Содержание предыдущих глав.
Профессор Чалленджер 1). знаменитый исследователь «Затерянного мира», вызывает к себе мистера П. Джонса, специалиста no артезианским колодцам, чтобы с его помощью доказать свою теорию о том, что земля представляет собою огромное живое тело, похожее по своему строению на морского ежа, но только с твердым внешним покровом. Профессор с помощью особых буравов углубляется на восемь миль в земную кору, чтобы добраться до ее чувствительной мякоти. «Я предполагаю дать знать земле, что существует хотя 6ы один человек — Г. Э. Чалленджер, — который заслуживает к себе внимания» — заявляет он. М-р Джонс — от лица которого ведется весь рассказ — работает над поставленной ему задачей, пробуравить землю, вместе с приятелем Чалленджера, журналистом Мэлоуном 2).
Он провел меня в пристройку, расположенную рядом с котельной. На стене висели мешковатые одежды, сделанные из какой-то очень легкой материи. Следуя примеру Мэлоуна, я снял с себя все, надел один из этих костюмов и пару туфель с резиновой подошвой. Мэлоун закончил свой туалет раньше меня и покинул раздевальню. Спустя мгновенье, я услышал отчаянный шум, напоминающий десять собачьих драк, соединенных воедино! Когда я выскочил, то увидел моего друга, катающегося пo земле, крепко сжимая в своих объятиях рабочего, который помогал устанавливать мои артезианские трубы.
Он пытался вырвать у него что-то, к чему, повидимому, у того была отчаянная и безнадежная привязанность. Но увы! Мэлоун оказался для него слишком сильным. Он вырвал предмет из его крепко сжатых рук и принялся топтать его ногами до тех пор, пока не разбил на мелкие части. Только тогда мне удалось рассмотреть, что это — не что иное, как фотографический аппарат. Рабочий с мрачным лицом спокойно поднялся с земли.
— Будь ты проклят, Тед Мэлоун! — произнес он, — Это же совсем новый аппарат, который стоит 10 гинней!
— Ничего не поделаешь, Рой, я видел, как ты сделал снимок. Больше мне ничего не оставалось!
— Какой дьявол помог вам достать эту одежду? — спросил я с вполне оправданным возмущением.
Жулик подмигнул и ухмыльнулся.
— Всегда найдутся способы и возможности! — сказал он. — Но, пожалуйста, не обвиняйте вашего мастера, он тут не при чем. Я поменялся платьем с его помощником. Раз, раз и вошел!
— Раз, раз и выйдите вон! — заявил Мэлоyн. — Бессмысленно спорить, Рой. Если бы Чалленджер был здесь, он натравил бы на вас псов. Мне самому пришлось влипнуть в такое дело, поэтому я не буду так строг к вам, но тут я в роли сторожевой собаки и могу не только лаять, но и кусаться! Ну, отправляйтесь, отправляйтесь! Катитесь!
Таким образом наш предприимчивый визитер был выпровожен из ограды двумя ухмыляющимися рабочими. Теперь, наконец, всем будет понятно происхождение изумительной передовой статьи, озаглавленной «Безумная мечта ученого», с подзаголовком «Пчелиная дорога в Австралию», которая появилась в «Эдвайзере» несколько дней спустя. Она чуть не довела Чалленджера до апоплексического удара. Редактору «Эдвайзера», в свою очередь, пришлось иметь принеприятнейшее и даже опасное интервью. Статья была сильно расцвеченным и преувеличенным описанием приключения Роя Перкинса, «нашего опытного военного корреспондента». В ней было очень много чрезвычайно пикантных мест, как, например: «oгpaдa, охраняемая колючей проволокой и сторожевыми собаками», и, наконец, «меня оттащили от края Англо-австрийского 3) туннеля двое негодяев, один из них более дикий, которого я и раньше знал по виду (он постоянно примазывался к журналистам), а второй — мрачная фигура в странной тропической одежде, — выдавал себя за инженера, специалиста по артезианским колодцам, хотя внешностью он больше походил на человека, выскочившего из сумасшедшего дома». После того, как он так отчистил нас, этот негодяй дал еще подробное описание решетки, окружающей вход в шахту, и зигзагообразной дороги, по которой должен был спускаться в эемлю бурав. Единственным практическим следствием зтой статьи было тo неудобство, что увеличилось и без того огромное количество бездельников, ожидающих какого-нибудь несчастья.
Наступил день, когда то, чего они так нетерпеливо ждали, случилось, и, право, многие из них хотели бы в это время очутиться где-нибудь в друrом месте.
