В Москве арестован Эрбе, при нем найдены адские машины и зашифрованная записка. Шифр — двойного обозначения. Следователь Костин раскрывает его. Нити дела тянутся из-за рубежа. Андрей и Сергей направляются следователями в Батум. Они едут как представители Эллинского общества. Дорога полна приключений. Встречают английский миноносец, открывают берега Пиленково, где вместо Поти белые; в Поти Сергея арестовывают, но он освобождается. В Батуме Андрея узнают, он бежит. В Тифлисе Сергею удается посредством бокса освободиться от офицеров и бежать на автомобиле. Шофер, Саша Стуков оказывается «своим».
В Батуме Андрей по газетной статье узнает коммуниста. Осторожный разговор между ними и Андрей знакомится с подпольем. В тот же день ему удается подслушать разговор двух бывших офицеров — и он вербует их себе в работники. В духане Андрей случайно расшифровывает записку: Мария 14-I — Мариинская ул. Он снимает там комнату и узнает подробности заговора.
Сергей у боксера (которого изображает Саша Стуков) встречается с Андреем, и они намечают дальнейший план действий. Между тем Саша Стуков, приглашенный к полковнику Войтинскому, попадает в западню — его узнает эсэрка Катя.
Вы ошибаетесь, полковник, не я влопался, а вы оба влопались. Дом окружен нашими людьми. Они за дверями и под окнами. По первому свистку будут здесь.
Полковник оборачивается и тут же получает удар в висок. Со стоном падает. Стуков бежит к двери. В это время чьей-то сильной рукой навстречу открывается дверь, ударяя Стукова по лбу. Он падает. Входят два военных. Катя подбегает к Стукову и кричит военным:
— Держите его, он убежит!...
Но Стуков сам вскакивает и снова с улыбкой поднимает руку кверху. Катя оборачивается — сзади стоит Войтинский, бледный, как смерть, с револьвером в руках.
— Что-ж, будем дальше беседовать, мадам? Как видите, уроки Костина даром не прошли.
— Разговаривать-то мы будем, но на этот раз — вас это, конечно, не стеснит — мы вас свяжем.
— Сделайте одолжение.
Сашу Стукова связывают по рукам и по ногам веревками.
— Господа, — заявляет Катя, — оставьте нас одних, у нас есть о чем побеседовать.
— Ладно, вот вам ключ и, на всякий случай, браунинг, а мы пойдем к вам, Викторов.
Военные ушли.
Оставшись одна, Катя отходит к столику, где лежит ее шляпа, вынимает длинную булавку и подходит к Стукову, лежащему на оттаманке.
— Вы будете говорить мне правду, иначе... — она вонзает булавку Стукову в плечо. Тот невольно вскрикивает:
— Сударыня, я не вижу причин, по которым я должен вам говорить правду. От боли я кричу, часто вру, могу впасть в обморочное состояние. Но правды от боли не говорю.
— Слушайте, Серж, или как вас там зовут, вы мне нравитесь. Вы хладнокровны, решительны и умны. Я вас оставляю здесь на полчаса. Подумайте — вы получаете выгоды, деньги и дружбу — с одной стороны, и пытки и казнь — с другой. Я еду сейчас к генералу, посоветуюсь относительно вас. Англичане, знаете, не церемонятся со шпионами. Через полчаса буду здесь. Если, вы одумаетесь — будем друзьями в работе и в жизни. Помните — я вас оценила, а это очень важно. Если же... — по ее лицу пробежала дьявольская улыбка, — одним словом, пытать я умею.
— Катя ушла, заперев за собой двери. Как только шаги ее стихли в отдалении, Стуков свалился с кушетки на пол и стал перекатываться по направлению к столику, где раньше лежала шляпа Кати. Подкатившись, оттолкнул боком столик и тот упал на него. Посыпались папиросы, блокнот, зажигалка и пепельница. Сильным движением сбросил с себя столик и подполз к зажигалке, которую взял ртом. С усилием поднявшись, опустил зажигалку на письменный стол, повернулся спиной к нему и связанными руками зажег ее. Затем он стал обжигать веревки на руках, отскакивая от боли и снова приближаясь. Прошло не меньше трех минут, пока веревка ослабла настолько, что он без особенного труда, рванув, освободил руки. А еще через минуту — вскочил на ноги.
