Узкие сводчатые двери в стене караван-сарая Шиахов не могли достаточно быстро пропустить скопившуюся там толпу арабов. В дверях караван-сарая, как впрочем и на прилегающей к ней уличке, стояла толчея. Бранные слова, выкрики, пинки и удары создавали впечатление бурлящего человеческого котла.
Неверный свет нескольких свечей караван-сарая не достигал, конечно, улицы, и она была погружена почти в полный мрак. В этом мраке люди, запахнувщиеся в бурнусы от свежести октябрьской ночи, походили на гигантских ночных сов. Они расходились, насвистывая сквозь плотно сжатые зубы «гимн Гуссейну».
Гуго Кроссланд насвистывал также. В течении нескольких часов он простоял в караван-сарае, внимательно вслушиваясь в слова нового оратора, ни одним движением или жестом не выдавая себя. Выход на уличку он также завоевал с чисто восточной горячностью, ругаясь и толкaясь почти с увлечением. Теперь необходимо было сыграть роль до конца.
Он поправил распустившуюся во время драки шелковую чалму и завязал ее очень низко. Были видны только глаза и нос. По бесконечным кривым и темным уличкам он достиг базара. Здесь Гуго замедлил шаги и влился в праздную толпу, гулявшую между рядами продавцов сластей и сукон. Тысячу и один аромат восточного базара, грубый жаргон и крики разносчиков и нищих, шипение горящего масла, доносившееся из под рваных пестрых палаток, маленькие вьючные ослики и металлический звон женских медных и серебряных запястий — давно перестали прельщать его. Он знал все это так же хорошо, как и нpaвы всех посещающих эти базар людей — арабов, халдеев, армян, сирийцев, курдов и бахтяр. Это была его специальность — знать их язык, нравы и обычаи и даже, при необходимости, уметь перевоплощаться в кого-либо из них. За это он получал вполне определенное вознаграждение и был на очень хорошем счету у... английской тайной полиции.
Оставив базар, он направился на запад и скоро достиг реки. И река и берега были пустынны. Несколько широких лодок, пpичаленных к деревянным столбам, бесшумно плескались по течению. В темной воде тут и там отражались яркие, холодные звезды. На другом берегу силуэты стройных фиговых пальм выделялись на темном небе, подобно ряду неподвижных часовых. За ними начиналась великая сирийская пустыня. На сотни миль по ее поверхности медленно перекатывались песочные холмы, не встречая на своем пути ничего, кроме одиноких и жалких кустарников. Пустыня эта доходила до границ Палестины и южнее, до Красного моря.
Когда Гуто вступил на понтонный мост, соединяющий оба берега, из пустыни донесся рыдающий хохот далекого шакала. На обоих концах моста стояло по полисмену. Они окидывали всякого переходящего в этот час мост араба подозрительным и долгим взглядом. Гуго eдва удержался приветствовать своих товарищей по службе. Его часто занимал вопрос, что они стали бы делать, если бы вдруг он, переодетый араб, пожелал им спокойной ночи. Вероятнее всего его арестовали бы, как подозрительную личность. А это никак не входило в планы секретного сотрудника.
На некотором расстоянии от моста, на правом берегу стоял дом, когда-то принадлежавший калифу. Он был почти скрыт пальмами и казался необитаемым. Во всяком случае, в вepхнем этаже, так как нижняя половина дома не была видна из-за высокой толстой стены.
Гуго через потайную дверь вошел в сад и скоро достиг лестницы, ведущей на широкий балкон. На балконе стояли рядом три походные койки, защищенные от москитов тонкой кисеей. Через полуоткрытую дверь соседней комнаты на них падал желтый свет масляных ламп. Он вошел в комнату. Среди клубов табачного дыма два человека, оставленных им несколько часов тому назад, терпеливо ожидали его возвращения.
— Вы совершенно правы, майор! Эти новые ораторы очень подозрительны. В их речах слышатся новые слова! — сказал Гуго, сбрасывая «куфию» и опускаясь в изнеможении в камышевое кресло. — Эти люди с голубыми тюрбанами очень осторожно и хитро вкладывают в свои невинные речи такие слова и мысли, которые нам могут причинить большие беспокойства. Они почти призывают к красной «священной» войне. Они постоянно бросают намеки на имасов Ирака и Персии, восхваляя их борьбу с нами и призывая присоединиться к ним. Кроме того, они подготавливают население к приходу нового вождя и говорят, что день мести и освобождения близок. Почти в каждой шиахской кофейне сидят новые подозрительные личности, зажигающие слушателей своими речами. Они закладывают под нас хорошую мину.
