"Историк Марксист", №2, 1926 год, стр. 5-43

М. А. Бакунин
(1814—1876 г.)

Вяч. Полонский

Бакунин в Первом Интернационале ¹)

I.

Вопрос о взаимоотношениях Бакунина и Маркса еще не потерял исторического интереса. Это утверждение в особенности правильно для русского читателя, который лишь в последние годы получил возможность познакомиться с Бакуниным. Но именно в области отношений Бакунина и Маркса представления русского читателя недостаточно ясны. Исследования, которое обстоятельно рассмотрело бы и осветило этот вопрос, еше не существует. С одной стороны, анархистская литература, переведенная на русский язык ²), изображает эту историю с пристрастием, лишающим ее серьезного научного значения; мастера создавать легенды, анархистские писатели немало потрудились в этом смысле именно вокруг взаимоотношений Бакунина и Маркса. Марксистских же работ, касающихся проблемы «Маркс—Бакунин», до смешного мало. Кроме Меринга, затрагивающего этот вопрос в «Истории жизни Карла Маркса», и Г. Иекка, подобно анархистам чрезвычайно далекого от научного беспристрастия, следует назвать статью Э. Бернштейна ³), затем статью Ю. Стеклова «Маркс и Бакунин» ⁴) и, наконец, Д. Рязанова, о которой ниже. Работы Бернштейна и Стеклова, при значительном богатстве фактами, дают, тем не менее, поверхностную картину борьбы, не обнажая ее наиболее существенного пункта. Обоим авторам, в особенности же Бернштейну, присуща некая адвокатская поза, заставляющая их искать какого-то примиренческого решения, при котором обоим противникам по возможности был бы вынесен оправдательный приговор. Поза эта, оппортунистическая по существу, уменьшает, разумеется, научную ценность исследования, которое не ставит себе задач обвинения или защиты, а единственно точное и документальное восстановление того, что было, и выяснение причин, обусловивших неизбежность того, что было.

Значительно большую историческую ценность имеет критическое исследование Д. Рязанова «Анархистский товар под флагом марксизма» ⁵). Оно посвящено книге Фрица Бруппбахера «Маркс и Бакунин» и больше чем какая-нибудь другая работа сделало для освещения подлинной картины взаимоотношений Бакунина и Маркса. Целый ряд анархистских легенд Д. Б. Рязанов превратил в прах своей острой и, главное, документальной критикой. В ряду работ, посвященных Бакунину и Марксу, работа Рязанова занимает самое видное место. Но, преследуя по пятам анархистского «историка», Рязанов не ставил своей задачей нарисовать полную картину. Поэтому ее создание стоит еще в порядке дня наших исторических работ. И настоящая статья, небольшой и сжатый отрывок задуманной работы, является лишь фрагментом, ни в малой степени не претендующим на сколько-нибудь полное освещение конфликта. Она должна представить интерес для нашего читателя, во-первых, потому, что в центре ее будет стоять основной, по мнению автора, вопрос, сделавший невозможным совместное пребывание в Интернационале Бакунина и Маркса и бывший конкретным и непосредственным поводом к борьбе; во-вторых, в основу статьи положена переписка Бакунина, до сих пор не опубликованная на русском языке и поэтому неизвестная русскому читателю.

II.

Мы не будем здесь подробно характеризовать легенды о причинах ненависти Маркса к Бакунину. По этому вопросу в анархистском стане царит удивительное единодушие: Неттлау и Гильом, Бруппбахер, Черкезов, Виктор Дав и М. П. Сажин, Бенуа Малон и Н. К. Лебедев и др. — все они сходятся в приписывании Марксу завистливой злобы, ревнивой зависти и проистекавшего отсюда желания убить конкурента, лишить его влияния, дискредитировать, уничтожить. Корни такого единодушия нам известны: это, главным образом, рукопись Бакунина «Мои личные отношения с Марксом», его письма к друзьям, в которых он, воздавая как будто должное учености Маркса, вместе с тем систематически хулил его и чернил в глазах своих учеников, награждал всеми пороками, подозревал в черных замыслах, и нет ничего удивительного в том, что внушения Бакунина в конце концов посеяли в бакунистах глубокое убеждение, будто истинным двигателем Маркса в его отношениях к Бакунину были именно злоба, тщеславие, ревность. Порочащие и дискредитирующие Маркса определения, которыми награждал его Бакунин, ни на йоту не уступают, но во многом превосходят резкие и порочащие Бакунина замечания, которые рассыпал по его адресу в своей переписке Маркс.

Анархистские историки (а вслед за ними и Э. Бернштейн) подчеркивают, как Бакунин высоко ценил Маркса и как он заслуги Маркса отмечал в своих печатных выступлениях. Они не замечают только, что Бакунин выступал с этими оценками в качестве чрезвычайно тонкого и хитрого политика. Еще в своем знаменитом письме Герцену ⁶) от 28 октября 1869 г., в ответ на удивление последнего о причинах похвал по адресу Маркса, Бакунин раз’яснял ему, что он «пощадил и превознес» Маркса не только из «справедливости», но и из соображений политических и тактических. «Тактика» и «личная политика» — а Бакунин считал себя отменным тактиком и политиком — заставляли его расточать похвалы Марксу в тех именно письмах, которые имели целью его совершенно дискредитировать. О! Бакунин был слишком умен, чтобы не понимать, что дискредитировать Маркса — задача нелегкая. Хотел он или не хотел, но отказывать Марксу в признании заслуг, в необычайной учености, в преданности делу пролетариата было совершенно невозможно. Оттого-то Бакунин постоянно, перед тем как пустить в Маркса отравленную стрелу, начинал с похвал. Таким приемом он убивал двух зайцев; с одной стороны, в глазах своих последователей и даже противников он приобретал репутацию страшно об‘ективного человека, с другой стороны, такая завидная репутация повышала удельный вес его подозрений и обвинений, рисовавших Маркса лицемерным, завистливым и беспощадным чудовищем. «Я считаю Маркса весьма серьезным, хотя и не всегда вполне искренним революционером», ехидно бросает Бакунин в одном из своих писем ⁷). Весьма тонко, прикрываясь похвалами, он сеет недоверие к Марксу. «Маркс не охотник до того, чтобы делить с кем-нибудь власть». В том же письме, предназначенном для публикации, он говорит о «тайной и реальной власти г. Маркса. Г. Маркс до корней волос проникнут пангерманистскими настроениями». «Г. Маркс слишком умный и в то же время слишком тщеславный и честолюбивый немец», он «мистифицировал» английских членов Ген. Совета, «злоупотреблял» их доверием, действует «без зазрения совести», у него «дар интриги и решимость не останавливаться ни перед какой низостью», торжество Бисмарка после Франко-Прусской войны жестоко обескуражило Маркса — «кто то другой, а не он прошумел и достиг высоты». Маркс движим «политическим честолюбием» ⁸), «инстинкты Маркса менее бескорыстны чем инстинкты Мадзини», «он заражен стремлением к власти, любовью к господству, жаждой авторитета», он «пангерманист до мозга костей», «он никогда не простит погрешности в отношении к его собственной личности», «с той минуты, как он прикажет начать преследование, преследование это уже не останавливается ни перед какими низостями и подлостями», он одушевлен часто «мелочной ненавистью» и т. д. и т. п. Мы опускаем ряд язвительных уколов, подчеркивающих еврейское происхождение Маркса — как известно, интернационалист Бакунин был вместе с тем отчаянным антисемитом, — но и без них картина «справедливого«, «рыцарского» отношения Бакунина к своему противнику делается ясной. А мы привели лишь небольшую часть отрывков всего из двух работ Бакунина. А такие и подобные определения рассеяны в изобилии по страницам бакунинских писем и некоторых его опубликованных работ. До чего доходила неприязнь Бакунина к Марксу и марксистам, можно заключить хотя бы по его письму в газету «Le Réveil»; Герцен, прочитав письмо, решительно не советовал Бакунину печатать это произведение; другого примера такого бешеного и слепого антисемитизма не знает революционная литература.

