуждены повышать цену на заказанные предметы снабжения против существующих на английском рынке». Английские контрагенты не хотели упустить случая заработать на экипировке русской армии. Поэтому ими было заявлено о готовности «разместить все наши заказы на эти предметы в Англии по более выгодным ценам, ибо на рынке страны имеется достаточное количество свободного товара, качественно и количественно отвечающего нашим требованиям». Англичане соглашались полностью поставить 28 млн. ярдов сукна (в счет которых на 11 млн. уже были отданы заказы, в том числе 5 млн. ярдов — американцам). Кроме того, ко времени возвращения миссии в Россию Особое совещание по обороне решило передать полностью весь заказ на сапоги (3 млн. пар) английскому правительству.

Отпуская военные кредиты России, английское правительство весьма цепко держало их в своих руках и очень неохотно допускало расходование этих денег в Америке.

В части заказов на медикаменты и санитарное довольствие английский рынок оказался недостаточно подготовленным для удовлетворения нужд России. Британское правительство высказалось за то, чтобы все подобные заказы передавались из одного правительственного органа. Тем самым отвергались претензии Всероссийских земского и городского союзов. Англия отказалась снабжать Россию рядом медикаментов, отсылая к Франции и Америке. Даже термометров было отпущено всего лишь 5 тыс. штук вместо просимых 30 тыс.

Мы рассмотрели все «достижения» миссии в деле снабжения русской армии при помощи союзников. За исключением части предметов боевого снабжения и интендантских вещей, результахты были самые мизерные. Общая линия англичан — «все нужно для своей армии» — определяла эти результаты. Несколько более доверчивые отношения были с французами. Но французы могли поставить России значительно меньше англичан.

Внешняя любезность и предупредительность, обещания рассмотреть вопрос о поставках в будущем, прикрывали в сущности весьма расчетливую и эгоистическую политику англичан и французов к своей союзнице, армия которой только что пережила величайшую катастрофу, оставшись без оружия и снаряжения. Союзники не проявили действительно глубокого понимания потребностей русской армии и желания оказать ей серьезную помощь.

В то время, когда русская миссия объезжала столицы Англии и Франции, выпрашивая в сущности жалкие подачки, в Петроград прибыла миссия Поля Думера, которая раскрыла действительные карты союзников в отношении России. В ноябре 1915 г. Поль Думер был принят в Ставке царем и М. В. Алексеевым и изложил им свои «пожелания», которые в действительности выглядели как наглые требования. В разговоре с М. В. Алексеевым Думер «с большим красноречием» развивал план посылки русских солдат во Францию. Связь двух явлений — материальная зависимость России и «просьба» Думера — правильно воспринималась современниками. Даже М. В. Алексееву «не понравилась попытка Думера приравнять подобную услугу со стороны русских той услуге, которую оказывает нам Франция присылкой оружия» ¹⁶⁶. В телеграммах М. В. Алексеева в Генеральный штаб М. А. Беляеву и Я. Г. Жилинскому, в письмах Н. Кудашева из Ставки министру иностранных дел, в весьма неприкрытой форме выглядит основа сделки между французскими империалистами и царским правительством, сделки, которая возмущала даже монархистов-генералов, но которой они не смели противодействовать.

4 декабря М. В. Алексеев сообщал Я. Г. Жилинскому: «Думер просит 300 тысяч укомплектований тысяч по 30 ежемесячно. Быть может ввиду нашей материальной зависимости будет сделан опыт формирования двух наших полков придачею французского кадра. Лично против такой даже меры, желательно, чтобы на этом опыт, если он неизбежен, был ограничен» ¹⁶⁷. В телеграммах военному министру и М. А. Беляеву М. В. Алексеев объяснял, отчего нельзя отказать Думеру, хотя лично он и был против. «Если мы слишком зависимы в отношении материальной части, решительный полный отказ, который следовало бы дать, признается нежелательным» ¹⁶⁸. Желая сохранить «добрые отношения» и только «в силу особой необходимости» Алексеев вынужден был пойти на эту «крайность», как он писал.

Дипломат Кудашев, присутствовавший в Ставке во время разговора Думера с М. В. Алексеевым, прямо писал С. Д. Сазонову о том, как «Думер имел неосторожность слишком выпукло сопоставить взаимные услуги, оказываемые друг другу союзниками: французы нам дают ружья (он обещал еще 150 000, кроме обещанных раньше), мы же будем давать им людей. Это предложение торга бездушных предметов на живых людей особенно покоробило генерала Алексеева, и без того мало сочувствующего посылке наших солдат» ¹⁶⁹.

Однако Алексеев все же вынужден был силою вещей согласиться на посылку не двух полков, как он писал Я. Г. Жилинскому, а двух бригад, количество которых впоследствии еще более увеличилось.

Так в действительности выглядели отношения России с союзниками, если на них смотреть не сквозь розовые очки доклада А. И. Русина и его помощников.

В докладе А. И. Русина нет никаких критических замечаний относительно политики союзников в отношении России и итогов деятельности миссии ¹⁷⁰. Он остался доволен достигнутыми результатами и считал, видимо, что сделано все возможное. Докладывая 9 января 1916 г. Особому совещанию по обороне о результатах своей поездки, А. И. Русин явно преувеличивал степень готовности союзников — Англии и Франции — идти навстречу пожеланиям России. Это и вызвало критическую реплику М. А. Стаховича, сказавшего, что «миссия наша вела переговоры в недостаточно убежденном тоне, обращаясь с просьбами к союзникам, вместо предъявления им требований, следствием чего явилось заключение договоров, для нашего национального самолюбия прямо обидных и доходящих до установления контроля над нашими исчислениями и назначениями заказов» ¹⁷¹. Однако это мнение М. А. Стаховича не было поддержано другими членами Особого совещания. Даже правый Марков 2-й признал в своем выступлении, что миссия «в полной мере сумела оградить интересы нашей обороны». Это признание идет дальше того, что говорили о результатах поездки сами члены миссии, например В. Г. Федоров. Его вывод о недостаточности помощи России со стороны союзников глубоко справедлив. Россия только что пережила тяжелое военное поражение, потеряла большую территорию и все крепости на западе, понесла огромные жертвы людьми и техникой. Все это было следствием отсутствия вооружения — пушек, снарядов, винтовок, пулеметов.

Посещая английские и французские промышленные предприятия, члены миссии наглядно видели, как использовали союзники затишье на фронте для разворота промышленности с целью технического оснащения своих армий. Армии союзников были оснащены неизмеримо сильнее и богаче, чем русская. На участке фронта в 50 км. французы сосредоточили во время сентябрьского наступления 1915 г. 4500 орудий (из них 2500 тяжелых), т. е. по 90 пушек на километр, причем каждая пушка выпускала ежедневно по 200 полевых и 100 тяжелых снарядов. Армии союзников имели пулеметов в 4 раза больше, чем русские; авиации было неизмеримо больше; запасы военно-технического снаряжения — огромны. Следовательно, союзники, имели возможность отпускать гораздо больше артиллерии и других предметов вооружения, нежели они дали, и тем самым лучше вооружить русскую армию к важнейшим событиям 1916 г., когда армии союзников готовились наступать на основе единого плана.

Петроградская конференция (январь 1917 г.)