— Вы правы! Я такого же мнения и даже считаю, что уже через десять дней, в первый день праздника Махарана, может вспыхнуть бунт, от которого нам всем не поздоровится! — сказал третий собеседник, грузный, средних лет человек, одетый в домашний халат.
Он прибыл в Кэмизанх два дня тому назад и представился под фамилией Дана, богатого путешественника, посетившего эти края ради собственного удовольствия. Гуго он показался самым ленивым и неповоротливым человеком, которого он когда-либо видел. Дан был молчалив и Гуго, несмотря на всю проницательность, не мог его раскусить. Выражение маленьких, хитрых глаз незнакомца было неуловимо. Наконец, после длинных и очень подробных разговоров и расспросов Дан открыл свое инкогнито и Гуго понял с кем имеет дело. Питер Дан был наиболее хитрым и пронырливым агентом английской тайной полиции — краса и гордость Интелиженс-Сервис.
— Вам наверное не удалось установить фамилию этого нового «вождя»! — продолжал он, обращаясь к Гуго. — Эти бунтовщики очень тщательно скрывают свое имя. Но к празднику Махаран он, наверное, его раскроет. Я думаю, что скорее всего события разыграются в Кербела, где был повешен знаменитый Гуссейн.
Он поудобнее устроился в кресле и продолжал скрипучим, монотонным голосом:
— Несколько лет тому назад подобная же история разыгралась на Красном море. Она закончилась восстанием сирдара в Судане. Я принимал участие в этом деле и имел удовольствие лично доставить на виселицу нескольких главарей. Но самый важный из них выскользнул из моих рук. Он был родом из Египта, зовут его Фанц бу-Хассид; он араб и имеет за собою список преступлений против англичан, длинный, как отсюда до Багдада. Он — студент, но переодевается, гримируется, как лучший сыщик в мире. Надо признать, что он необычайно хитер, смел и чертовски умен. Мне удалось заполучить кое-какие сведения, заставляющие предполагать, что мы имеем дело именно с Фанц Бу-Хассидом. Но в этом деле необходима самая крайняя осторожность, ибо Фанц, — если это действительно его «работа» — очень опасный враг. Арестовать его сейчас невозможно, так как у меня нет прямых доказательств его виновности, а он настолько популярен, что его арест может вооружить против нас самые покорные племена. Мне необходимы доказательства, мне точно нужно знать, какую игру ведет этот молодчик.
— Я ее узнаю! — пылко прервал егo Гуго.
Дан с удовлетворением посмотрел на молодого агента и обратился непосредственно к нему:
— У меня есть здесь торговец фруктами Узир-Алли. Он держит лавочку на базаре и получает достаточно, чтобы считаться моим другом. Если я буду вам нужен, сообщите мне по его адресу — он всегда знает, где меня найти. Но пока вы будете в отсутствии, мы с майором займемся моим «седанским списком». Я уверен что в этом новом деле мы найдем целый ряд старых знакомых...
Гуго прошел в другую комнату приготовиться к предстоящему «делу», затем вернулся в общую комнату ужинать. В двенадцатом часу все трое легли спать, но к рассвету койка Гуго была пуста.
За час до рассвета Гуго уже подходил к огромному караван-сараю, расположенному около мечети. Он выбрал себе место около спящей группы, среди которой нашел некоторых лиц, знакомых по вчерашнему собранию и растянулся рядом. Когда настал день, он вторично проснулся и вскипятил себе чай на собственном маленьком приборе. Своим появлением он не возбудил ничьего подозрения, так как в течение ночи и утра в сарай прибывали все новые и новые лица и он незаметно растворился в общей массе. Лениво попивая чай с хлебом и шариками масла, Гуго старался поймать нить шумного, многоголосого разговора. Все вращалось вокруг речей новых ораторов и провозглашаемого ими прихода нового вождя. В возбужденных и громких словах Гуго уловил общую нервность и беспокойство, которые появляются, когда говорят о вещах близких и желанных. Гуго дышал этой атмосферой бунта и ненависти много дней подряд и каждый раз покрывался холодным потом при одной мысли, что сделали бы с ним окружающие, если бы он как-нибудь выдал себя. Утром он тронулся вместе с ним в путь, к месту, назначенному ораторами для встречи с вождем. Следуя пешком по берегу реки за «беллумом», в котором находились «голубые тюрбаны» — они медленно продвигались вглубь страны от Кэмишая, мимо неглубокого, окруженного диким камышом озера Хамара, вверх по Ефрату. Останавливались, когда причаливали к берегу беллумы, и располагались на ночлег каждый раз с сотнями новых присоединившихся по дороге обитателей пустыни. Чем дальше они уходили вглубь пустыни, тем смелее становились речи вождей и их призывы встречали все более горячий отклик. Агент английской тайной полиции чувствовал себя в этой атмосфере весьма неуютно. Неосторожное движение или возглас могли погубить его безвозвратно и он предпочитал молчать и, когда должен был вместе со всеми кричать «Смерть Англии!», закрывал глаза.