Нет поэтому никаких оснований признавать за Бакуниным положение стороны, менее, чем его противники, стеснявшейся в выборе средств борьбы. Дело не в этих средствах, а именно в борьбе, в тех позициях, которые поставили Бакунина и Маркса лицом к лицу и сделали примирение невозможным.

III.

Фридрих Энгельс в недавно опубликованных письмах к Т. Куно, председателю комиссии на Гаагском конгрессе, рассматривавшей вопрос об Альянсе и Бакунине ⁹), четко и ясно подчеркнул самую суть отношений, существовавших между Бакуниным и Марксом. Это были отношения борьбы. Личная неприязнь, отражавшаяся в переписке и взаимных оценках, была лишь случайным и поверхностным отражением их глубокого и непримиримого, не личного, столкновения. Личной неприязни, вообще говоря, могло и не быть. Она была несущественным, привходящим моментом. Но если бы даже ее не было, взаимоотношения Бакунина и Маркса от этого не сделались бы более добрыми. Быть может, смягчилась бы некоторая резкость выражений, но жестокость самой борьбы оставалась бы прежней. Ибо вопрос шел не о пустяках, которые можно было бы принести в жертву личным отношениям. Вопрос шел о судьбе Интернационала, о том, в какую сторону поворачивать рычаг мировой революции. Не в том была сила, что Бакунин хотел влиять на повороты этого рычага. Сила была в направлении: куда он думал его двигать. И когда обозначилось, что судьба Интернационала зависит от того, в чьих руках окажется рычаг, — с этого момента борьба сделалась беспощадной.

Самый вопрос о том, имел ли Бакунин намерение вырвать «рычаг» из рук генерального совета, были ли у него какие-нибудь агрессивные планы или не были, этот вопрос — основной в истории отношений Бакунина и Маркса — недостаточно освещен. Анархистская легенда продолжает же настаивать на том, что Бакунин оказался невинным и оклеветанным, прекраснодушным и доверчивым энтузиастом. А ведь эта легенда покоится на таких «авторитетах» анархистской историографии, как Макс Неттлау и Джемс Гильом. «Мы встречаем в разных формах стремление подменить программу Интернационала программой Бакунина и его компании», — писал Энгельс Теодору Куно, — а ведь такое определение намерений Бакунина неизмеримо далеко от анархистского определения Бакунина, как мирного и безобидного идейного противника Маркса, лишь защищавшего свободнические, анти-авторитарные тенденции от централистских посягательств Маркса.

Не только характер воззрений Бакунина, к которым Маркс относился весьма пренебрежительно, вызвал вражду Маркса. Бакунин со своим «свободническим» направлением мог ужиться в Первом Интернационале, который в ту эпоху не был созданием одной политической партии, мог вмещать в себе и вмещал представителей различных политических и теоретических школ. Но Бакунин был человеком дела; немедленно, тотчас, не откладывая ни на минуту, он применял свои теории на деле, превращая их в революционный факт, искал им организационное выражение. С его теорией социальной революции можно было спорить. Но споры прекращались, лишь только эту свою теорию он пытался осуществить. А такая именно попытка в недрах Интернационала, за спиной Ген. Совета, создать тайный аппарат для руководства Интернационалом ставила его в положение человека, опасного для Международного Товарищества Рабочих.

И Маркс, и Бакунин превосходно понимали, что на карту поставлена судьба мирового рабочего движения, ближайшее будущее социальной революции. Кто из них мог отказаться от своего взгляда на мир, от своих организационных принципов? Мог ли это сделать Маркс? Нет. Мог ли это сделать Бакунин? Также не мог. Оба они не уступали друг другу в «одержимости» революционной идеей. Суб'ективно, психологически оба были правы, оба защищали свои революционные планы. Но ведь речь идет не о суб’ективных оценках, а об об’ективном смысле этого столкновения.

IV.

Необходимо отметить, что вокруг имени Бакунина скопилось много обвинений и подозрений. Клевета преследовала его по пятам. Но подозрительность, которую питали к нему противники отчасти по вине этой клеветы, не имела своим источником борьбу в Первом Интернационале. Если бы Бакунин такой борьбы не вел, если бы в полном согласии с Марксом осуществлял он задачи МТР — подозрительное отношение к Бакунину вряд ли исчезло бы без остатка: ряд несчастных обстоятельств его биографии оставил некоторую тень в сознании его современников. С другой стороны, если бы этих подозрений не было, то и без них борьба между Бакуниным и Марксом разгорелась бы с неменьшей яростью. Вопросы о недоверии к Бакунину — вопросы случайные, лишь усложнившие обстановку борьбы, но ни в какой мере ее не обусловившие. Борьба с Бакуниным подогревала старые обвинения, но не создавала их. Это обстоятельство упускается из виду анархистами. Для них все недоверие к Бакунину было результатом интриги Маркса и Марксовой «шайки». Так ославил Маркса Герцен, и ложная версия сделалась господствующей в анархистской литературе. «Слепая ненависть к Бакунину», по выражению Макса Неттлау ¹⁰), в изображении анархистов сделалась главным руководителем Маркса и Энгельса в их отношении к основателю международного альянса социалистической демократии.

V.

Центральное место в этой истории занимает вопрос о тайной организации, созданной Бакуниным. Чтобы сделать более ясным дальнейшее изложение, мы позволим себе одно необходимое отступление.

После неудачи польского восстания 1863 г. Бакунин уехал в Италию и до 1867 г., — исчез с политического горизонта Европы. Годы 1864—1867 были эпохой радикальной переоценки его мировоззрения. В эти годы анархизм делается его исповеданием, и вместе с тем начинается деятельность Бакунина—конспиратора, организатора тайных обществ. В Италии и был основан тот тайный международный союз революционных социалистов, с которым позднее Интернационалу пришлось иметь дело.

В средине 1864 г. Бакунин совершает поездку из Италии в Швецию, откуда через Лондон возвращается обратно. В Лондоне он встречается с Марксом в начале ноября 1864 г., вслед за учреждением Интернационала. Инициатива свидания исходила от Маркса. Бакунин находился под впечатлением ошибочных росказней Герцена об участии Маркса в клеветах, которыми преследовали Бакунина в то время, когда он находился в Сибири ¹¹). На этом свидании Маркс не только попытался выяснить истинное отношение свое к Бакунину, далекое от неприязни (он ведь публично защищал его от клеветников в лондонских газетах), но и предложил Бакунину вступить в Интернационал, оформил это вступление, снабдил его учредительным адресом и статутами Интернационала, получив от Бакунина обещание способствовать распространению МТР в Италии. 4 ноября, в день от'езда Бакунина, Маркс сообщил об этом свидании Энгельсу, передавая ему поклон Бакунина: «Я вчера опять увидел его, впервые после шестнадцати лет. Должен сказать, что он мне понравился, и лучше прежнего... В общем, он один из немногих людей, которого я, по прошествии шестнадцати лет, нашел ушедшим не назад, а вперед» ¹²).