Мой старший мастер со своим злополучным помощником все загородили моими аппаратами. Мэлоун настаивал на том, чтобы оставить все это и немедленно спуститься в самый низший слой. Мы вошли в стальную клетку, и, в сопровождении главного инженера, стрелой помчались в недра земли. Тут была целая серия автоматических лифтов, при чем каждый из них управлялся собственной станцией, которая помещалось в особом углублении скважины. Лифты двигались с огромной скоростью, и получалось впечатление, что мчишься по вертикальной железной дороге. Это ощущение сильно отличалось от обыкновенного спуска в лифте, когда кажется, что просто падаешь вниз.
Так как, клетка была решетчатая и ярко освещена, мы могли свободно наблюдать за дорогой, по которой неслись. Мимо нас, с невероятной быстротой, мелькали отдельные земные пласты. Вот меловые пласты, за ними кофейного цвета пласты Гастинга, более светлые пласты Ашбурнама, темные, глинистые сланцы и, наконец, сверкая в электрическом свете, слой за слоем черного, блестящего угля! В некоторых местах стены шахты были выложены плитками. За слоями угля я заметил какую-то незнакомую мне породу, а затем мы стремительно опустились в гранит, где поблескивали кристаллы кварца и, казалось темные стены усыпаны бриллиантовой пылью. Мы продолжали спускаться все ниже и ниже в преисподнюю, куда еще не проникал ни один смертный. Архаические скалы то и дело меняли свои цвета, и я никогда не эабуду один широкий пояс розоватого минерала, который сиял неземной красотой, освещенный нашими мощными лампами. Этаж сменялся этажом, лифт — лифтом, воздух становился все более и более спертым и душным, пока, наконец, даже наши легкие одежды стали невыносимыми. Пот лился градом и стекал в туфли с резиновыми подошвами. И вот, когда мне казалось, что я не в cилax выдержать долее, последний лифт остановился, и мы вышли на кругообразную площадку, вырезанную в скале. Я заметил, что Мэлоун с некоторым любопытством и подозрением осмотрел окружающие его стены. Если бы я не был уверен в тем, что он один из самых храбрых людей, которых я когда-либо встречал, тo сказал бы, что он сильно взволнован.
— Забавная это вещь! — сказал главный инженер и провел рукой по скале. Он осветил ее, и она засияла какой-то странной блестящей пеной.
— Что-то здесь здорово потряхивает и все дрожит. Я не знаю, с чем мы имеем дело! Профессор, кажется, очень доволен, но для меня это ново!
— Я считаю своим долгом сказать, что видел, как тряслась эта cтeнa! — произнес Мэлоун. — В последний раз, когда я спускался сюда, мы укрепили здесь вот эти брусья для нашего сверла, а когда начали сверлить, cтена дpoжала при каждом обороте. Теория cтарика казалась нелепой в добром старом Лондоне, но здесь, на восьмимильной глубине под землей, я уже не так в этом уверен.
— Если бы вы только видели, что находится под этим просмоленным брезентом, то были бы еще менее уверены, — заметил инженер. — Весь этот нижний слой скалы изрезан, как сыр, а когда мы прошли через него, то напали на какую-то новую породу, впервые встречающуюся нам. «Закройте ее, закройте. Не трогайте», — приказал нам профессор. Мы просмолили брезент, согласно его инструкции, вот так он и лежит.
— А взглянуть нельзя?
На лице инженера появилось испуганное выражение.
— Плохие шутки, не слушаться профессора, — сказал он. — Он такой хитрый, что вы никогда не можете знать с какой стороны за вами слежка. Однако, давайте рискнем, заглянем!...
Он опустил рефлектор лампы, так что свет падал прямо на черный просмоленный брезент. Затем наклонился, и схватив веревку, которая была привязана к одному из углов брезента, приподнял его.
Нашим глазам представилось необыкновенное и страшное зрелище. Весь низ лежащего перед нами пространства состоял из какой-то сероватой массы, гладкой и блестящей, которая вздымалась и oпyскалась медленными движениями. Колебания эти были ритмичны и с легким шумом пробегали пo поверхности. Поверхность не была однородной. Под нeй видны были, как сквозь матовое стекло, белесоватые пятна, которые беспрерывно меняли свою форму и величину. Мы все трое стояли и смотрели ошеломленные необычайной картиной.
- Действительно похоже на какое-то толстокожее животное, — шопотом проговорил Мэлоун, — Старик кажется нe так далек от истины, говоря о своем иглокожем.
