Радиоиспользование, №5, 1930 год. РАДИОТЕАТР И ЕГО НАЗНАЧЕНИЕ

"Радиоиспользование", №5, июль, 1930 год, стр. 38-39

РАДИОТЕАТР И ЕГО НАЗНАЧЕНИЕ

(Начало см. № 12)

Такой целостной формы концертов, еще не изобретено, и, конечно, нельзя рассчитывать все виды концертов, указанных в сетке художественного вещания, перевести на такого рода зрелищно-звуковые представления. Здесь, разумеется, главным образом, изобретение такой формы подачи художественного исполнения, которая соответствовала бы или, вернее, захватила бы миллионную массу.

Для отыскания этой формы и должен служить радиоцентр, как место, в котором можно на ряде сценически оформленных концертов произвести учет восприятия массового слушателя на основе его прямой реакции.

При этом имеется в виду вовсе не один московский радиотеатр (крайне не театральный, кстати сказать, по своей архитектуре), а радиотеатры в тех городах, где существуют радиостанции. Для работы по созданию наиболее отвечающих интересам массы художественно-музыкальных форм вещания необходимо учитывать воспрятие не только столичного, центрального слушателя-зрителя, — он может дать лишь незначительный материал для таких изысканий, — а в особенности и главным образом провинциального: окружного, районного слушателя.

Провинциальный слушатель может представить для нас наиболее отчетливые результаты восприятия. Столичная и городская масса в той или иной степени уже знакома с художественной продукцией, в той или иной мере посещала театр или бывала на сборных концертах. Наши «концерты-митинги» эпохи гражданской войны открыли ей двери к искусству, и таким образом характер этих концертов связался у нее в памяти с эмоциями, порожденными эпохой гражданской войны. И вот, оказывается, что мы недалеко продвинулись от концертов-митингов, культивируя массовые концерты в такой форме, и, естественно, что в восприятии слушательской массы они остаются то существу той же формы художественным показом, как были восприняты ею первоначально в концертах-митингах. Но в ту тору восприятие слушательской массы базировалось на повышенном чувственном тонусе, — тонусе гражданской войны, и тем самым культурное значение концертов-митингов сводилось к подсобной роли, придаточной, рассеивающей сосредоточение на себе эмоций, а не имело самостоятельного значения прямого культурно-воздействующего фактора.

Если мы имеем в виду обслуживать массового провинциального слушателя, то, во-первых, форму и обстановку подачи художественного исполнения надо дать совершенно иную, а именно сосредоточивающую на себе его внимание и, во-вторых, организующую его социалистически-культурно. Разумеется, слушатель, не имеющий опыта восприятия от «концертов-митингов», в состоянии более отчетливо принять новую форму вещания, способную не рассеивать, а концентрировать на себе его внимание и не разъединять в нем восприятий — слуховых от зрительных, а действовать на него своим комплексом. Только в этом, случае и может художественное воздействие оказаться действительным и непосредственным.

А для достижения этого необходимо, чтобы слушатель с наушником — радиослушатель обязательно бывал на передачах (все передачи при такой постановке дела разумеются открытыми) в городском радиотеатре.

Если в нашей сетке вещания музыкально-художественное исполнение разделено на несколько видов, как исторические концерты, этнографические, камерные, симфонические, оперные отрывки и т. д., то разумелось, понятно, что эти виды передач по своей программе и по форме должны отличаться друг от друга. На деле же разницы между ними никакой не оказывается, а для радиослушателя, не видящего еще и самый концерт, и подавно. Да и как заставить массового радиослушателя воспринять разницу между, скажем, одним из прелюдий Шопена и — да не удивит читателя это сравнение — этнографической казанской песней (киргизской), например «Степной песней» из собранных этнографических записей Затаевича 1.

Для всей слушательской массы этнографическая музыка киргизов не будет представлять разницы от музыки Шопена, и только для самих киргизов их родная песня подскажет им эту разницу.

Если же взять исторические концерты, то разницы в форме вещания от симфонических никакой между ними не будет. Значит, различие видов передач чисто внешнее, по названию.

Но что-то такое должно заключать в себе эту, отличающую виды указанных концертных совещаний, характеристику.

И такая-то характеристика может быть достигнута лишь через зрелищно-звуковой показ, обставленный таким образом, чтобы, напр., в исторических концертах эпоха, представляемая произведениями данных авторов (например Шопена), могла быть дана в классовом освещении, в картинах быта, нравов и событий, и весь такой зрелищно-художественный концерт был бы составлен из сцен, смонтированных на историко-культурном принципе.