Но отправившись в Италию, Бакунин как в воду канул. Он не только ничего не делал для «Интернационала», но упорно отмалчивался, ответив лишь на третье письмо Маркса; два предшествовавших остались без ответа. И в письме от 7 февраля 1864 г., отвечая Марксу, Бакунин, говоря о разных вещах и оправдывая свою медлительность ссылкой на Гарибальди, который-де задерживает ответ, по существу не сообщил ни слова о своей подлинной деятельности и о том, что для Интернационала он ничего не сделал и делать не намеревался. После этого письма Бакунин с головой ушел в дела своего тайного общества.

Интернационал тем временем вырастал в мощную организацию. В 1867 г. в Лозанне собрался его второй конгресс, и вот в этом-то году появился на горизонте Бакунин, но не на конгрессе Интернационала, в члены которого он был принят в 1864 г. и развитию которого обещал содействовать, а среди буржуазных пацифистов «Лиги Мира и Свободы».

Как известно, на первом же конгрессе Лиги он был избран в ее центральный комитет, перебрался в Швейцарию и лишь в июле 1868 г. вступил в женевскую секцию Интернационала, оставаясь членом центрального комитета Лиги Мира и Свободы.

Ни Гильом, ни Макс Неттлау, ни другие исследователи не дали нам ясного и убедительного истолкования всех этих происшествий. Джемс Гильом об’ясняет все это тем, что Бакунин еще имел веру в буржуазных демократов, что Лига Мира и Свободы представлялась ему более революционной и боеспособной, чем МТР ¹³).

Нам думается, что «бакунисты» недооценивают здесь всего размаха стратегических замыслов Бакунина.

Бакунин вошел в Лигу не спроста; его целью был захват в свои руки этой организации. Ведь он со своими сторонниками (а вслед за ним в Лигу вошли его друзья) представлял то самое инициативное организованное меньшинство, которое, по его убеждению, могло руководить массами. Члены же Лиги Мира представляли собой весьма рыхлое, неорганизованное собрание многоречивых людей, среди которых можно было найти немало охотников вообще пойти за красным словцом. Нет поэтому ничего невероятного в следующем предположении: подготовляя ко второму с’езду Лиги обширное, оставшееся незаконченным «Мотивированное предложение Центр. Комитету Лиги Мира и Свободы», Бакунин намеревался на этом с’езде дать бой буржуазному большинству, оторвать от него некоторую часть, увлечь ее за собой, организовать с помощью своей фракции перевес и провести в Центральный Комитет Лиги свое большинство. Если бы такой план удался — а говорить о том, что это было абсолютно невозможно не приходится, — Бакунин оказался бы во главе международной организации, которая плохо ли — хорошо ли, но была способна на некоторые весьма полезные функции под руководством и контролем его тайного альянса. Ведь по его проекту 1866 года, «альянс» должен был состоять из двух частей: явной, не возбуждающей подозрений, и тайной, тщательно законспирированной. А став во главе Лиги, Бакунин получал в свои руки весьма сильное орудие для воздействия на Интернационал. Вопрос заключался лишь в том, чтобы связь с Интернационалом была установлена возможно более крепкая. Политика, которую проводил Бакунин в Лиге Мира по отношению к Интернационалу, была политикой чрезвычайно предупредительной. Неслучайно именно Бакунин был вдохновителем предложения, внесенного на Женевском конгресе Лиги Густавом Шоде, которое сводилось к тому, чтобы об’единить деятельность Лиги и Интернационала на основе взаимных уступок: рабочие обязуются помогать буржуазии своими голосами, буржуазия будет помогать рабочим в их экономической борьбе.

Но Бакунин получил удар со стороны, откуда он, пожалуй, его не ожидал. Брюссельский конгресс Интернационала, собравшийся в сентябре 1868 года, за несколько дней до конгресса Лиги Мира, в ответ на приглашение центрального комитета Лиги прислать своих представителей на ее второй конгресс, также инспирированное Бакуниным ¹⁴), ответил резолюцией, отрицавшей право на существование этой международной организации при наличности Международного Товарищества Рабочих. Это постановление Генерального Совета выбило почву из-под ног Бакунина, для которого огромное революционное значение Интернационала сделалось совершенно ясным. При таком отношении Интернационала к Лиге, он, даже если бы оказался во главе последней, становился в положение человека, враждебного Интернационалу. Захват власти в Лиге, таким образом, был не только бесполезным, но вредным; рассчитывать на какую-нибудь унию, на какие-нибудь условия совместного существования было безнадежно. Рушился его замысел сблизить Лигу с Интернационалом. Бакунин с шумом выходит из Лиги, внеся на конгресс ряд революционных предложений, смысл которых мог вызвать только отрицательное отношение буржуазных радикалов. Вместе с Бакуниным из Лиги организованно вышла и фракция бакунистов в числе 18 человек, — имена их будут встречаться в дальнейшей борьбе, но уже в пределах Интернационала.

В тот же самый день, 25 сентября 1868 г., выступившие из Лиги бакунисты организовали Международный Альянс социалистической демократии, принявший программу Интернационала и пожелавший войти в Интернационал как самостоятельная часть, со своим центральным комитетом и даже с сепаратными конгрессами. Генеральный Совет отклонил это предложение.

Инцидент с попыткой ввести внутрь Интернационала самостоятельную организацию с обособленным центральным комитетом и с'ездами, во главе с Бакуниным, можно было бы считать законченным, если бы он не осложнился следующим обстоятельством.

«Альянс», основанный в 1868 г. в Швейцарии, был лишь легальной частью бакунинского плана. За этим альянсом существовала тайная организация, более узкая, имевшая особый устав. Эта организация была ветвью того всемирного тайного альянса, который заложен был Бакуниным в Италии. В противовес Интернационалу, основанному в Лондоне в 1864 году, Бакунин задался дерзкой мыслью осуществить грандиозный план тайного интернационала, всемирного заговора с центральной директорией во главе, с «интернациональной семьей» законспирированных, подчиненных железной дисциплине братьев, с «национальными семьями», т.-е. с целой сетью тайных организаций, основанных в отдельных странах и подчиненных организационно руководящему тайному интернациональному центру.

Таков был в нескольких словах план Бакунина, детально разработанный им в огромном, еще не опубликованном на русском языке, проекте ¹⁵). Деятельность Бакунина в Италии, eго равнодушие к «явному» Интернационалу, его появление в Лиге Мира и Свободы, его дальнейшие шаги, — все это получает стройность и ясность в свете основного, чудовищно-смелого замысла организовать социальную революцию с помощью тайного всемирного союза централистически об'единенных революционеров разных стран и наций.

«Тайный Альянс», скрывавшийся за явным, возникшим в день выхода бакунистов из Лиги Мира и Свободы, и был швейцарской ветвью осуществлявшегося по частям плана Бакунина.

VI.

