Не только натуралистам, но даже многим из представителей rуманитарного знания хорошо известно принятое в науке обозначение животных и растений двумя латинскими именами — рода и вида. Оно введено в естествознание великим шведским естествоиспытателем — Карлом Линнеем, 150-летие со дня кончины которого истекло в январе нынешнего года.
Тем не менее, сплошь и рядом, на устах многих приходится видеть пренебрежительную гримасу по поводу этой "латыни". Постараемся дать здесь раз'яснение в защиту важного научного обычая.
Прекрасным пособием в этом отношении для нас может служить книга, ставшая библиографической редкостью, — "Ботанический словарь или собрание названий, как русских так и многих иностранных растений на языках латинском, русском, немецком, французском и других, употребляемых различными пленами, обитающими в России". Она создана еще в 1859 г. в Москве и написана Анненковым. В ней собрано 1679 названий растений, а среди них имеются все, как говорится, самые обыкновенные представители нашей флоры.
Остановимся на немногих примерах, оправдывающих важность пользования латинским языком.
На 2-ой странице значится:
"17. Achillea Millefolium L. — Тысячелистник (Моск.), Деревей, Серпориз (Хар., Ворон., Полт., Киевск., Черниг. Рогов. Обозр. № 568), Дереви (Мал. Баум. Журн. М. Г. И. 1850. № 2, стр. 55), Порез, Кровавник, Грыжная, Цветки белые (Вятск. Meyer FI № 231), Пахучая трава, Рудометка, Поубел (Смоленск.), Дикая гречиха (Волог. Двиг. Маг. 1826. III. 1213), Пыжма (Черн. Герб. Микл.), Белоголовец (Калужск. Смирн. in litt.), Растиральник (Тамб. Meyer FI. № 157), Подбел (Черн. Микл., Могил. Тарач. in litt.), Сузик (Тамб. Морш. Обл. Сл.), Гулявица, Греча, Гречка, Рябинка, Злоцел, Кровавник (Польск.).
Квавис-куда (Груз.), Коян-гарте (Ногаи-Екат. Баум. Жур. М. Г. И. 1850. № 2, стр. 55), Мэра заале, мэра пукке, (пелясте, пеляшки), дзельце заале (Латыш.) Рауд (Раудрейя) роги, Рауд (вере) хейн, т.-е. железная трава (Эст. Wid. u. Web. Beschr. р. 501). Schafgarbe, Schafrippe, Feldgarbe, Tausendblatt (Нем.) — Мillе feuilles, Herbe au Charpentier (Фран.)".
На 20-й странице:
"199. Asparagus officinalis L. — Спаржа, Перекатичник (Ворон. Тарач. Фл. № 82), Холодок, Заячий холодок (Малорос. Рогов. Обозр. № 1146), Перекати поле (Екатер. Güld-Reise II-212), Сорочьи глаза (Тамб. Meyer FI. № 25), Мухоморник, Подсов, Чортова борода, — Мухоморье, Сосенка Нижег. Лепех. Пут. I—75), Журавлиные ягоды (около Шацка), Корень громовый (Сл. Церк. II. 203), Холодец (Украин.), Пестик (около Арханг. Мейер Бот. Сл. I. 298), Какушка (около Алатыря ib. I. 299. Шпарах (Пол.).
Вероятно этими же именами назыв. и друг. виды Asparagus.
Следует точнее исследовать.Сатапури (Груз.), Цнепак (Арм.), Лаумаслота, Еглитес (Лат.), Аспарид парлид (Эст. Wid. u. Web. Beschr. р. 182).
Spargel (Нем.), Asperge (Франц.)"
Уж, кажется, все знают березу и так ее и называют, а на самом то деле у Анненкова, в его словаре на 24-ой странице находим:
"246. Betula alba L. — Береза, Березина (Новг., Пск. Обл. Сл;), Преснец (Камч.), Брзоза (Пол.).
Арки (Груз.), Вистуи (Карач.), Иайал (Юкач.), Дигут (Ламут.), Ичу, Килль (Камчад.), Каин (Татары Бийск. и Кузнец. Верб. in litt. и у Владим. по Гребн.), Казин (Томск. Тат.), Килинг, Килей, Келю (по Морд.), Коиву (Финс.), Кюе (Черем.), Кыдш (Перм.); Кыспи (Вотяц.), Кучун (Бурят.), Кель, Кьетта, Халь (Вогул.), Кое, Куа, Куйо, Ньюлха, Туйе, Ху (Caмоед.), Лгун, Лугун (Коряц.), Сугмут, Тумут, Тундо (Остяцк.), Хазен (у Красн. Тат.), Хорн, Харонь (Чуваш.), Хатинг (Якутск.), Хуссу (Монг.), Чалбан (Тунг. Pall. FI. Ross. I. 61. Греб. in litt. Симб.), Чалбан (Ороч. на верхн. Амуре. Rupr. Bot. Nach. № 92), Каск (Эст. ок. Ревеля), Кыв (Эст. около Дерпта), Бэрзе (Лат. Wied. u. Web. Beschr. р. 581) .
В Сибири красная березовая кора, находящаяся под берестой и при нужде употребляемая в пищу, называется Дубом (Корнесл. Шимк., стр.69).
Содранная кора или береста наз. скала.
Birke, Maibirke (Нем.) — Воulеаu, Bouillard, Bois á-Balais (Франц.)".
Ясно, что гораздо целесообразнее знать родовое и видовое названия того или другого растения на латинском языке, чем всю массу названий, употребляемых в разных местах СССР; если же принять во внимание названия, хотя бы немецкие и французские (из иностранных), то важность интернационализма латыни в этом деле станет вполне очевидной. Легко себе представить также важное значение латыни и при изучении систематики животного мира.
Стало быть, традиция в отношении научности латинского языка очевидна и имеет все права на свое существование. "Смешение языков" отходит на задний план, и мы с любым гражданином мира начинаем понимать друг друга, как только назовем родовое и видовое латинское название представителя живой природы.
Большое интернациональное значение при Линнеевской номенклатуре имеет также применение особых прилагательных, способствующих яркому представлению о растительном или животном об'екте. Пользование распространенными латинскими прилагательными, как vulgaris (обыкновенный), ruber (красный), nigеr (черный), происходит теперь в систематике на каждом шагу и никого не затрудняет; наоборот, гражданам всяких национальностей оно облегчает понимание одного из характерных признаков, заключенных в словах подобного рода.
Одной этой заслуги Линнея вполне достаточно, чтобы считать его имя бессмертным для науки.
*) в № 6-м за 1927 г., статья "История с'едобных орехов" принадлежит тому же автору, С. А. Петрову (ошибочно было напечатано: А. С. Петрова). (стр. 69.)