Так они достигли городка Мазирнах — здесь была сделана остановка на два дня. В течение этих дней Гуго мог вполне убедиться в серьезности и организованности предпринятого против англичан похода. Это открытие не способствовало улучшению его самочувствия. Также мало его обрадовало присоединение почти всего молодого населения Назирии. Эти юноши были полны освободительных идей и жаждали проявить их на деле. Из Назирии они два дня шли по однообразным пескам пустыни. Гуго изнывал под двойной задачей — спастись от солнечного удара и как нибудь не проговориться в тяжелом, полубредовом сне.
Настроение окружающих ясно указывало на скорое появление долгожданного вождя. Но был ли Дан прав, предполагая, что это будет обязательно Фанц-бу-Хассид? Никто из арабов не знал про вождя ничего, исключая, что он враг англичан и должен притти с верховьев Тигра. Но Гуго не сомневался, что голубым тюрбанам имя вождя должно быть известно так же хорошо, как имя Дана или его собственное — поэтому он старался держаться все время поближе к ним, надеясь уловить хоть какой-нибудь намек.
В этот день он лежал на берегу в нескольких шагах от «беллума», на котором жили главари движения. Гуго не сводил глаз с одного из них, стоящего во главе с самого выступления из Кэмизанха. В данную минуту сонному Гуго он казался спящим. Вокруг на берегу несколько сот тел, изнывая от жары, предавались сну и глубокое молчание царило над отдыхающим лагерем. Почти побежденный дремотой Гуго еще раз взглянул на беллум и сердце его забилось сильнее. Он медленно опустил голову, как бы окончательно во власти сна и растянулся, наконец, на горячем песке, большим напряжением воли заставив себя казаться спящим: показалось ли ему или на самом деле глаза человека полуоткрылись и тяжелым, немигающим взглядом уставились на него?
В этот вечер, когда огненно-красное солнце скрылось за горизонтом и в лагере зажглись костры для приготовления пищи, разговоры были прерваны звуками «там-тама», доносившимися с берега. Эти звуки подняли сразу всех на ноги. Между двумя рядами факельщиков, со стороны берега шла длинная вереница людей. Она приблизилась к лагерю и вошла в образовавшийся круг. Ненависть и жажда борьбы в речах вновь пришедших — представителей людей с вepховьев Ефрата и Тигра, — не знала границ и их слова довели арабов до неистовства. Подобно грому, сотни боевых барабанов разорвали тишину и дикая, чисто восточная радость победно разлилась среди пустыни. Оглушительные, страстные и дикие крики «Смерть убийцам Гуссейна», «Смерть англичанам», — перестали уже смущать Гуго и он кричал и кружился, поднимая высоко руки и крича до хрипоты, почти с радостью. Но сосредоточиться на мысли, чем все это может кончиться, было для него слишком страшно.
К середине следующего дня они достигли Самава и Гуго, улучив удобную минуту, тайком пробрался в местное телеграфное отделение. Он послал фруктовщику Цзиф-Али1) для Дана следующую телеграмму: «Торговля идет хорошо. Происхождение дичи еще не установлено. Ваши предположения наиболее вероятны. Направляемся в Кербала. — Ахмед».
Служащий-араб посмотрел на телеграмму с удивлением.
— «Охотитесь за дичью»? — спросил он.
— Да! — ответил Гуго со смехом и расплатившись ушел.
По дороге он выпил, плотно подкрепился в кофейной и в хорошем настроении духа направился к лагерю, за городом.
Следующий этап был город Нежф, откуда лежал прямой четырехдневный путь на Кербалу.
Таким образом было ясно, что они будут там к первому дню праздника Махарана, т. е. в момент наибольшего скопления людей. Он не сомневался, что отряд, идущий вместе с вождем с верховьев Тигра, также приложит все усилия прибыть в Кербалу к этому дню, чтобы соединенными усилиями поднять восстание.