Ген. Совет и Маркс, его главный руководитель, могли мириться с бакунизмом, прудонизмом, бланкизмом и другими направлениями в Интернационале. Но Ген. Совет, как и всякий иной руководящий орган любой революционной организации не мог терпимо отнестись к попытке в недрах руководимой им организации создать другую, тайную организацию, которая, под покровом конспирации, за его спиной, будет осуществлять цели, ему неведомые, толкать движение на путь непредвиденный. Совершенно очевидно, что если тайный Альянс в пределах Интернационала был создан, если у Ген. Совета, у Маркса в частности, имелись основания считать действительными такие подозрения, — тогда сам собой разрешается вопрос о справедливости или несправедливости жестокой борьбы, которую вел Маркс с Бакуниным в Интернационале. Борьба была неизбежна, необходима, целесообразна: этого требовали интересы революции. Но вот этот именно вопрос: существовал или не существовал тайный бакунинский Альянс в недрах МТР, и требует освещения.

Макс Неттлау, наиболее авторитетный знаток биографии Бакунина, а вслед за ним и Джемс Гильом, соратник Бакунина и вождь Юрской федерации, и признают, и отрицают существование тайного Альянса.

Джемс Гильом в своей истории Интернационала признает, что, появившись на конгрессе Лиги Мира и Свободы с мандатом от итальянского Альянса, Бакунин имел намерение внедрить в Лигу программу своего революционного общества. Год спустя, порвав с буржуазными демократами. Бакунин «предложил революционно-социалистическому меньшинству (т.-е. своим друзьям, членам Альянса, вместе с ним бывшим членами Лиги. Вяч. П.) выйти из Лиги и войти всем вместе в Интернационал, сохраняя в то же время между собой интимную связь, т.-е. сохранив альянс революционных социалистов в форме тайного общества и расширив его» ¹⁶) (курсив мой. Вяч. П.).

«Предложение вступить в Интернационал было принято единодушно, — продолжает Гильом. — Что же касается до Альянса, то французы и итальянцы желали, чтобы, сохраняя свой секретный интимный характер тайного общества, он появился в то время на свет как публичная организация, под названием Международного альянса социалистической демократии».

Бакунин возражал против создания открытого альянса, указывая на нежелательность существования его рядом с Интернационалом. Он, однако, должен был уступить. Открытый альянс об’явил себя существующим. Так говорит Гильом, но завесы над тайным альянсом не приподнимает; он обходит его, ограничившись глухой фразой, напечатанной нами курсивом.

Рассказ этот ни в чем не противоречит точке зрения М. Неттлау.

Да это и понятно, так как Гильом составлял свой труд в значительной мере по материалам М. Неттлау и не мог не усвоить точку зрения последнего. В своей новейшей работе — в предисловии к «Нескольким документам международного братства и тайного альянса» ¹⁷) — Неттлау в след. выражениях говорит об этом предмете: «На Бернский конгресс Лиги Мира и Свободы прибыли ближайшие товарищи Бакунина, международные братья разных стран; вместе с ним они, заявив коллективный протест, 25 сентября 1868 г. вышли из Лиги и были готовы продолжать свою деятельность в рамках Интернационала. Бакунин (судя по его русским запискам 1873 г.) предложил им вступить в Интернационал, сохраняя свой «Союз социалистов-революционеров», который должен был быть расширен и превращен в тайное общество. Члены союза французские и итальянские пожелали, чтобы союз получил одновременно открытую организацию, как международный Альянс социальной демократии, существующий независимо от Интернационала, к которому члены Альянса принадлежали бы персонально. Бакунин возразил против этого, что такой новый интернационал повел бы к совершенно нежелательному соперничеству в деле организации трудящихся. Было решено основать открытый международный Альянс и сделать его органической составной частью Интернационала, программа которого была бы обязательна для каждого члена; далее была выработана особая программа Альянса; по словам Жуковского она представляла собой в сокращенном виде более обширный проект Бакунина.

«Об этом было заявлено 25 сентября при выходе из Лиги. Затем, в начале октября, часть членов собралась на неделю в Женеве, где и получила более или менее временное разрешение организационная задача, совершенно напрасным образом осложненная учреждением открытого международного Альянса, последовавшего против желания Бакунина. К этому времени относятся проекты Бакунина, частью вследствие злоупотребления доверием попавшие в руки Маркса, который в сентябре 1873 г. опубликовал их в лондонской брошюре, направленной против Альянса, частью сохранившиеся в наследии И. Ф. Беккера (напечатаны Д. Рязановым в «Архиве» проф. Грюнберга, т. V. 1914), частью найденные мною в бакунинских бумагах (см. «Биографию»); сюда надо добавить некоторые другие следы этих документов или другие документы, к ним относящиеся. Проектов организации я здесь не привожу; примером их может служить проект 1886 г. о национальных и международных братьях; целью всех их было — под руководством постепенно суживающихся кружков самых убежденных революционеров вести широкие, менее сознательные круги навстречу их революционному пробуждению. Конечно, в те времена неоднократно приходили к определенным соглашениям, что еще не доказывает их осуществления; во всяком случае при этом возникали разногласия между большинством членов, живших в то время в Женеве и окрестностях, с одной стороны, и Бакуниным — с другой; по этому вопросу имеются подробные документы от конца января 1869 г., рисующие точку зрения обеих сторон, далее, декларация о роспуске «Международного братства», которая должна была быть опубликована в феврале—марте, но в действительности имела, повидимому, целью чистку этого кружка, другими словами, она исключала из организации целый ряд лиц, между тем, как другие снова вернулись к Бакунину или никогда от него не отделялись. Около того же времени подтвердилась совершенно логическая невозможность, с точки зрения Интернационала, существования международного Альянса внутри Интернационала, и весной 1869 г. эта организация была распущена. Поэтому можно сказать, что все известные организационные документы относятся к тому времени, когда все это происходило вне Интернационала, так как международный Альянс никогда не был принят в Интернационал ¹⁸); в период же с весны 1869 г. можно проследить сношения Бакунина с его ближайшими товарищами, которых он считал «союзниками» или «братьями», и существование и деятельность которых представлялась ему безусловно необходимой, но никак не существование среди них определенной организации; создание такой организации было предположено в Цюрихе в сентябре 1872 г., т.-е. после Гаагского конгресса, а это доказывает, что раньше она не существовала или была распущена».

Из приведенных выдержек явствует, что ни Неттлау, ни Гильом не отрицают, во-первых, существования тайного Альянса и, во-вторых, перенесения его в Швейцарию. Но, признавая это, они обставляют свое признание целым рядом оговорок. Так, Неттлау замечает, что проект тайного Альянса был собственно проектом, быть может, даже неосуществленным, хотя эта оговорка противоречит самому признанию факта существования тайного общества; если же тайный Альянс существовал, то существовал вне Интернационала, так как открытый Альянс никогда в Интернационал принят не был. Эти оговорки сильно затемняют рассматриваемый вопрос и говорят о том, что авторитетные биографы Бакунина не считают доказанным существование тайного Альянса в недрах Интернационала. Нет, поэтому, ничего удивительного в том, что Ю. М. Стеклов, новейший биограф знаменитого анархиста, в одной из своих последних работ пишет: «Даже и теперь, когда опубликована масса документов, относящихся к деятельности Бакунина, вопрос об Альянсе нельзя считать достаточно выясненным» ¹⁹).

VII.