В конце 1915 г., во время поездки А. И. Русина в Англию, где встретились представители армии четырех союзных великих держав, и на военной конференции в Шантильи в конце 1915 — начале 1916 г. были сделаны первые робкие шаги по координации военных действий и использованию экономических ресурсов всех союзников. Затем, в ноябре 1916 г., после блестящих успехов русских армий летом 1916 г. в Париже состоялась конференция союзников, на которой британские делегаты Асквит и Ллойд Джордж выступили с предложением собраться в ближайшее время на конференции в России для «определения того, что может быть сделано на Восточном фронте, каков характер и размеры помощи, которую западные державы могут оказать России и Румынии для обеспечения успешного исхода операций, которые будут признаны необходимыми. Задачей этой конференции будет рассмотрение положения в целом и специально военного положения на востоке» ¹⁷². В предложенном Ллойд Джорджем решении говорилось об обязательстве правительств снабдить «своих союзников», т. е. Россию и Румынию, «всем военным снаряжением по указанию конференции, которая состоится в России, хотя бы это вызвало известную задержку в снаряжении их собственных армий» ¹⁷³.

Несмотря на возражения присутствовавших на конференции военных руководителей, в частности Ж. Жоффра, вопрос о созыве конференции в России был решен положительно, а последующие события на востоке — разгром румынской армии и ухудшившееся положение России — сделали ее созыв настоятельно необходимым.

Одновременно с общеполитической конференцией в Париже происходило военное совещание в Шантильи, где был выработан план военных действий, предусматривавший возможность перехода союзников в наступление во второй половине февраля 1917 г. Принятые в Шантильи решения, по оценке В. И. Гурко, лишь свидетельствовали, что союзники «имели только очень смутное представление об условиях, при которых происходила борьба на русском фронте» ¹⁷⁴. Союзники предъявили русской армии огромные требования, оказывая ей очень небольшую помощь.

Успехи русского наступления в 1916 г. вновь породили веру союзников в силу русской армии, а ее численность сильно увеличилась в конце 1916 г., и потому восточный театр опять стал привлекать первостепенное внимание союзного командования. Однако союзники недооценивали значения хозяйственного и политического кризиса внутри страны и той степени экономического напряжения, которое переживала Россия под бременем войны. Вопросы снабжения русской армии также не получали правильного решения со стороны союзников

В. И. Гурко, исполнявший в конце 1916 г. обязанности начальника штаба верховного главнокомандующего, настроенный к союзникам самым доброжелательным образом, писал в отношении помощи союзников России: «Они не отдавали себе достаточного отчета в том, как многосторонни наши задачи, напротив того, как относительно незначительны были наши материальные средства и как совсем незначительна была помощь, если не абсолютно, то все же относительно, которую нам наши союзники для этого оказывали. С начала войны наши союзники доставляли нам только излишки их собственных военных материалов, но ожидали от нас проявления сил, которые должны были даже превзойти их собственные» ¹⁷⁵.

Решения конференций в Париже и Шантильи были оценены русским военным командованием как попытка союзников установить общность военных интересов и использование материальных средств. В. И. Гурко, являвшийся в то время, по случаю болезни М. В. Алексеева, фактическим руководителем русской Ставки, надеялся, что, добившись практического осуществления объявленного принципа о единстве военных запасов, «мы получим от наших союзников как можно больше снаряжения, и хорошего качества» ¹⁷⁶.

На Петроградской конференции, назначенной на вторую половину декабря 1916 г., русские военачальники надеялись не только договориться о единстве руководства военными действиями на всех фронтах в кампании 1917 г., но и обеспечить более выгодное для России распределение материально-технических средств в соответствии с задачами, поставленными перед русскими армиями. Поэтому в письме военного министра Д. С. Шуваева В. И. Гурко особенно подчеркиваются не стратегические задачи конференции, а вопросы снабжения России. «Что касается предстоящих работ конференции, — писал военный министр, — то, наряду с разработкой стратегического плана кампании при участии вашего высокопревосходительства, главнейшей задачей конференции явится, согласно сообщению мне председателя Совета министров, снабжение России союзниками военными и иными материалами, необходимыми для обеспечения выполнения русской армией тех задач, которые выпадут на ее долю, в силу решений конференции, почему и представляется необходимым ныне же выяснить, на кого именно будет возложено изучение материальных нужд русской армии и участие в конференции по сказанным вопросам» ¹⁷⁷.

Царь назначил делегатами России на конференции трех лиц: председателя Совета министров А. Ф. Тренева, В. И. Гурко и «особое» лицо, наиболее осведомленное в вопросах, связанных со снабжением России союзниками. Это «лицо» должно было быть указано по соглашению военного министра и начальника штаба Ставки для утверждения царем.

Историкам предстоит еще выяснить почему царь прямо не утвердил Д. С. Шуваева делегатом конференции, на которой основным вопросом будет вопрос снабжения. Кому как не военному министру быть в курсе этого вопроса? Д. С. Шуваев имел и другие преимущества перед возможными кандидатами: до назначения на пост военного министра он долгое время служил интендантом армии и весь комплекс вопросов снабжения и сношения с союзниками ему был безусловно знаком. Очевидно, были какие-то политические причины. В обстановке распутинщины, роста влияния Протопопова, возможно, Д. С. Шуваев, как и председатель Совета министров А. Ф. Трепов, не считался достаточно верным трону.

Однако таким «вполне осведомленным» лицом, по мнению Д. С. Шуваева, являлся он сам. Он правильно мотивировал необходимость своего участия на конференции: ответственность за снабжение армии нес он лично, в материальных нуждах армии был «вполне осведомленным», поэтому он сообщил В. И. Гурко о своем решении «принять личное участие в предстоящих работах конференции». Явилось только техническое препятствие к этому — недостаточное знание Д. С. Шуваевым иностранных языков, вследствие чего потребовалось участие на конференции и его помощника — сенатора Н. П. Гарина, «владевшего в полной мере английским и французским языками».

Кандидатуру сенатора Н. П. Гарина, непосредственно ведавшего всеми вопросами снабжения, Д. С. Шуваев также предложил В. И. Гурко представить царю на утверждение. В случае выяснения на конференции «технических вопросов по снабжению» предполагалось привлекать начальников главных управлений Военного министерства. В. И. Гурко выразил полное согласие с предложением военного министра. Однако в его телеграмме председателю Совета министров подчеркивалась необходимость участия сенатора Н. П. Гарина лишь «при решении вопросов, связанных со снабжением» ¹⁷⁸.

Через несколько дней председатель Совета министров А. Ф. Трепов известил В. И. Гурко об утверждении царем военного министра представителем России на конференции ¹⁷⁹, во всем остальном было решено так, как предлагал военный министр: сенатор Н. П. Гарин допускался к участию на конференции по вопросам снабжения, все же остальные лица привлекались к участию «по мере надобности». Еще до созыва конференции Д. С. Шуваев был смещен и заменен распутинцем ген. Беляевым, типичным чиновником, который, по отзыву знавших его лиц, годился быть бухгалтером, а не министром.

Общее руководство делегацией России на конференции и представительство «интересов России» по всем делам общего значения было возложено на А. Ф. Трепова, но он не удержался у власти до созыва конференции и был заменен Н. Д. Голицыным, не способным осуществлять какую-либо руководящую роль. Поэтому фактическое руководство на конференции принадлежало министру иностранных дел Н. Н. Покровскому, на квартире у которого был выработан весь порядок конференции, намечены комиссии и их руководители. Он же и открыл конференцию ¹⁸⁰.