— Господи! — воскликнул я. — И мне придется всадить копье в этого зверя.
— Это ваша привилегия, сын мой! — сказал Мэлоун, — и, к сожалению, мне придется быть рядом с вами, когда вы приметесь за это.
— Нет, я не буду! — решительно произнес главный инженер. А если старик будет настаивать, откажусь от своей службы. Великий боже! Посмотрите, что там!
Серая поверхность внезапно метнулась кверху и как огромная волна, двинулась пo направлению к нам. Затем и раньше. Барфорд oпycтил веревку и положил брезент и раньше. Барфорд oпycтил веревку и положил брезент на прежнее место. 4)
— Будто почувствовала, что мы здесь, — сказал он. — Почему бы это она, вдруг, так поднялась на нас? Повидимому, свет имеет какое-то влияние!
— Что ж я должен теперь делать! — спросил я.
Мистер Барфорд указал на два бруса, лежащие поперек отверстия, как раз у самой остановки лифта. Между ними был промежуток приблизительно в 9 вершков.
— Это придумал старик, — сказал он. — Я думаю, что мог бы сделать лучще, но спорить с ним — то же самое, что спорить с помешанным буйволом! Гораздо легче и безопаснее в точности исполнять его приказания. Он считает, что вы должны пользоваться вашим шестивершковым сверлом и каким-то образом укрепить его между этими подпорками.
— Ну, я не думаю, чтобы это было так трудно! — ответил я. — Я начну с сегодняшнего же дня.
Это было самым необычайным переживанием в моей разнообразной жизни, на протяжении которой мне приходилось спускаться под землю почти во всех частях света. Так как профессор Чалленджер настаивал на том, чтобы вся заключительная операция произведена была издали, с достаточного расстояния, а я к этому времени уже успел увидеть не мало здравого смысла в его приказаниях, — то я установил особое электрическое управление без особого даже труда, так как вся скважина сверху донизу была полна проводов. С бесконечной осторожностью мастер Питерс и я спустили вниз трубы и укрепили их на выступе скалы. Затем, мы приподняли несколько нижний лифт, чтобы освободить для себя место. Решив воспользоваться системой удара, мы подвесили к блоку, закрепленному на нижней части лифта, стопудовую тяжесть, соединив у нее наши трубы.
В конечном итоге державшая тяжесть веревка всегда могла быть освобождена с помощью электрического тока. Это была очень кропотливая и трудная работа, которую приходилось совершать в условиях тропической жары и с непокидающим нас ни на минуту сознанием того, что малейшая неустойчивость ноги или падение инструмента на находящийся под ногами брезент может вызватъ грандиозную катастрофу. Кроме того нас пугало окружающее! Все время я видел как какая-то непонятная дрожь проходила пo стенам и, даже прикасаясь к ним руками, ощущал какой-то мрачный трепет. Питерс и я были очень рады, когда в последний раз подали cигнaл, чтоб мы приготовились подняться на поверхностъ и сообщить мистеру Барфорду, что профессор Чалленджер может приступить к своим опытам, когда только пожелает.
Нам не пришлось долго ждать! Через три дня после окончания работы я получил приглашение.
Это была обыкновенная пригласительная карточка, какими обыкновенно пользуются для приглашения на домашние вечера. В ней было написано следующее:
Профессор Ж. Э. Чалленджер.
Член Королевского Общества, Доктор медицины и т. д... (Президент Геологического Института и обладатель такого количества степеней и званий, что они не могут уместиться на этой карточке).
Предлагает присутствовать:
Мистеру Джонсу (без дамы)
в 11 ч. 30 м. утра, в четверг, июля, 21-гo, чтобы быть свидетелем изумительного торжества разума над материей. Надлежит приехать в
Генгист-Даун, Суссекс.
Специальный поезд с вокзала Виктория, в 10 ч. 5 мин. Пассажиры сами оплачивают свой проезд. После опыта будет предложен или не предложен завтрак, в зависимости от обстоятельств. Выходить в Сторингтоне.
Отвечайте пожалуйста (следует имя и фамилия и адрес).
Мэлоун только что получил точно такое же приглашение, над которым весело смеялся.
— Вот, ведь тоже, просто издевательство посылать нам такое приглашение, — сказал он.
— «Мы все равно должны быть, что бы ни случилось», как сказал один палач убийце. Но я должен сообщить вам, что весь Лондон не перестает говорить об этом.