После выхода бакунистов из Лиги события протекали следующим образом. Б приеме Альянсу Интернационал отказал по мотивам, которые нам уже известны. Решение это, принятое Ген. Советом 22 декабря 1868 г., вскоре было доведено до сведения Альянса. Центральное Бюро последнего протестовало против такого решения, но, видя полную безнадежность протеста, обещало Генеральному Совету распустить свою международную организацию, если отдельные секции Альянса будут приняты в Интернационал. В ответ на это предложение Ген. Совет в марте того же года вынес новое постановление, по которому отдельные секции Альянса могли превращаться в секции Интернационала. В июне в 1869 г. открытый Международный Альянс социалистической демократии прекратил свое существование. Несколькими же месяцами ранее было об’явлено о роспуске тайного международного братства Бакунина. История, казалось бы, имела вполне благополучный конец. На самом же деле она только начиналась. Прежде всего: действительно ли было распущено тайное общество? Не был ли фиктивным этот роспуск?

VIII.

В Женеве в январе 1869 г. происходил с'езд членов бакунинского тайного братства. Документом, свидетельствующим о том, что происходило на этом с’езде, служит письмо Бакунина от 26 января 1869 г. «всем этим господам», опубликованное Драгомановым и включенное Максом Неттлау в первый том его рукописной биографии. Из письма этого явствует, что между Бакуниным и «братьями» произошел конфликт и что братья пожелали совещаться в отсутствии Бакунина. Раздраженное письмо Бакунина начинается такими строками: «Господа, Вы сегодня отправились, чтобы держать конгресс, из которого Вы сочли удобным исключить меня» ²⁰). Вслед за этим конфликтом, Альянс особым манифестом об’явил себя распущенным. Гильом, в согласии с Максом Неттлау, причиной роспуска тайного общества считает то обстоятельство, что в него проникли люди, которые не сумели достаточно хорошо держать в секрете его существование и сделали некоторые его тайны достоянием гласности. Такие мотивы, по крайней мере, были об’явлены в особом, не подписанном оповещении о роспуске Альянса.

Этому роспуску предшествовал выход из Альянса Бакунина, который в том же письме, о котором мы только что говорили, сообщал о своем решении «выступить из Центральной Директории интернационального братства» до ближайшего конгресса. Несмотря на неясность того, что произошло на с’езде, из письма можно заключить, каков был характер столкновения. «После того, как я, словно негр, проработал четыре года подряд и почти всегда один-одинешенек», — писал обиженный Бакунин в одном месте, а в другом заявлял, что именно это «одиночество» создало ему положение диктатора; с той же минуты, как «все эти господа, наскучившись спать и резонерствовать сквозь сон, вздумают действовать, то и они в свою очередь окажутся диктаторами» ²¹). «Диктаторство», вероятно, было одним из поводов к столкновению. Выход Бакунина из Директории сопровождался его требованием «чистки» общества от некоторых членов. Перечислив ряд имен, он пишет далее: «Все остальные не внушают мне никакого доверия в том смысле, что я не могу верить их прямодушию и искренности их отношений ко мне». Выходя из Центральной Директории до ближайшего конгресса, он вместе с тем заявлял, что если «окончательный результат» дебатов с'езда без него не будет гармонировать с «практическими взглядами нашей старой братской ассоциации», то он выступит из всякого нового общества или, скорее, не вступит в него совсем.

В результате дебатов тайное братство об’явило себя распущенным. Роспуск этот произошел после примирения с Бакуниным членов братства, т.-е., вероятнее всего, после удовлетворения его ультиматума. Можно думать, что решение распустить Альянс было также продиктовано Бакуниным: циркуляр о роспуске был написан именно им — мы разделяем в этом вопросе предположение Гильома. В этом циркуляре, после жестких обвинений большинства «братьев» в том, что они считали себя в праве действовать вопреки обязанностям, налагаемым на каждого брата принципами и статутами тайного общества, что они забыли цели, преследуемые обществом и т. д., Бакунин писал: «Тайны нашей работы были разглашены, мы сделались об’ектом сплетен, и наша деятельность, которая, чтобы быть сильной, должна быть тайной, сделалась поэтому не только бесполезной, но и смешной». Таковы были главные мотивы роспуска тайного братства ²²). С этого момента в истории его существования наступает период совершенно темный. Именно с этого момента Макс Неттлау, а вслед за ним Джемс Гильом и все анархистские историки, до Фрица Бруппбахера включительно, отрицают существование тайного Альянса, почитая его распущенным и всерьез прекратившим свое существование. Но это отрицание, несмотря на всю его решительность, вызывает целый ряд сомнений.

Так, например, М. П. Сажин в своих воспоминаниях писал следующее: «Я отправился к Бакунину, который в это время жил в Локарно. Мой приезд как раз совпал с тайным с’ездом сторонников Бакунина. Как известно, — добавляет он, — Бакунин устроил в Интернационале свой собственный тайный Интернационал, так наз. Альянс. Сюда входили его приверженцы из анархистов самых различных стран» ²³).

Поездка эта относится к концу 1872 г., т.-е. ко времени после исключения Бакунина из Интернационала. Это как будто подтверждает версию Неттлау о тайном Альянсе, организованном лишь после сентября 1872 г. Но она опровергается заключением Сажина, что тайный Альянс был Бакуниным устроен в Интернационале, т.-е. до исключения его из МТР. Правда, в отдельном издании своих воспоминаний М. П. Сажин всю последнюю часть фразы, начиная словами «как известно», из’ял ²⁴). Но значит ли это, что позднейшие размышления М. П, Сажина заставили его отказаться от первоначального утверждения, содержащегося в этой фразе?

В других местах своих воспоминаний М. П. Сажин подчеркивает, что тайный Альянс Бакунина существовал действительно. Вскоре по приезде в Швейцарию из Америки (первая половина 1870 г.) Сажин познакомился с Бакуниным и быстро сблизился с ним. Вот что пишет он по этому поводу: «Гораздо больший след (чем С. Нечаев. Вяч. П.) на всю мою жизнь наложило знакомство с Бакуниным, с которым я встретился по приезде в Женеву. Здесь я увидел не бутафорию, а действительные организации, которые были у Бакунина среди различных наций» ²⁵).

Другой сподвижник Бакунина, Замфир Ралли, в воспоминаниях своих, напечатанных в сборнике «О минувшем», также совершенно определенно указывает на существование тайного Альянса, в который в 1872 г. были приняты он, А. Эльсниц и В. Гольстейн. Ралли опубликовал даже сохранившийся у него устав Альянса, переписанный с итальянского экземпляра. Воспоминания З. Ралли вполне подтверждаются зашифрованным письмом к нему самого Бакунина, которое было написано 28 мая 1872 г., т.-е. когда Бакунин был еще членом МТР ²⁶).

Неттлау и Гильом настаивают, что после роспуска тайного Альянса в 1869 г. тайной организации Бакунина не существовало; что, распустив Альянс, Бакунин сохранил лишь интимную связь с некоторыми единомышленниками, которых он называл «союзниками» или «братьями», но эта связь не была связью организационной. Неттлау утверждает далее, что создание такой организации Бакуниным было предположено в Цюрихе, в сентябре 1872 г., т.-е. после исключения его из Интернационала Гаагским конгрессом. Неттлау полагает, что это является доказательством, что до конца 1872 г., т.-е. в промежуток времени между январем 1869 г. и концом 1872 г., тайной организации не существовало.