Все явственнее чувствовались признаки приближения революции. Самодержавие доживало последние дни. Развал государственной машины выявился особенно отчетливо. В лагерь буржуазии перешло дворянство — основной оплот монархии. Даже великие князья советовали Николаю II пойти на уступки и, отказавшись от Протопопова, «даровать» правительство из лиц, пользующихся общественным доверием.

Внутриполитическая борьба среди дворянства, буржуазии и придворного окружения заставляла несколько раз откладывать конференцию союзников, и, наконец, она открылась в конце января 1917 г.

Отсрочка конференции позволила военному ведомству гораздо основательнее подготовиться, подсчитать потребности, выявить количество вооружения и предметов снабжения, которые не могли быть изготовлены в стране.

В деле «Конференция союзников в Петрограде», хранящемся в Центральном военно-историческом архиве, собраны все ведомости и объяснительные записки управлений военного ведомства, которыми были вооружены руководители Военного министерства для торга с союзниками. В обширных сводках было подсчитано, что дала армии отечественная промышленность за время войны и что доставили России союзники; каковы потребности на 1917 г., в какой мере они будут удовлетворены внутренним производством и сделанными уже заказами на иностранном рынке, что дополнительно необходимо иметь. По заданию В. И. Гурко были изготовлены диаграммы, показавшие картину распределения вооруженных сил союзников и их противников по фронтам, а также насыщенность фронтов боевой техникой — всеми видами артиллерии, пулеметами, самолетами и т. д.; диаграммы были составлены по французским данным, собранным для конференции в Шантильи.

Указанные материалы еще не использовались в печати. По французским данным, представленным на конференции в Шантильи ¹⁸¹, общее количество вооруженных сил сторон, воюющих на европейских театрах, было следующее:

На долю России приходилось свыше 41% всех вооруженных сил Антанты на европейском театре. Одна Россия выставила столько солдат, сколько все остальные страны Антанты без Италии.

Еще более интересны данные о соотношении сил между фронтами ¹⁸². На русско-румынском фронте находилось 2403 батальона ¹⁸³, 52% всех сил союзников, которые удерживали 1528 батальонов врага, или 54% вражеских сил. На франко-англо-бельгийском фронте было 2219 батальонов союзников (48%), удерживавших 1314 батальонов (46%) противника.

Эти французские данные показывают, что русский фронт являлся главным как по количеству собственных сил союзников (52%), так и по количеству сил врага, которые он притягивал (54%). Англо-французский фронт занимал второе место как по собственным силам (48%), так и по силам врага.

Подсчет распределения артиллерийских сил врага по фронтам также показывает, что русский фронт с меньшим количеством артиллерии притягивал такие же силы противника, что и фронт англо-французский ¹⁸⁴. Англо-франко-бельгийскии фронт имел 9176 легких орудий и 6369 тяжелых, против которых немцы выставили 4390 легких орудий и 5510 тяжелых. Русско-румынский фронт (вернее, русский, ибо в подсчетах учтены только русские орудия) имел 5459 легких орудий и 1946 тяжелых. Против них было сосредоточено 4970 легких орудий и 4060 тяжелых.

Таким образом, распределение германской артиллерии по фронтам было почти равным. Русские войска с относительно небольшим количеством артиллерии приковали огромные технические силы врага и сумели в 1916 г. прорвать фронт. Англо-французы имели колоссальное техническое превосходство — 16 085 орудий (в то время, как у русских было 7405) против 9900 германских орудии, не говоря уже о количественном превосходстве живых сил, но сидели в обороне, с трудом отбивая германские атаки под Верденом.

Приведенные нами фактические данные давали русскому правительству неоспоримое право решительно требовать от союзников более значительной помощи в деле вооружения русской армии, нежели они это делали до сих пор. Претензии русской делегации подкреплялись языком цифр, предъявленных самими союзниками.

Известное представление о том, как изменилось оснащение русской армии к концу 1916 г., дает табл. 7.

Из таблицы видно, что общее количество винтовок к концу 1916 г. почти не увеличилось сравнительно с началом войны, правда, количество винтовок в боевой линии выросло на 50%. Количество легких, горных и конных орудий осталось почти неизменным, но в 2 и более раз выросло количество орудий тяжелых калибров. Это произошло как за счет иностранных поставок, так и внутреннего производства.

^*ЦГВИА, ф. 2003, оп. 10, д. 109, л. 127.

^**В эту цифру не вошли 12 формируемых дивизий, 2 морские дивизии, 2 сербские дивизии, 8 латышских полков, пластунские батальоны, пешие казачьи и туземные полки на Кавказе.

^***Сюда вошли 240 45-дм. гаубиц, формирование которых заканчивалось.

---

Более чем в 3 раза выросло оснащение армии пулеметами, значительно увеличилось количество снарядов.

В начале 1917 г. в русской армии проводилась реорганизация, смысл которой заключался в увеличении количества дивизий за счет сокращения количества батальонов в каждой дивизии с 16 до 12. Каждый полк выделял по одному батальону; это давало на корпус восемь батальонов, к ним присоединяли четыре вновь сформированных, и таким образом получалась дивизия 12-батальонного состава. Эта реорганизация должна была привести к увеличению количества дивизий на европейском фронте со 115,5 до 161. Зато каждый корпус должен был объединить не две дивизии, как прежде, а три, что давало не 32 батальона, а 36 батальонов на корпус. Каждая дивизия не только сохранила прежнее количество артиллерии, а даже усиливалась артиллерийским огнем ¹⁸⁵. Проектируя значительное увеличение боевой силы армии, военные руководители необоснованно рассчитывали на получение большого количества артиллерии от союзников.

^*ЦГВИА, ф. 2003, оп. 10, д. 109, л. 130—130 об.

---

Начальником Управления артиллерии при Ставке верховного главнокомандующего Е. З. Барсуковым была подготовлена справка о вооружении русской армии с 19 июля 1914 г. по 1 ноября 1916 г. Из таблицы 8 видно, что с 19 июля 1914 г. по 1 ноября 1916 г. в армию поступило 10 401 орудие, включая сюда и небольшое количество траншейных пушек и зенитных орудий. Из этого числа лишь 1118 орудий было получено из-за границы, а остальные все были поставлены русскими заводами. Таким образом, иностранные поставщики дали всего около 10%. Даже тяжелая артиллерия в своем большинстве изготовлялась русскими заводами: 48-линейные и 6-дюймовые гаубицы все были отечественного производства, 12-дюймовые гаубицы поставлены на ¾ русскими заводами, траншейные пушки тоже почти все были русского производства. Лишь 120-мм пушки, 8- и 11-дм гаубицы целиком поступили из-за границы.

Примерно такая же картина получалась и по снарядам. Для 3-дюймовых полевых и горных пушек вместе на 40,4 млн. выстрелов, поступивших в армию, из-за границы доставлено было лишь 7,1 млн., что составляет около 17%. Картина меняется с выстрелами для тяжелых орудий — 45-линейных гаубиц, 6-, 8- и 12-дюймовых пушек и траншейных орудий — большая часть выстрелов для них заграничного производства. Всего по отношению к общему количеству изготовленных в России снарядов иностранные поставки до 1917 г. составляли не более ¼.