Наконец, наступил и великий день! Лично мне казалось, что лучше отправиться накануне вечером, чтобы убедиться, что все в порядке. Наше сверло было правильно закреплено. Груз привесили; электрический контакт можно было легко включить, и я был вполне удовлетворен, что мое участие в этом странном эксперименте не вызовет никаких задержек. Электрические приборы приводились в движение на расстоянии пятисот ярдов от входа в шахту, чтобы уменьшить опасность для присутствующих. В это роковое утро, — кстати сказать, на редкость хорошее утро, — я взобрался на склон, чтобы лучше рассмотреть все, что происходило кругом.
Казалось, весь мир стремится к Генгист-Даун. Вся дорога была усеяна людьми. Автомобили, подпрыгивая на кочках, мчались по полянам и высаживали своих пассажиров у ворот ограды. Дальше им пройти не удавалось. У входа стояло целое войско привратников и никакими просьбами или взятками, кроме законного предъявления вышеупомянутого приглашения, нельзя было добиться пропуска. Таким образом, толпа зрителей все увеличивалась. Переполненое людьми пространство напоминало Эпсом-Даун в день Дэрби. Внутри ограды были отведены места, огороженные проволокой для привилегированных гостей. Одно такое огороженное место предназначалось для перов, другое для членов Палаты Общин, а третье для председателей ученых обществ и людей, известных в научном мире. Среди них был профессор Пелье из Сорбонны и доктор Дризингер из Берлинской академии. Специальное помещение окруженное мешками с песком, было отведено для членов королевской фамилии.
В четверть двенадцатого один за другим потянулись экипажи, привозящие с вокзала специально приглашенных гостей. Я вошел в ограду, чтобы присутствовать при приеме. Профессор Чалленджер стоял, одетый в сюртук и белую жилетку. На голове его красовался цилиндр. У него был очень значительный вид. Профессор Чалленджер следил за тем, чтобы его гости занимали назначенные для них места, потом, собрав вокруг себя самых значительных и важных, он забрался на холм и бросил взгляд на окружающую его толщу, как человек, ожидающий приветственных аплодисментов. Так как аплодисментов не последовало, он сразу перешел к делу. Голос его разносился далеко за пределами ограды.
— Джентльмены! — завопил он. — В данном случае мне не приходится говорить «лэди». Если я не пригласил сегодня дам, то смею уверить вас, что это не из-за недостатка уважения к ним, или моего неодобрительного отношения к женскому полу. Должен отметить, что я всегда прекрасно относился к женщинам, был их лучшим другом. Дело, в том, что сегодняшний эксперимент представляет собой некоторую опасность, однако, не настолько серьезную, чтобы оправдать беспокойство, появившееся на многих лицах. Представителям прессы, вероятно, интересно будет узнать, что я предоставил им лучшие места для наблюдения. Они проявили такой интерес, — который, правда, иногда трудно было отличить от наглости, — к моим опытам, что я решил всячески позаботиться об их удобствах. Если ничего не случится, что всегда возможно, я, по крайней мере, приложил все старания к тому, чтобы им было интересно. Если же что-нибудь случится, они окажутся в великолепном положении и легко смогут принять самое близкое участие в педстоящей работе.
— Вы, конечно, согласитесь, что человеку науки невозможно объяснять обыкновенному людскому стаду различные причины, заставляющие его действовать так, а не иначе. До меня долетают какие-то неприличные протесты и я вынужден попросить джентльмена с роговыми очками прекратить размахивать зонтиком. (Голос: — «Вы оскорбляете вaшиx гостей»). Может быть, моя фраза «обыкновенное стадо людей» взбудоражила этого джентльмена. Тогда я готов назвать своих слушателей необыкновенным стадом людей. Мы не будем спорить о пустяках! Я хотел сказать, когда меня прервали, что с подробным описанием этого опыта можно будет познакомиться в моей книге «О земле», которая выйдет в ближайшее время. (Общее возмущение и крики. «Давайте нам факты». «Для чего мы пришли сюда?» «Шутки с нами шутить, что ли?») . Я как раз собирался разъяснить вам некоторые мысли, и если меня еще раз прервут, я буду принужден принять меры к тому, чтобы сохранять приличия и порядок, недостаток которых совершенно очевиден. Итак, я пробуравил скважину, проходящую через земную кору, чтобы проследить чувствителыность земного покрова. Эта операция крайне трудная, ее произведут мои сотрудники, мистер Пирлос Джонс, специалист по артезианским бурениям, и мистер Эдуард Мелоун. Обнаженное и чувствительное вещество будет подвергнуто уколу, но как оно будет реагировать, пока остается загадкой. Если вы будете так любезны и займете ваши места, эти два джентльмена спустятся в скважину и займутся последними приготовлениями. Я же тем временем нажму электрическую кнопку, которую вы видите на этом столе, и опыт будет произведен.