Все это в корне противоречит целому ряду свидетельств, устанавливающих факт существования тайного Альянса внутри Интернационала. Сам Неттлау в кратком послесловии к названным выше «нескольким документам» говорит, что Кропоткин располагал незаконченной рукописью Бакунина, одним из вариантов тайной организации, который сам Неттлау относит к весне 1871 года. Другими словами, вопреки своим заявлениям, он подтверждает предположение, что в промежутке между 1869 г. и 1872 г. Бакунин все-таки занимался со своими друзьями разработкой каких-то тайных организаций. Или Бакунин платонически, просто от нечего делать, занимался этими уставами?

Обратимся к переписке Бакунина в рассматриваемую эпоху. То, чего не дают нам сохранившиеся документы — как известно значительная часть их была в разное время уничтожена М. П. Сажиным и Д. Гильомом, — мы сможем извлечь из личных показаний самого Бакунина, авторитет которого вряд ли будут оспаривать его уважаемые биографы.

Мы остановим наше внимание только на письмах Бакунина к испанским альянсистам, т.-е. членам действительно сушествовавшего тайного общества бакунистов в Испании. Для нашей ограниченной задачи этого будет пока совершенно достаточно.

IX.

Maкс Неттлау, отрицающий существование тайного Альянса в Швейцарии в промежуток времени между 1869 и 1872 г.г., признает, что в Испании тайный Альянс был действительно организован и что этот тайный Альянс входил в Интернационал между 1869 и 1872 г.г. Но, признавая его существование, Неттлау утверждает, что эта тайная организация «формально не имела ничего общего с Бакуниным, который косвенно поддерживал с ней связь только через своих личных ближайших товарищей в Барселоне, которых он вообще называет союзниками».

Что означает: «формально» не имела ничего общего с Бакуниным? О каких «формальностях» в истории тайной деятельности знаменитого конспиратора говорит его биограф? Вопрос следует поставить так: был ли испанский Альянс филиалом бакунинского международного братства? Был ли он организован именно бакунистами и по организационному плану Бакунина? А на эти вопросы иного, кроме утвердительного, ответа нет и быть не может. Да, испанский тайный Альянс был организован бакунистом Фанелли по поручению Бакунина. Этот испанский Альянс был ветвью международного бакунинского Альянса; переписка Бакунина с испанскими друзьями и была ведь перепиской руководителя всего Альянса в целом с руководителями местной ветви. Не случайно в первых же строках своего письма к Мораго от 21 мая 1872 г. Бакунин рекомендует себя как одного из старейших братьев-учредителей Альянса и подчеркивает, что является «истинным братом», «ближайшим другом» Кристофа (зашифрованное имя Джузеппе Фанелли), который по нашему поручению прибыл в конце октября 1868 г. из Женевы в Испанию и был фактически первым основателем Интернационала и Альянса сперва в Мадриде, затем в Барселоне» ²⁷).

Самый смысл письма Бакунина к Мораго ²⁸) говорит о том, что Бакунин пытается воздействовать «с полным авторитетом брата» на положение дел в испанском Альянсе. Известие о распадении Альянса в Мадриде, и Барселоне «мы считаем большим несчастием с точки зрения революционной солидарности всех стран», — сообщает Бакунин. Виновников этого распада и опубликования секретов Альянса он называет «большими преступниками». «Организация, — пишет он, — по существу своему должна всегда оставаться тайной и невидимой, и никто из нас не мог бы предать ее, не обесчестив себя и не нарушив высшего долга, исполнять который мы взаимно обязались».

Бакунин говорит от имени «мы», от некоего коллектива. Это обстоятельство и позволяет ему напомнить Мораго, что у испанских альянсистов имеются какие-то обязательства перед коллективом, «взаимные обязательства». Он подчеркивает, что «настоящие виновники», предавшие Альянс, должны быть удалены из него навсегда, а «добрые, т.-е. энергичные, интеллигентные, преданные, усердные, самоотверженные, стремящиеся не к личной славе, а к победам революции, могущие отказаться от своего личного я во имя общей идеи, общего действия, люди, с воодушевлением готовые итти на смерть и при всем том умеющие хранить тайну, эти люди должны воссоздать Альянс, следуя при этом высшему правилу: допускать в него только очень серьезных людей, серьезных в смысле ума и революционной страстности, а главное, в смысле испытанной силы характера», другими словами — предлагает проделать испанским альянсистам то самое, что, вероятнее всего, было проделано в Женеве в январе 1869 г.

Дальше Бакунин старательно и точно перечисляет своему корреспонденту правила, которыми следует руководствоваться при воссоздании Альянса. Он сообщает Мораго, что «мы приняли за правило не допускать в наше святое святых, в наш тесный товарищеский круг и братское общение, честолюбивых и тщеславных людей, как бы близки они ни были нам по мысли и революционному настроению». Он напоминает затем, что цель Альянса, «наша цель» — «создание мощного, но всегда невидимого (курсив наш. Вяч. П.) революционного сообщества, которое должно подготовлять революцию и руководить ею».

Если М. Неттлау не может дать ни отрицательного, ни утвердительного ответа на вопрос — был ли действительным или фиктивным роспуск тайного Альянса в Швейцарии, то ни он сам и никто из исследователей не смогут отрицать того, что перед нами секретная инструкция, нечто вроде «конфиденциального сообщения», которые в изобилии рассылал своим друзьям, «братьям» и «союзникам» Бакунин. Какие были у Бакунина основания пересылать такие инструкции испанцам? От лица какого «мы» говорил он? Или он выступал в роли «самозванца», словоохотливого человека, которому делать было нечего и он лез с непрошенными советами к руководителям тайной революционной организации? Но почему, в таком случае, последние-то эти советы принимали как должное? На этот вопрос мы от М. Неттлау утвердительного ответа не получим, ибо биограф М. Бакунина превосходно знает, что испанские альянсисты, бывшие в то время членами Интернационала, видели и признавали в Бакунине своего вождя, что испанский Альянс был делом рук Бакунина, ибо Фанелли был лишь его агентом, не совсем удачно выполнившим поручение. И вся переписка Бакунина с Альбером Ришаром в Лионе, с испанскими альянсистами, с интернационалистами в Романье была именно инструктивной перепиской, если и не руководившей систематически тайной деятельностью его друзей, то ставившей себе именно такую задачу. За неимением других возможностей об’единять и руководить деятельностью своих сторонников в разных странах, Бакунин пользовался этими инструктивными сообщениями, руководящее и организующее значение которых не подлежит сомнению. Другой вопрос — насколько выполнение этой задачи было успешным. Но удачи и неудачи бакунинских конспираций нас в данном случае не интересуют: мы говорим о самом факте конспираций.

К какой же цели направлял Бакунин деятельность тайного альянса? В какое отношение к Интернационалу ставит он эту организацию? В том же письме к Мораго Бакунин говорит об этом весьма обстоятельно. Организации эти отнюдь не враги, — уверяет он в противовес утверждениям лондонской синагоги Маркса. «Напротив, — Альянс является необходимым дополнением к Итернационалу, дополнением, без которого последний превратился бы в своего рода чудовищное международное государство под диктатурой Маркса»... Конечная цель едина, — пишет Бакунин, — различны лишь ближайшие цели обеих организаций. «Интернационал имеет целью об‘единить трудящиеся массы, миллионы трудящихся, невзирая на национальные и местные особенности, в единый огромный компактный организм; назначение Альянса — придать этим массам действительно революционное направление» (курсив наш. Вяч. П.).

