Радиофантастический роман В. Эфф.
По сухому асфальту тихо шелестели шины броуновского «Рольса». Генри Броун, устало откинувшись на мягкие подушки, закрыл глаза и с неизменной сигарой во рту слушал отрывочные, несколько сбивчивые объяснения Жозефа Делакруа.
— Вы понимаете сами, мистер Броун, — говорил оживленно Жозеф, — я сам не могу составить себе точную картину событий. Несомненно, однако, что в момент отправления ракеты мисс Элинора была в лаборатории. Когда я пришел туда, ее уже не было там. Но там не было и Хьюлетта, не было и ракеты. Вывод ясен...
Мистер Броун открыл глаза и повернулся к Жозефу.
— Так вы полагаете, — сказал он, — что Элинора...
— Вывод ясен, — повторил Делакруа, — Элинора по каким-то совершенно непонятным мотивам решила отправиться с Хьюлеттом. Я, право, не могу понять, зачем она это сделала.
— Ну, я не слишком удивлен, — ответил, пожимая плечами, Броун. — Вы не знаете, какой взбалмошный характер у этой девчонки... Я припоминаю историю ее увлечения Холливудом...
Жозефу не хотелось в десятый раз слушать о выступлении Элиноры в роли ассирийской царицы — он знал эту историю наизусть. Кроме того, в том возбужденном состоянии, которое овладело им при расставании с тюрьмой, он вообще не мог ничего слушать; он мог только говорить.
— О, я знаю этот случай, — перебил он Броуна, — мне, однако, думается, что путешествие в ракете сильно отличается от экскурсии в Холливуд, но вот и лаборатория...
— Направо, — к подъезду, — приказал Броун шоферу.
В лаборатории царил полный беспорядок. Выбитые взрывом окна были наспех забиты досками, на полу валялись обломки лесов, некогда окружавших ракету, в углах виднелись тонко сплетенные паучьи сети. Самый воздух казался пропитанным едва уловимым запахом сырости и плесени, запахом, который всегда дает себя знать в нежилых помещениях.
Жозеф, остановившись в дверях, окинул беглым взглядом хаотическую обстановку лаборатории. Броун, входя следом за Делакруа, был занят раскуриванием потухшей сигары и не замечал ничего.
— Аппарат цел, — воскликнул радостно Делакруа, когда его блуждающий взор наткнулся на второй экземпляр передатчика HI-19, оставшийся в лаборатории и почти не пострадавший от взрыва. — Он здесь, я вам говорю...
В два прыжка Жозеф очутился у аппарата, надел на уши телефоны и замкнул рубильник на распределительном щите. Положив руку на верньер конденсатора, он сделал Броуну знак, призывающий к соблюдению полной тишины. Король консервной промышленности придвинул себе табурет и уселся, окутав себя ароматным сигарным дымом.
В продолжение трех с лишним часов Жозеф не отходил от аппарата. Вокруг табурета, на котором сидел Броун, росли груды серого сигарного пепла. Броун начал терять терпение.
— Чорт возьми, скоро ли вы наладите эту музыку? — опросил он довольно нелюбезным тоном. — Times is money2), знаете ли вы это, мистер... э-э... как вас.
Делакруа, не отвечая ни слова, отмахнулся от Броуна, как от надоевшей мухи. Броун разгорячился еще больше.
— Слушайте, мистер... э-э... Далькроа, — заявил он, вскакивая с табурета, — за что, собственно, вы хотите получить с меня миллион долларов, уж не за удовольствие ли присутствовать при ваших манипуляциях с этой штукой?
И Броун негодующим жестом указал кончиком сигары на передатчик HI-19.
— Подите вы к чорту с вашим миллионом, — ответил, повернув голову, Жозеф. — Я только что начал что-то принимать. Если вы хотите говорить с Элинорой, то сидите смирно и не мешайте. Поняли? Иначе я не...
Лицо Жозефа вдруг стало сосредоточенным и важным. Не докончив фразы, он приложил к губам палец и снова взялся за конденсатор.
— Есть, — сказал он, — переключая приемник с телефона на громкоговоритель. — Слушайте...
И в пустой лаборатории гулко раздались слова, произнесенные хотя и искаженным в репродукторе, но столь знакомым Жозефу голосом профессора Джемса Хьюлетта:
— ...несколько изменилось. Мы не в свободном эфире, а на планете, жители которой встретили появление ракеты каким-то заунывным гимном...
— Изменилось положение, — пояснил Жозеф.
— Вызовите к аппарату Элинору, — мрачно сказал Броун.
Жозеф придвинул к себе микрофон.
— Слышите ли вы меня, профессор? Слышите ли вы меня?