Обыкновенно после речей Чалленджера, аудитория чувствовала себя раздраженной, как земля, защитная эпидерма которой была пронзена и нервы обнажены. Данное общество не составляло исключения: со всех сторон поднялись мрачные замечания на сообщение Чалленджера. Сам профессор сидел один на вершине холма. Рядом с ним стоял маленький стол. Eгo черная грива и борода дрожали от волнения. Мэлоун и я не могли восхищаться этим зрелище, так как спешили приступить к нашим обязанностям. Двадцать минут спустя мы уже были на дне скважины и сняли брезент с движущейся массы.
Нам представилось довольно необыкновенное зрелище. По каким-то непонятным законам, старая планета точно почувствовала приближение неслыханного покушения на ее независимость. Обнаженная поверхность напоминала кипящий котел! Огромные серые пузыри то и дело вздувались и с треском лопались! Белые пустоты, расположенные под массой, сходились и расходились с невероятной быстротой. Шум и движение были гораздо сильнее, чем раньше. Темнолиловая жидкость, казалось, пульсировала в длинных канальцах, расположенных под поверхностью массы. Вся масса жила! Тяжелый запах, расположившийся в воздухе, затруднял дыхание.
Я с любопытством смотрел на разворачивающуюся передо мной картину, когда стоявший рядом со мной Мелоун неожиданно всрикнул.
— Боже мой, Джонс! — с ужасом воскликнул он. — Посмотрите сюда!
Я бросил один только беглый взгляд. Тотчас же отпустил электрический рычаг и вскочил в лифт!
— Идите за мной! — крикнул я. — Нам придется спасать наши жизни!
Что мы увидели, могло бы привести в отчаяние каждого! Вся нижняя шахта принимала деятельное участие в этом странном движении. Стены сочувственно вздрагивали и пульсировали! Это непрекращающееся колебание оказало влияние на отверстия, сжатые балками, и нам было совершенно ясно, что через очень короткое время они подадутся. Если это случится, острие моего железного прута проткнет землю, независимо от нажатия электрической кнопки. А прежде, чем это произойдет, мне и Мэлоуну необходимо выбраться из шахты. Находиться на глубине 8 миль в земле, ожидая каждую минуту какого-то необыкновенного взрыва, было кошмарной перспективой. Мы с дикой быстротой устремились наверх.
Никто из нас никогда не забудет этого кошмарного путешествия! Лифты гудели и жужжали! Минуты каэались нам часами! В каждом этаже мы соскакивали с одного лифта, прыгали в следующий, нажимали электрическую кнопку, и летели вверх. Сювозь стальную решетчатую крышу мы видели вдалеке маленький кружок света. Он шел от входа в отверстие. Кружок становился все шире и шире, пока, наконец, не превратился в полный круг, и глаза наши с восхищением остановились на плитках, которыми было выложено входное отверстие. Еще одно усилие и мы радостные, благодарные выскочили из нашей тюрьмы и ощутили под ногами зеленую траву. Не успели мы отойти и тридцати шагов от шахты, когда далеко в глубинах земли, мой железный прут проткнул главный нерв старой планеты. Наступил великий момент!
Что же случилось? Ни Мэлоун, ни я ничего не могли сказать, потому что оба мы свалились с ног, сметенные каким-то циклоном и завертелись, как волчки на траве! В эту же минуту мы услышали отчаянный вопль, никогда неслышанный доселе. Это был крик боли, угрозы, злобы и возмущенного величия природы — все соединилось в один отвратительный вой. Это длилось целую минуту. Тысячи сирен, соединенных воедино, парализовали людей своим грозным криком! Звук этот пронзил спокойный летний воздух. Эхо его долго отдавалось по всему южному берегу и, пересекая канал, достигло даже французских берегов. В истории не было звука равного по силе крику раненой Земли.
Ошеломленные и оглушенные Мэлоун и я почувствовали удар, услышали шум, но только из рассказов других нам удалось узнать об остальных деталях этого необыкновенного явления.