После остановки в Самава весь план стал для Гуго совершенно ясным. К сожалению, нельзя того же сказать про его голову. Плотная еда и выпитое в такой душный день вино сделали свое дело. Во всех членах он чувствовал усталость и тяжесть. Добравшись до своего коврика, Гуго вытащил из дорожного мешка бутылку козьего молока но вместо ожидаемого облегчения впал, почти мгновенно, в глубокий и тяжелый сон. Когда он проснулся, ему показалось, что он вынырнул из самых глубин черных вод и с их поверхности смотрит на мир вокруг. Но это была не вода, это была раскаленная, желтая пустыня. Если бы не сильная головная боль, он сразу же обратил бы внимание на странную фигуру, сидевшую рядом с ним. Но во рту он ощущал странный горький вкус, а когда попробовал встать, то убедился, что его руки скованы наручниками. «В чем дело? Что случилось?» — спросил он себя почти вслух...
Наконец, рядом сидящая фигура вырисовалась совершенно отчетливо. Черные, умные и блестящие глаза смотрели на Гуго внимательно и слегка насмешливо. Белый шелковый бурнус придавал ей очертания большой сказочной птицы.
— Я — Фанц бу-Хассид! — сказал спокойно араб на чистом английском языке.
Гуго прикусил до крови нижнюю губу, чтобы убедиться в том, что это не сон. Он подумал о наручниках и почувствовал на кистях рук их нагретую солнцем сталь. Но головная боль мешала сосредоточиться и он посмотрел на Фанц бу-Хассида отсутствующим, ничего не соображающим взглядом.
— Вы слишком сонны, чтобы вполне оценить положение! — сказал араб. — Напиток, который был налит в бутылку с молоком, крепок. Мои агенты оказались более ловкими. Может быть, это объясняется тем, что у меня работают мужчины, а не мальчики. У меня есть всюду агенты и они вполне справляются со своими задачами, даже под самым чутким английским носом. Вас заметили в Кэмизанхе, в караван-сарае, где вы присоединились к верным мне шиахам и с тех пор Абдул-Хелега, мой главный помощник, «голубой тюрбан», не спускает с вас глаз.
Служащий телеграфной конторы в Самаве оказался преданным мне человеком и разрешил, Абдулу прочитать вашу телеграмму относительно дичи и дополнить ее другой, по тому же адресу. Я знал, что вы работаете с нашим старым врагом, Петером Даном, и мне нужен был его адрес.
Для Гуго эти слова звучали очень издалека. Он тщетно стремился сосредоточиться и уловить их смысл, но не мог выдавить из себя ни слова. Сзади араба он различал, как бы в тумане, очертания палатки и рядом дорожный автомобиль. Конечно, сознание его обманывало и все это сон? Иначе откуда было взяться среди пустыни пустому автомобилю? Вдруг он почувствовал себя поднятым в воздух...
Когда через несколько времени Гуго окончательно очнулся, он увидал себя в автомобиле. Рядом тот же спокойный, мелодичный голос сказал:
— Аллах! Они здорово вас угостили. Вы так крепко спали, что пропустили мой приезд в лагерь и даже сейчас еще плохо соображаете!..
Но теперь, когда действие снотворного питья прошло, Гуго мог соображать более ясно. Бешеная езда в свежем ночном воздухе рассеяла остатки головной боли. Наручники были холодны, как лед. Машина шла без фонарей, но Гуго достаточно было взглянуть на звезды, чтобы определить направление: они ехали на север, вглубь пустыни. Рядом с ним, на заднем сиденьи, поместился араб; теперь он молчал, и Гуго имел возможность спокойно осмыслить положение, в котором очутился. Некоторые слова араба пришли ему на память, и он понял, что игра безнадежно потеряна. Оставалось только спасаться, но и это в данную минуту было невозможно.
Они ехали еще в продолжение многих часов. Наконец, машина круто свернула направо, по направлению к видневшимся вдали фиговым пальмам. Вспыхнули огни машины, и в луче света вынырнул красивый дом, расположенный в самой гуще деревьев. По прекрасной пальмовой аллее они подъехали к стене, окружающей дом, и остановились перед маленькой железной дверью. Фанц бу-Хассид и шоффер вышли из машины, и спустя минуту Гуго шел между ними через заросший густой травой двор к винтовой лестнице дома, ведущей в темный, узкий коридор.