X.

Эти строки возвращают нас к исходным организационным замыслам Бакунина. Они вскрывают пружины, которые заставили Бакунина, в конце концов, войти в Интернационал, и обнаруживают его скрытую цель: подчинить деятельность Интернационала руководству своего тайного Альянса. Одного Интернационала, по его убеждению, было «недостаточно для руководства революцией»; Интернационал является огромной средой, благоприятной для революционной организации масс, но он «еще не сама организация», всех успехов и всей мощи Интернационала недостаточно, чтобы «дать стихийной силе масс революционную организацию». Такую организацию может дать народам только «настоящее тайное общество». Вот этой именно организацией и является Альянс, — сообщает он. Эти именно цели Альянс и преследует. «Он представляет coбoй тайное общество, образовавшееся в самом лоне Интернационала, чтобы дать последнему революционную организацию, чтобы превратить eгo и все не входящие в него народные массы в достаточно организованную силу, которая могла бы уничтожить политико-клерикально-буржуазную реакцию и разрушить все экономические, юридические и политические установления государства» (курсив мой. Вяч. П.).

Таково свидетельство лица, которому никак нельзя отказать в авторитете. Что приведенные курсивом слова не были маневром, совершенным с целью поощрить усердие итальянских друзей, можно заключить еще и по фразе, которая следовала за только что приведенными словами.

«Последняя Лондонская конференция, — пишет Бакунин, — провозгласила анафему против всякого тайного общества, которое захотели бы образовать внутри Интернационала, Этот удар, очевидно, — добавляет он, — направлен против нас».

Вот эти-то последние слова Бакунин никак не мог написать, если бы прав был его биограф, утверждающий, что тайного общества в недрах Интернационала между 1869 и 1872 г. г. не существовало. Не нужно быть глубоким психологом, чтобы по одной этой фразе понять, прав ли был Ген. Совет, настаивавший на том, что Бакунин «организовал» или, может быть, «пытался организовать» тайное общество с уставом, совершенно противоречащим уставу МТР. О, каким гневом разразился бы Бакунин, как негодующе зазвучали бы его обвинения Ген. Совета в клевете, в напраслине, взводимой на него и его друзей, если бы тайное общество было создано не Бакуниным, а воображением Маркса и марксистов. Но у Бакунина не было оснований для гнева: он, ведь, разговаривал с «союзником», и «братом», с членом испанского филиала того самого тайного общества, которое он упорно и неутомимо насаждал в разных странах. И скрывать от «союзника» и «брата», кривить душой, быть неискренним у Бакунина не было никаких деловых оснований.

Постановления Лондонской конференции и Гаагского конгресса вызвали со стороны Бакунина целый ряд энергических протестов. Но ни в одной рукописи, предназначавшейся для печати или для узкого круга друзей, — никогда Бакунин не протестовал против обвинения в организации тайного Альянса, никогда не обвинял Маркса и марксистов в клевете именно по этому поводу. Здесь Бакунин молчал, и его молчание было классическим выражением согласия: обвинение было справедливо.

Не лишено еще значения следующее обстоятельство: Бакунин был убежден, что в Интернационале, кроме явной организации, возглавлявшейся Ген. Советом, существовала еще организация тайная, душой которой был Карл Маркс. В том же самом письме, которое мы только что цитировали, он убежденно говорит о «тайном обществе» Маркса, которое, по мнению Бакунина, существовало с 1848 г. Ему представлялось, что Маркс потому-то и стремился разгромить бакунинский Альянс, что желал расчистить путь для торжества своего собственного «заговора». При свете этой веры становится понятным появление в одной из рукописей Бакунина легендарного воспоминания о том, как Маркс, еще в 1848 г., при встрече с Бакуниным хвастал ему, будто стоит во главе так хорошо организованного тайного общества, что если он скажет кому-нибудь из его членов «поди и убей Бакунина», тот пойдет и убьет. Но подозрение Бакунина на счет существования «тайного заговора» Маркса вызывает возражение даже со стороны его биографа. М. Неттлау поясняет, что Бакунин заблуждается. «Выше приведенное утверждение, как мы теперь знаем, — иишет он. — не соответствует истине и об'ясняется суб'ективными причинами» ²⁹).

В свете этого заблуждения делается понятной еще одна ошибка Бакунина. Одно место конфиденциального сообщения, говорившее о «незаметной», «невидной» работе, в противоположность шумной, со «звоном и громом рекламы» ²⁹), было понято Бакуниным в смысле «подпольной» т.-е. тайной, деятельности внутри Интернационала. Ошибку эту разделял с Бакуниным его друг Гильом, лишь спустя тридцать лет узнавший об этом ³⁰). Это заблуждение Бакунина не находит себе защитников даже среди анархистских историков. Неттлау замечает по этому поводу: «Нет никаких доказательств, ни даже вероятий, что между ними (т.-е. между Марксом и окружавшими его сторонниками. Вяч. П.) существовала формальная связь».

Вот это убеждение Бакунина в существовании внутри Интернационала еще одного «заговора» подогревало его упорство, убеждало еще более в необходимости этому заговору марксистов-государственников противопоставить внутри Интернационала заговор «свободников», анти-авторитаристов. Он сам открыто свидетельствует об этом: «То, что я говорю, — пишет Бакунин, — не предположение, а факт, известный многим лицам и несколько раз выплывавший в Германии на различных политических процессах. Итак, если откинуть некрасивые личные отношения, в которых наши мстительные неутомимые противники не брезгали самими позорными грязными приемами, следует признать, что внутренняя борьба, возникшая ныне в Интернационале, является ничем иным, как борьбой двух тайных обществ, противоположных как по принципам, так и по системе организации: одно из них — авторитарные коммунисты — существует, как я уже сказал, с 1848 г., а другое — альянс революционных социалистов — хотя и возникло в 1864 г., но в Интернационал вступило лишь с 1868 г.» ³¹).

XI.

Ни Маркcу, ни Энгельсу, никому из марксистов не была известна цитированная нами переписка Бакунина. Исключение представляет письмо Бакунина к Франческо Мора, попавшее в руки Энгельса: оно фигурировало в комиссии в Гааге и вошло в брошюру об Альянсе, изданную после конгресса. Но Ген. Совет был в курсе бакунинских конспираций. В руках Маркса был также один из вариантов устава тайного Альянса, переданного ему либо Н. Утиным (об этом говорит Замфир Ралли в своих воспоминаниях), либо И. Ф. Беккером: и Беккер, и Утин, некоторое время бывшие людьми, близкими Бакунину, могли оказаться в курсе его тайных замыслов и послужить позднее, в эпоху борьбы с Бакуниным, источником информации для Ген. Совета. Бакунин не был идеальным конспиратором. В записках и воспоминаниях его учеников и друзей имеется множество фактов, рисующих его как человека, недостаточно скрытного, слишком увлекавшегося и нередко своими руками разрывавшего паутину своей собственной конспирации: чаще других он сам выдавал свои секреты. К тому же Бакунин был доверчив и плохо разбирался в людях. Нет поэтому необходимости в документальном материале, чтобы предположить, что не все секреты Бакунина оставались в узких пределах его интимного кружка. Не осталась тайной и его тайная деятельность. А если принять во внимание, что кроме заговора Бакунин вел еще открытую борьбу, мобилизуя против Ген. Совета мелкобуржуазные и отсталые элементы (мы оставляем в стороне связь его с Нечаевым, бросившую на него густую тень, и ряд других обстоятельств), перед нами возникает обстановка, которая делала неизбежным враждебно-подозрительное отношение к Бакунину: иначе и быть не могло при тех об‘ективных личных и общественных условиях, которые создавались вокруг его деятельности.