Первым долгом из недр земли выскочили клетки лифта. Так как все остальные машины были прикреплены к стенам, они не могли с такой силой вылететь на поверхность. 14 клеток, одна за другой, взлетели на воздух, нагоняли друг друга и, описывая необъятную параболу, падали на землю! Одна из них свалилась в море недалеко от Ворзинга, а вторая в поле близ Чичстера. Очевидцы говорили, что никому не приходилось видеть более потрясающего зрелища, чем эти 14 лифтов, проплывших по голубым небесам.
Затем последовал гейзер! Это был огромный фонтан какого-то вещества, напоминающего смолу, который поднялся в воздухе на высоту не менее двух тысяч футов! Любопытный аэроплан, наблюдавший за этой сценой, был захлестнут устремившимся кверху потоком. Расплавленная масса отличалась тошнотворным запахом и представляла собой кровь планеты или, по свидетельству профессора Дризингера и других представителей немецкой школы, это было особым защитным веществом, аналогичным тому каким природа снабдила хорька, чтобы защищаться от нападения. Если это было так, то главный обидчик, восседавший на холме, избежал возмездия, в то время, как несчастная пресса была так пропитана отвратительным запахом расплавленной массы, что никто из ее представителей в течение нескольких недель не мог появляться в приличном обществе. Несчастная толпа, которая так долго и терпеливо ждала этого события, была вся окутана мучительным зловонием. Никаких несчастных случаев не произошло! Ни один дом не пострадал, но многие и до сих пор сохранили в своих стенах удушливый газ.
Потом отверстие закрылось. Как постепенно затягивается рана на теле человека, так и земля с исключительной быстротой заживляет каждое отверстие, появившееся на ее поверхности. В то время, как бока скважины соединялись, слышен был треск, который несся из глубины, ширился и становился все громче и громче! Наконец, с оглушающим шумом разлетелись плитки и сомкнулись края отверстия. Произошло нечто вроде землетрясения и на месте, где раньше красовался вход в шахту, образовалась пирамида из обломков, остатков железа и камня, высотой не более 50 футов. Опыт профессора Чалленджера не только закончился, но был навеки погребен и скрыт от человеческих взоров! Если бы не обелиск, который был воздвигнут Королевским обществом, вряд ли кто-либо из наших потомков когда-нибудь узнал об этом замечательном событии!
Наступил великий финал! Продолжительное время после всех этих страшных явлений люди не могли опомниться и отдать себе точный отчет в том, что произошло. Вдруг все величие опыта, гениальность и чудо этого явления, обрушились на них. Движимые одним импульсом, они обратились к Чалленджеру. Со всех сторон огромного поля слышались крики восхищения, а он со своего холма мог видеть целое море поднятых кверху голов с развевающимися над ним платками. Он встал, глаза eгo были полузакрыты, самодовольная улыбка искривила лицо. Левая рука профессора покоилась на его талии, правую он заложил за борт сюртука. Я слышал, как щелкали аппараты, запечатлевающие навеки эту незабываемую картину. Золотые лучи июньского солнца падали на него, а он отвешивал поклоны на все четыре стороны. Чалленджер, это сверхученый, Чалленджер — пионер науки, Чалленджер — первый из смертных, которого должна была признать земля.
Несколько слов вместо эпилога. Всем, конечно, хорощо известно, что опыт прогремел на весь мир. Правда, что нигде оскорбленная планета не проявляла столько шума, как именно в этой точке. Каждый вулкан кричал об ее возмущении. Гекла вопила так, что исландцы опасались катаклизмы! У Везувия слетела голова! Этна выбросила столько лавы, что итальянскими судами был предъявлен Чалленджеру иск в размере полумиллиона лир за разрушенные виноградники. Даже в Мексике и в Центральной Америке были признаки возмущения Плутона. Одним из обыкновенных достижений человечества было заставить весь мир говорить. Но заставить весь мир вопить, стало привилегией одного только Чалленджера.
1) В этой части рассказа фамилия профессора пишется, как Чалленджер, хотя в предыдущей печатали как Чэлленджер. С чем это связано, судить не берусь. Возможно, со сменой переводчика. (прим. составителя). (стр. 10.)
2) См. № 15 «Вокруг Света». (стр. 10.)
3) Скорее всего, это опечатка, и имеется в виду Англо-австралийский туннель. (прим. составителя). (стр. 10.)
4) Так напечатано в тексте рассказа;
"огромная волна, двинулась пo направлению к нам. Затем
и раньше. Барфорд oпycтил веревку и положил брезент
и раньше. Барфорд oпycтил веревку и положил брезент
на прежнее место."(прим. составителя). (стр. 11.)