В таком монтаже должны были бы принять участие все художественные группы, не только музыкально-концертная, но и литературно-драматическая, эстрадная и т. д. А так как такой показ должен быть зрелищным, необходимо привлечь и культурных художников-декораторов, которые могли бы создать обстановку самого действия для данной передачи. Также должно мыслиться и построение этнографических концертов, в которых этнографический материал мог быть подан в классовом освещении, в ряде коротких сцен, показывающих быт, нравы и события, вызвавшие появление на свет данных произведений. Тогда в таком преломлении поданный монтаж даст действительное впечатление в комплексе эрелищно-звуковых восприятий. Конечно, нет надобности строить этот монтаж со строго академической точностью подбора материала, но необходимо во всяком случае соблюдение грамотности в подборе его и в его монтировке.

Возможно, что такой характер работы выдвинет новые виды передач, объединит, напр., камерные концерты с историческими в один вид передачи, а этнографические разделит на историко-бытовые и национально-освободительные, создаст концерты агитационно-ударного характера и т. д. Не в названиях и заголовках дело. Важно другое — найти форму художественной работы в самом отделе искусств и из стадии посредрабисской биржи выйти на дорогу творческой, коллективной, комплексной деятельности в области радиовещания.

Эта деятельность будет основываться, главным образом, на использовании имеющегося материала, музыкального, оперного, литературного и этнографического, причем наиболее свежим и до сих пор весьма недостаточно применяемым является именно этот этнографический — музыкальный в литературный материал. На этот момент следовало бы обратить большее внимание.

Художественная культура идет по линии развертывания все большего количества форм и раскрытия их взаимной связи. Значит, приобщение к культуре предполагает расширение знаний, умножение восприятий, развитие способности охватывать больший объем явлений. Этот же процесс вызывает способности различения, способность диференцирования явлений и быстроту восприятия их, а стало быть, создает критерий оценки воспринимаемому.

Но развить способность восприятия и развить быстроту его и реакции на него возможно только путем сосредоточения на нем внимания, то есть развить активное произвольное внимание. Если радиовещание через рупор или наушники привлекает внимание массы к себе, а у некоторой части ее активизирует, то в этом огромная заслуга радиовещания и, собственно говоря, это и составляет его задачу. Но дальнейший путь развития художественных интересов в массах не только в радиовещании, не в нем одном.

Человек обладает психикой, элементы которой более или менее вам известны. Лишаясь одной психической функции, человеческая природа вызывает усиленные функции другой, смежной. Напр., у слепого человека (в восполнение потери чувства зрения) развито и сильно обострено осязание. «Зрительные же ощущения или образы у такого слепого человека отсутствуют как в состоянии бодрствования, так а во сне. Однако, если мозговые центры привыкли ранее получать известного рода раздражение, их специфическая деятельность может быть снова пробуждена. Далее в случае полного перерождения или атрофии зрительного нерва центры могут быть возбуждены заново. В таких случаях получается «зрительная галлюцинация» 2. Разумеется, сравнивать радиослушателя со слепым слушателем нельзя уже потому, что природа восприятия у них разная. Вряд ли, однако, радиовещание, т. е. исключительная культура через звук, позволит себе притязать заместить весь этот сложный зрительнозвуковой комплекс художественно-культурного воздействия, накопленного в течение веков и составляющего громадный художественный материал.

У «преданного» радиослушателя, не имеющего возможности воспроизводить то, что он слышит, с течением времени может, пожалуй, развиться особого рода восприятие, именно радиовосприятие, которое, вероятно, будет сопровождаться появлением неких смутных образов у одного рода слушателей, иллюзий у другого, достигая галлюцинаторной формы у третьего рода. Живой человек не может ограничиться непрестанным восприятием только одного рода ощущений, — он естественно стремится расширить объект своего знания. И это обстоятельство может быть одной из причин охладеваняя некоторой части радиослушателей к наушникам, а в известной доле и прекращения пользования ими на продолжительный срок.

Ссылки на «скучный репертуар» или на недостаточно высокое качество исполнения нельзя принять за истинные мотивы такого охлаждения некоторых слушателей к радиовещанию. Надо думать иное, именно, что слушатели этого типа обладают большей внутренней подвижностью, более других активны к художественному восприятию и потому стремятся к расширению его.

С. Лопашев


1 Отнюдь не имеется ввиду какой-либо намек на мимикрию т. Затаевича. (стр. 39.)

2 Myers, Тех book experiment, psychol, London. (стр. 39.)