Посреди коридора Хассид открыл какую-то дверь и ввел Гуго в бедно обставленную, но ярко освещенную электричеством, комнату. Из темноты коридора выступили два вооруженных араба. Они стали на караул у дверей.
Гуго медленно прошел к изъеденному червоточиной деревянному столу посреди комнаты и, пожав плечами, сел на его левый угол.
— Теперь девять часов! — сказал Фанц, вытащив из складок своего одеяния золотые часы. — Я жду Питера Дана к 12-ти. Я ему телеграфировал из Сомава от вашего имени, что именно здесь, на даче шейха Мухмада, должна произойти встреча между мною и этим шейхом, известным как старый враг англичан. В телеграмме я сообщил еще, что вы приняли все меры для нашего ареста и ждете только его приезда для определения нашей дальнейшей судьбы.
В глазах Фанца в первый раз вспыхнул хитрый и злой огонек, когда он медленно добавил: «У меня с Даном старые счеты, и мне давно хотелось встретиться с ним еще раз».
Он поклонился Гуго с преувеличенной вежливостью и вышел в сопровождении шоффера из комнаты. Вооруженные арабы стали молча у дверей; чтобы не видеть их, Гуго повернулся лицом к стене.
Воображение Гуго рисовало на сплошной, без окон, белой стене более захватывающий фильм, чем мог дать любой экран кинематографа. Горечь поражения в таком крупном деле его подавляла. Сознание, что Фанц обошелся с ним, как кошка с мышью, что он был уличен с самого начала, когда еще даже сам не знал с кем, собственно, ему предстоит бороться, было непереносимо. Еще больше его удручала мысль, что вместе с ним погибнет Дан и что, правда, косвенно, он будет виноват во этой гибели. Дан будет здесь через три часа. Самыи способный агент английской тайной полиции попадется на предательскую телеграмму с легкостью неопытной девицы. Даже образ Дана в роли неопытной девицы, спешащей на тайное свидание не изменил мрачного направления его мыслей.
Так проходило время и к моральным страданиям Гуго присоединился сильнейший голод: он вторые сутки не имел ничего во рту. Вдруг среди окружающей тишины раздался слабый шум приближающегося мотора. К моменту, когда звук, все увеличиваясь, внезапно прекратился — очевидно, у самых ворот, — Гуго был почти без чувств. По сухой траве двора раздались чьи-то быстрые шаги. Потом хлопнула дверь.
— Добрый вечер, мистер Фанц бу-Хассид. Я рад встретиться с вами!
Напряженный слух Гуго узнал скрипучий голос Дана.
— Садитесь и положите ваши руки на стол, ладонями вверх. Я помню, как вы ловко вытаскиваете револьвер! — донесся до Гуго ответ Фанца бу-Хассида. Через минуту в комнату, где находились Дан и Фанц, ввели Гуго.
Она была ярко ocвeщенa, красиво убрана коврами и диванами во всю длину стен. Посреди комнаты стоял прекрасный круглый стол, середина которого была инкрустирована квадратиками. За столом сидел Дан, Фанц же полулежал на диване. Шесть вооруженных арабов вдоль стены ждали неподвижно приказаний вождя.
В позе обоих врагов была полная непринужденность. Оба великолепно владели собою и знали, какую ведут игру. Почти веселая улыбка, с которой его встретил Дан, сбила Гуго с толку.
— Здорово, Гуго, я уже соскучился без вас. Я получил вашу телеграмму.
Гуго хотел ответить, но слова застряли в глотке и он только пожал плечами. Между тем, Фанц закурил новую папиросу и, пуская кольцами дым, обратился к Дану:
— Наконец, я вас заполучил, Дан! — начал он. — Два года тому назад вы меня почти поймали, и ваша работа на Судане причинила мне немало огорчений. Вы должны были бы этим удовлетвориться. Но вы предпочли продолжать со мною борьбу и вели ее так систематично, что составили даже целый список моих друзей. Я надеюсь, что вы уже успели получить соответствующее вознаграждение за него от вашего начальства, в противном случае, мне очень жаль — вряд ли эта возможность представится вам еще раз... В ваших записках должен быть также ряд любопытных сведений о наших планах, о портах, через которые я получал нужное мне оружие и о караванах, которые его развозили по стране. Меньше, чем через шесть дней, это оружие будет пущено в дело. Наша сила велика и месть будет страшной, Питер Дан! Я впитал с молоком матери ненависть к вам и не я создал себе славу в борьбе с вами, но мой народ создал меня в своей великой ненависти к вашей «цивилизации». Вы сейчас находитесь в доме шейха Мухмада, который признан вами вне закона. Годами ждал он часа мести и в первый день Махарана он будет в Кербале вместе с конницей пустыни. Тысячи вооруженных людей с Ефрата и Тигра его уже ждут там!