— Теперь произведем обыск у любезных хозяев, — пробормотал Саша.
С легкостью заправского громилы, вскрыл все ящики, вынул бумаги, уложил в портфель с монограммой Войтинского, лежавший на письменном столе, вышиб дверь плечом и вышел.
В Городке он застал одного Леонида. Рассказав ему историю портфеля, они вместе с Леонидом стали рыться в нем. Большинство бумаг были шифрованные, но вскоре они нашли ключь к шифру в записной книжке Войтинского. Масса ценных сведений: относительно формирования воинских частей, времени их от'езда в Крым, снабжения Крыма, Батума и Константинополя, о покупке нефти и проч. Но больше всего Стукова заинтересовала телеграмма: «Высылаю сорок тысяч долларов сегодня вечерним тчк Курьер белой повязкой на рукаве тчк Встречайте вокзале тчк Свэн».
Телеграмма была помечена сегодняшним числом.
— Великолепная идея! Мы можем сцапать этого курьера в пути. Часа через полтора уходит поезд на Тифлис.
В приемной штаба оккупационных английских войск, у генерала Кук-Коллиса, сделавшего свою карьеру на усмирениях в Индии, царило обычное оживление. У дверей «самого» стоял невозмутимый верзила «боби» с традиционной дубинкой на ремешке. Юркий переводчик — местный батумец, расставляя посетителей в очередь, услужливо пропускал вперед знакомых и влиятельных в городе людей. Дубинка «боби» нередко коротким взмахом, тяжело ложась на головы, плечи и спины просителей, помогала ему устанавливать порядок.
Во время одной из таких сцен укрощения из дверей губернаторского кабинета высунулась упитанная физиономия капитана Гарриса. Он молча обвел белесоватыми глазами сразу притихшую толпу и кивнул переводчику: «Мистер Григ! К телефону».
— Тише вы тут без меня, — прошипел тот и скрылся вслед за капитаном в кабинет.
— Алло. Кто говорит? — Пристань. — Да, какой, какой пароход вы говорите. — «Возрождение» из Севастополя. — Что. — Бумаги в штаб. — Говорите громче. Ничего не слышно. — Важные донесения. — Хорошо, сейчас приеду. — А как на фронте. Бьете. — Наступление. — Что. — Да, да, на машине.
Он перевел разговор нетерпеливо дожидавшемуся Кук-Коллису и быстро сошел к под 'езду, где стоял дежурный автомобиль штаба.
Саша Стуков уже второй час сидел на нем, не слезая. Он то дремал у руля, то с любопытством поглядывал на индуса-часового, с усыпляющей монотонностью шагавшего по тротуару и, несмотря на 35° жары, ни разу не замедлившего шага.
— На пристань. — крикнул Саше Григ, открывая дверцу.
— Подождите, подождите. Мистер Григ. — неслось с лестницы, по которой сбегал второй переводчик штаба, — подвезите меня в Павильон.
— Некогда, некогда. Тороплюсь. Не до Павильонов теперь.
— Да ведь это почти по дороге. Я с поручением от Гарриса.
— А меня послал Кук-Коллис. Пришли важные сообщения из Крыма. Ну, трогайте же скорей, чего вы ждете, — бросил он Стукову.
Машина дрогнула и, круто завернув за угол, понеслась, поднимая клубы дыма и гари. И вместе с трепетом мотора в голове Саши стучала мысль: «Сообшения из Крыма. Сейчас, здесь, рядом со мной, в автомобиле будут секретные донесения...»