Более важную роль играли иностранные поставки в снабжении русской армии винтовками и пулеметами. К ноябрю 1916 г. из-за границы была доставлена почти половина винтовок и пулеметов и ¼ винтовочных патронов.

Приведенные данные показывают, что основной базой снабжения армии артиллерией оставались русские заводы и строить преувеличенные планы и надежды на получение из-за границы в 1917 г. огромного количества артиллерийского снаряжения было необоснованно. Между тем почти во всех заявках, особенно в области артиллерии, все расчеты строились на получение пушек от союзников.

Артиллерийская заявка сделана на огромное количество пушек. Одна объяснительная записка представляет собой увесистую тетрадь из 16 отделов и 117 пунктов. Заявка на пушки содержит 22 пункта. Мы свели все эти данные в три группы: первая — легкая и тяжелая полевая артиллерия, вторая — тяжелая артиллерия особого назначения (ТАОН) и третья группа — траншейная артиллерия. минометы и бомбометы.

Общая потребность России в артиллерии на 1917 г. и нехватка ее видны из следующих данных ¹⁸⁶:

Прежде всего поражает цифра годовой потребности — 31 тыс. орудий всех видов. Одних только орудий легкой и тяжелой полевой артиллерии надо было дополнительно заказать и получить из-за границы свыше 9000 штук. Иначе говоря, союзники должны были в течение одного года дополнительно дать больше того количества артиллерии, которое поступило в армию за 2½ года. Опыт предыдущих поставок показывал, что вряд ли это было возможно.

По другим видам оружия получалась несколько более удовлетворительная картина. Из годовой потребности в 3 млн. винтовок не хватало лишь около 200 тыс. Плохо складывалось дело с ружьями-пулеметами: их не хватало около 90%, а авиационные пулеметы необходимо было полностью изыскивать за границей. Потребность в порохе и пироксилине исчислялась в количестве 4,4 млн. пуд., из которых не хватало 2,1 млн. пуд.

В изготовлении взрывчатых веществ Россия добилась больших успехов. Но все же иностранные поставки тротила играли важную роль. Особенно остро чувствовался недостаток селитры.

В дополнение ко всему для артиллерийского ведомства требовалось станков для вновь строившихся предприятий на сумму около 25 млн. руб.

За время войны механизация армии сильно выросла. Организация тяжелой артиллерии требовала огромного количества механической тяги. Поэтому заявка на тяжелую артиллерию сопровождалась подробными расчетами необходимого количества механической тяги. Приводим потребность первых частей ТАОН, которые надо было сформировать до 1 мая 1917 г., в сопоставлении с общей потребностью всей артиллерии до 1 июля 1918 г. ¹⁸⁷.

Между тем автомобили и другие предметы военно-технического снабжения армии поступали от союзников крайне неаккуратно. В ведомости потребности в главнейших предметах инженерного и технического имущества ¹⁸⁸ на это особенно указывалось. «Все автомобильное имущество, особенно легковые автомобили, материалы, покрышки и шины, станки и инструменты поступают все время в совершенно недостаточном количестве, несвоевременно и часто в неисправном виде». Против раздела «Автомобильное имущество» имелось следующее очень важное примечание: «На своевременность поставки нам союзниками заказанных у них автомашин и отправки их необходимо особенно настаивать. Вопрос с легковыми не разрешен даже произведенными заказами, особенно ввиду того, что заказанные в Англии легковые (главным образом Тальбот) малопригодны. Единственное решение — получение валюты от англичан для покупки в Америке хотя бы 1000 машин марок, испытанных на фронте и зарекомендовавших себя с самой лучшей стороны (Пирс-Арроу, Локомобиль, Паккард) » ¹⁸⁹.

Штаб верховного главнокомандующего признавал английские автомобили совершенно неудовлетворительными, с крупными конструктивными недостатками. В течение двух предыдущих лет, когда русское правительство покупало автомобили в Англии, англичане сбывали всякий хлам, «автомобили коих были признаны английским военным министерством непригодными для несения службы на фронте». В специальном докладе, представленном 16 декабря 1916 г. дежурным генералом начальнику Штаба верховного главнокомандующего, дана убийственная критика качеств английских машин и практики английских поставок в Россию. Штаб верховного главнокомандующего «на основе опыта работы на нашем фронте» считал «английские машины на последнем месте». Между тем Лондонский комитет продолжал производить значительные заказы на машины в Англии, и притом «не первоклассных марок», что вынудило штаб решительно отказаться от получения английских машин, а это повлекло к отказу «от уже заключенных контрактов» ¹⁹⁰. Однако представитель ГАУ в Лондонском комитете и после этого купил и отправил в Россию 800 автомобилей, из них «550 таких английских марок, которые признаны совершенно непригодными для работы на фронте даже членом Лондонского комитета (представителем Главного военно-технического управления)» ¹⁹¹.

Этот эпизод показывает, что дело снабжения армии новейшими техническими средствами — тракторами и автомобилями — представляло величайшие трудности. Даже в тех случаях, когда потребное оборудование отпускалось России, это был брак, и расходы на него увеличивали лишь сумму государственного долга России и давали возможность наживаться английским и другим иностранным поставщикам. Чтобы купить предметы хорошего качества (в данном случае автомобили), требовалась «добрая воля» английского правительства отпустить на это деньги и дать согласие израсходовать их в Америке. Как раз на это англичане шли неохотно.

Мы не будем заниматься перечислением других заявок военного ведомства, они чрезвычайно громоздки и поражают огромными размерами предъявленных требований. Миллионы противогазов, касок, не говоря уже о других, более сложных вещах, должны были выписываться из-за границы.

Большие заявки на поставки из-за границы объясняются не столько преувеличением действительных потребностей, сколько тем, что русская промышленность уже испытывала острый недостаток сырья и топлива, что мешало организовать производство даже таких предметов, как подсумки для винтовочных патронов.

Кроме Военного и Морского министерств серьезные требования были заявлены Министерством земледелия — на машины, Министерством путей сообщения — на рельсы, паровозы, вагоны и другие предметы оборудования железных дорог, Министерством торговли и промышленности — на металл, уголь, машины, станки, оборудование для угольной и нефтяной промышленности и т. д. Требования этих министерств также должны были быть рассмотрены и включены в общее число военных поставок для России.

Рассмотрение заявок России на снабжение происходило параллельно с рассмотрением стратегических планов союзников. Работа военного совещания началась 1 февраля 1917 г. в узком кругу военных специалистов ¹⁹². Совещание прежде всего конкретизировало ту часть решений в Шантильи, где говорилось, что военные операции в 1917 г. будут носить «решающий характер». По предложению французского генерала де Э. Кастельно было установлено, что это не значит, что война должна быть окончена в 1917 г., а лишь то, «что она должна принять такой оборот, при котором победа союзников будет вне всякого сомнения» ¹⁹³.

В этом духе было принято окончательное решение. Оно обязывало союзников вести наступательные операции «с наивысшим напряжением и с применением всех наличных средств, чтобы создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения» ¹⁹⁴. Дальше обсуждался вопрос о сроках наступательных операций, которые должны начаться раньше неприятельских. Французы предложили не единый срок перехода в наступление, а «отдельно для каждого фронта». На 15 февраля 1917 г. они назначили срок готовности к наступлению своих армий. К этому времени французы не сумеют еще сосредоточить максимум сил, но «при малейшей серьезной попытке к наступлению со стороны неприятеля на Западном фронте французские армии будут в состоянии опередить действия неприятеля» ¹⁹⁵.