— У вас, действительно, великолепно все задумано! — сказал Дан, весело взглянув на Гуго.
— Да, не пройдет и двадцати минут, как вы в этом убедитесь сами. Я мог вас уничтожить еще месяц тому назад, когда вы только появились в Абалане. Но мне нужно было дать вам время закончиь список.
Фанц засмеялся. Его смех положительно был заразительным, ибо Дан не менее весело обратился к Гуго.
— Гуго, мой мальчик, вы совсем приуныли. Разве я вам не сказал, что вашу телеграмму я получил. Другая телеграмма также была доставлена мне во-время...
Гуго не поверил своим ушам. Значит, Дан все-таки понял, что вторая телеграмма была от Фанца.
В это время Фанц поднялся с дивана и шепнул что-то по-арабски своим воинам. Они сделали движение в сторону дверей.
— Вы бы лучше оставили ваших людей, где они стоят, иначе будет слишком большая толкотня! — сказал Дан, неожиданно сильно закашляв. Не успел пройти его кашель, как двери распахнулись, и в комнату ворвалось несколько вооруженных английских солдат, с готовыми к стрельбе револьверами. Пойманные врасплох арабы по команде быстро подняли руки; не торопясь, Фанц проделал то же самое.
Теперь настала очередь Дана торжествовать. Он удобно устроился в кресле. Гуго, уже освобожденный от наручников, сел рядом с ним.
— Я никогда не сомневался в вашем уме, дорогой Фанц, но не ожидал от вас такого легкомыслия. Неужели, приглашая меня сюда, вы могли рассчитывать, что я явлюсь один?
Фанц улыбнулся.
— Конечно, нет, дорогой Дан! Единственно, в чем я был уверен — это в вашей осторожности и в том, что отправляясь сюда, вы ничего при себе кроме револьвера не имеете. Впрочем, мне хочется сдержать обещание, которое я вам дал двадцать минут тому назад. Разрешите мне, поэтому, опустить на одну минуту руку, чтобы я мог достать письмо, которое у меня под бурнусом?
Дан быстро окинул глазами комнату. Шесть арабов, хотя вооруженных, но беспомощных и пять солдат с поднятыми револьверами стояли неподвижно и наготове. Дан превзошел самого себя в вежливости:
— Пожалуйста, доставайте, только, ессли можно, правой рукой.
Фанц послушно правой рукой достал из-под белого бурнуса конверт. Левая рука была поднята все время, Т.-е. не все время, а пока он опускал правую с конвертом на стол.
Под внимательными взглядами Гуго и Дaна он положил конверт на стол и медленно, слегка нажимая на конверт, пододвинул его с края на середину.
Мгновенно настала темнота. Револьверные выстрелы, крики, ругань и борьба разгорелись сразу, как по волшебству. Наконец, Дану удалось зажечь восковую спичку и при ее слабом свете он убедился в исчезновении Фанца и арабов. Гуго и еще двое лежали на полу ранеными.
Дрожащими от ярости руками, Дан разорвал конверт и прочел письмо. Оно гласило следующее:
«Дорогой Дан! Простите, что необходимость получить ваши записки заставила меня вызвать вас так далеко. Но иначе мои люди были бы лишены возможности обыскать, как следует, ваши вещи и найти то, что мне нужно. Я получил ваши записки за час до вашего приезда сюда, но решил не отказать себе в удовольствии повидаться с вами. Автоматический выключатель находится под центральным квадратиком стола. Я нарочно устроил его в середине, так как не знал, с какой стороны вы сядете.
Так кaк я должен вернуться к своей работе и исполнить то, что я вам обещал — относительно оружия, — то прошу вас и ваших людей считать себя моими гостями; припасов в доме найдете достаточно. Из пределов сада не выходите и автомобиля не ищите, так как внутри стены расставлены пулеметы, а машину я увел. Еще раз простите за беспокойство.
Фанц бу-Хассид.
1) Так (Цзиф-Али) в тексте журнала, хотя ранее имя было написано как Узир-Алли. (прим. составителя). (стр. 18.)