Он с удовльствием замедлил бы скорость, чтобы дать себе время обдумать, взвесить... Но Григ поминутно торопил и нервничал, ибо он знал — генерал Кук-Коллис не любит ждать.
Проносились мимо широкие витрины магазинов, декоративные пальмы, мелькали лица нарядной толпы Мариинской. Под'езжали к пристаням.
Пароход «Возрождение» стоял еще на пристани и должен был пришвартоваться к берегу часа через два. Григ взял лодку, и не прошло полу-часа, как он уже возвращался с маленьким толстым офицером в погонах полковника.
В ожидании их Стуков разговорился с знакомым лодочником-турком, парнем лет шестнадцати, одним из лучших плавцов Батума.
Толстяку офицеру трудно было влезть на высокую пристань, и они пристали сперва к маленькому, грязному буксирному катеру, с которого на берег были скинуты сходни.
Первым поднялся Григ.
— Помогите, полковнику, — сказал он Саше, — его, кажется, сильно укачало.
И, действительно, офицер стоял, беспомощно покачиваясь, с обалдевшим лицом, левой рукой держась за перила, а другой — судорожно прижимая к животу свой портфель. Стуков с жадностью посматривал на сокровенную ношу. Он быстро спустился, взял толстяка под левую руку и, осторожно поддерживая, повел по сходням. Дойдя до середины, он неожиданно поскользнулся и упал на четвереньки, не выпуская руки полковника. Тот инстинктивно вскинул занятую бумагими руку к перилам, и портфель, мягко шлепнувшись в воду, скрылся около борта катера. Полковник, нелепо болтая ногами, уже погрузился по пояс в воду, когда, ловко вскочивший на ноги, Стуков вытащил его и почти на руках донес до растерянно прыгавшего на одном месте Грига. Лицо переводчика подергивалось конвульсивными гримасами, горло схватывала спазма, он силился что-то выкрикнуть и не мог.
...И портфель мягко шлепнулся в воду.
— Черти косолапые, — неистово ругая команду катера, кричал Саша, — облили сходни нефтью, ишаки батумские.
— Да вы меня сами уронили. — горячился полковник.
— Ну вот. Что вы. Я же поддержал вас, а то и вы бы утонули: здесь ведь очень глубоко.
И он снова начал ругаться и грозить вышедшему на борт капитану.
Онемевшему Григу, наконец, удалось преодолеть страх перед угрожавшим скандалом в штабе, и он, визгливо крича, перебегал от одного лодочника к другому, предлагая достать портфель.
Но коренастые моряки, великолепно умевшие и нырять и плавать, угрюмо посматривали на тщедушную фигуру раздраженного переводчика, а некоторые, посмеиваясь, отходили в сторону — никому из них не хотелось помочь «англичанину». Красная феска молодого турчонка, с весело вздрагивающей кисточкой, давно уже юркнула к себе в лодку и затерялась в общей суматохе.
Вода стекала с полковника ручьями. Он широко растопырил короткие ноги и поддерживал руками края набухших от воды галифе. Узкие щелки глаз дрожали, и глаза растерянно перебегали от одного лица на другое — он понимал только, что его служебной карьере грозит катастрофа, что он здесь беспомощен, бессилен...
— Господин Григ, господин Григ. — чуть не всхлипывал он, — ну помогите же. Неужели вы не можете заставить кого нибудь из этих мерзавцев полезть в воду. Эх, если бы это было у нас в Севастополе. Я бы их....
Григ бегал к телефону, звонил в штаб, искал багры и, наконец, получив приказ Кук-Коллиса, велел катеру отойти на несколько саженей и оцепил это место пристани полицейскими.
Когда, наконец, нашлось трое грузчиков, согласившихся за крупное вознаграждение исследовать дно, у места происшествия собрались уже члены врангелевской миссии и английского штаба. Через два часа, после неоднократных ныряний, закидывания баграми и крючками, всем стало ясно — портфеля не было...
Стуков вошел своей обыкновенной четкой и сдержанной походкой.