Репродуктор смолк, а затем, когда Жозеф еще раз повторил свой вопрос, внятно ответил:
— Слышу.
— Мистер Хьюлетт, — сказал Жозеф в микрофон, — не откажите в любезности попросить к аппарату мисс Элинору... Ведь она уехала с вами.
— Мисс Элинора здесь.
— С ней хочет говорить ее отец...
— Подождите минуту, — сказал репродуктор.
Генри Броун приблизился к аппарату. Жозеф отошел в сторону, уступая миллионеру место у микрофона. Тяжело дыша, Броун наклонился к аппарату.
— Нора?
— Да, это я.
Услыша голос Элиноры, Жозеф Делакруа невольно вздрогнул. Закрыв глаза, он прислушивался к словам, не понимая как следует их смысла; ему казалось, что Элинора здесь, в Нью-Йорке, что ничего не произошло, что сейчас, стоит только захотеть — и Элинора приедет в лабораторию...
— Нора, — говорил Генри Броун, — Нора, ты опять меня огорчаешь... Скажи, пожалуйста, на какого чорта тебе понадобилось ввязываться в эту дурацкую историю. Неужели ты не могла съездить снова в Холливуд, если уж тебе стало так скучно в Нью-Йорке?..
В голосе Элиноры зазвучала нотка неудовольствия.
— Боже мой, папа, неужели вам не надоело вспоминать мои старые грехи. Говорю вам, я оказалась в ракете совершенно случайно, и путешествие мое, как уверяет профессор, совершенно непредвиденная вещь...
— Когда ты вернешься, Нора?
— Как я могу ответить на этот вопрос, — задрожал серебристый голосок мисс Элиноры Броун, — ведь нас держат взаперти, и мы никак не можем договориться с местным населением...
— Предложи им чек на Уолл-стритский банк...
— Бесполезно, папа.
До сознания Жозефа неожиданно дошли последние слова Элиноры. Проведя рукой по волосам, он отогнал навязчивое видение, тяжело вздохнул и посмотрел на Броуна. Капли пота стекали по лицу консервного короля; он тяжело дышал и мял в зубах погасшую сигару.
— Она просто не хочет, — прошептал едва слышно Броун.
Жозеф оттолкнул его от аппарата и крикнул в микрофон:
— Элинора. Дорогая мисс Элинора.
— Это вы, Жозеф, — раздался голос Элиноры. — Это вы, дорогой мой?
— Это я, да. Бога ради, скажите, где вы?
Репродуктор воспроизвел нечто вроде тяжелого вздоха.
— Ах, если бы я знала. Хьюлетт говорит, что на одной из планет этой самой... как ее... солнечной системы. Я не знаю, право, что будет с нами. Но здесь есть люди, и даже очень похожие на земных людей. Быть может, с ними можно будет сговориться... Все сложилось так странно...
Разговор Жозефа с Элинорой длился достаточно долго. Изумленный Жозеф понял из рассказа Элиноры причину своего ареста, он узнал о том странном сплетении обстоятельств, которое привело к событиям, уже известным читателю. Генри Броун сидел поодаль, закрывши лицо руками и, казалось, не слышал ничего.
Когда Элинора кончила свой рассказ, громкоговоритель снова заговорил голосом Хьюлетта:
— Мистер Делакруа, энергия аккумуляторов истощается. Нам придется прервать разговор до тех пор, пока мне не удастся их перезарядить. Объявляю перерыв на неопределенное время... Алло... алло... я выключаю...
Репродуктор захрипел и смолк.
За окном лаборатории нависла темная ночь. Ветер гудел в щелях между досками, закрывавшими окна. Двое мужчин, сидевших в лаборатории, молчали и не глядели друг на друга. Жозеф время от времени тяжело вздыхал и думал о тех счастливых днях, когда он мог в любую минуту видеть Элинору, нежно прижать ее к своему сердцу и без конца говорить ей о своей любви... Генри Броун мрачно хмурил брови, курил сигару за сигарой и все более и более укреплялся в убеждении, что Жозеф — наглый мошенник, обещавший ему вернуть Элинору и вместо этого показавший ему хрипящий громкоговоритель, в правдивости которого нельзя было быть уверенным. Броун заподозрил, что это фонограф с записью голоса Элиноры и что все это нарочно подстроено для того, чтобы выманить с него деньги.
— Жульничество, безусловно, — высказал он свою мысль вслух.
— Что? — не понял Жозеф.
Броун поднял на него невидящий взгляд.
— Ничего особенного... Где моя дочь?
Жозеф пожал плечами.
— Вы же слышали... Я не знаю. Вы говорили с ней.