Однако русская армия никак не могла начать наступление с половины февраля, как предлагали союзники. По заявлению В. И. Гурко, русские армии могли начать наступление только с весны. В итоге обмена мнений было принято расплывчатое решение, которое не определяло никаких сроков готовности, но обязывало союзников перейти в наступление, если кто-нибудь из них будет атакован врагом.

За прошедшие три месяца после созыва конференции в Шантильи военное положение союзников ухудшилось; в связи с этим пришлось пересмотреть принятое в Шантильи решение о крупном наступлении на Балканах. Было решено атаковать неприятеля путем удара по «центрам неприятельского сопротивления», что было равносильно наступлению на главных фронтах. В связи с этим Салоникской армии союзников отводилась лишь второстепенная роль, а войска Румынии реорганизовывались под руководством французских инструкторов. Кроме того, было выражено пожелание о совместных операциях на Кавказе и в Месопотамии.

Военное совещание должно было заняться обсуждением вопроса, непосредственно касавшегося снабжения русской армии. Правда, генералы оговаривались, что их суждения будут носить пока предварительный характер. Вопрос был поставлен так: «Исходя из какого принципа будет установлено количество боевого материала, который будет передан России? Будет ли признано возможным в целях достижения наилучшего успеха распределить необходимый материал так, чтобы обеспечить каждой из союзных армий известный минимум?» Если будет так, тогда, очевидно, этот минимум должен быть пропорционален количеству войск, важности фронта, его длине и задачам, которые будут на этот фронт возложены. Конечно, огромное значение для России имело время отправки и получения материалов ¹⁹⁶.

Обсуждение этого вопроса не привело к каким-либо практическим решениям или даже согласованному мнению. Требование В. И. Гурко, чтобы союзники обеспечили русской армии «необходимый минимум боевого материала», если они на деле желают «дать России возможность усилить свою армию и обеспечить ей возможность выдержать продолжительную войну», было встречено французами в штыки.

Де Э. Кастельно считал «недопустимым обнажать французский фронт в пользу русского». В. И. Гурко разъяснил, что речь идет о новом производстве. Де Э. Кастельно отговорился незнанием «подробностей вопроса», но в отношении нового производства не возражал, чтобы Франция делилась с Россией, более того, он «полагал», что в этом направлении «уже приняты меры».

Английский представитель Г. Вильсон сослался на необходимость изучить материал о перевозках «морем и железными дорогами в России». Ухватившись за эту мысль, В. И. Гурко указал, что Россия нуждается в железнодорожных материалах для усиления вывоза из портов и в артиллерии, ввиду удлинения русского фронта на 500 км. из-за Румынии, которая, по его словам, держит фронт лишь на протяжении 24 км. «Западный фронт, — сказал В. И. Гурко, — был всегда несравненно богаче снабжен артиллерией, чем русский фронт, и ...даже пассивные части Западного фронта имеют значительно больше орудий, чем активные районы русского фронта. Между тем ныне русский фронт увеличился на одну треть своего протяжения».

Де Э. Кастельно постарался смягчить остроту выступления В. И. Гурко. Он подчеркнул, что распределение материалов не должно подчиняться «отвлеченным математическим суждениям», а должно соответствовать «значению намечаемых операций», причем все фронты слил в «единое и общее поле сражений» ¹⁹⁷.

Военное совещание закончило свою работу, оставив дело распределения материалов в руках комиссии по снабжению, но не дав ей никаких директивных указаний. В. И. Гурко так рассказывает о работе комиссии по снабжению военными материалами. «Она должна была разделиться на многие подкомиссии, каждая по особой области снабжения. Работа этой комиссии состояла в том, чтобы определить потребности русской армии в военном снабжении и, далее, в каком количестве и в какие сроки эти потребности могут быть удовлетворены союзниками, а именно, в частности, нужно было установить, какие средства имеются, чтобы грузы из портов перебросить в глубь страны. Председателем этой комиссии являлся военный министр Беляев. Представителем Ставки в этой комиссии был вел. кн. Сергей Михаилович. Я лично собирал эту комиссию совместно с так называемой стратегической только на заключительное заседание, чтобы узнать, к каким решениям комиссия пришла» ¹⁹⁸.

Ллойд Джордж считал, что наиболее ценная часть работы Петроградской конференции состояла именно в выработке плана перевооружения русской армии и снабжения городов — плана, который, по словам самих англичан, являлся недостаточным. Ллойд Джордж цитировал доклад представителя английской делегации Милнера, который писал: «Конечно, после всего, что было сказано и сделано, та помощь, которую мы предлагаем России, даже если она будет полностью осуществлена, далеко по покроет ее насущных потребностей» ¹⁹⁹.

Чтобы видеть, как вырабатывался окончательный план снабжения России, мы остановимся на рассмотрении работы некоторых комиссий, о которых говорил В. И. Гурко. Именно в них предрешалось окончательное решение многих вопросов. В нашем распоряжении — краткие записи протоколов комиссий, черновые наброски секретарей, иногда совершенно не обработанные. Эти материалы дают возможность получить гораздо более яркое представление о работе конференции и поведении представителей разных стран, чем сухая запись окончательно принятых решений.

27 января 1917 г. состоялось первое заседание комиссии по снабжению ²⁰⁰. Новый военный министр, сухой и педантичный Беляев ознакомил членов комиссии с заявками министерств земледелия, торговли и промышленности, инженерного и санитарного ведомств, Военного министерства. Заявка санитарного ведомства была относительно невелика, так как большинство нужд, по словам Беляева, «может быть удовлетворено в России», и из-за границы требовались некоторые медикаменты на сумму 38 млн. руб. и весом 9300 т.

Нужды Министерства торговли и промышленности сводились главным образом к оборудованию портов Белого моря и Владивостока, к потребностям в машинах, инструментах и материалах для 14 заводов, подчиненных министерству и работавших на оборону. Среди этих заводов многие были очень крупные: Пермский пушечный, Ижевский, Златоустовский, Боткинский и др. Министерство торговли и промышленности представило также заявку на хлопок, каучук, оборудование для нефтяной и угольной промышленности. К сожалению, в документах не получило отражения количество различного рода материалов, на которые была представлена эта заявка; она рассматривалась и изучалась потом особой подкомиссией.

Министерство земледелия требовало ввоза в страну риса из Японии и мешков на 28 млн. руб, а также сельскохозяйственных машин. Характерно, что для обоснования этих требований указывалось на сокращение урожая в стране на 20%, вследствие чего прекратился не только хлебный экспорт России за границу, но и уменьшилось на 8% потребление самого населения.

Большинство потребностей инженерного ведомства удовлетворялось в самой России, за исключением автомобилей, тракторов, моторов, проволоки и принадлежностей беспроволочного телеграфа. Производство проволоки в России за время войны выросло в 8 раз, но изготовлялась в стране только колючая проволока, а нужда испытывалась во всех видах проволоки, особенно в стальной, необходимой для изготовления мин, стальных тросов для нефтяной промышленности и каменноугольных шахт. Запасы проволоки в России были велики; они составляли 6 млн. пуд., но ¾ их находилось во Владивостоке.