— Посмотрите-ка, Сергей, что я выудил. Не пригодится ли вам.
И он протянул несколько листов покоробленной бумаги.
— Побывали в воде, но это ничего — прочесть можно.
Сергей удивительно перелистывал страницы, потом весь встрепенулся и в волнении вскочил:
— Чорт возьми. Ведь у нас там почти совсем нет войск. Если они теперь высадят десант под Новороссийском — вся Кубань пропала...
— Надо переслать эти бумаги Клячко, там у меня еще сушатся доклады общего порядка. Может быть, успеют подтянуть части с севера...
— Переслать, конечно, нужно... Но это не разрешение вопроса. Надо... надо... — Сергей сосредоточенно соображал, — надо сделать так, чтобы они не смогли высадить десанта. Или, по крайней мере, отложили его.
Он снова углубился в чтение.
— Вот что. У них нет горючего. Им нужна нефть. Нефть в Батуме. Но ведь и мы в Батуме. Эти десять тысяч пудов ячменя, что присланы на «Возрождении», всего не окупят, и англичане будут ждать присылки добавочной партии, а тем временем мы должны действовать...
— Что же вы хотите сделать. Неужели...
— Вы, кажется, угадали: взорвать, сжечь...
— С этим делом я знаком. Вся нефть сосредоточена здесь, в баках Нобелевской компании; нефтяные приемники там же.
— А не поможете ли вы достать план их расположения.
— Да я и так знаю там каждую пядь земли, ведь я работал в этой компании года два назад. У меня там и знакомые есть.
Саша карандашом набросал чертеж.
— Вот видите. Если взорвать эти два бака, то пожар распространится на всю площадь и от здания приемника останутся одни развалины.
— Пожалуй, правильно. Нужно только достать пироксилин. Для такого взрыва он вернее динамита. Двоих участников хватит.
— Вы пойдете?
— Пойду, — спокойно ответил Стуков. — только мне помощника не надо: я привык один орудовать, так-то вернее, всегда знаешь, что делать.
— Но вам придется взорвать два бака, иначе пожар может не распространится, там же есть барьеры. Одному не управиться. Я вам дам хорошего парня — не сморгнет. А пироксилин?..
— Пироксилин сможет достать Шюкри. Шустрый турчонок, который выловил мне бумаги. Он глушит рыбу динамитом, у них и шашки, и шнур и детонаторы найдутся.
— Вот хорошо. Товарищ Леонид скоро придет ко мне. Подождите его здесь. А как, однако, обошлось у вас в штабе.
— Такую кутерьму подняли, что сам чорт ногу сломит — ничего не разберешь. Послали за водолазами. Накинулись было на меня, но сам врангелевец меня защищал. Жаль только, что он знает содержание доклада, при мне рассказывал капитану Григу.
Надежда Николаевна Перцева, или просто Наденька, как ее почти все звали, девушка лет девятнадцати, дочь заведывающего Нобелевским складом, была очень удивлена, получив записку от своего старого знакомого. Ведь Саша два года назад, во время захвата Батума турецкими войсками, пропал без вести, и она с тех пор о нем ничего не знала.
С нетерпением прохаживалась Надя по двору перед своим домом.
Большой электрический фонарь, висевший над воротами, резко бил в глаза и загонял черные тени за причудливые очертания высившихся баков.
Двое молодых людей, в широких английских пальто, подошли к калитке, и часовой решительно поднял винтовку, загораживая вход.
Пришедшие указывали на дом заведывающего, и солдат позвал офицера. Надя обернулась и, когда люди вошли в полосу света, вскрикнула:
— Пропустите, пропустите их. Это ко мне.
Она сразу узнала Сашу и бросилась ему навстречу. Офицер поклонился, и ей пришлось знакомить их: ее старый знакомый, сослуживец отца, был в турецком плену. Офицер еще раз поклонился и обиженно отошел. Этого русского предпочитали ему, английскому офицеру.