XII.

Мы чрезвычайно кратко наметили тайную деятельность Бакунина в Интернационале, не использовав и десятой доли материалов, относящихся к этому периоду. Мы не касались глубочайших теоретических и организационных разногласий, оставили в стороне вопрос о диктатуре, не рассматривали разногласия тактические, — нас интересовал всего лишь один вопрос о тайном Альянсе, который является центральным вопросом в истории взаимоотношений Бакунина и Маркса в МТР.

Бакунин мог бы ужиться в МТР со всеми особенностями своих теоретических воззрений. И кроме Бакунина в МТР были люди, не разделявшие воззрений Маркса, имевшие свои собственные взгляды и точки зрения. Маркс не ставил задачей, по крайней мере в 70-х г.г., создать Интернационал единомыслящих людей: для той ступени развития, на которой находилось международное рабочее движение, это было делом невозможным. Но, допуская возможность существования в пределах МТР различных мнений, Маркс настаивал на сохранении единства воли и действия, которое обеспечивалось единством централистически проведенной организации. И вот здесь-то и наносил Бакунин Интернационалу удар, разрушая единство его воли и организации. Борьба с Бакуниным была борьбой за спасение Интернационала от его заговорщицкой деятельности.

Все, что отрицал Бакунин в организационной системе Маркса, — все это переносил он в свое тайное общество. Демагогически выступая против централизма Ген. Совета, в своем тайном обществе он был централистом; протестуя против «диктатуры» Ген. Совета. — стремился к тайной диктатуре своего Альянса. Отрицая подчиненность низших организаций высшим, он не мыслил тайного революционного общества иначе, как в виде строгой иерархии на основе безусловной подчиненности и строжайшей дисциплины. Разрушая единство воли и действия в Интернационале, он превосходно понимал, что без этого не может быть речи о каких-нибудь организованных международных выступлениях революции. Другими словами, он старательно разрушал Интернационал, как международную боевую организацию рабочего класса, стремясь превратить его в такое состояние, при котором автономные национальные федерации могли бы все-таки быть подчинены единой воле, но исходящей не из среды Ген. Совета, марксистского в своем большинстве, а из той тайной революциокной организации, которая, по его замыслам, призвана была невидимо руководить Интернационалом и которая была бакунистской на все 100% ³²).

В его попытке построить тайную организацию не было, разумеется, ничего антиреволюционного. Беда была лишь в том, что бакунистские конспирации, во-первых, не вытекали в то время из насущных потребностей развивавшегося рабочего движения, и, во-вторых, были механическим перенесением в международное рабочее движение старых заговорщицких традиций допролетарского периода. В основе организационных взглядов Бакунина лежало поэтому неискоренимое противоречие: совершенно правильно полагая, что без участия в революции широких народных масс города и деревни победа революции немыслима, ожидая эту победу в самом ближайшем будущем, Бакунин вместе с тем не видел в широких народных массах никаких реальных сил для реальной победы, кроме «революционной страсти», отчаяния и нищеты. Этот недостаток действительных возможностей он и пытался восполнить созданием тайного общества, которое должно было оставаться изолированной от народных масс интеллигентской верхушкой, по принципу своего строения отрицавшей возможность вовлечения в нее даже наиболее передовых, наиболее сознательных слоев деревни или города. Это было тайное об‘едииение интеллигентских кружков, ставившее задачей сверху, с помощью раскинутых своих щупальцев толкнуть массы на революцию, вызвать революционный взрыв, захватив в свои руки нити руководства и дальнейшего направления движения. В организационном смысле Бакунин продолжал обеими ногами стоять на почве старых принципов мелкобуржуазной революционности, которая еще должна была пройти сквозь чистилище рабочего движения, чтобы найти применение в методах пролетарской борьбы. В эпоху, когда на сцене появился сам рабочий класс, выдвигая уже не изолированные, верхушечные, интеллигентские организации, но массовые организации класса, применение старых заговорщицких приемов, да еще в недрах международной организации рабочего класса, при всей своей ультра-революционной оболочке, об‘ективно могло играть реакционную роль, ибо мешало выполнению очередной исторической задачи, какая стояла перед международным рабочим движением: на место социалистических и полусоциалистических сект поставить действительно боевую организацию рабочего класса.

Тайная деятельность Бакунина была именно таким столкновением старого типа организационных принципов, имевших корни в революционном движении мелкой буржуазии до выхода пролетариата на международную сцену, с новыми условиями, требовавшими преодоления этих организационных принципов и нового их применения, но уже не в мелкобуржуазной, а в пролетарской форме, т.-е. в такой, которая сочетала принцип подпольной работы с вовлечением в нее передовых слоев рабочего класса и крестьянства. Конспиративная организация теряла свой характер «заговора», тайного общества и приобретала характер «подпольной», «партийной», т.-е. классовой, организации, существующей не изолированно от класса, но н недрах самого класса, и питающейся силами этого класса. Огромна поэтому разница между постановкой тайной деятельности у Бакунина и, скажем, у Ленина.

Мелкобуржуазный, интеллигентский характер бакунинской системы подчеркивается еще и тем, что он, стремясь к созданию тайных организаций, отрицал целесообразность организации рабочего класса в политическую партию, отрицал политическую борьбу со всеми ее следствиями: стремлением к диктатуре рабочего класса и т. п. Старая заговорщицкая вера в интеллигентское меньшинство, неверие в силу класса, отрицание, в конце концов, классовой точки зрения, — все это с разных сторон дорисовывает позицию мелкобуржуазного революционера, появившегося на стыке двух эпох и пытавшегося в новых условиях вести борьбу с помощью старых методов.

Здесь лежал корень всех неудач Бакунина, несмотря на то, что необычайная сила революционной страсти, одержимость революционной идеей были в нем исключительны. Это противоречие и придает величественность его трагической фигуре. Бакунин был не зачинателем нового, каким его считали и продолжают считать анархисты, но завершителем старого; он был самым крупным, самым ярким и выдающимся представителем ушедшей в прошлое мелкобуржуазной революции допролетарского периода, подошедший к пролетарской революции чрезвычайно близко, но не сумевший до конца покинуть «старую» точку зрения. Это, конечно, не вина его, а беда его. Вскрыть социальные причины этой «беды», указать ее зависимость от условий эпохи, дать ей классовую характеристику — это и будет означать сделать правильную и беспристрастную оценку роли великана Бакунина в истории международной революции.

Приложение

Фрагменты испанских писем Бакунина об Интернационале и Альянсе

Адресованы Пауло

• 21 мая 1872 г. Локарно.
• II.
• 5 апреля 1872 г. Локарно.

ПРИМЕЧАНИЯ