На первом заседании комиссии по снабжению представители союзников лишь в общих чертах ознакомились с нуждами отдельных министерств и ведомств, после чего было решено «разбиться на ряд подкомиссий для детального рассмотрения заявленных требований и изучения того, насколько они могут быть выполнены союзниками» ²⁰¹. 28 января 1917 г. начались заседания подкомиссий, на которых председательствовали помощник военного министра сенатор Н. П. Гарин, вел. кн. Сергей Михайлович и другие лица.

При рассмотрении заявки на интендантское снабжение ²⁰² Жанен указал на возможность уступить России некоторый запас седел и конской амуниции, но он решительно отказал в требованиях России на сукно, гвозди и подковы. За сукном было решено обратиться к Англии и Японии.

29 января состоялось заседание подкомиссии по вопросу авиации.

Английский представитель подтвердил, что «все английские самолеты прибудут в Россию вполне экипированные». В общем, снабжение России самолетами было намечено без больших возражений союзников и в том количестве, как предлагало русское командование ²⁰³.

Значительно хуже обстояло дело со снабжением России металлами. Докладчик А. З. Мышлаевский указывал, что ежемесячная потребность России в черных металлах составляет 11,5 млн. пуд., из которых в России можно получить 6 млн., а остальное количество должно быть получено из-за границы. Однако, учитывая трудности с перевозками, заявка на заграничный металл сокращалась Россией до 2,5 млн. пуд. в месяц.

Говоря о тоннаже для перевозки металла, А. З. Мышлаевский указывал, что для этого необходимо 1,9 млн. т и что «минимум наших требований составляет миллион тонн, неполучение которых грозит полной остановкой нашей металлургической промышленности» ²⁰⁴. В указанную А. З. Мышлаевским потребность вошли не только металлы для военного ведомства, но и для Министерства путей сообщения.

В дискуссии о металле главное участие принял представитель английской делегации Лейтон. Выслушав заявление А. З. Мышлаевского, он потребовал более детальных сведений о работе русской металлургии, о количестве разных сортов металла, рельсов и т. п., изготовленных в 1916 г. Он просил также разбить все требования русского правительства на очереди по степени важности и предпочтительности, так как общий размер тоннажа определен лишь в 4 млн. т. «и от нас зависит, как распределить его между потребителями наших ведомств».

В ответ на замечания Лейтона А. З. Мышлаевский указывал на наличие в Англии тоннажа, так как «всегда можно получить все через частных предпринимателей». Кроме того, англичане не принимали во внимание возможность получения тоннажа в Японии. Поэтому А. З. Мышлаевский просил союзников отпустить валюту на приобретение тоннажа, а самый тоннаж он надеялся купить через частных предпринимателей в Англии или у японцев. В сухой протокольной записи его слова изложены следующим образом: «Ввиду изложенного генерал просил дать нам необходимую валюту, а тоннаж и металл мы достанем сами, а где — это наше дело» ²⁰⁵.

Однако Лейтон не обнаружил желания говорить о валюте, и дальнейший обмен мнений был сосредоточен вокруг тоннажа, причем Лейтона поддерживал Жанен. Их точка зрения сводилась к следующему: русские просят слишком много металла — «половину английского производства»; во-вторых, емкость русских портов очень ограниченна, и они не могут вместить всего количества испрашиваемых грузов; в-третьих, грузы в Россию медленно доставляются, прибывая на фронт лишь через восемь месяцев, а в Англии они используются уже через месяц. Из этого Лейтон делал вывод о желательности оставлять побольше грузов Англии. После довольно длительного обмена мнений было решено перенести часть русских заказов с 1917 г. на первые месяцы 1918 г. с расчетом доставки их на фронт к 1 мая 1918 г.

Выслушав заявление русских о нехватке в России меди в количестве 130 тыс. т, представители союзников советовали России усилить добычу меди на Кавказе, для чего необходимо было увеличить количество рабочих на медных рудниках; в результате этой меры Россия могла бы уменьшить покупку меди за границей.

А. З. Мышлаевский предлагал закупить недостающую медь в Японии. Однако из дальнейшего обмена мнениями выяснилось, что вся японская медь уже закуплена Англией, а потому, чтобы избежать конкуренции, было решено закупку меди вести через Английский комитет, хотя медь и покупалась не на английскую валюту. Советы англичан экономить медь на снарядах (ведущие пояски) была отвергнута русскими, «ввиду недостатка орудий и трудности их получения» ²⁰⁶.

Что касается потребности России в других цветных металлах, то выяснилось, что олово и свинец надо было покупать в Англии. сурьму — в Японии, а алюминия союзники соглашались отпустить 4—4,5 тыс. т вместо необходимых 7 тыс. т.

Обсуждение вопроса о металле вскрыло всю глубину кризиса русского народного хозяйства. Ведущая отрасль промышленности России, производительность которой до войны значительно превосходила потребности рынка, не справлялась с предъявленной войной потребностью. Правительство и буржуазия проявили полную несостоятельность, не сумев поднять производство металла, на котором основывалась вся военная экономика страны. Россия с ее многомиллионной армией не могла долго воевать на привозном металле; кроме того, тот «паек», который ей отпускался союзниками, был чрезвычайно ничтожен. Через 2,5 года войны Россия попадала в зависимое положение от своих богатых союзников не только в области финансов и тяжелой артиллерии, но и в области важнейших видов сырья, без которого не могла жить и работать оборонная промышленность.

31 января 1917 г. комиссия по снабжению разбирала заявку Военно-технического управления ²⁰⁷. Несмотря на заявление военного министра, что большая часть потребности этого управления удовлетворяется в России внутренним производством, ведомство заявило о необходимости получить из-за границы 1,2 млн. т разных грузов. Услышав эту цифру, английский генерал Пуль в реплике обратил внимание на то, что «каждое ведомство исчисляет свои потребности не менее как в 1—1,5 млн. тонн» при общем количестве возможного тоннажа в 4 млн. т. Этим самым указывалось на неизбежность сокращения заявок Военно-технического управления. Большинство заказов этого ведомства приходилось на Англию и Америку. Одних автомобилей, исключая уже заказанные и собранные в России, предполагалось получить 35 тыс. (20 040 грузовых, 7470 легковых и около 8—9 тыс. автомобилей других типов).

Кроме уже размещенных заказов, Гарин сообщил о намерении русского правительства «дозаказать» в Англии 3,2 тыс. автомобилей, во Франции — 6 тыс. и в Италии — 7,4 тыс. Несмотря на отрицательное отношение штаба Ставки к английским автомобилям, Англия опять фигурировала как будущий поставщик негодных автомобилей. Вопрос о заказах автомобилей в Америке был обойден, так как немедленно повлек бы за собой вопрос о валюте.

Намеченное русским командованием количество автомобилей даже при наличии их в соответствующих странах невозможно было бы перевезти. Отношение союзников к русской заявке выразил Пуль, указавший, «что на получение всего просимого от Англии числа автомобилей надежды мало». Члены союзных миссий не могли определенно указать количество поставляемых автомобилей, так как ждали ответа от своих правительств.

Отметим, кстати, что, хотя в состав миссии союзников входили высокопоставленные лица, они самостоятельно не решали ни одного значительного практического вопроса без сношения и согласования его со своими правительствами.