Саша рассказывал. Сражение, плен, мытарства и лихорадка, побег, тюрьма... Надя с увлечением слушала и, когда Леонид остановился около одного из баков, мимо которых они прохаживались, она не заметила.
Вскоре Стуков взглянул на часы и, отговариваясь неотложными делами, стал прощаться. Он обещал придти на следующий день и, попросив ее не провожать до ворот, исчез в темноте.
Стуков быстро нашел Леонида и начал прилаживать пироксилиновые шашки к стенке намеченного ими бака. Несколько шашек были привязаны к доске, которую надо было вплотную припереть, прочно укрепив к баку, чтобы вся сила взрыва направилась в сторону железа.
Работать приходилось тихо, так как сторожевые посты расположены были недалеко.
В нескольких саженях возвышался каменный барьер, разделявший на двое площадь складов.
Саша, еще не закончив укрепление первой доски, сделал знак Леониду, и тот, забрав часть шашек, направился ко второму баку.
Барьер был не высок и перелезть через него не представляло особой трудности. Стуков продолжал спокойно работать, когда вдруг услышал глухое падение тела и шум посыпавшихся камней... Где-то рядом раздался свисток, другой, третий...
— Пропал. — бросилось в голову Саше, — дурак, сапог не снял. — и он, кое-как приладив доску, зажег шнур.
Леонид с трудом поднялся на ноги и, подхваченный Стуковым, побежал вдоль барьера. Сзади слышались свистки, крики и приближающиеся шаги.
Выхватив револьверы, друзья спрятались за один из дальних баков.
Друзья спрятались за один из дальних баков.
В это время, между оставленными ими баками, взметнулся высокий столб пламени и оглушительный взрыв тяжелым ударом упал в затихшее предместье.
Момент полного безмолвия — затем, глухой топот нескольких пар ног, убегавших в разные стороны и наростающий шум чего-то растекающегося по каменистому двору нефтяных складов.
Стуков и Леонид остановились за городом, у кладбища. Оглянулись, еле переводя дух.
Пожара не было. Они посмотрели друг на друга, снова на город, пожали плечами и обессиленные опустились на землю.
Молодой поручик, туго стянутый, с лихо закрученными усиками, прогуливался по платформе, привлекая умильные взгляды станционных барышен.
— Скажите, пожалуйста, на мое имя не пришло телеграммы? — спросил он, зайдя на телеграф.
Чиновник подал телеграмму, которую он тут же вскрыл и прочел.
«Станция Кабулети Тихорецкому. Встречайте курьера белой повязкой руке ночным. Сопровождайте Батум. Войтинский».
Затем он снова стал ходить по платформе, с нетерпением ожидая поезда. Но вот набежали огни, и стальное чудовище, фыркая и шипя, проглотило станцию...
Поручик вскочил в первый от паровоза вагон и стал внимательно осматривать пассажиров.
Поезд тронулся, но его это мало смущало: он переходил из вагона в вагон, пока, наконец, не успокоился, увидев человека с белой повязкой на руке. Сел против него. С трубкой во рту, в английском пальто и кэпи, курьер походил на иностранца. На коленях его лежал чемоданчик, который он обхватил обеими руками. Единственная соседка, бывшая в купе, спала на верхней койке.
Поручик протянул телеграмму своему визави. Тот с удивлением прочел.
— Очень приятно. Очень приятно — пробормотал он.
— Повязка вам больше не нужна. — тихим голосом сказал поручик. — Она может только навлечь подозрения.
Повязка была снята. До самого Батума не было произнесено больше ни слова. Когда под'ехали к станции, поручик шепнул своему соседу:
— Следуйте за мной!
Они молча прошли мимо ряда извозчиков. Наконец, у одного, запряженного парой лошадей, остановились. В экипаже сидел человек в английском обмундировании.
— Это вы, Тихорецкий, великолепно! Полковник Войтинский ждет вас у себя на квартире.
Не успели они усесться, как вдруг сзади зазвенел женский голос:
— Глядите! Вон наш боксер?..