— Этого нельзя проверить, — возразил Броун. — Я как раз и говорил, что это все наглое жульничество. Поэтому я заявляю вам: пока я своими глазами не увижу Элиноры — я не дам вам ни единого цента. Поняли?
Жозеф изумленно смотрел на Броуна. Лицо его было в тени абажура, и Делакруа не мог видеть злобной усмешки, скользнувшей в нахмуренном взгляде короля консервной промышленности.
— Мало того, — добавил, надевая шляпу, Броун. — Я немедленно позвоню в департамент полиции и скажу, что вы меня надули.
Хлопнула дверь. Жозеф тупо посмотрел на опустевший табурет и с ужасом вспомнил холодные души, которыми угощал его начальник уголовной тюрьмы.
— Бррр...
За окном завыла автомобильная сирена, и послышался удаляющийся рокот шестидесятисильного «Рольса».
Громов когда-то знал английский язык. Кбнечно, он не мог бегло говорить поанглийски; потому что, как он сам говорил, у него «язык не поворачивался в глотке для идиотского произношения». Кроме того английский язык был тем самым языком, на котором Чемберлен писал свои ультиматумы, и это обстоятельство в значительной степени расхолаживало филологические порывы Ивана Александровича Громова, считавшего себя честным комсомольцем. Но, так или иначе, Громов знал язык настолько, чтобы без особого труда усвоивать содержание очередного номера «Radio News», регулярно получаемого библиотекой Нефтесиндиката.
В словах и фразах, которыми обменивались прибывшие в ракете люди, ему послышалось что-то знакомое. Внимательно прислушавшись к речи Хьюлетта, оживленно разговаривавшего с мисс Элинорой, Громов решил поделиться своими соображениями со Щуром.
— Мишка, — сказал Громов, подзывая Щура жестом, — ты знаешь, что эти типы помоему, говорят на чистейшем английском языке.
— Не может быть, — удивлялся Щур. — С какой стати им говорить поанглийски?
— Не знаю, брат, — Громов пожал плечами, — но попробую проверить свою мысль...
Подойдя к Хьюлетту, Громов тронул его за плечо. Хьюлетт резко повернулся.
Две пары глаз — Лизаньки и Щура — с живейшим интересом следили за происходящим. С другой стороны с неменьшим вниманием смотрели на Громова и Хьюлетта три пары глаз — голубые сапфиры мисс Броун, карие улыбающиеся глаза Дэвиссона и водянистые бесцветные глазки Уолкера.
Громов, потирая лоб, выдавил несколько английских слов. Хьюлетт радостно кивнул головой.
— Oh, yes!
Громов с трудом понимал быструю речь Хьюлетта, но эти слова не оставили у него ни малейшего сомнения в том, что он понят.
— Говорите медленнее, — сказал поанглийски Громов. — Я плохо вас понимаю.
Хьюлетт приветливо улыбнулся и потряс Громову руку.
— Сговорились, — оказала Лизанька.
— Нажми, нажми на него, Ванька, — энергично поддержал Щур.
— Что вы хотите с нами делать? — раздельно и внятно опросил Хьюлетт.
Громов широко раскрыл глаза.
— Я как раз собирался спросить вас: что вы хотите сделать с нами?
— Разве вы не здешние жители? — спросила Элинора.
Громов ответил вопросом на вопрос:
— А вы?
— Нет.
— И мы нет.
Наступила пауза. Люди удивленно смотрели друг на друга. Громов первый нарушил молчание.
— Как вы сюда попали? — спросил он.
Хьюлетт указал ему на ракету.
— Вот, — сказал он, — в этой ракете. А как попали сюда вы?
Громов развел руками.
— Полжизни отдал бы за то, чтобы понять, каким образом это случилось. Дело в том, что это совершенно непонятное обстоятельство.. Это случилось так....
И, путаясь в словах, запинаясь, останавливаясь и подыскивая выражения, Громов начал рассказывать Хьюлетту запутанную и странную историю взрыва на Божедомке. Хьюлетт внимательно слушал, по временам переспрашивая. Он тер себе лоб, раздумчиво кивал головой и имел вид человека, имеющего в запасе какую-то необыкновенно блестящую мысль:
— Мне кажется, — сказал Хьюлетт, дослушав до конца сбивчивые и не всегда понятные объяснения Громова, — мне кажется, что у меня есть гипотеза, довольно удовлетворительно объясняющая факты. Вы говорите, что внутри катушки самоиндукции появилась яркая точка?
— Да, — подтвердил Громов, — и эта точка разрослась затем в яркий луч, ослепительный и яркий...
1) Так как предыдущий №18 журнала отсутствует, то ссылка дана на №17. (примечание составителя).
2) Время — деньги.