Обсуждение заявки Министерства торговли и промышленности ²⁰⁸ свелось к жалобам председателя комиссии на недостаток оборудования и машин в России. «Мы дошли до критического состояния», — говорил Н. П. Гарин. На эти просьбы Лейтон обещал поставить часть тех 60 кранов (видимо, только 20 из 60), в которых нуждались порты России.

Наиболее интересным было заседание комиссии по снабжению 1 февраля, когда обсуждалась заявка артиллерийского ведомства. Председательствовал вел. кн. Сергей Михайлович. Представитель союзников генерал Хедлам спросил, «почему проектируется к замене такое большое количество орудий». Он получил разъяснение председателя, что русские полевые орудия благодаря большой начальной скорости полета снаряда приходят в негодность быстрее, чем французские.

После этой справки перешли к обсуждению заграничных заказов на артиллерию. В легкой полевой артиллерии союзники наотрез отказали России, соглашаясь лишь выполнить сделанные Э. К. Гермониусом заказы на трубы для ремонта орудий и люльки. Для замены негодных Англия согласилась дать 50 штук 45-мм гаубиц. Хедлам согласился также на поставку 6-дюймовых гаубиц, отказав в 5-дюймовых. Не называя общего количества 6-дюймовых пушек, которые передаст Англия, Хедлам рассчитывал, что с открытием навигации Россия ежемесячно будет получать не менее двух батарей 6-дюймовых гаубиц и одной батареи 8- и 9-дюймовых. Кроме того, англичане обязались поставить небольшое количество 12-дюймовых гаубиц Виккерса. Что касается минометов, то дело ограничилось лишь 50 2-дюймовыми минометами, а также небольшим количеством минометов Стокса, которые Англия обещала доставить для испытания. Французы согласились доставить 50-мм пушки. Поставка 11-дюймовых гаубиц (116 штук) была поделена между Англией и Францией.

В конечном итоге вместо многих тысяч орудий, на которые рассчитывало русское правительство, союзники согласились отпустить лишь несколько сот пушек, которые не могли играть сколько-нибудь значительной роли в снабжении армии. Правда, эти пушки они обещали обеспечить снарядами и сверх того отпускать в дальнейшем по 35 тыс. легких снарядов в день. Во время обсуждения русскими делегатами было предложено сократить число легких снарядов до 15 тыс. в день за счет увеличения тяжелых снарядов, но это предложение оказалось технически невыполнимым.

В отношении оптики и пулеметов ответа от союзных правительств еще не поступило, а вопрос о порохе подробно не разбирался.

Таким образом, в области артиллерии и артиллерийского снабжения в 1917 г. нельзя было рассчитывать на какое-нибудь значительное увеличение поставок со стороны союзников. Все планы артиллерийского снабжения армии русское командование должно было строить на основе увеличения производительности русских заводов. А увеличение производства артиллерии и снарядов требовало металла, которого в стране не было и доставить который из-за границы также было невозможно. Получался заколдованный круг.

5 февраля 1917 г. состоялось заседание комиссии под председательством военного министра Беляева ²⁰⁹. По-видимому, это было заключительное заседание комиссии по вопросам снабжения. Военный министр обратился к представителям союзников с просьбой дать окончательные ответы на все вопросы.

Обсуждение началось с вопросов железнодорожного транспорта. Беляев спросил мнение англичан относительно заказов за границей рельсов и подвижного состава. По черновой записи трудно восстановить весь ход дискуссии. Одно несомненно, что англичане в лице Лейтона считали заявку русских слишком большой. К 600 тыс. т. уже заказанного железнодорожного оборудования русские просили прибавить еще 200 тыс. т. Лейтон не соглашался на эти новые заказы. Кроме того, выяснилось, что бельгийские паровозы получить нельзя и не было возможности заменить их чем-нибудь иным. Обсуждение кончилось не в пользу русского правительства.

Относительно заявки Министерства торговли и промышленности англичане проявили уступчивость, в особенности в части оборудования для портов. Лейтон обещал сообщить своему правительству «о большой потребности наших портов, особенно в кранах»; зато он решительно возражал против увеличения заказов на оборудование для горных заводов. Его аргументация сводилась к тому, что если даже заказы и будут приняты, то все равно грузы нельзя будет привезти. Поставки оборудования для топливной промышленности также упирались в недостаток тоннажа.

Подобное же возражение было выдвинуто и относительно заказов для Министерства земледелия. Лейтон не оспаривал важности нужд Министерства земледелия, а только указывал, что в портах скопилось большое количество невывезенных грузов, а ограниченность тоннажа позволяла делать новые заказы только за счет отказа от старых.

Для морского ведомства необходимы были пушки, уголь, суда и металл. Вопрос о металле также свелся к проблеме тоннажа. Представитель морского ведомства заявил о желании получить артиллерию к концу 1917 г., однако 130 пушек пришлось перенести на следующий год ввиду невозможности их поставки. Английский делегат ссылался на громадный рост собственных потребностей в артиллерии в связи с вооружением торговых судов и заменой всего артиллерийского вооружения английской армии.

Вопросы снабжения санитарного, интендантского ведомств и авиации были разрешены быстро, без особых споров и возражений.

Заявка России на автомобили была значительно сокращена. К первой очереди отнеслись лишь 5 тыс. автомобилей разного типа. На вторую очередь было намечено 13 тыс. машин. Таким образом, обе очереди составляли лишь 50% русской заявки.

7 февраля 1917 г. под председательством В. И. Гурко происходило заседание комиссии снабжения совместно со стратегической комиссией ²¹⁰. Вся работа была уже закончена, было точно установлено, какое количество грузов должно быть поставлено по каждой группе товаров. При этих условиях созыв объединенной комиссии мог иметь лишь одну цель — утвердить проделанную работу, но не изменить ее. Так и получилось на деле. При открытии заседания В. И. Гурко жаловался, что поставки России сокращены наполовину. Он напомнил союзникам еще раз о том, что «наши войска менее снабжены, чем ваши». Он попытался испугать союзников и сказал, что «в случае неполучения необходимого армия может не выполнить задачу». Однако ему ничего добиться не удалось. Высказанное пожелание об объединении материальных ресурсов союзников для ведения войны осталось только абстрактным теоретическим принципом, декларацией, но не боевой программой практических действий для улучшения снабжения России.

В конечном итоге работа комиссии по снабжению была выражена в решениях, принятых конференцией. Третий раздел решений конференции так и назывался: «Постановления, касающиеся военных материалов» ²¹¹. «Решения, принятые конференцией в отношении военных материалов, — говорилось в этом разделе, — базируются на следующих соображениях: просьбы, выраженные русским правительством по этому вопросу, были рассмотрены представителями союзных держав с величайшим интересом. Они нашли эти просьбы совершенно основательными; но необходимо считаться не только с ограниченной пропускной способностью недостаточного количества портов, через которые должен производиться весь импорт, и с недостаточностью средств перевозки из этих отдаленных баз внутри страны, но и с плохим состоянием судов, на которое указывают представители Великобритании. Поэтому кажется маловероятным, чтобы можно было ввезти за год больше 3400 тыс. т., какие бы усилия мы ни делали, чтобы превысить эту цифру. Надо даже предвидеть случай, что опасности навигации не позволят достичь и таковой. Впрочем, было установлено раньше, что из вышеуказанной суммы 120 тыс. т. будут предназначены Румынии. Нужно во всяком случае базироваться на самых оптимистических предположениях и принять все необходимые меры, чтобы доставить в Россию возможный максимум. Следует даже предвидеть его превышение, учитывая возможность потерь материалов и задержек в пути».

Превышение это определялось в 25% на случай гибели материалов в дороге или замедления их доставки. Таким образом, вместо основной цифры 3400 тыс. т. получилась цифра в 4250 тыс. т., распределенная между различными видами грузов ²¹². Эти грузы делились на следующие группы материалов:

Итак, около ⅓ всех поставок приходилось на артиллерию и предметы артиллерийского снаряжения. К ним конференция проявила особое внимание. Было точно записано, какое количество пушек и снарядов поставляла каждая из союзных России стран.

Франция должна была поставить в 1917 г. 470 тяжелых орудий и траншейных мортир со снарядами в количестве от 250 до 500 на пушку. Кроме того, с февраля по июль 1917 г. она должна была поставлять по 48 тыс. снарядов в месяц (разных калибров), по 3 млн. пистолетных патронов и 1 млн. взрывателей. К этому следует добавить порох и свинец. Общее количество артиллерийских грузов из Франции достигало 320 тыс. т., или около 8% всех поставок союзников.

Великобритания должна была, начиная с открытия навигации в Архангельске, поставлять по четыре батареи тяжелой артиллерии в месяц, сверх того 50 орудий (4,5-дюймовых) для замены потерянных орудий этого калибра; в течение зимы 1917/18 г. английское правительство обязалось заменить новыми все вышедшие из строя орудия, ранее поставленные Англией. Кроме того, Англия обязалась доставить 430 траншейных орудий разного калибра, в том числе 330 тяжелых мортир. Все пушки доставлялись с определенным количеством снарядов. Начиная с июля 1917 г. английское правительство обязалось поставлять необходимое количество снарядов для всех английских пушек в России. Общий тоннаж английских артиллерийских грузов, включая авиацию и взрывчатые вещества, составлял около 400 тыс. т. Кроме того, английские делегаты согласились предложить своему правительству уступить России «из своих собственных запасов» по 4 тыс. т. стали в неделю для изготовления снарядов в течение 6 месяцев после открытия архангельского порта, т. е. всего 100 тыс. т. стали.

Италия обязалась поставить начиная с марта 1917 г. 240 орудий, в том числе 40 противоаэропланных пушек для флота. Кроме того, на рассмотрении итальянского правительства находился вопрос о дополнительной поставке 60 орудий.

Из других решений конференции важно указать на перечень грузов для железных дорог. К ним относились прежде всего 300 тыс. т. рельсов по ранее данным заказам. Кроме того, ввиду необходимости спешно добиваться увеличения перевозочных средств английские делегаты с известной оговоркой обязались предложить своему правительству («если окажется возможным») разместить новые заказы на 100 тыс. т. подвижного состава ²¹⁴ и 200 тыс. т. рельсов, которые должны быть поставлены в конце 1917 г., а перевезены в Россию в начале 1918 г.

Свыше ⅓ всех грузов приходилось на уголь. Располагая огромными каменноугольными запасами, неисчерпаемыми нефтяными богатствами и лесными массивами, Россия вынуждена была ввозить до 100 млн. пуд. угля, затрачивая на его перевозки драгоценный тоннаж. Уголь ввозился из Англии для потребностей морского флота, железных дорог и петроградской промышленности. Несмотря на все трудности перевозки угля из Англии, это казалось все же более легким и доступным делом, чем доставка угля из Донбасса по железным дорогам. Промышленность Петрограда в прошлом работала больше на привозном угле, чем на отечественном. Правительство не сумело организовать топливное хозяйство и снабжение Петрограда донецким или другим отечественным углем. В этом выражалась одна из самых слабых сторон в экономике страны.

Таковы были, в основном, решения конференции, определявшие размер союзной помощи и порядок доставки грузов.

Вопросы финансирования отступили на второй план. Союзники находили много других соображений, которые ставили Россию в еще большую зависимость, чем раньше. Ограниченность тоннажа, недостаточная пропускная способность русских портов и железных дорог — все было мобилизовано, чтоб «доказать» несостоятельность русской заявки и ограничить размер помощи, сведя ее к уровню предыдущего года.
 

Подведем краткий итог изложенному.

Война, потребовавшая уже в течение первого года 10 млн. солдат, наглядно показала, что боеспособность армии определяется мощью промышленно-экономического развития страны и моральной устойчивостью тыла. Во всех этих отношениях царская Россия уступала и своим союзникам, и своим врагам. Вот почему вопрос об экономическом сотрудничестве с союзниками, о материально-технической помощи с их стороны уже в 1915 г. встал для царского правительства как коренной вопрос, от разрешения которого зависело дальнейшее участие России в войне. Совершенно понятно, что царское правительство, боявшееся внутри страны нараставшей революции, не хотело (да и не могло) в отношениях с союзниками вести самостоятельную политику Посылая миллионы рабочих и крестьян на истребление, ревниво стремясь соблюсти все пункты военной конвенции и политических соглашений с союзниками, оно не могло потребовать от них заслуженной помощи. История экономических соглашений России с союзниками по вопросу боевого снабжения раскрывает перед нами картину национального унижения и зависимости царского правительства от союзников.

Вместе с тем и союзники не хотели признать того значения, которое имели Восточный фронт и русская армия в общем ходе войны. Многомиллионные жертвы сынов России расценивались союзниками чисто эгоистически. Узкоклассовые своекорыстные интересы империалистической буржуазии союзников выдвигались всегда на первый план. Она хотела, чтобы Россия воевала, оттягивая на себя большую часть германо-австрийских сил; одновременно она эксплуатировала Россию.

Военные поставки России не являлись составной частью единого, широкого военно-стратегического плана разгрома врага. Они расценивались в первую очередь с точки зрения коммерческой выгоды. Такая политика значительно затянула войну. Несмотря на огромные средства, израсходованные царским правительством, и рост военного долга, реальная помощь от всех заграничных заказов была в высшей стопени незначительна. За исключением отдельных предметов снабжения (порох, винтовки, пулеметы, сапоги), заграничные заказы играли второстепенную роль по сравнению с производством внутри страны. Иностранные поставки, включая американские, стали играть значительную роль только в 1916 г. Заказы 1914 — 1915 гг. были сорваны по срокам поставок. На 1917 г. союзниками были намечены минимальные планы снабжения России. Россия помогла союзникам, особенно США и Японии, за свой собственный счет создать мощную военную промышленность.

Приведенный нами материал вскрывает немощность царской России, ее промышленную и политическую отсталость. Каждый новый месяц войны, все глубже вскрывая слабость внутренней экономической организации России, доказывал банкротство попыток организации народного хозяйства при помощи Особых совещаний и неспособность царизма и русской буржуазии к организации промышленности. Поэтому приходилось обращаться к союзникам и просить помощи не только в области финансов, вооружения и снабжения армии, но и в области сырья, запасы которого в неограниченном количестве имелись в стране.

Стихийно нарастал экономический кризис. Чувствуя свое бессилие в борьбе с ним, правительство все более нуждалось в помощи союзников. В свете приведенных материалов ярко проявляется освободительный характер Великой Октябрьской социалистической революции, покончившей с политической и экономической отсталостью и иностранной зависимостью нашей Родины.